Экзерсисы

Итак, замужество.

Это было в 1991 году. Страшное время для страшных дел. Крах государства и крах в душах и сердцах людей.

Будущий муж Николай работал на той же фабрике металлографии простым рабочим, потому что был алкоголиком, и потому, что трижды отбывал срок за хулиганские статьи.

Бывший боксёр в лёгком весе, с идеальной, точёной фигурой (стройные ноги, скульптурные ягодицы, широкие плечи) был потрясающе красив в молодости. Следы былой красоты сохранились ещё на его лице, уже изрядно поношенном.

Ему было 42 или 43 года, когда мы познакомились. Мне было 20. Он был младше моих родителей на 3-4 года. Уверена, что у вас уже возник законный вопрос, почему или зачем?

Если вы внимательно читали предыдущую главу, в вашей голове, безусловно, должна выстроиться логичная цепочка событий, которые могли привести и привели к такому ожидаемому, я бы даже сказала, неизбежному финалу.

Я влюбилась в твою красивую московскую речь, речь человека, прочитавшего в своей жизни немало хороших книг. Ты умел красиво говорить, быть галантным и знал, как понравиться женщине.

А если при этом ещё и употреблял разумную дозу горячительного, то фонтанам твоего завораживающего красноречия и безграничного мужского обаяния не было конца.

Алкоголь тогда имел свое крепкое и законное место в моей жизни, а в твоей он уже много лет царил безраздельно.

Всё видела, но ничего не хотела знать.

Да, кстати.

Когда я ушла из банковского техникума, я, чтобы хоть как-то отвлечь внимание родителей, сказала им, что выхожу замуж. И мама, ошарашенная этой новостью, даже дала мне денег, чтобы я поехала на какой-нибудь московский вещевой рынок и купила себе что-нибудь новенькое.

Про вещевые рынки того времени (тема отдельная) говорить можно бесконечно. И купить на них тоже можно было всё, что угодно. Правда, обмануть и ограбить там человека не составляло никакого труда.

Как сейчас помню свои покупки с болью и стыдом приобретённые как будто к свадьбе, которой и быть не могло, потому что не с кем.

Ни одна из этих покупок не послужила верой и правдой. Ни одна не была по-настоящему нужной. А купила я следующее: чёрные кожаные босоножки с закрытой пяткой и ремешком вокруг щиколотки на высоченной шпильке (они были мне маловаты) за сумасшедшие деньги, махровый жёлтый халат с белой отделкой (маркий и непрактичный, к тому же абсолютно неподъёмный после стирки), пачку сигарет "Данхилл" (курила их втихаря в берёзовой роще или в беседке детского сада по вечерам), колготки в сеточку, стрелки которых упорно не хотели быть ровными даже на моих ровных ногах и помаду дикого розово-фиолетового цвета.

Поэтому, чисто теоретически, замуж было надо.

Вот и нашла кандидата. Будучи в изрядном подпитии, Николай Егорыч обратил внимание на молодую машинистку лакировально-гуммировальной (как я это ещё помню?) машины, а дальнейшее было делом техники. Несколько раз мы пошлялись по Москве, помню, как целовались, сидя на каком-то парапете, а потом он привёл меня к себе домой, в комнату в коммуналке, в которой жил со своей мамашей, тоже, естественно, алкоголичкой. Наверно, это была моя плата за Светку. За её страшную историю.

Здесь, я думаю, необходимо рассказать о семье моего первого мужа. Чтобы окончательно прояснить картину последующих событий. Оговорюсь только, что, выходя замуж за Николая, я знала далеко не всю историю.

Итак, начнём с того, что мать Николая, Ольга, моя свекровь, принадлежала к богатому цыганскому роду и в молодости была ошеломительно красива. А отец моего бывшего мужа был пролетарий, простой работяга, и, хотя я не видела его ни разу, мне почему-то кажется, что он был хорошим человеком. Вряд-ли обворожительная цыганская дива могла уйти с плохим, лишившись благословения родителей и собственного наследства.

А дива, между прочим, родила своему мужу трёх детей и была беременна четвёртым, когда Егор, возвращаясь с работы, ждал на остановке свой троллейбус. Ему бы чуть раньше уйти с работы, или чуть позже…

"Нечеловеческая сила в одной давильне всех калеча, нечеловеческая сила земное сбросила с земли…"

Никто не ожидал, что ударник труда, отец большого семейства, любимый и любящий муж так нелепо и мгновенно погибнет на той троллейбусной остановке, закрыв собой и отбросив от вылетевшей на остановку "Волги", стоящую рядом девушку.

