На дне большого котла

– Интересно, нашли их или это? – туманно для непосвящённого высказался Минто, но все в кабинете его поняли.

– Ставлю десятку серебром на «это», – сказал повеселевший Ното.

– А я столько же на «их», – подыграл Ривальбен.

– Ну, будет вам. Дело-то серьёзное, – укорил их Минто.

– Надо бы пятьдесят? – задумался Ното, но, к его счастью, в кабинет ворвался Хэл.

– Их всех обнаружили и уже несут сюда! – воскликнул он. – Спасибо вашим, сударь Следопыт, – добавил он с чувством.

– Несут? – переспросил Ното, и потом вдруг сообразил: – Эй, милорд Ривальбен! Вы что же, знали?

– Обставили тебя! – расхохотался Берилак: ничто в ожидании потерь не греет так, как чужие потери. – Выкладывай, старина. Всё честно!

– У меня были некоторые подозрения, – скромно признался десятник Серого отряда.

Ното, погрустнев, уже полез было за деньгами, однако Ривальбен вдруг сказал:

– Я готов признать себя проигравшим, любезный господин Платан, если всё не будет в точности так, как я скажу. Мои родичи вряд ли даже притронулись к рукоятям, чтобы задержать воров. Скорее всего, им даже не пришлось доставать верёвки. И мальца по имени Сордо, так чудесно захлебнувшегося в котле, а потом не менее загадочно пропавшего из мертвецкой, среди обнаруженных не будет. Давайте дождёмся подробностей, и тогда уж решим, кто выиграл спор!

Старшие сотники помолчали, переваривая услышанное.

– Выходит, стервец Сордо… – напряжённым голосом начал Ното, но Следопыт протестующе воздел руки, а из-за балконной двери появились Амарант и Бодо: первый – безмятежный, как сама Башня, второй – с глазами размером чуть ли не с блюдце.

– Новости? – с усмешкой спросил Амарант.

20

Кабинет Капитана

Первыми в капитанский кабинет вошли, поклонившись, несколько Следопытов. За ними бранки, кряхтя от натуги, внесли восемь носилок. Пять из них заняли, судя по размерам, бротты, а ещё три – Верзилы. Поставив носилки на пол, Стрелки, повинуясь беззвучному приказу Амаранта, отошли к стенам.

Капитан и остальные, выйдя из-за стола, медленно приблизились к носилкам, укрытым плащами по размеру. Пойманные контрабандисты, а это были, разумеется, они, еле-еле дышали, постанывали и в целом имели вид пьянчуг, отчаянно страдающих от глубочайшего похмелья.

Всмотревшись в воспалённые глаза на бледно-зелёных лицах, Амарант спросил:

– Где нашли?

– В одной из кладовок Закромов, милорд, – ответил один из Следопытов. – Закрома ваши парни перевернули вверх дном не далее как сегодня утром. Мы заглянули туда сейчас для очистки совести, и вот… Лежали, как сельди в бочке – голова к хвосту. Связанные, так что нам и руки пачкать не пришлось.

Ното Платан, бросив взгляд на Ривальбена, украдкой полез за кошельком.

– Они что, отравились? – спросил Капитан. – Сказали что-то?

Следопыт покачал головой, а ближайший к ним контрабандист облизнул потрескавшиеся губы, приподнялся из носилок на локте и тихо произнёс:

– Выметайтесь все, кроме главного.

Амарант резко ответил:

– Здесь решаю я! Твоё имя?

– Как скажешь. Но тогда, – упал назад человек, – мы молчок.

– Я передам вас на Рат Бадорат15, где умеют развязывать языки и не таким героям, – посулил Капитан. – Унесите эту падаль. Не будем терять время.

– Давай-давай, отправь нас куда подальше! – хрипло расхохотался человек на носилках. – Тем временем вся твоя мелюзга передохнет в страшных муках. Блеск! – И он натужно закашлялся.

Амарант остановил бранков, приблизившихся к носилкам.

