На дне большого котла

– В другой раз объясню, – отмахнулся Бодо. – Получается, тебе что, кто-то подножку подставил?

– Скорее, засветил чем-то увесистым из-за угла… – хмыкнул Тэд и вдруг, запнувшись, продолжил, глядя прямо на Бодо: – Четыре ложки конопляного, а не три, балбес.

Бодо отпрянул.

– И зелень погуще, не полы же этим всем потом мыть, – выдал его сменщик и зевнул, прикрывая глаза. – А я бы подремал. Что-то всё двоится!

– Тэд? – окликнул его Бодо.

Но голова раненого уже свесилась на грудь, и он громко всхлипнул:

– Почему крем скис? Молоко-то миндальное!

– Оставьте его, Бодо, – сказал Ривальбен. – Сейчас явится старшина лазарета, и мы попросим, чтобы Тэда устроили поудобнее. Сон для него сейчас лучше многих лекарств. Так что это за список едоков?

Бодо пожал плечами:

– Когда при открытии кухни делается выбор блюд, тот, кто его делает, определяет лишь что готовить. А сколько – зависит, ясно-понятно, от количества ртов. Оно бывает разным. В Башню то приходят, то уходят отряды, приезжают гости, подтягиваются новобранцы. Мастеровые являются под сезон. Парни из Закромов то прибавляются, то наоборот. В общем, дежурный по крепости утром передаёт на кухню списки всех, кого положено кормить.

Ривальбен уточнил:

– Каждый день пишутся новые списки? Зачем?

– Так ведь кормим мы много и почти непрерывно! Даже в утреннюю смену три раза, и столько же в обеденную, – вскинулся в защиту родных порядков Бодо. – И кормим всех по-разному. А трапезная рассчитана всего на тысячу мест. Так замышлялось изначально: Тысяча Вольных Стрелков. Но сейчас бранков в Майле куда как больше… Приходится разбивать всех на очереди. Да и остальным тоже нужно есть. Сами понимаете, чтобы держать всё это в порядке, приходится поработать.

Он помедлил, припоминая.

– Я-то обычно читаю только цифры, но, кажется, туда заносится не просто количество едоков. Ещё названия отрядов и их очерёдность прибытия в трапезную, имена и звания командиров. И текущие пароли, чтобы можно было посылать прислугу за дополнительной провизией в Нижний Город…

Он хлопнул себя по лбу:

– И пароли!

Ланго хмыкнул:

– Значит, именно этими сведениями и снабжал наших воришек любезный Адальгрим.

– Может, что и так, – растерянно согласился Бодо.

– Но сегодня утром господин главный повар ускакал с тобой к Капитану, чтобы разнюхать обстановку, и вот… Никакого списка, – сказал Ланго, сверившись с какими-то собственными записями, – при Тэде, когда его нашли, не было. Выходит, они забрали бумагу сами, как смогли, и бросились к Крышке. Но пароли не совпали: Капитан-то их сменил.

Будто сомневаясь в чём-то, Ланго глянул на Следопытов, и один из них решил ему помочь:

– В Фороде такое зовётся изменой. Если нужно задержать этого повара… Или он уже в темнице?

– Боюсь, он пока даже от должности не отстранён. Но могу ли я отдать такой приказ в отношении кого-то из Буролистов… – пробормотал в замешательстве десятник.

Следопыт улыбнулся, будто решил, что его разыгрывают, но Ривальбен, знавший обычаи Майла чуть лучше, вздохнул:

– Не будем терять времени. Мы узнали здесь всё?

Ланго кивнул и повернулся к двери, но не успел взяться за ручку, как створка с грохотом распахнулась, и в комнатку влетел лекарь в красивой белой шапочке на седых кудрях. Все, кроме дремлющего Тэда, подскочили, когда он воскликнул:

– Это вы здесь расследуете?!

– Именно, – подтвердил Ланго.

– Отлично! – сердито отозвался лекарь. – Так отыщите мне этот сбежавший труп!

16

Лазарет

Ланго Падуба сегодня было не так-то просто вывести из равновесия, потому что с того самого момента, как он ранним утром переступил порог кабинета Адальгрима, чтобы выполнить наискучнейшее, казалось бы, задание, вокруг творилось невероятное. Но бегающие по лазарету мертвецы, как выразились бы приятели Бодо на кухне, «сорвали-таки крышку с чайника».

– Господин Остролист! – рявкнул Ланго. – Не морочьте-ка мне голову! Вы же не сопляк какой-то. Или у вас тут, Враг его подери, завёлся чернокнижник? С каких это пор трупы вдруг забегали?