Страшно подумать, что чувствовала женщина, в одно мгновение лишившись всего… Любви, опоры, поддержки (моральной и да, материальной тоже). Её мир держался только силой духа её обожаемого мужа, столпа и главы семьи. Они жили в Замоскворечье, и в этих старых теннисных двориках, облюбованных шпаной и криминальными авторитетами разных мастей и ступеней, вырастить детей без твёрдой мужской руки, было ох как непросто.

А жить было нужно. Четверо детей, трое снаружи, а один внутри, методично и с завидным постоянством требовали еды и внимания.

Время было другое, не то что сейчас. Оле кинулись помогать все: и соседи, и друзья, и коллеги мужа (его все любили). Помогали и поддерживали до того момента, когда Оля, родив гиганта Витьку (весом пять с лишним килограммов), четвёртого ребенка в семье и второго сына, готова была в соответствии с советским трудовым законодательством, выйти на работу.

Она и вышла.

И работала на заводе, там же, где работал муж, как лошадь, день и ночь, чтобы прокормить семью из пяти человек. Все её дети были накормлены, напоены, обглажены и обстираны, перед людьми не стыдно… Что же касается любви и ласки, тут я ничего сказать не могу, но подозреваю, что было тогда Оле совсем не до этого.

Думаю, что к бутылочке она начала прикладываться уже тогда, в короткие часы отдыха, когда её тяжёлая, так несправедливо надломившаяся жизнь, казалась ей особенно беспросветной.

И, хотя, красота Оли, потускневшая под гнётом проблем житейских, конечно была уже не та, но она всё ещё оставалась очень привлекательной женщиной. Пока дети были маленькие, было вообще не до себя, а когда Коля и Таня подросли и на них уже можно было переложить часть забот о доме и младших детях, Оля стала обращать внимание на то, что на неё заглядываются мужчины. Они заглядывались основательно и даже были не против взять замуж симпатичную вдову с четырьмя детьми, но....

Удивительно, но Коля с Витей, любимые сыновья, сговорились с маниакальным упорством изводить на корню всех мамкиных ухажёров. Коля просто бил, а был он в то время уже сильный, занимался боксом, имел победы и считал себя главой осиротевшей семьи. А Витька, тот проделывал мелкие пакости, коим не было числа.

Короче, то ли ухажёры были слабонервными и отступились, то ли Оля сама решила не травмировать детей, но мысли о том, чтобы вновь выйти замуж она оставила, правда, обиду на сыновей, помешавших личному счастью, затаила.

А тут опять случилась беда. Танька, ученица 8-го класса средней школы забеременела. И так она боялась мать и братьев, что до последнего как могла скрывала своё вовсе не интересное положение. Одна, без поддержки, без помощи… Бедная девочка! Как-то сама родила, завернула ребёночка в какие-то тряпочки, положила в коробку и отнесла на помойку. Пишу, а сердце просто разрывается от боли и сострадания.

Помойку кто-то поджёг и ребёнок в коробке, наглотавшись дыма, заплакал. Кто из проходящих мимо, услышал, достал коробку из мусора и ужаснулся, увидев содержимое.

Вызвали милицию, суть да дело. Оказалось, что кто-то видел Таньку, еле бредущую с коробкой на помойку. Пришли к ней домой, а там всё сразу стало ясно. И девочку шестнадцати лет посадили в колонию для несовершеннолетних за убийство.

А чуть позже посадили Кольку за мордобой, который он при всяком удобном случае устраивал всегда и везде, как будто мстил за свою жизнь, которая могла бы быть совсем другой, но не стала.

Через год его выпустили. После отсидки на работу не брали. Потом опять посадили за мордобой и тунеядство, потом выпустили и опять посадили.

Так и жили.

Покалеченные обломки некогда большого и счастливого семейства.

Оля, Ольга Степановна, то есть, теперь уж совсем без зазрения совести стала налегать на водочку, Витьку забрали в армию и с ней осталась только младшая дочь Лялька.

