Леди Джейн

– Почему же Он карает невиновных? – не желал угомониться Ланс.

– Смерть в сражении – это не кара, но судьба, – негромко ответил я. – Кара еще впереди.

Произнеся эти самонадеянные слова, я тут же невольно подумал, как бы отреагировала Ночь на подобные пророчества, вопреки ее воле сказанные? О Всевидящем размышлять было нечего. Он наблюдал все и молчал.

Впрочем, Ланс, кажется, не уловил сути сказанного, ибо слышал всего лишь очередные слова.

– Послушайте, отец-командор, – он пристально взглянул на меня, – верно ли говорят, что и сейчас есть люди, видевшие облик Всевидящего?

Я молча кивнул.

– Скажите мне, за что дарована им такая милость? Были ли они особо тверды в вере своей или же совершили множество дел благих?

Наверное, я должен был подтвердить и это мнение, но не смог солгать этой отчаявшейся душе:

– Нет, сколько я знаю, они обычные люди, ничем не лучше других. Их избрал Всевидящий, а причина избрания ведома лишь Ему.

Ланс исподлобья посмотрел на меня:

– И что же мне оставалось делать?

– Верить в Него, просто верить, не требуя доказательств.

– А вы, вы сами смогли бы верить без доказательств? – ударил он в самое больное место. Скажи я сейчас да, и, возможно, душа его обратится к свету. Только как могу я утверждать подобное, если не ведомо мне, кем стал бы я, не будучи избранным Всевидящим.

– Я не знаю ответа на твой вопрос, потому что я видел облик Его.

Ланс рванулся ко мне, и его крепкие пальцы нервно сжали мои руки:

– Тогда почему вы не свидетельствовали прилюдно об этом?

– Тебе мало прежних свидетельств? – на мгновение мне показалось, что это не я, а Он спорит с бывшим рыцарем моим. – Тебе нужны новые слова?

Пальцы его разжались, и Ланс отшатнулся от меня.

– Вы покидаете меня во Тьме, – неожиданно жалобно произнес он.

– Ты сам выбрал ее, Ланс, – возразил то ли я, то ли Всевидящий. – Потому что хотел доказанной веры. Ступай теперь и помни: выбор всегда за тобой.

Он почтительно склонился предо мной, а когда поднял голову, лицо его уже обрело каменную твердость:

– Теперь я знаю: Ночь милосердна. Она постигает слабость человеческую и не требует от нас непомерного. Я благодарю вас за это, отец-командор.

Он уходил медленно, твердыми шагами, обретя наконец уверенность в том, что много лет назад он поступил правильно. И это я, о Всевидящий, помог ему в этом! Или это был Ты?..

Несмотря на солнечный день в саду было не жарко. Я брел по аккуратной ухоженной дорожке, совсем не думая, куда она приведет меня. Он сидел скамеечке в тени разросшихся кустов и с любопытсвом смотрел на меня. Как и во сне моем, Он был крепок и бодр, Он снисходил ко мне, творению своему.

– Ланс ушел от нас, – бесцветно сообщил я, Видевшему Все.

– Я предупреждал тебя, – равнодушно ответил Он.

– Что ж, – мне не хотелось ни спорить, ни соглашаться с Ним, – я, по крайней мере, попытался.

– Попытался, – ворчливо повторил Всевидящий. – Сколько раз могу я объяснять тебе, что твое дело думать о главном, о Пути Света.

– А путь состоит из отдельных шагов, и движется по нему множество душ, – тут же подхватил я. – Разве не Ты прежде учил меня этому?

Я ждал возражений, гнева наконец, но Он молчал, глядя куда-то мимо меня.

– Иногда я думаю, кто из вас лучше: ты с Бенедиктом или эти простецы, туго затвердившие необходимые молитвы и лихо, с искренней верой в Меня, собирающие положенную по их сану мзду? – так же глядя в сторону, проговорил Всевидящий.

– И что же Ты решил? – с искренним интересом отозвался я.

– Чаще всего я не нахожу ответа.

– Я не помешаю вам, сэр Питер? – прозвенел за спиной женский голос.

Я оглянулся. Тень дерева, падавшая на лицо, мешала рассмотреть идущую женщину, но я все же узнал ее. Медленно повернув голову назад, увидел, что скамейка опустела.

– Нет, нисколько, мисс Пиил, – вежливо ответил я.

– Я увидела, что Мартина увела стража и пошла искать вас, – на ходу сообщила она. – Сначала вышла к Храму и только там сообразила, что вы – в саду.