– Ты и впрямь считаешь, что в Майле не найдётся достаточно искусного палача, чтобы развязать тебе язык? – тихо спросил он, наклоняясь. – На твоих руках кровь моих ребят. Я прикажу резать тебя на лоскуты, пока какой-нибудь из них не заговорит.

– Я сам всех сдам, только пощади, – еле слышно отозвался тот. – Но не при них, – он мотнул головой.

Капитан выпрямился.

– Оставьте нас, – приказал он.

Подождав, пока все вышли и двери закрылись, человек попросил:

– Водички бы.

– Ты получишь помощь сразу после того, как всё расскажешь, – пообещал Амарант. – Ну? Куда вы дели прорву провизии из Башни? Как вы воровали, мы уже догадались, но зачем? Для кого это?

– Толстый передал нам кое-что в обмен на прощение долга. Сделка чистая. Мы купили всё, что забрали, а почём – спроси у жиробаса, – усмехнулся человек. – Но не будем гнать порожняк. Не за то я хочу побазарить!

Он с трудом перевёл дыхание, посмотрел на Амаранта, но Капитан не сдвинулся с места.

– Полгода назад, – продолжил контрабандист, – мы заслали сюда крысу. Шкет-проныра должен был разузнать от и до, как работают кухня и ледник. Босс доверил ему это задание. Да, мой босс – Рони Угорь, – подтвердил он, увидев взгляд Капитана.

Амарант нахмурился:

– Я догадываюсь даже, как имя соглядатая. Но твоё время заканчивается.

– У нас его кликали Шкет, а вашим он представился Сарадоком Мохноногом, – торопливо продолжал человек. – Поначалу Шкет сильно помог. Все подземелья выучил назубок. Мы пробрались, устроились, работали. Вывозили потихоньку ваше добро, ставшее нашим. Забирал его в лесу другой наш отряд. Но потом посреди ночи явился толстый. Всё пропало, верещал он, нужно убираться ещё до зари. Мол, пути перерезаны или будут вот-вот. Мол, заметут. Сказал: «С утра смена Торника, а он размазня. Прикажу ему распихать всех по делам сразу после восхода, чтобы в котловой не осталось ни души, только Альдо, который пусть заранее притворится мастером из пекарни», – и человек показал на соседние носилки, где лежал, едва жив, немолодой пекарь.

– Нам, людям, в эти ваши вентиляционные норы в леднике было не пролезть, а палиться нельзя – наше племя тут, внутри Башни, всё наперечет. Поэтому ваши шныряли, где хотели, а нам втроём приходилось пользоваться только обычными коридорами и только ночью. Сегодня, если б не поднялся шухер, по сигналу Альдо мы бы спустились из Закромов в котловую. Потом съехали бы на подъёмнике для припасов в темницы, – он усмехнулся, – перешли бы в кочегарку и оттуда как угольщики вышли бы наружу, на склады к северу от Башни. Из кочегарки есть прямой ход. Через него грузят уголь, и никто никого толком не досматривает. Потом подогнали бы повозку и вывезли бы всех вниз. Шито-крыто.

Он стиснул зубы.

– И всё бы вышло, как надо. Нам не пришлось бы махать железяками, кромсая твоих. Мы честные воры, а не душегубы! – проговорил он. – Но Шкет, прибежавший следом за толстым, сказал, что подготовит нас в дорогу. Предложил почистить одежду и починить обувь. Услужливый какой, подумал я тогда. Кто ж знал, что эта гнида сегодня до зари швырнёт сапоги Торки прямиком в котёл с кипятком!

21

Кабинет Капитана

Амарант Норотул посмотрел на него, не скрывая недоверия.

– Итак, ты утверждаешь, – начал он, – что ваш же шпион вас и предал? Специально сделал так, чтобы поднялся переполох? Подставил вас, закинув эти сапоги в котёл? Может, и на Тэда Торника он заставил вас напасть, чтобы выкрасть пароли на сегодня? И рубить охрану у ворот тоже?