За 4 года, которые я прожила в браке со своим первым мужем, я ни разу не видела Татьяну, хотя она к тому времени уже давно освободилась из мест заключения. Всего один раз видела Витьку, хотя он жил в Москве, где-то недалеко. И пару раз, наверно, видела Ляльку.

Я эмоционально довольно чувствительная натура, и мне показалась, что в этом несчастном семействе все тихо ненавидели друг друга. Даже те, кто по воле судьбы, или случая, обречены были жить вместе.

Вот в такое клёвое местечко я попала!

Я приходила с Колей в эту коммуналку с тараканами и клопами (я их раньше никогда не видела и не сразу поняла) и у нас был секс. Хороший. Он, видимо, не растратил себя, как мужчина. Женат был только один раз, жена с ним быстро развелась, когда поняла, что дело дрянь.

По бабам Николай особо не мотался. Эстет.

Поэтому к моему очарованию остатками былой красоты, грамотной и красивой речью и острым умом, добавился ещё недопропитый талант любовника.

Я переехала в эту коммуналку и если по моему мужу никогда нельзя было сказать, что он когда-либо находился в местах не столь отдалённых, как-то не затронула его тюремная гниль, ну, разве что в сильном подпитии мог отпустить что-нибудь специфическое, то в друзьях его и знакомых, вхожих в наш дом с трёхлитровыми банками разливного Агдама и пива, эта гниль была видна невооружённым глазом. Беззубые, небритые, страшные… Не рты, а помойные ямы. Забар, Гурчик, Шпаклёвка… Господи, как я вообще могла просто быть с этим рядом?

Шпаклёвка – это отдельная история. Таких я никогда не встречала больше. Ни до, ни после! Чёрный, прокуренный рот она чистила питьевой содой, а глаза красила пальцами, щедро вымазав их зелёными или синими тенями. Вечно пьяная, грязная и нечёсанная, она была исчадием ада…

А Коле всё было нипочём. Ну зачем ему, умному и начитанному мужчине, ещё довольно прилично выглядящему, были нужны такие приятели? Потом я поняла, что со всей своей неустроенностью, нежеланием работать, неумением ладить с людьми и подчиняться, со всей своей неудавшейся жизнью, он просто казался неизмеримо благополучнее и благороднее, чем вся эта приблатнённая шушера.

В какой-то момент, он видимо понял, что то, что он делает со мной (наливает алкоголь, сворачивает самокрутки, допускает в общество своих пропащих друзей и в свою поломанную и искалеченную семью) ломает и калечит меня тоже, и ему стало страшно.

И тогда он не придумал ничего лучше, чем закрутить у меня на глазах мимолётный роман с ещё одной работницей фабрики металлографии своей ровесницей, симпатичной, но глуховатой Галиной.

Он рассчитывал, что я, увидев такое предательство, обижусь и уйду из его жизни.

Наивный. Он не знал меня совсем.

Как только я увидела это вопиющее безобразие, я тут же впала в жуткую депрессию. Позвонила своим "подружкам" из банковского колледжа (кстати, в моей жизни не осталось никаких связей из этого периода жизни, и слава Богу!), они взяли билеты и я, наплевав на работу, родителей и коварного Nicolas, ринулась зализывать свои душевные раны в Баку, в гости к нашим приятелям, банковским работникам. Справедливости ради, стоит отметить, что, хотя мы иногда и общались с коллегами из банков других союзных республик, останавливающихся в гостинице, которая, как вы помните, была расположена в одном здании с общежитием, но никогда мои личные отношения не переходили во что-то большее, чем просто дружеско-приятельские. Секс по дружбе в то время был не в моде.

Но это во время учёбы. А тут такая трагедия случилась со мной. Бросили, обманули…

В Баку пробыли три дня. Полюбовались на город, съездили на Каспийское море, поели свежих фруктов. Отношения сохранила на том же уровне, что и до поездки.

А потом был Тбилиси. Красивый до умопомрачения. Приятель наш приезда нашего не ожидал и в городе его не было. Поэтому пришлось нам остановиться в гостинице на тбилисском вокзале. Было страшно и не зря. Слава Богу, что наш друг на следующий день вернулся, забрал нас из опасного места и поселил на проспекте Руставели в гостинице "Интурист".

От посещения Тбилиси впечатления остались самые разнообразные. Утренние прогулки по городу и магазинчик "Воды Лагидзе" с вкуснейшими разливными лимонадами. Никогда больше я не пила таких потрясающих напитков, сливочный и шоколадный вкус и аромат которых до сих пор сохранились в моей памяти.