Она сделала паузу, словно предоставляя мне время для ответной реплики, но я промолчал.

– Вы увезете меня отсюда, сэр Питер? – ее глаза, очень внимательные, когда она этого хотела, просительно рассматривали мое лицо.

– Сегодня вечером, мисс Пиил я готов провести обряд посвящения, – сдержанно ответил я и, не удержавшись, добавил – Если, конечно, вы не откажитесь к тому времени от своего намерения.

Мисс Пиил лишь молча качнула головой. Шагнула в сторону. И тут же остановилась:

– Мартин действительно взял эти деньги?

– Тайна исповеди не позволяет мне ответить вам, мисс Пиил.

– Тайна исповеди… Это всего лишь способ укрыться от правды, – заговорила она очень быстро – А правда проста: наш всеобщий любимец Мартин отступил от веры, ввязался в Игру и погубил свою душу…

Я не стал напоминать ей тост, произнесенный за ужином. Я сказал иначе:

– Вам так хочется верить в это, мисс Пиил.

– А вам, во что хочется верить вам, сэр Питер?

– В спасение для невиновных, – тихо ответил я.

Следом за моими словами ударил храмовый колокол.

11

Вопреки моим ожиданиям правосудие в Найте отправляли без какого-либо расчета на внешний эффект и без особых удобств. Сама герцогиня вышла из Храма в сопровождении пяти служителей. Еще двое служителей привели обвиняемого. Оружия ни у них, ни свиты герцогини не было. Впрочем, куда мог бы бежать Мартин, даже если бы захотел? Места для зрителей отвели под окнами Зеленых покоев. Видно, оттуда было действительно хорошо.

Откуда вышла леди Энн, я не заметил. Она вдруг, словно из воздуха возникла рядом с царственной сестрой, облаченная, как и сама герцогиня, в строгое черное одеяние без цвета отличия.

Леди Джейн окинула взглядом собравшихся и медленно произнесла формулу открытия судебного процесса. В ее устах она прозвучала словно молитва или просьба, чтобы кто-нибудь, неважно кто, остановил то, что вот-вот произойдет. Пронзительная тишина была ей ответом. Тогда герцогиня взглянула в глаза сестре:

– Ваше слово, миледи.

– Именем Ночи, великой и справедливой, обвиняю мистера Мартина Кеплена в краже 500 найтских талеров у сэра Генри Уайтхауза и прошу наказать по всей строгости законов герцогства Найт.

Леди Энн замолчала, и в наступившую тишину тут же вклинился сдержанный голос Мартина:

– Я признаю вину, ваша светлость.

– Обращаю внимания обвинителя, что украденные деньги не были найдены, – холодно заметила герцогиня. – Одно лишь признание вины не является достаточным доказательством для вынесения обвинительного приговора.

– У меня есть свидетель, ваша светлость, – с достоинством парировала леди Энн. – Офицер стражи, Энтони Рок, видел, как обвиняемый передал мешочек с деньгами фермеру Джайлсу.

– Пусть свидетель обвинения войдет во Храм, – распорядилась герцогиня. Голос ее был мертв, лишь глаза излучали странное ожидание. Неужели она надеялась, что ее офицер, сын Ночи, публично отречется от своих слов?

Молодой страж, как и все присутствующие безоружный, медленно выступил из-за спины леди Энн и поднялся по ступеням во Храм. Я успел увидеть его немного бледное, но решительное лицо. Два служителя из свиты герцогини вошли следом за ним. Прошло не более трех минут, и офицер вновь показался на храмовых ступенях.

– Ночь приняла клятву, – торжественно возвестила леди Энн, искоса взглянув на сестру, словно происходящее доставляло ей особое удовольствие.

Я же смотрел на Мартина. Все складывалось не так, как он предполагал. Он стремился к скорой самоубийственной смерти. На деле все грозило перерасти в долгое и нежелательное разбирательство. Тем не менее, он держался спокойно.

– Ваша светлость, фермер Джайлс не знает происхождения денег, которые я передал ему на хранение, – твердо произнес Мартин. – Я обманул его.

– Предлагаю спросить у самого Джайлса, – краешками губ улыбнулась леди Энн.

– Обращаю внимание обвинителя на то, что фермер Джайлс не принадлежит Ночи, следовательно, не может дать клятву во Храме, – хладнокровно заметила герцогиня.

Лицо леди Энн чуть дернулось, и я подумал, что существование между двумя верами дается ей труднее, чем кому бы то ни было другому. Или это тоже одно из твоих испытаний, Всевидящий?