– Да ты почище любого пройдохи-защитника в суде! Просёк всю суть, – покивал контрабандист. – Всё так и было!

– Но ради чего? – спросил Амарант.

– А нашли вы его? Нашли Шкета? – ответил тот вопросом на вопрос.

– Ты знаешь, где он может быть? – подхватил Капитан.

– Откуда б! – скривился контрабандист. – Последние несколько часов я провалялся без памяти в своих же слюнях. А очнулся в верёвках, когда меня растолкали твои псы. Но я знаю, где Шкет хотел побывать в то время, когда мы уже вышли из игры.

Он снова закашлялся.

– Это ведь он вытянул нас из Закромов, когда твои уже мчались туда со шмоном. Затихарил нас в кладовке с сырами на кухне. Рассказал, с кого снять тычковку с паролями. Наплёл, что стражу с Крышки убрали, чтобы бежать искать нас, а все остальные, мол, спешат на второй завтрак. Выдал нам бурдюк с вином, урод: «Чтобы кровь побежала живее». Прям при нас намешал себе в кубок какой-то бурды из травы, выпил и поржал: «А пока вы шумите там, наверху, я проберусь в одно запретное местечко. До сих пор нам не удалось пройти туда через ледники, но смерть меня проведёт».

Он вдруг замычал, и Амарант отскочил в сторону: контрабандиста шумно стошнило прямо на пол.

– Коновалов, – слабо попросил он, кое-как вытираясь рукавом.

– Тебе уже вряд ли кто-то поможет, – проговорил Капитан, глядя на кровь, которая сочится у него из уголка рта.

Контрабандист поднял глаза:

– Коновалов зови ради своих. У тебя же через две недели обжираловка? Пир на весь мир, да? А в леднике при лазарете похозяйничал этот сдвинутый. Он же пробрался туда? А потом испарился?

Амарант кивнул.

– Глянь на нас. Хороши, а? Проверь, не пропадали ли в твоих кладовках яды! – выдохнул контрабандист и откинулся без сил.

Капитан выглянул в приёмную, набитую, несмотря на отбой, взволнованным народом, и отдал приказы: унести задержанных, прибраться в кабинете, а Робину Остролисту – войти для доклада.

Старшина лекарей, комкая какие-то записи, прошмыгнул в уголок, куда его подозвал Амарант.

– Вам уже передали, сударь? – дрожащими губами спросил он. – Это такой промах! Я вне себя от тревоги. Я готов подать в отставку. Такого ещё не случалось, поверьте. Ключ, – он потряс браслетом на запястье, – каждый миг при мне.

– И тем не менее, тебя обокрали. Что исчезло? – спросил Капитан.

Робин тяжело вздохнул.

– Каждый сезон мы собираем нарывников. Они такие зелёного металлического цвета, с золотым отливом, как живые изумруды, знаете? Маленькие жучки, – пояснил он, увидев недоумение в глазах Амаранта. – Очень красивые, а пахнут ужасно – крысами. Обычно пожирают сирень, малину и жимолость, могут обглодать дочиста ясень. От нарывников деревья можно чистить. Но давно подмечено, если взять жучка голой рукой, можно получить ожог, как от огня, или даже рану с нарывом. А если проглотить, то… – он помялся.

– Яд, – кивнул Капитан. – И сильный?

– Сильнее мы не знаем, и противоядия нет, – тихо ответил старшина лазарета. – Мы сушим нарывников и толчём в порошок. Порошок хорошо растворяется в масле. Это средство называется «паста любви», в умеренных количествах и при правильном использовании она возбуждает страсть, и Верзилы готовы платить за неё огромные деньги. Но если переборщить…

Он заглянул в записи:

– «Пузыри на коже, тошнота и боль в животе. Внутреннее кровотечение, тем сильнее, чем более жирная пища была употреблена», – Робин пробежал глазами пару строк. – В общем, паралич и смерть. Почти всегда.

