На дне большого котла

– С сухарями покончено? – радостно воскликнул кто-то.

– Нет ещё. Но осадное положение отменено. На всех постах нас снова заменят гвардейцы, которым, – позволил себе намёк на насмешку Ланго, – давненько пора поработать и руками, и челюстями. Увольнительные в Нижний Город снова действуют.

Десяток заворчал, предвкушая.

– Всех жду к отбою… Завтра! – выдал Ланго.

Бранки ответили, как он и ожидал, многоголосым: «Спасибочки! А что, справедливо. К старикам махну. У нас сотник отпад, я всегда это всем говорю. По кружечке, братва? И поедим нормально. Приходи, командир, мы будем там же».

– Приду, – пообещал Ланго и пошёл переодеться.

На пороге казарм, куда он неторопливо поднялся, на ходу ослабляя ремешок с ножнами, кто-то шевельнулся со словами:

– Командир!

– А, пропавший, – обрадовался десятник. – Нашёлся! – и он посмотрел на Бодо. – Ну, ты как? Не видел тебя с лазарета.

Вид у новобранца был чудной, но Ланго, выдайся его первый день в Стрелках хоть немного похожим на сегодняшний, тоже выглядел бы не как обычно.

Бодо сказал:

– Опять вызывал Капитан. Потребовал подробных объяснений о том, что мы нашли в ледниках. Но кажется, они там, наверху, всё раскрыли: и кто воровал, и как, и даже почему. Робина вызывали тоже, и Адальгрима – уже без меня. Этот вышел от Амаранта совсем убитый. А ещё мы с Ривальбеном были в пекарне. Обнюхали все заготовки под выпечку. Ничего не понимаю, честно говоря. Голова кругом!

– Наверное, мечтаешь вернуться в ряды тех, кто видит Капитана только по средам на пирах? – усмехнулся Ланго. – Не переживай, так и случится вскоре. Всем в сотне дали увольнительные, осадное сняли, знаешь? Пойдешь домой?

Бодо помялся и робко сказал:

– Не сразу. Есть просьба, командир.

Ланго ободряюще улыбнулся.

– Нужно прогуляться в одно место. А я там ни разу не бывал. Поговорить кое с кем. Возможно, этот тип опасен. Точнее, опасен определённо, но не факт, что для меня. Наверное, и вовсе не опасен, потому что… – Бодо запутался и примолк.

Ланго, внутренне вздохнув, распрощался с надеждой на стаканчик-другой перед сном и сказал:

– Если это связано с тем самым разговором, который случился у тебя наедине с Капитаном на Насесте… О, ну а как ты думал, – усмехнулся он, увидев смесь паники и облегчения на лице Бодо, – я же всё-таки не первый год тут лямку тяну. Так вот. Если это по делу Майла, ты можешь ничего не объяснять, а просто скажи: подстрахуй.

– Да! – выдохнул Бодо. – А потом, – заторопился он, – я прошу тебя оказать мне честь и пожаловать на уху с пирогами к нам с Элалией. Элалия – моя сестра. Я послал ей записку о том, что стал Стрелком, и она готовит небольшой праздничный ужин. Поздновато, конечно, но завтра же отдых…

– Прекрасный план! Принимается, – обрадовался Ланго.

Несмотря на сегодняшнюю суету, он успел навести справки о семье нового подчинённого. Данные из надёжных источников гласили, что Элалия Глубокоп считается лучшей хозяйкой квартала у Яблочных Ворот. «И красивая, как говорят», – подмигнул ему писарь, выдавая документы на рядового Глубокопа.

Ланго затянул обратно пояс и спросил:

– Так, и куда мы идём?

– В «Горелое Весло». Если тебе, – с опаской добавил Бодо, – удобно.

– Ах ты хитрец! У меня же там родня, – воскликнул десятник. – Ну что ж, пошли. Подзаправимся.