– И все же я настаиваю…

Договорить леди Энн не успела. Герцогиня оборвала ее небрежно:

– Как вам будет угодно, миледи.

Двое стражей без оружия тут же вывели Джайлса на середину площади. Проходя мимо, фермер одарил меня укоризненным взглядом, словно говоря, я предупреждал вас, а вы не поверили мне.

– Что вам известно о деньгах, данных вам на хранение? – ровно спросила леди Энн.

– Мистер Кеплен передал мне мешочек с деньгами, сказав, кому я должен их вручить после его смерти, – обстоятельно разъяснил фермер. – Разумеется, я сосчитал монеты в его присутствии. Там было ровно тысяча два найтских талера.

– Взял с вас мистер Кеплен какую-либо расписку? – продолжала допрос леди Энн.

– Нет, миледи, – коротко ответил фермер.

– Вас не удивила такая огромная сумма и то, как вам передали деньги?

– А чему тут удивляться? – усмехнулся Джайлс. – Мистер Кеплен – хороший игрок, стало быть, деньги имеет. А что дал мне их просто так, тоже не диво. Я, может быть, и несколько несдержан на язык, но вором отродясь не был.

– Человек, которому вы должны передать деньги, тоже принадлежит Игре? – выдохнула леди Энн.

– Прошу прошения, миледи, но по закону я не должен отвечать на этот вопрос, – невозмутимо парировал фермер. – Тайна завещания может быть открыта лишь после смерти завещателя.

Показалось ли мне, что в его голосе проскользнула нотка сожаления?

– Джайлс, – отозвался со своего места Мартин, – я запрещаю вам и после смерти моей называть кому бы то ни было имя моего наследника.

– Будет исполнено, мистер Кеплен, – склонил голову фермер. И опять в глазах его сверкнуло неодобрение.

– Только наследовать будет нечего, – сквозь зубы процедила леди Энн.

– Ваша милость, ошибается, – дерзко заметил Джайлс. – Даже с учетом судебных издержек останется значительная сумма.

– У меня больше нет вопросов к свидетелю, – отрезала леди Энн.

– Тогда позвольте мне, миледи, – неожиданно вмешалась герцогиня. – Джайлс, покажите нам мешочек с монетами.

Фермер молча вынул кошель.

– Сэр Генри, узнаете вы в этом предмете свою собственность? – бесстрастно спросила герцогиня.

Уайтхауз медленно, словно нехотя, приблизился к Джайлсу и внимательно осмотрел кошель.

– Нет, – с явным облегчением ответил он. – Этот не мой.

– Ваш я сжег в камине, – негромко пояснил Мартин, – а деньги сложил в свой и передал его Джайлсу.

Сэр Генри тоскливо посмотрел на него:

– Зачем ты просто не поспросил у меня эти проклятые деньги?

Мартин лишь покачал головой.

– Итак, – удовлетворенно заговорила леди Энн, – украденные деньги найдены, а обвиняемый признал свою вину. Остается вынести приговор…

– Подождите! – это выкрикнула мисс Пиил.

Теперь, когда я вспоминаю этот миг, то никак не могу составить цельной картины. Лишь отдельные жесты, лица. Гримаса недовольства, исказившая нежный лик леди Энн. Испуганное удивление сэра Генри. Неожиданно сочувственный взгляд Стентона. И над всем этим – мимолетная улыбка герцогини. Черная улыбка.

– Подождите: Мартин не брал этих денег. Когда он вошел в комнату сэра Генри, их уже там не было.

– Что означают ваши слова, мисс Пиил? – похоже, герцогиню не удивил неожиданный поворот дела. Признаюсь, меня тоже.

– Мы уже спускались к ужину, когда сэр Генри попросил меня вернутся и взять из его кошеля пару монет, чтобы он мог одарить слуг, ухаживающих за нашими лошадьми. Он объяснил мне, где лежат деньги. Я вошла в комнату, но в указанном месте ничего не было. Следом за мной в комнату вошел Мартин, который искал меня, чтобы вести к ужину.

– И вы ничего не сообщили сэру Генри? – обрела дар речи леди Энн.

– Я сказала ему, что, наверное, плохо поняла его указания и не смогла найти кошель. В тот момент я действительно так думала.

– Все это истинная правда, ваша светлость, – поспешил вступить в разговор сэр Генри. – Я успокоил мисс Пиил, будучи в полной уверенности, что она просто искала не там.