Нереально красивые горные пейзажи в зелёной пене деревьев с хрустальноструйными водопадами и горными реками, маленькие уютные ресторанчики в горах с шашлыком из осетрины и молодого козлёнка с пряными свежими травами. И вино, вкус которого не передать и не забыть.

И мой приятель, который в Москве мечтал добиться моего расположения с сияющими, тёмными, как ночь глазами.

А мне просто хотелось отблагодарить его за такой щедрый и прекрасный приём. И он действительно был симпатичный парень и нравился мне. К тому же, сердце моё всё равно было разбито.

Была там и ещё одна встреча, которую я не могу забыть.

Там, в Тбилиси, был у меня ещё один мужчина, мужчина – Аполлон, мужчина почти двухметрового роста, голубоглазый и светловолосый грузин с забавным именем Мамука. Он был самой красивой особью мужского пола, которую я когда-либо видела во всей своей жизни. Ну как я могла устоять?

Ни о чём не жалею. И пребывание в Грузии всегда вспоминаю с теплом и благодарностью.

Но нужно было возвращаться. Как-то успокоить родителей, решить проблемы с работой. Я, правда, всё равно собиралась увольняться.

Родители мои бедные чуть с ума не сошли от горя, пока меня не было. Они меня уже мысленно похоронили и объявили в розыск.

С работы меня, как ни странно, не уволили.

А коварный Николай, увидев меня живой и здоровой, весь затрясся, едва не заплакал и сказал, что больше никуда меня от себя не отпустит.

Любил, всё-таки, наверно… или ответственности боялся перед моими родителями. Поди, знай…

Вот так я и стала собираться замуж.

Не буду даже писать о том, как мои родители восприняли новость о таком моём замужестве. Мой читатель человек не глупый, и сам всё поймет.

Но, тем не менее, заявление на регистрацию брака было подано, и мы стали готовиться к свадьбе.

Мама заказала мне свадебный костюм (юбка-карандаш и пиджак из парчи кремового цвета). Кремовые туфли-лодочки на низком каблуке с кожаными бантами сшил знакомый обувщик армянин. Белые колготки в сеточку с жемчужинами, брошь и цветок с перьями в волосы для меня, брюки (надевать костюм Коля наотрез отказался) и туфли серые для жениха купили в салоне для новобрачных.

Застолье решили организовать в квартре моих родителей, тихое и скромное (по понятным причинам). Из гостей ожидалась только семейная пара друзей жениха, Виктор и Валентина – самые приличные из его приятелей.

Я действительно всегда тепло вспоминаю этих людей. В доме у Валентины я находила приют и поддержку в самые страшные и тёмные времена своей замужней жизни. Валя (ей было тогда за 40) выслушивала мои рыдания, награждала моего супруга крепким словцом и щедрой рукой наливала двадцатилетней девушке полный стакан Агдама. Моя наперсница приторговывала вином и водкой, но деньги за креплёное утешение брала с меня не всегда. Претензий к ней не было и нет. Как могла, так и утешала. А ещё у Вали была собака, немецкая овчарка по кличке Рада, огромная добродушная (для своих) псина, которая умела говорить «мама» и которую я выгуливала, когда хозяева входили в алкогольное пике.

А ещё однажды оставшись у ребят на ночь, я узнала, что тараканы реально кусаются. Проснулась ночью от дикой боли в руке. Провела ладонью по коже и раздавила таракана. Оказывается, эти твари, если не находят еды, то объедают человеческую кожу. Уснуть больше не смогла до утра. И с тех пор к тараканам испытываю почти суеверные чувства омерзения и ужаса.

И всё же, вернёмся к нашему торжеству.

Казалось, что сама Вселенная была против этой абсурдной свадьбы. Зима была холодной и снежной. Папа заказал микроавтобус, на котором должен был заехать за нами, и отвезти нас в ЗАГС и там сфотографировать церемонию бракосочетания. Но по дороге в Москву автобус попал в аварию. К счастью, в аварии никто не пострадал. Я даже не помню сейчас, как мы узнали, что папа опоздает (он чудом поймал на дороге другой микроавтобус и за какие-то безумные деньги договорился с водителем). Мобильных телефонов не было. Скорее всего, мой отец откуда-то позвонил соседу по квартире и тот передал нам, чтоб мы не ждали его и сами ехали в ЗАГС.