ЧАСТЬ

II

5–8 СЕНТЯБРЯ

25

Нижний Город

«Горелое Весло», самый знаменитый трактир Майла, держало, как и множество других, семейство Падубов. По легенде, прародитель клана когда-то трудился обычным лодочником, переправляя за гроши грузы по глади Олденского пруда. Вдоль берегов водоёма, появившегося на месте заброшенной каменоломни, стояли сплошные склады, и многие из них уже тогда принадлежали Торникам, правда, ещё не нахапавшим столь возмутительного богатства. Один из складов, рассказывают, внезапно загорелся, и Энсон Падуб, первым заметив неладное, бесстрашно рванул тушить огонь.

Позже Торники, не раз искусавшие локти из-за появления и оглушительных успехов Падубов, своих главных соперников по трактирному делу, говорили, что склад сам Энсон-то и подпалил. «Чтобы расчистить место, стало быть, неблагодарная свинья», – поясняли они всякому, кто высказывал сомнение. Как бы то ни было, отважная попытка лодочника спасти чужое для себя добро так впечатлила Изембарда Торника, поверенного семейства в Майле в те годы, что тот вручил герою мешочек золота и подарил сам участок – ведь склад-то, увы, превратился в головёшки.

Энсон, поблагодарив за щедрость, воткнул в берег там, где всё и стряслось, своё обгоревшее весло – им он тщетно, как выяснилось после, пытался сбить огонь. Год спустя расчистил участок от руин и рухляди, а ещё через год («Каков нахал!» – восклицали Торники) открыл там трактир. Название «Горелое Весло» прилипло к заведению как-то само собой. И так как вся эта история сделала трактиру неплохую рекламу, а Энсон вложил в детище всю душу, заведение скоро дало неплохие барыши, стремительно выведя семью из нищеты, и процветало до сих пор.

Эту семейную историю Ланго рассказывал, пока они с Бодо добывали фонарь у караульных Крышки, преодолевали украшенный мозаикой Проход, набитый шумными торговцами пряными пирожками, свежими вафлями, горячими котлетами и бобами, надеющимися всучить свой товар проголодавшимся бранкам-патрульным, огибали гудящие заведения у Донышка, включая излюбленную Стрелками «Полкружки», проходили пустынные ряды Железного Рынка и шагали дальше вниз.

– Про «Горелое Весло» столько небылиц рассказывают, что, как смеются наши, если все их записать, то хватило бы обклеить стены, и ещё осталось бы. Самая нелепица – про Короля Ладендила. Плетут, будто бы он долго был постояльцем трактира, уже после того как оставил престол. И, выпивая у нас каждый вечер, якобы оставлял по счёту пять золотых, – улыбаясь, рассказывал Ланго. – Пять золотых! Да столько ж разве выпить?

– Кажется, я читал это в кратком пересказе «Анналов Домов Запада», – подтвердил Бодо. – А ведь теперь, если выдастся минутка, я смогу взять в Малахитовой Библиотеке полную версию, в которой семь томов! – воодушевился он. – И что, разве про Ладендила неправда? Все хроники подтверждают, что он очень любил Север и нас, броттов. Пишут также, что Ладендил был несказанно щедр. Он ведь даже Меч и Скипетр передал Нургону, который ему и родственником-то не был, ты что, не слыхал?

– Про любовь, скипетры и всё такое прочее ничего не скажу, – покачал головой Ланго. – Но кое-что подсчитать несложно. Если бы мои предки зарабатывали по пять золотых каждый вечер на протяжении пары лет, которые якобы гостил у нас его величество, они бы скупили весь Майл с потрохами ещё до конца войны!

Бодо быстро глянул на командира. Вообще-то в Майле было принято считать, что последняя война завершилась четыре столетия назад. И хотя дерзкие набеги орков на окраины страны не прекращались ни на год, Стрелки уже давным-давно принимались на службу по законам мирного времени. На этот счёт, правда, злословили, что на столь категоричных формулировках в своё время настояли казначеи, дабы не выплачивать воинам, стерегущим границы, полновесное жалование, положенное в боевых походах.

– Кстати, про Северную войну… – начал Бодо.

Так за беседами о прошлом, милом сердцу каждому бротту, они преодолели почти полгорода и оказались перед входом в «Горелое Весло».