– Я не меньше вас в негодовании, господин Падуб, – растерянно откликнулся лекарь в шапочке, почёсывая затылок, и для пущей убедительности развёл руками. – Но пропажа налицо: был труп в леднике, а теперь нет.

В подчинении у Робина Остролиста, владыки мазей и микстур, старшины лазарета Башни, была армия не хуже, чем у Капитана: лекари, травники, аптекари, цирюльники и костоправы. Правда, болеть у Вольных Стрелков было как-то и не принято, и не слишком прилично – если только это были не последствия честных ранений, полученных в бою. Поэтому в негласной иерархии чинов среди бранков глава лазарета стоял где-то между начальником караулки и старшим кашеваром12 – не больно, прямо-таки скажем, высоко. Помощь в лазарете была одним из наказаний для тех, кто угодил в Закрома. А больничный дух Вольные Стрелки терпеть не могли.

Но остальные обитатели Майла услугами Робина и его подчинённых пользовались с превеликим удовольствием, полагая, что Капитаны держать при себе никуда не годных медиков не стали бы. Поэтому у главы лазарета и лучших его помощников была обширная практика в Нижнем Городе и далеко за его пределами, и недостатка ни в пациентах, ни в монетах они не испытывали, хотя главным товаром, которым торговали, были всего-навсего вино со специями в сочетании с вниманием.

На почве взаимного интереса к приправам, точнее, к их целебным свойствам, Робин Остролист был знаком со многими на кухнях, включая Бодо. Вот и сейчас, переводя растерянный взгляд с Ланго Падуба на остальных, он поначалу не признал старшего утренней смены в новом обличье, но, приглядевшись, всплеснул руками:

– Господин Глубокоп!

Бодо поклонился.

– Как это вас угораздило? – спросил главный лекарь. – Хотя что это я. Поздравляю, поздравляю, – исправился он, – вам так идёт!

– Благодарю, – отвечал Бодо.

«Что же скажет Элалия», – мелькнула у него тревожная мыслишка внутри.

– Вы, пожалуйста, приглядите за Тэдом. Пришлите с ним посидеть кого-нибудь потолковее, ладно? И дайте нам весточку, как только он очнётся, – попросил он так, как будто был старшим для главы лазарета, и это было новое чувство. – Мы, возможно, с ним ещё не закончили.

Начальник лекарей, чуть помедлив, кивнул.

– А что за тело у вас пропало? – спросил Ланго Падуб.

– Так бедолага Сордо, с кухни же, – отвечал Робин Остролист.

Бодо пошатнулся, но Ланго незаметно для остальных успел его придержать.

– Принесли мы его, положили в ледник, как и положено. Двери заперли, – продолжал старшина лазарета. – И сначала было как-то не до него: уйма хлопот с этими ранеными, ну вы знаете, которых сегодня у Крышки… Собрались вот осмотреть как следует, чтобы сделать выводы о причинах беды. Хватились – а тела-то и нет. Дверь на запоре, ключ у меня. Как так?

– А не мог забрать тело кто-то из ваших, господин Остролист? – недоверчиво спросил Ланго.

– Ни о чём подобном меня не извещали, и у нас так не принято. Здесь же не казарма, а трупы не сапоги! – поднял палец Робин Остролист. – Да и как? Ключ от двери – единственный, и я его из рук не выпускаю. Мы там, в леднике, храним кое-какие редкие и дорогие составы, господин Глубокоп знает, в том числе сильнодействующие зелья и даже яды. В ледник кому попало шастать не положено!

– Яды? – переспросил Ривальбен. – Это какие же?

– Разные, – уклончиво отвечал старшина лазарета. – Ядом и утренний чай может стать, если с дозировкой переборщить. Отравление – дело концентрации, знаете ли.

– Пойдёмте, глянем на ваш ледник, – предложил Следопыт. – И прихватите тех, кто осматривал Сордо, когда его нашли на кухне. У нас к ним тоже, – веско добавил он, – есть вопросы.

– У вас? – фыркнул главный лекарь. – Но дозволительно ли вам, сударь, задавать эти вопросы нам и здесь, учитывая, что вы…

– А, мы же с вами ещё не знакомы, – остановил его Следопыт. – Ваш батюшка Понто Остролист, знаменитый травник, держал лавку в Северине, не так ли?

Робин удивлённо кивнул.