– В таком случае деньги лежали на своем месте, и обвиняемый похитил их после ухода мисс Пиил, – резюмировала леди Энн. – Ведь вы покинули комнату сэра Генри раньше, чем обвиняемый, не правда ли, мисс Пиил?

– Обвинение не должно подсказывать свидетелю ответ на поставленный вопрос, – холодно заметила герцогиня.

Но мисс Пиил лишь устало качнула головой:

– Это правда, ваша светлость, я вышла из комнаты раньше Мартина.

И, посмотрев ему прямо в глаза, добавила негромко:

– Прости, я не могу лгать, если даже они говорят правду

Мартин улыбнулся ей в ответ (как он ей улыбнулся!):

– Ты опять ошиблась, Олуэн: когда ложь карается немедленной смертью, легко быть правдивым.

А я.… я с болью душевной признал, что этот мало испытавший в жизни юноша, возможно, смог бы объяснить Лансу то, что не удалось мне.

– Обвинение полагает вину доказанной и ждет справедливого решения суда, – произнесла леди Энн. Однако я не услышал торжества в ее голосе. Уж не думала ли она, что Мартин все-таки сумеет оправдаться?

– Прошу прощения, миледи, – вновь заговорил сэр Генри, – но, может быть, мисс Пиил права и деньги были украдены до того, как Мартин вошел в мою комнату.

– Сэр Генри, – терпеливо возразила леди Энн, – к сожалению, невозможно принять вашу точку зрения. Вы сами только что опровергли ее.

– И каков возможный приговор? – упавшим голосом спросил сэр Генри. Леди Энн, молчала, всем своим видом давая понять, что не в ее власти выносить подобное решение. Она, сделавшая вся для осуждения, уходила теперь в тень, уступая старшей сестре право произнести страшное слово. Впрочем, формально леди Энн была права. Как всегда.

12

Губы леди Джейн шевельнулись, и мне опять почудилось вчерашнее: “И эта кровь падет на мою голову… Ты слышишь, и эта тоже“… Признаюсь, (слышишь ли Ты меня, Всевидящий?) не будь она Врагом Твоим, я бы, не раздумывая, бросился ее на помощь, ибо никто более чем она не нуждался в поддержке. В конце концов, Мартин, как все остальные, отвечал лишь за самого себя, она же, подобно божеству одного из южных племен, держала на плечах весь свой мир и не могла ни на мгновение никому передать сию ношу. Наконец герцогиня заговорила, и голос ее был мертвенно спокоен:

– Согласно законам Найта столь значительная кража карается смертью. Поскольку осужденный сам признался в своем преступлении, он имеет право выбирать: песок или огонь.

Я видел, как погасли сраженные услышанным лица родственников Мартина. Хотя все они жили не первый год в Найте и о суровости здешних законов знали не понаслышке, все же в глубине души надеялись они на более мягкий приговор. Лишь двое остались неизменны: лицо мистера Стентона выражало твердую решимость, мисс Пиил – светилась печалью.

– Ваша светлость, – выкрикнула миссис Кеплен, – я прошу вас помиловать осужденного. Что угодно, но только не смерть.

– Фреда, опомнись, – изумленно выдавил из себя ее муж.

– Молчи, Роберт, – зло огрызнулась миссис Кеплен. – Я знаю, ты всегда ненавидел своего младшего брата.

И я увидел, как вспыхнуло, освещенное мгновенным откровением, лицо Мартина. И тут же погасло.

– Сожалею, миссис Кеплен, – ответила герцогиня, как бы, не замечая семейную ссору, – но мое право помилования не распространяется на подобные преступления. Я, как и все в Найте, обязана строго следовать закону.

– Но, ваша светлость, – не успокоилась дочь сэра Генри, – разве не вы сами уставналиваете закон в своей стране?

– Тем более я должна соблюдать его, – отрезала леди Джейн. – Как могу я требовать от подданных своих исполнения закона, если сама начну нарушать его? Поступи я по собственному произволу, то должна буду сама предстать перед судом.

– Господи, научи нашу королеву такому отношению к закону, – простонал сэр Генри. А я поспешно прикрыл уши, чтобы не услышать того, что изречет Всевидящий, если ему будет угодно ответить на эту сгоряча высказанную просьбу. Однако Он промолчал, и я на сей раз был благодарен Ему за это.

– Существует одна старая традиция, – медленно проговорила герцогиня. – В тех случаях, когда помилование невозможно, любой человек, добровольно того пожелавший, может собой заменить осужденного. Но данном в случае придется исключить всех родственников осужденного, поскольку искренность и добровольность их жертвы нельзя проверить по нашему обряду.