– Доброго здоровья, Роди! – окликнул Ланго бротта средних лет, взгромоздившегося на хозяйский табурет за столом в уголке. Без Ланго побледневший от волнения Бодо досюда не сразу бы и добрался: общий зал был битком, и веселье в разгаре.

– И тебе не хворать! – пробасил Роди Падуб, впиваясь взглядом в родственника. – Что, несладко вам там на макушке пришлось? Пришёл расслабиться в кругу семьи? Есть напиток по случаю. Называется красиво: «Еловый вор».

Ланго рассмеялся:

– Каждый раз ты выспрашиваешь у меня сплетни из Башни. Каждый раз ты их знаешь лучше меня. У тебя что, Капитан инкогнито столуется?

Хозяин трактира многозначительно усмехнулся:

– А может, и да. Кому ж по душе сухари.

– Ладно-ладно, всё-то ты знаешь. Плесни нам, – позволил Ланго. – Это Бодо Глубокоп, прошу любить и жаловать. Мы с ним по делу тут, слышишь?

– В полночь накануне выходного. Ага, – хмыкнул Роди Падуб, ловко придвигая к ним два запотевших стаканчика с чем-то прозрачным, возникшие из-за его спины как по волшебству, и лихо пригубив из третьего. – Не стесняйтесь. Свежак.

Ланго причмокнул.

– Неплохо, я ещё закажу, – оценил он первый глоточек, и Роди подал ему тарелку, в которой было с горкой навалено чего-то пахучего – кажется, маринованного лука. – А товарищ мой ищет человечка.

– М-да, – сдавленно подтвердил Бодо, пытаясь отдышаться. Не ожидая подвоха, он в волнении махнул почти до дна, а «Еловый вор» оказался крепкой настойкой на можжевельнике – похоже, младшей родственницей тулгула.

– Мой вам совет, сударь, подавайте это сразу с имбирным элем на подносе, – хлопнул он стаканчиком о стол, и щёки его наконец-то порозовели. – Итак, мне нужен Норт. Торгует товаром с Юга Синих Гор. Говорят, он живёт не здесь, но…

– Ужинает сегодня у нас, – закончил за него Роди. – А ты уверен, парень, что у тебя с ним дела? Да ещё в такое время? Он не из здешних Верзил. Южанин. С очень далёкого юга, я имею в виду: то ли Трихиат, то ли Луберед, – и он повернулся к Ланго. – Кабы тебя б тут не было, господин десятник, я бы прямо сказал. Но раз ты тут, выражусь обтекаемо. У Норта, возможно, с законом не очень-то складно.

Ланго безмятежно улыбнулся и поднял стаканчик.

– У тебя за столом, вон там, невесть сколько наших. Парни крутые: с блямбами Оло Папоротника повыше локтя, – показал он. – Видимо, отдыхают после дел на границе. Если этот Норт чего-то там переступит, мы его быстренько скрутим в сорок рук и утащим наверх. Нам так даже проще, знаешь ли.

Хозяин «Горелого Весла» внимательно посмотрел на него.

– Иногда и не понять, когда ты шутишь, а когда… Погодите-ка.

Жестом подозвав одного из слуг, Роди Падуб что-то сказал ему, выслушал ответ, отдал указания и повернулся к Бодо:

– Норт сегодня не заказал выпивку, так что заговорить с ним у тебя получится, а вот поговорите ли – зависит от тебя. Шуметь не стоит. Тот, кто покажет дорогу, останется неподалёку. Просто выгляни в дверь, если что.

Проводив взглядом раскрасневшегося Вольного Стрелка, удаляющегося куда-то вглубь здания, он сказал Ланго:

– А малый-то соображает.

И уже слуге:

– Нацеди-ка нам с кузеном по второму, и кувшинчик имбирного эля принеси.