– Имел честь быть с ним знакомым, – поклонился Следопыт, – и даже давал кое-какие пояснения, когда он в молодости забрёл в Дозорные Холмы поучиться методам растворения и экстрагирования. Имени Ривальбен он при вас ни разу не упоминал?

Начальник лазарета подпрыгнул, согнулся в глубочайшем поклоне и произнёс:

– Я провожу.

17

Лазарет

Ледник внутри Башни перестраивался не единожды – по мере роста населения, которое пришлось бы неизбежно кормить, попади город в глухую осаду. И поскольку площадь земли на вершине Горы оставалась неизменной, а рыть глубже под фундаментом мог лишь тот, кто желал опрокинуть себе на голову всю Башню, бранкам пришлось изворачиваться. Так лёд пополз из подвалов наверх.

Сейчас для нужд Зала Приправ, как было известно Бодо, использовалось всего три уровня со льдом. С нижнего, изначального, к поварам поднимали мясо и колбасы, мороженую рыбу и птицу, фарши и потроха. На средний, некогда слегка потеснивший темницы и кочегарку, по мере роста запасов переехали зерно, вино и уксус. На верхнем, находившимся вровень с кухонными помещениями, было очень удобно хранить под рукой творог, куски масла, сырные головы, яйца в корзинах и ещё много чего. А поскольку подъёмник для провизии ходил только от кухни до нижних подвалов, Бодо и не подозревал, что выше тоже есть ледники.

Выдав бранкам и двум приунывшим лекарям, которых уже допрашивали сегодня в темницах, по тёплому плащу и фонарю, Робин Остролист зажёг другой фонарь, побольше, и привёл всю компанию к массивной двери. Откашлявшись, он продемонстрировал всем собственное запястье с затейливым браслетом, на котором тихо звякнули небольшие бронзовые ключи.

– От сундука с историями болезней. От личной шкатулки. От ледника, – перечислил он. – А больше запирать тут и нечего!

Не дождавшись комментариев, начальник лазарета хотел было использовать третий ключ, но Ривальбен его остановил.

Один из Следопытов, затеплив свечу-камышинку13 от ближайшего светильника, наклонился к замковой пластине, украшенной серебряным гербом Майла, осторожно сдвинул её пальцем и ощупал скважину. Наклонившись, он изучал что-то добрую минуту и даже, как показалось Бодо, понюхал. Потом так же дотошно осмотрел бородку ключа, пол перед дверью и дверное полотно, и только затем приглашающе махнул рукой.

– Взлома не было, – пояснил он.

Старшина лазарета вставил ключ, провернул, невольно вздрогнул, когда за дверью щёлкнули штифты, и пропустил всех внутрь, высоко подняв фонарь.

Ледник при лазарете оказался похожим на знакомые Бодо мясной или винный. Тот же широкий круговой коридор, идущий вокруг сердцевины Башни, заполненной колотым льдом, только вместо массивных поддонов с крюками над ними или бесконечного ряда бочек – деревянные полки, на которых тускло блестит стекло. Снизу – забранные решётками длинные продухи для холодного воздуха, сверху – такие же, куда уходит тёплый.

Ривальбен вместе с Робином, деловито обсуждая что-то на смеси Всеобщего и эльфийского, двинулись по проходу на восток. Остальные Следопыты, покрутив головами, медленно пошли вдоль полок на запад. А двое лекарей подвели Ланго и Бодо к помосту в половину роста высотой, на котором лежало несколько больших чёрных мешков.

Служащий кухни внутри Бодо немного удивился: от мешков тянуло чесночком. Поставив фонарь на ближайший, он с любопытством осмотрелся. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы соотнести место, где они сейчас находятся, события сегодняшнего утра близ Крышки и торчащую из-под края мешка ногу, покрытую густым каштановым волосом и спёкшейся кровью.

Он с воплем бы отпрыгнул, если б на дороге не стоял один из лекарей.

– Здесь мы его и сгрузили, – показал тот на пустой промежуток на помосте, где в чёрных мешках лежали покойники. – Но, как видите… Да они не кусаются, парень, – добавил он грустно, заметив выражение лица Бодо. – Уже нет. А если тошнит, вон в углу ведро.

Плотно сжав губы, Бодо медленно покачал головой. Рукой, которая почти не тряслась, он снял с останков покойного собрата фонарь и выдохнул.