Я оглянулся. На лицах родственников Мартина легко читались страдание, но и облегчение тоже. Мучительный выбор миновал их, и это затмевало все остальное. Лица мисс Пиил, укрытого ее руками, я не видел, а мистер Стентон преисполнился темного торжества.

– Себя же я предложить тоже не могу, – тем же тоном, ни к кому не обращаясь, продолжала леди Джейн. – Я не имею права уйти во Тьму, переложив свои долги на чужие плечи.

– Ваша светлость изволит смеяться над горем этих людей? – крикнул фермер.

Лицо герцогини потемнело, и я опять увидеть в ее глазах полыхание ночи.

– Вы достаточно долго прожили в Найте, Джайлс, чтобы узнать, что есть вещи, которыми здесь не шутят ни при каких обстоятельствах, – голос леди Джейн был под стать ее взгляду, предельно жесток. – А теперь уходите. Сейчас из Храма выйдет один ваш старый знакомый, с которым вам вряд ли стоит встречаться.

– Он здесь? Он действительно здесь?..

– Уходите, Джайлс, – решительно проговорил Мартин. – Вам нельзя сейчас… Вы должны еще исполнить мое завещание.

– Ваша правда, – Джайлс вышел вперед и склонился перед Мартином, – Прощайте, мистер Кеплен.

Он сделал несколько и внезапно оказался прямо предо мной.

– Решайтесь же, ваша милость, – резкие слова его странно контрастировали с негромким почти невыразительным голосом. – Что стоят все ваши запреты и заповеди перед возможностью спасти невиновного? Ведь вы знаете правду! И разве Всевидящий не повелел нам жертвовать собой ради спасения ближнего нашего?

Он стоял предо мной, подобен хищнику перед решительным броском. И я ответил ему:

– Всевидящий действительно заповедовал нам это. Беда лишь в том, друг мой, что вы жаждете не спасения, но убийства.

Сказать правду, я и не надеялся на его понимание, но Джайлс превзошел все, ожидаемое мной.

– Вы просто трус, ваша милость, – он пошевелил губами, словно хотел сплюнуть себе под ноги, но сдержался. – Трусы всегда находят оправдание своим страхам.

Последним, кто позволил сказать подобное мне в лицо, был предводитель отряда кочевников, охранявших руины Священного города. Я предложил ему мирно оставить город без боя. Он рассмеялся. И на закате того же дня, смеющееся лицо его превратилось в мертвую, рассеченную надвое маску. Но тогда предо мной стоял настоящий воин, а этот же…

– Принц Кларенс, – проговорил я негромко, – рассказывал мне, что после подавления мятежа наша королева повелела казнить всех пленных, и их было столько, что виселицы протянулись вдоль дороги от города, где мятеж начался, к тому месту, где восставшие потерпели поражение. Почему же вы не умерли вместе с ними, Джайлс?

Губы его дернулись, словно искали подходящий ответ.

– У каждого свой путь, ваша милость, – неохотно признал фермер.

Он шагнул прочь, но было уже поздно.

– Стойте, Джайлс, – настиг его властный голос герцогини.

– Прошу прощения, миледи, – любезно обратилась она к сестре, – но этот человек у меня в доме оскорбил моего гостя, и я не могу оставить это безнаказанным.

– Черную печать фермеру Джайлсу, – распорядилась леди Джейн. – На неделю.

Один из служителей Храма, стоявших вокруг герцогини, медленно приблизился к фермеру и, произнеся несколько слов, которые я, как ни старался, не смог услышать, приложил правую ладонь ко лбу Джайлса. Я и сейчас готов поклясться, что ладонь его была пуста, но, когда служитель Храма отнял ее, на голове фермера появился черный ромб.

– Надеюсь, никто не упрекнет меня в том, что я поступила не по закону? – острый взгляд герцогини скользнул по лицам присутствующих, и мне вдруг почудилось, что за ее спиной вздрогнули два черных крыла.

– Мать-Тьма! – услышал я сдавленный шепот за своей спиной.

– Вы в своем праве, ваша светлость, – громко проговорил Джайлс. И ту же добавил:

– А я в своем.

– Будь, по-вашему, – недавний гнев уже покинул лицо герцогини, и ни малейшей тени торжества всевластной владычицы не было в ее взгляде; лишь усталость и печаль. – Вы сделали свой выбор.