– И сколько этой вашей любовной пасты пропало? – помолчав, спросил Капитан.

– Вся, – признал Робин.

– А было?

Лекарь задумался.

– Ну… банок сто. Фунтов по пять в каждой, милорд, – неуверенно сказал он. – Нужно поднять счета за пару последних месяцев. Учёт делали в июне, сразу после свежего сбора.

– А сколько нужно, чтобы отравить, скажем, – Капитан помахал в воздухе пальцами, – бротта?

– И унции хватит, – подавленно ответил Робин Остролист.

Амарант прикинул в уме и медленно поднялся на ноги.

– Ты серьёзно, Робин? – воскликнул он. – У нас две недели до пира в честь Начала Майла, а у тебя бесследно пропало яду на восемь тысяч ртов?

– И это не всё. Исчезло ещё кое-что. Яды, милорд… Разные, – в отчаянии прошептал старшина лазарета. – Повторю, я готов подать… – уже громче сказал он, вставая.

– Довольно, – выплюнул Капитан. – Сядь на место! – и крикнул часовым: – Позвать обратно всех старших офицеров и Ривальбена, немедленно!

22

Кабинет Капитана

Когда ввели осунувшегося Адальгрима, атмосфера была слегка накалена. Робин Остролист скорчился в уголке, как пришибленный щенок. У коменданта дёргался левый глаз. Капитан был весь окутан дымом, как ополоумевший дракон. Рядом с ним Минто Торник жадно пил из большого стакана. Берилак Буролист и Ното Платан чуть поодаль обсуждали что-то вполголоса с десятником Следопытов.

Втянув носом, главный повар порекомендовал:

– К пиону ещё корешок валерианы неплохо идёт. – И он сунулся пальцами к поясу, но вспомнил, что сумочку с травами у него отобрали.

– Спасибо, у меня от него запор, – сдавленно поблагодарил Минто, залпом допивая стакан.

Адальгрим вздохнул:

– Звали, милорд?

Капитан дождался, пока облако вокруг него рассеется, и жестом пригласил главного повара присесть.

– Мы почти завершили изучение твоего… – он поискал слово, – проступка. Ты задолжал Рони Угрю, судя по стоимости украденного, – Амарант сверился с длинным списком, – не менее двух тысяч фунтов серебра. Расплатился с ним из нашего кармана. Скажешь, за что?

– Две пятиэтажных башни можно построить, – враждебно вставил Хэл Шиповник. – Или одеть в новые куртки и шлемы две сотни наших парней!

– Мой долг был ровно две тысячи четыреста семьдесят пять фунтов, включая проценты, – с достоинством отвечал Адальгрим. – Да, пришлось занимать у этих проходимцев, милорд. Нужно было поддерживать на достойном уровне меню Зала Приправ. Ваш стол в том числе!

Капитан ждал продолжения. Старшие сотники зашептались, и даже Робин Остролист поднял голову.

– Фунт прибрежного шафрана – двадцать «жезлов», – стал загибать пальцы главный повар. – Фунт куркумы – золотой. Фунт корицы – тридцать «зубов». Мускатный орех, порошок сандала – мне продолжать? На специи из вашей казны, милорд, отпускается всего-то тысяча монет на год16. Но мы тратим столько за полгода!

Амарант Норотул переглянулся с соратниками, и Минто Торник сказал:

– Твоего любимчика Бодо не хватает, Амарант. Он бы объяснил, льют нам патоку в уши или правду говорят.

– Пришлось брать приправы в долг, и так тянулось долгие годы, – проигнорировал подначку Адальгрим. – При этом Рони поставляет свой товар по очень и очень приличным ценам, не в пример, – он зыркнул в сторону Минто Торника, – некоторым уважаемым семействам.

– Так он же ворованный, – хмыкнул Минто.

Капитан вздохнул.

– Пока ты был на допросе, в твой дом наведались Следопыты, – сказал он. – Любишь лошадей?