Его личный опыт присутствия рядом с мертвецами, как думал он сам, до нынешней минуты ограничивался отцом, который умер много лет назад, и утонувшим сегодня в котле для посуды Сордо. «Но Сордо, пожалуй, можно вычесть. Ведь если он встал и куда-то ушёл, то никакой он не покойник», – подумал вдруг Бодо, а вслух спросил:

– А вы уверены, что он точно был мёртв, когда попал сюда?

Первый лекарь пробормотал:

– Теперь я уже ни в чём не уверен. Дыхания не было, сердце молчало. Нажал я ему на ногти – ничего. Зрачки… Впрочем, вы и сами там были. Никакой реакции.

– Обычно мы вливаем в рот уксус пополам с солью, – добавил второй лекарь, – чтобы убедиться, что пострадавший действительно того. Если жив, но без сознания, непременно закашляется. Но учитывая, в чём плавал ваш паренёк, когда мы его обнаружили, вливать в него уксус – это было бы просто смешно.

– Нас, правда, немного смутило, – вдруг сказал первый, – что в груди у него, когда надавили, не было этой вашей кислой смеси. У утопленников вообще-то не так. Коли утонул, то обязательно захлебнулся, а значит, полная грудь. И вообще он был какой-то закостеневший, словно прошло уже несколько часов. Обычно покойники, только-только испустившие дух, становятся мягкими и дряблыми. Гнутся, скажем прямо, ещё хорошо, – и он умолк, задумавшись.

Ланго, видимо, тщательно подобрав слова, спросил:

– А случается, что те, кого сначала приняли за мертвецов, потом как бы оживают?

Лекари переглянулись.

– Так тут на этот случай вон, даже верёвка висит, – показал второй лекарь на свисающий прямо над помостом ярко-красный шнур. К шнуру была прицеплена деревянная табличка с надписью: «Дёрни, чтобы позвонить, если жив. Если нет, пожалуйста, не дёргай».

– Прямо за дверью колокол. Даже если легонько тронуть, слышно по всему лазарету. Самостоятельно отсюда не выйдешь, но мешки мы на всякий случай тоже не завязываем, – пояснил он. – Да только я таких историй за всю жизнь едва ли парочку помню. А ты?

– Ну, если не считать ложное отравление капустой, которое якобы скосило сразу два десятка наших много лет назад, то покойники в Башне воскресают негусто, – подтвердил первый лекарь. – Сегодня мы на нервах. Такое бы не пропустили.

К ним быстро подошли Следопыты, причём не с той стороны, в которую ушли – видимо, успели обойти ледник по кругу.

– С нашим ростом туда не пролезть, так что придётся кому-то из вас! – заявил тот из них, что осматривал замки на входе. – Несколько решёток у потолка выломаны, – добавил он, правильно прочитав выражения их лиц, – а за ними, кажется, путь, каким можно проскользнуть кому-то некрупному. Если он, разумеется, – скользнул он взглядом по надписи над шнуром, – жив.

18

Кабинет Капитана

Капитан вопросительно посмотрел на Бодо. Вожак Вольных Стрелков выглядел немного устало, но в целом невозмутимо, хотя удивляться-то было чему.

Старшие сотники, наверное, не припомнили бы другого такого случая, когда их предводитель общался с кем-то в крепости несколько раз за день, исключая, разумеется, их самих. А Бодо Глубокоп, поглядите-ка, сидит перед Амарантом уже в третий раз.

Рука его была в свежей повязке – после укуса, как объяснил он, здоровенной крысы там, в подвалах. Шлем он снял, потому что голова кружилась после спёртого воздуха подземелий, куда без нужды не заглядывали даже смотрители ледника. На щеке алела свежая царапина, полученная и не разберёшь уже как.

Новоиспечённый бранк подтвердил:

– Можно, милорд. Дайте бумагу, и я покажу!

Брызгая чернилами, он изобразил что-то похожее на воткнутую в землю трубу, вложенную в другую трубу, пошире, разделил рисунок на пять частей по вертикали, после чего стал пояснять:

– Это этажи, где есть ледник, милорд. Снизу – нижний подвал. Там хранится то, что мы получаем от животных и рыб: мясо, сало, требуха, а также колбасы, паштеты и фарши. Затем – уровень темниц, где устроены кладовые для всего, что получают от растений. Зерно, вино, белый и зелёный уксус, эль, свежие и сушеные плоды.

Старшие сотники с интересом придвинулись: эта сторона жизни Майла обычно была скрыта от них. Ривальбен с высоты своего роста одобрительно кивнул.

– Следом, если двигаться наверх, идёт наш этаж, кухонный. Тут в леднике лежит всё остальное. Например, ягода, сыр, солёные и маринованные овощи, фрукты, яйца, пастила. И раньше я думал, что этим всё и ограничивается. Но оказалось, что нет.