Ритуал осуждения я знал со слов Кларенса: поскольку Мартин добровольно признал свою вину, он имел право выслушать приговор, стоя, не опускаясь на колени. Леди Джейн приблизилась к нему почти вплотную и, возложив ему на голову правую руку, начала произносить формулу приговора:

– Именем Ночи, великой и справедливой…

– Нет справедливости в том, чтобы осудить невиновного, – на мгновение мне показалось, что я произношу эти слова, но в ушах отчетливо звучал голос Джайлса.

–… признаю мистера Мартина Кеплена виновным в похищении у сэра Генри Уайтхауза 500 найтских талеров и осуждаю его на смертную казнь, – голос герцогини звучал ровно; выкрика фермера она попросту не заметила. – Поскольку осужденный добровольно признал свою вину, выбор обряда остается за ним.

Леди Джейн обернулась к сестре, и я прочел в ее взгляде странное жалостливое любопытство.

– Приступайте, миледи.

Герцогиня отступила к храмовой лестнице, всем своим видом показывая, что она исполнила свой долг, а последующее уже не в ее власти.

Леди Энн молча кивнула головой. Служители распахнули двери Храма, и я воочию увидел то странное существо, которое герцогиня величала Человеком Песка. Сначала мне показалось, что предо мной песчаный вихрь, с какими я не раз встречался во время нашего похода. Но поток песчинок стремительно обретал человеческие контуры, затем проступило лицо, лицо существа, привыкшего лишь карать.

– Мать-Тьма, – вновь отчетливо услышал я за своей спиной. И на это раз ясно распознал незнакомый мне женский голос. Точнее сказать, голос напоминал мне что-то из прошлого, надежно и прочно забытого.

– Уберите это чудовище, – твердо, с едва заметным оттенком брезгливости произнес Мартин. – Я выбираю огонь.

Я видел, как широко раскрылись-вспыхнули глаза леди Энн, и (смею ли не признаться в грехе моем?) глядя на ее посрамление, испытал нечто подобное счастью. И тут же, поймав взгляд Мартина, был посрамлен сам. Осужденный смотрел на юную принцессу с той же сочувственной жалостью, с какой недавно взирала на нее старшая сестра.

– Это должно произойти во Храме? – леди Энн лишь неловко кивнула в ответ.

– Тогда пойдемте, миледи, – он через силу улыбнулся. – Я хочу уйти раньше, чем за мной придут.

Не дожидаясь ответа принцессы, он шагнул к дверям Храма, но тут же остановился, обернувшись назад. Взгляд его заскользил по лицам зрителей, пока не столкнулся с моим.

– Ваша светлость, дозвольте сэру Питеру присутствовать при этом: он должен понять все.

– Если сэру Питеру будет угодно, – тут же отозвалась герцогиня, – он может войти во Храм.

– Вы ведь не оставите меня, не правда ли? – простодушно обратился Мартин ко мне.

Я едва нашел силы, чтобы кивнуть в знак согласия, ибо глаза мои и весь я были обращены к иному собеседнику. Господи, говорил я Ему, ты же видишь этого человека. Разве не был бы он одним из лучших рыцарей Твоих? Отчего же отдал Ты его на поругание Ночи? Однако в миг сей Всевидящий был далек от меня, и вопрос мой не достиг слуха Его.

Между тем Мартин медленно поднимался по храмовой лестнице, давая мне возможность догнать его. И я решился последовать за ним.

– О, Мать-Тьма!.. – послышалось в третий раз. Теперь голос показался мне отчетливо знакомым, и я обернулся.

Из окна Зеленых покоев на меня смотрела девушка лет семнадцати, смотрела пристально и печально. И я не сразу понял, кого она напоминает мне. А когда понял, то впервые за время пребывания в Найте мне стало по-настоящему страшно. Ну конечно, герцогиня не солгала мне. Она просто не рассказала до конца свою историю. И теперь моя миссия обречена на провал.

13

Сейчас в Храме было по-настоящему темно. Лишь слабые светлячки свечей контурно указывали нам путь. Впрочем, не будь этих огоньков и сопровождавших нас служителей Храма, я все одно бы нашел дорогу к месту, где завершался путь Мартина. Еще утром я заметил справа, обнесенное цепью пространство у стены, над которым возвышалась фигура, изображающая жертву, обреченную на сожжение. К нему мы и приближались сейчас. Мартин твердо шел впереди.

– Черное пламя милосердно, – шепнула, поравнявшись со мной леди Энн, – он умрет сразу.