Адальгрим побагровел.

– Все эти счета, которые были спрятаны сам знаешь где, – он бросил на стол перед главным поваром увесистую пачку, – за проигрыши на скачках в Столице. Их проиграли твои лошади, а ты ставил на победу и платил за содержание. Здесь как раз тысячи на две с половиной. Как в этом замешан Рони?

Главный повар полез в карман за платком, но платки на входе в темницы тоже забирали, чтобы на них никто не повесился, и он утёрся рукавом.

– Товар его, – прохрипел Адальгрим. – Представитель Рони продавал мне лошадей и брал по сотне сверху за содержание. Мне… – он запнулся, – мне очень жаль, милорд. Я и подумать не мог, что эти подонки пойдут убивать наших ребят! С тех пор, как услышал про это, места себе найти не могу. Заберите мой дом, мою усадьбу, этих лошадей, провались они! Продайте всё, отдайте деньги семьям. Мне ничего уже не нужно. Я опозорен до конца своих дней, и родные мои тоже.

Амарант сказал:

– Ты был отличным главой Зала Приправ и неплохим другом, Адальгрим. Но ты зашёл чересчур далеко!

Главный повар опустил глаза.

– Твою судьбу решит суд, и, возможно, даже не мой, – заключил Капитан. – Однако, – как будто припомнив что-то, добавил он, – ты можешь улучшить своё положение. Нам нужен Угорь.

Адальгрим вздрогнул.

– Выведешь на него? – спросил Амарант, глядя ему прямо в глаза.

Главный повар глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, но взгляда не отвёл.

– Я никогда не видел его лично, как и никто на Севере, милорд. Но здесь, в Майле, есть его человек. Через него я общался с Рони. Его зовут Гуто Седельщик. Мастерская у Ворот Трёх Встреч.

– Знаю его, – быстро сказал Хэл Шиповник.

– Займёмся, – пообещал Ривальбен.

– Мы закончили, – сказал Амарант Норотул, встал и отошёл к окну. – Уводите!

Следопыт подошёл к ним.

– Один вопрос, – обратился он к поднимающемуся Адальгриму. – Кто начинает работать раньше всех на кухнях? Не дровоносы ведь, верно?

Главный повар застыл.

– Дровоносы приходят за удар колокола до полуночи, потому что к полуночи пекарям нужны уже горячие печи. Но сначала должен поработать тестомес, – ответил он. – За шесть часов до того, как пекари начинают лепить хлебцы, тестомес берёт из ларя основную закваску и смешивает её с мукой и водой, чтобы получилась малая опара. Ставит в тёплое место и уходит, а потом возвращается с мальчишкой-помощником, чтобы месить тесто.

– Это к завтраку? – уточнил Следопыт.

– Да, к первому и второму завтракам тесто готовят ночью. Я лично, – облизал губы Адальгрим, – снимал пробу с первой выпечки. А что не так?

Ривальбен продолжал:

– А когда пекут к обеду?

– Тесто было готово к рассвету, но поставить в печь мы ничего не успели. Хлеб загружают за три-четыре часа до обеда. Кухни закрыли раньше.

Следопыт подумал и взял со стола Капитана какой-то список.

– Как звали тестомеса, работавшего сегодня? – спросил он.

– Каждый день тесто месит Бунго Мокрошлёп, а его помощники меняются, – ответил Адальгрим и хотел что-то спросить, но тут подоспели гвардейцы.

Ривальбен кивнул, и главного повара вывели.

Когда дверь за ним закрылась, Следопыт обратился к Капитану.

– Милорд, как только вы велели закрыть кухни, всех оттуда выпускали по головам, занося в список. Я не понимаю, как такое может быть, но ни одного Мокрошлёпа среди тех, кто вышел, нет. Никого лишнего во время обысков подвальных этажей не нашли ни мы, ни сотня коменданта. Ваш тестомес растворился в воздухе.

Капитан помолчал.