Он ткнул пером в четвертый уровень:

– Вот тут ледник Закромов и лазарета. Здесь хранятся под запором сухари на случай осады, запасы ткани, кожи, мехов, всякие микстуры и, – он сглотнул, – лежат мертвецы, пока их не похоронят. А ещё выше – ледник, примыкающий к трапезной. Для ледника этот уровень пятый, самый верхний, а для Башни – первый, привратный.

– И что, с любого этажа ледника можно попасть на соседние? – спросил Амарант.

– Не сразу, но да. Однако сначала поясню кое-что, – Бодо оглядел сгрудившихся вокруг военачальников и перевёл дыхание: он всё-таки волновался. – Каждый этаж ледника – это круглая комната в самом центре Башни. Этакий большущий кувшин со льдом. По периметру, за стеной – круговой коридор, куда идёт холод и где всё и хранится.

Ното Платан, один из старших сотников, спросил:

– А как туда попадает лёд? Откуда? Ни разу не видел, чтобы что-то подобное заносили в Башню.

– В этом-то и секрет хорошей кухни: она должна работать незаметно для тех, кого кормит, – не без удовольствия сказал Бодо. – Лёд загружают раз в год, на исходе зимы. Для этого к Башне с востока пристроена галерея, но её не увидеть – она подземная. Это глубокий колодец с воротом для погрузки и ровно пять этажей вниз – по числу уровней ледника. В каждом люк, а от него – наклонный трап для спуска льда. Внутренние комнаты заполняют до верхних вентиляционных окон, смежных с коридором, чтобы тёплому воздуху было, куда затягиваться. Когда лёд подтаивает, он оседает. В общем, места над слоем льда остаётся будь здоров.

Он невольно поёжился, но продолжал:

– Когда протискиваешься в оконце, перед тобой в кромешной тьме – целое поле льда. Неровные глыбы, посыпанные опилками и соломой, чтобы замедлить таяние. Там ужасно сыро и скользко. Всюду провалы с ледяной водой и пованивает. Но если настелить поверх деревянные гати, как над болотом…

– Итак, эти проныры сделали настил поверх льда в леднике лазарета, – кивнул Капитан, – и расхаживали там свободно, как хотели?

– И там, и на всех остальных этажах, где внутри есть ледник, милорд, – постучал пером по своему рисунку Бодо. – С люков сорвали запоры. Вниз по трапам кинули, закрепив, верёвки с узлами, чтобы сползать или забираться: удобно, я проверил. Везде в хранилищах сломали по две-три верхние решётки. Чтобы заметить, что там что-то не так, нужно или встать на стремянку, или быть Верзилой, – наклонил голову в сторону Ривальбена Бодо.

Следопыт кивнул.

– Галерея для погрузки льда обычно стоит запертой, и кроме последних зимних месяцев ею не пользуются, – продолжал Бодо. – Караулов снаружи нет. Те, кто был причастен к краже, свободно проникали в галерею, не заботясь о часовых, и могли оказаться возле любого люка, ведущего в ледник. А наши, которые, безусловно, входили в шайку, могли пробраться по трапам ниже, перейти по льду внутри в любую кладовую, и брать там всё, что заблагорассудится. Решётки-то были выломаны.

«Страна Большого и Малого Народов в действии», – хмыкнул кто-то из старших сотников.

Амарант ещё раз внимательно посмотрел на рисунок и повернулся к коменданту:

– Это же всё…

– Перекрыто, взято под охрану, починено, – успокаивающе отозвался Хэл Шиповник. – Милорд, мы не пришли бы к вам за разрешением прочесать ледники, обыскать каждую крысиную дыру в кладовых и, если потребуется, растопить в жаровнях лёд. Всем этим, как только стали известны подробности, занимается моя сотня до последнего бойца, и результаты, поверьте мне, будут скоро. Мы же пришли попросить об одном решении. Просьбу поддерживают и Следопыты, и вообще все, кто здесь присутствует.

Капитан прищурился.

Комендант быстро сказал:

– Пожалуйста, завтра же объявите, что пир в честь Начала Майла отменён.

19

Кабинет Капитана

Летоисчисление Майла вело свой отсчёт с 321 года Четвёртой Эпохи, когда королевский указ предписал считать земли от Буроструя на западе до Тусклого Нагорья на востоке, а фактически до Студянки, если мерять в пригодных к заселению пределах, новой провинцией Северного Княжества – землёй Большого и Малого Народов.