В ЗАГС добирались на старом, грязном УАЗике, который чудом поймали во дворе дома.

Церемонию бракосочетания не помню вообще. Фотографий, как вы понимаете тоже не осталось. Мой папа приехал в ЗАГС, когда мы уже вышли на улицу после регистрации.

Молодожёны и гости сели в микроавтобус и поехали в Подмосковье, праздновать.

Стол был великолепным, как и всё, к чему прикасались мамины руки… Посидели мы душевно, но все подробности самой свадьбы как-то улетучились из памяти. Помню волнения по поводу папиной задержки, улаживание каких-то проблем, суету, беспокойство… а вот счастливых эмоций женщины, первый раз выходящий замуж, не помню… будто их и не было.

А может быть их и правда не было. И я интуитивно чувствовала и понимала, что жизнь моя летит под откос, что счастлива я уже никогда не буду, что впереди только мрак и беспросветный ужас.

На пятый день после свадьбы, мой муж едва не сломал мне нос (в первый раз, но не в последний). И когда мы через неделю приехали к моим родителям, я гордо несла на своём лице следы мужниной любви.

Родителям, конечно, что-то наврала, но уверена, что они всё поняли. И что самое противное, помню страх Николая, который нёс какую-то чушь, когда мама в лоб спросила его о происхождении фонаря у меня под глазом.

Я, кстати, была тогда уже беременна (забеременела сразу после свадьбы). Это была первая беременность, которая закончилась выкидышем через 12 недель.

Спустя какое-то время я поняла, что это было наверно к лучшему… Погибли бы вместе, я и ребёнок, но в то время, поверьте, моему горю не было границ.

Чистили «на живую»… Боль физическая смешивалась с болью потери, и мне казалось, что душа моя умирает вместе с нерождённым младенцем…

А моя пьяная свекровь, когда я после больницы вернулась к мужу, из своего угла изрекала: «Ты, как Эстериха, придумала свою беременность, а теперь притворяешься, что переживаешь…».

Тогда по телевизору шёл мексиканский сериал "Богатые тоже плачут", героиня которого, Эстер, чтобы удержать возле себя богатого и красивого мужчину, напоила его, уложила в постель, а потом сказала, что ждёт от него ребёнка.

Интересно… её мужчина был красивым, богатым и перспективным. А мне зачем это было нужно? Видимо таких вопросов моя любящая свекровь себе не задавала.

Единственным положительным моментом во всей этой кошмарной истории, было то, что я, пытаясь заработать денег на прокорм своего семейства, надышавшись парами растворителя в лакировальном цехе фабрики Гознак, всё же решила получить наконец хоть какое-то специальное образование.

Родители нам помогали, но мне было стыдно сидеть у них на шее, похоже только мне и было стыдно.

Я со своей серебряной медалью всё еще могла без экзаменов поступить в любое средне-специальное учебное заведение, что и сделала, подав документы в Московский коммерческий колледж возле метро «Академическая», куда и была благополучно зачислена на факультет «Бухгалтерский учет, контроль и анализ финансово-хозяйственной деятельности».

Про учёбу в Московском коммерческом колледже не рассказываю, ибо ничего особенного в этот период со мной не происходило. Училась я «на отлично», была на хорошем счету, на втором курсе подрабатывала методистом в учебной части и закончила учебное заведение с красным дипломом.

У меня там были друзья и подруги, из московских обеспеченных семей, которые меня любили, дарили милые и дорогие (для меня дорогие) подарки и водили по кафешкам и клубам. С Володей, Сергеем и Иришкой, мы общаемся до сих пор. Редко, но с удовольствием.

Про Леночку расскажу отдельно. Это была чудесная девочка. Тонкая, нежная, такая живая, искренняя, щедрая и великодушная. Мы были очень близки. Через какое-то время после окончания учёбы, Леночка вышла замуж за красивого парня с голливудской улыбкой. Она его так сильно любила. Не помню уже, знала ли она тогда, что ее муж давно и плотно сидел на наркоте. Их жизнь напоминала американские горки. Были периоды, когда Роман (назовём его так) титаническим усилием воли пытался избавиться от своей зависимости. И тогда Леночка была счастлива. Каждый раз недолго.