– В свете новых неприятных сведений, – он мельком глянул на Робина Остролиста, – прогуляйтесь-ка снова на кухни, мой друг. Прихватите с собой Бодо Глубокопа. Он покажет, что к чему. Попробуйте найти ответ!

Следопыт поспешно вышел.

23

Пекарня

Стол с хлебными заготовками, слегка присыпанный мукой, казался бесконечным. Справа выступала печь из красного кирпича, сейчас закрытая заслонкой, слева – деревянные лари для вымешивания разных видов теста. Над ними по стене были развешаны круглые сита и большого, и малого размеров, с ушками для крепления к потолку. Влажные куски холста, защищающие готовые хлебцы от высыхания, бугрились на столе в разных местах по-разному, отбрасывая причудливые тени.

– Ну у вас, приземцев, и аппетит! – громко сказал Ривальбен.

В пекарне было непривычно холодно и тихо. Печь, не работающая с рассвета, давно погашена, жаровни под вафельными решётками пусты, и лишь в уголке под присмотром кого-то из младших тлеет «дежурная» жаровня, поддерживающая небольшое тепло, необходимое дрожжам, чтобы не умереть.

Факелы на стенах не горели, и комнату освещал только фонарь в руке Следопыта.

– Голодный бранк, – сказал Бодо, – плохой воин, а плохие…

– Знаю-знаю: Майлу не нужны. Объясните, где что.

– Вот тут, – Бодо аккуратно приподнял один угол холстины, – лепёшки из красной пшеницы, как мы зовём полбу. Хлеб грубый и сухой. Его ставят в печь в первую очередь, а потом постепенно сдвигают в глубину. Лепёшками кормят до самой ночи всю прислугу, в том числе на кухнях, и выдают тем, кто в Закромах: они же наказаны. Но мне нравится. Говорят, в неурожайные годы, когда даже полба не удалась, лепёшки из ячменя, а это уж совсем.

Следопыт наклонил фонарь к столу, понюхал плоские хлебцы и провёл по верхней кромке пальцем.

– А это, кажется, едят рядовые Стрелки? – показал он на крупные заготовки поодаль, которых было на глаз больше всего, и подошёл к ним.

– Нет, это цельный хлеб. От него, в общем-то, нужны только корки…

– А, хлеб-тарелки! – заинтересовался Следопыт. – Знаете, Бодо, подобный пекут в Северине, вот только годится он не на многое. Даже когда он пропитается подливой, его пускают разве что на корм собакам да лошадям. А про ваш рассказывают небылицы. Мол, его даже есть можно, – Ривальбен склонился к караваям. – Это правда?

Бодо пожал плечами:

– Тут всё можно есть. Это же пекарня.

Следопыт хмыкнул.

– Тогда вон тот точно для гарнизона, – показал он на караваи дальше.

– Верно. Этот хлеб у нас зовут рыжим, и он ничего. В Нижнем Городе охотно скупают остатки, хотя они, – после мига колебаний добавил Бодо, – случаются редко. По сравнению с сухарями, которые выдали всем на сегодня, это просто сказка, а не хлеб!

Следопыт принюхался, а потом ковырнул тесто пальцем.

– На дальнем краю бисквиты, растоны и прочие лакомства, – показал в темноту Бодо. – Их загружают в последнюю очередь, ближе к устью печи. Вот, собственно, и всё, – развёл руками он. – Жаль, что кухни не работают. Столько добра пропадёт!

Следопыт задумался, оперев фонарь на стол.

– Ничего подозрительного, и вряд ли я плохо искал, – сказал он. – Одно меня смущает. А где пироги?

– Так нам в поварскую! – воскликнул Бодо. – В пирогах главное начинка, а особого чутья, когда вытащить, как с хлебом, не надо, – объяснил он, увлекая Ривальбена в соседнее помещение. – Мука обычная, тесто на воде. Ничего сложного. В больших пирогах нынче должны были запекаться говядина и два сорта рыбы, а в мелких – сотня голубей, их забили на последней охоте. Вот, пожалуйста! Делать ничего ещё не начали. Начинка здесь. Тесто тут.