Стране пошло сильно на пользу то, что здесь, в отличие от старых мест, где бротты обитали испокон веков, можно было свободно находиться Верзилам, а правила устанавливались по мере необходимости. И ныне уже и быльём поросло многое из того, что приключилось позднее с Северным Княжеством, и само его название теперь помнили лишь полуслепые хронисты да исполнители баллад. А бротты всё жили, как и прежде, там, куда их раскидало волнами очередного великого переселения.

Жили в полной дружбе с Верзилами, умудряясь оставаться, как бы необычно это ни звучало, не только кормильцами, но и единственными защитниками для многих из них.

Власть Капитанов формально шла от Лазурной Булавы, носитель которой обитал в далёком Алагосте, или Ставке. Большой лорд, как звали его на Севере14, присылал новому главе бранков сразу после его избрания жезл с жёлтыми камнями. Точно такой же был, например, у властителей Серой доли или Северного Покрая, других крупных провинций по соседству. На деле Капитаны, сидя в своей Башне посреди богатой и тихой страны, зависели от указаний из Ставки не больше, чем от решений Наместника Короля в древности.

Однако и память о временах, когда Короли правили всем ведомым Западом, и взаимовыгодные торговые связи с Фородом, как теперь называлась большая страна к северу от Майла, оставались важнейшими опорами повседневной жизни. Не последнюю роль в этом играл праздник в честь основания страны, который сами бранки называли без затей: Начало Майла.

– Ты предлагаешь… – начал Амарант, но, оглядев всех за столом, и последним Ривальбена, исправился: – Значит, вы предлагаете отменить событие, которое на памяти живущих, пожалуй, не отменялось ни разу, если не было войны. Только пир? Или уж тогда и все церемонии в придачу?

Его тон намекал на необходимость объяснений, но комендант Башни предпочёл зайти с другой стороны.

– Формально говоря, традиция прерывалась. – Хэл пошуршал бумагами. – Вот, пожалуйста. В конце шестого-начале седьмого веков. И в середине восьмого, причём на целых тридцать лет. А ещё в год, когда вернулась Октябрьская пятёрка, это ты и сам прекрасно помнишь. Ни праздника, ни пиров. И ничего!

Амарант невесело усмехнулся: уж историю-то он знал. Осторожно положив трубку на подставку, Капитан встал из-за стола и подошёл, заложив руки за спину, к окну. Вид внизу не уступал по великолепию тому, что открывался из галерей. Темнели казармы бранков, а за ними город и страна, разделённые зубцами стен, в надвигающихся сумерках мирно приближались ко сну, уже помигивая первыми огоньками.

– Бодо, – неожиданно окликнул Амарант. – Подойди-ка!

Стараясь не замечать взглядов старших сотников, бранк подбежал к Капитану. Тот отвёл в сторону гобелен возле окна, за которым обнаружилась небольшая дверь.

– Пойдём, потолкуем, – приказал Капитан, отворяя дверь, как показалось Вольному Стрелку, прямиком в тёмное небо.

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять: дверца вела на тот самый Насест, знаменитый капитанский балкончик, который они с Ланго сегодня разглядывали снизу.

Старшие сотники потеряли дар речи, и даже десятник Следопытов, кажется, слегка удивился. Из тени откуда-то в углу материализовался Стрелок в форме гвардейца, о присутствии которого Бодо и не подозревал, и с тихим протестом сказал:

– Милорд!

– Наедине, – отрезал Капитан, и дверь за ними закрылась.

Гвардеец сделал шаг обратно, растворившись в тенях, и повисла тишина. Нарушил её только стук во внешнюю дверь.

Комендант, отложив бумаги, бросился в приёмную, да и остальные как-то оживились. Командир гвардии затеплил трубочку, Ното в предвкушении похрустел пальцами, а Минто откашлялся и налил чаю. Сквозь приоткрытую дверь был хорошо слышен голос Хэла. Сначала недовольный, потом удивлённый, а затем и ликующий.

– Успех, не иначе, – пробурчал, закуривая, Берилак.

Храбреца Буролиста с утра не покидало дурное настроение. Главный повар башни приходился ему, как говорили бранки, «кузеном», то есть дальним родичем. Из-за проступка Адальгрима всё семейство, судя по всему, вскоре ждали весёлые деньки, и Берилак за это и не любил Майл: ему по душе было мчаться на врага верхом, с мечом наперевес, под бой барабанов.