В один из таких периодов, она пригласила меня в гости. Это было не впервые, и я поехала с удовольствием, не ожидая никакого подвоха. Мы посидели за столом, выпили и, так как время было уже позднее разошлись спать по комнатам огромной московской квартиры. Не успела улечься и заснуть, как почувствовала на себе горячие и настойчивые прикосновения. Открыла глаза и оторопела.

Рома был очень сильным, к тому же, как человек, имеющий тяжелую зависимость (читай одержимость), он был гораздо сильнее, чем среднестатистический парень его комплекции. Я пыталась протестовать, взывала к совести, спрашивала зачем, и он ответил, что любит Леночку, но она для него, как ребёнок, а ему всегда хотелось иметь зрелую, опытную женщину. К тому же предупредил, что если я буду кричать, то разбужу Леночку. Горе её будет безмерным, а я навсегда останусь в её памяти, как предатель и враг. Это был второй случай в моей жизни, когда я подверглась сексуальному насилию. Думаю, что вы даже не удивитесь, если я скажу, что мои ощущения от происшедшего не были однозначными. Если скажу, что мне это понравилось, это будет выглядеть невероятно цинично. Но такова жизнь. Человеку, неоднократно испытавшему насилие моральное и физическое, это начинает казаться нормой и даже приносит некое извращённое удовольствие.

С Леночкой мы больше не встречались. Не думаю, что она узнала о происшедшем, иначе обязательно сказала бы. Просто как-то не сложилось. А Роман умер от передозировки, спустя три года после нашей роковой встречи.

Ловлю себя на мысли, что я устала. "Открытый портал в канализацию" моей молодости и юности, качает из меня душевные силы. Но я хочу дойти до конца. Что будет со мной, когда дойду? Я не знаю ответа на этот вопрос. Я просто устала носить в себе свои страшные тайны, я хочу открыть пещеру монстров и выпустить чудовищ на свободу. Может тогда и я сама смогу вздохнуть глубоко и свободно.

Итак, идём дальше.

К моменту окончания колледжа отношения с мужем перешли ту незримую грань, за которой мои чувства к нему ещё сохраняли свою первозданность, и я совершила первую попытку разорвать порочный круг.

От мужа ушла, сняла квартиру у метро «Щёлковская», по рекомендации администрации колледжа получила должность бухгалтера в компании, занимающейся ремонтом и покраской автомобилей.

Я надеялась, что из вырвалась из ада, но не учла того, что ад остался во мне. Компания, в которую я устроилась (а это был 1993 год) принадлежала бандитам. Я не знала об этом. Я так хотела измениться сама, я мечтала изменить свою жизнь, я всё ещё верила в лучшее.

Не зря говорят, что человек – это его окружение. А моё окружение в то время оставляло желать лучшего. Сейчас я понимаю, почему главный бухгалтер компании, взяла себе в помощь человека, который должен был в течении всего рабочего дня находится в здании автомастерской. Она сама, в силу объективных причин находиться там просто не могла.

Далее вы поймёте, почему.

В мужском коллективе мастеров сервиса и руководителей компании мы, я и бармен Людмила, торчали как гвозди в идеально гладкой столешнице. Но если Люда была в доску своей, и на её глазах происходили тёрки, криминальные разборки, пьянки и посиделки под ледяной «Абсолют», то я, как человек новый и, всем на удивление, умеющий вслух произнести связное предложение из более чем пяти слов, а написать, к тому же без ошибок, из целых десяти, была для этих двадцати лиц мужского пола персонажем странным и непонятным.

Но это только вначале.

Буквально через неделю я была уже Таней и на «ты», варила кофе (хотя это никоим образом не входило в мои прямые обязанности, но отказывать я тогда абсолютно не умела), становилась невольной свидетельницей «мужских» разговоров, а через месяц уже пила ледяной «Абсолют» в баре вместе с хозяевами компании и той самой Людмилой.

Как я не спилась в то время, не знаю. Ибо все предпосылки к тому были. Наверно, действительно, спиться суждено лишь тому, кому суждено. Я напивалась до положения риз, не помнила ничего из дня прошедшего, но на утро мой упрямый организм, хоть и умирал, выпуская в канализацию миллионы убитых алкоголем мозговых клеток, но упорно не сдавался, и не пропускал в себя без отвратительных содроганий в рвотных конвульсиях больше ни капли спиртного.