Ривальбен пригляделся.

– Я не очень сведущ в выпечке. Так, помню кое-что. Кажется, в тесто для пирогов всегда добавляют жир? – спросил он, присматриваясь к глиняному чану, от которого ощутимо несло чем-то рыбным, и ощупывая голубей в связках.

Бодо удивился:

– Считайте, первую ступень на звание подмастерья пекаря вы прошли. Масло обязательно, всё верно. Сало на любителя, на оливковое или миндальное у нас денег нет, буковым отравиться недолго, поэтому используем то, что хранится подольше и пахнет поприятнее. Ореховое, например.

– А в начинке всегда так много разных… ингредиентов? – поинтересовался Следопыт. – Очень разнообразные ароматы, не могу уловить главный.

– Ну, тут дело выдумки, – признал Бодо. – Сказано начальством положить щуку, и щука будет, а вот сколько и что кроме неё… Кто-то любит добавлять всюду морковь, кто-то капусту, и хорошо, если не кислую. Один чудак балуется грушами. Словом, начинку обеденного пирога никогда заранее не угадать.

Следопыт ещё раз обошёл по кругу столы с заготовками, изучил ларь с тестом и притушил фонарь.

– Спасибо за разъяснения, Бодо. Нам пора, – позвал он. – Здесь, в пекарне, и в поварской нужно поставить усиленные караулы, но я сам распоряжусь. У вас был длинный день, но он ещё не закончился, верно? Удачи, – пожелал Следопыт, и Бодо ничего не оставалось, как выйти.

Оставив Ривальбена запирать дверь и договариваться о чём-то с караульными, бранк побрёл по лестнице к привратному уровню. «Зачем он спросил про жир? Что не так вообще может быть с жиром? – размышлял он. – Допустим, хранится дольше срока. Появился неприятный запах. Выбросили! Отравиться несложно, но прогорклый жир любой поварёнок учует. Что же он там вынюхивал и высматривал, этот Ривальбен?»

Мысли эти, впрочем, быстро вылетели у него из головы: и без того забот хватало, а некоторые из них были всё ближе. Раскланявшись с гвардейцами в воротах, Бодо вышел из Башни и оказался на Топтальне, объятой темнотой.

24

Топтальня

Факел, шипя, ронял капли масла на стену. Ланго Падуб обвёл взглядом подчинённых, наконец-то собравшихся вместе. Бранки ожидаемо выглядели потрёпанными, потому что полдня кряду провели в глубинах Башни, обшаривая, как не соврал Капитану комендант, каждый уголок. Сил было потрачено много, а питаться пришлось одними сухарями с элем.

Улов вышел и смешной, и по-своему стоящий. В одной из каморок, к примеру, обнаружили самогонный аппарат, который загружали на пару гнилыми овощами один младший десятник и рядовой. Оба отправились в Закрома. Нашли также кучу неучтённого добра, которое давно прошло по ведомостям как списанное. По этому поводу комендант вызвал старшего над «чернильной сотней» и пропесочил всё подразделение на год вперёд. А между мешками с просо и рожью отыскался древний доспех горного тролля. Кухонный люд, не вникая в детали, ссыпал в этот трофей эпохи Капитана Ромуадера, считавшийся пропавшим, сырое зерно – чтоб подсохло.

Главный приз в гонке ожидаемо захватили Следопыты, вооружённые опытом, удачей и, помимо прочего, ещё и книгой о потайных ходах, найденной в ларе с мукой. О поимке дерзких воров, несмотря на секретность поисков, судачила вся крепость – вот только подробностей не знал никто. Ланго, хотя и мог бы чувствовать лёгкую ревность к Ривальбену, ощутил, когда узнал, что всё закончилось, лишь облегчение.

– День сегодня выдался, – поискал слово он, – необычный. Но у меня для вас сюрприз.