26

Нижний Город

В трактирах по всему Северу, если они, конечно, были старыми и большими, приезжим сдавали комнаты не только под ночлег, но и для трапезы в уединении. Вне общих залов, полных разнузданности и шума, предпочитали есть те, кто побогаче, те, кто познатнее или те, у кого были тайные дела. Когда за Бодо закрылась дверь, он, разглядывая Норта, попытался угадать, к какой же из трёх категорий относится этот Верзила. «Но, кажется, сразу ко всем», – решил он.

Лицо у Норта было смуглое и живое, глаза хитрые и зелёные, а крупный нос с горбинкой выдавал уроженца дальних мест – в Фороде таких носов Бодо не встречал. Одет был Верзила как мелкий купец, торгующий вразнос, соответствующе званию: неброский кафтан, удобные сапоги, торчащие из-под стола, и широченный зелёный плащ, небрежно брошенный на скамью. Больше в полутёмной комнатке было не разглядеть.

Одинокий ужин южанина составляли блюда вроде бы и обычные, но всё же не без изящества, как любил говаривать Адальгрим.

Опытный глаз Бодо сразу же опознал жареную требуху, подкрашенную шафраном – общепризнанное лакомство тех, кто с достатком. Рядом стояли бобовый суп, щедро сдобренный солониной, и хлеб с тмином, помогающим, по поверью, в денежных делах (а на самом деле – препятствующим распространению плесени). Нос Бодо уловил слабый аромат жгуче-горького калгана. Этот корень, точно знал он, везли с далёкого острова на юго-востоке и продавали на Севере по серьёзной цене.

– Если вы закончили взвешивать мой стол, что довольно-таки бесцеремонно, – с иронией сказал Норт, – то самое время или представиться, или убраться. Хотя, если вы хотите за меня заплатить…

– Меня зовут Бодо Глубокоп, рядовой Тысячи Малого Народа, – поклонился бранк. – Я от Капитана Амаранта.

Южанин пожал плечами, не меняя расслабленной позы.

– По-видимому, вышла какая-то путаница, – мягко сказал он. – Я торгую гномьими «свистунами», как известно многим, и приехал сюда к Ярмарке накануне праздника. Но я не являюсь подданным вашего уважаемого Капитана, а все пошлины исправно плачу в Северине. Ни с Амарантом, ни с вами у меня дел нет. Я вижу, сегодня вам уже где-то расцарапали физиономию. Более серьёзные приключения ей, я думаю, не нужны, – и он указал Бодо на дверь.

Но Вольный Стрелок не смутился, наоборот, довольно кивнул.

– Вы почти слово в слово повторили мне то, что, как думал Капитан, вы мне и скажете, – заявил он. – Сократим обмен ни к чему не обязывающими фразами и перейдём к делу. Взгляните-ка на это.

Бранк медленно сунул руку за пазуху. Взгляд Норта мигом стал настороженным, а рука непринуждённо, но так, чтобы Бодо это заметил, легла на снятый плащ.

– Вот золото. Капитан сказал, как обычно, – сказал Бодо, бросив на стол мешочек. Выросший в небогатой семье, он точно знал, что в мешочке – целое состояние. – А вот то, что обеспечит мне ваше внимание, – и он достал из-под куртки небольшой серебряный медальон на кожаном шнурке и показал его Верзиле.

На вещице красовался странный знак – длань в чернёной перчатке, держащая зажжённый фонарь с крохотным рубином внутри.

Человек отбросил скучающий вид, встал, подошёл к Вольному Стрелку и присел перед ним на корточки.

– Это точно ваше, или кто-то обронил, а вы и подобрали? – насмешливо спросил он, глядя бранку прямо в глаза.

Ещё вчера Бодо ответил бы: «Разумеется, нет, не моё!» Так ведь вчера он и форменной куртки бранка не носил, и не оставался на высоте трёх с лишним сотен футов с глазу на глаз с самим Капитаном. А сейчас на его влажной от волнения ладони лежал медальон воина Дозора. Так называли самый необычный из отрядов при Войске Севера, состоящий из отборных шпионов.

Про Дозор говорили, что в него попадают только по личному приказу главы страны, поэтому и знает всех Дозорных только он. Воинам Дозора было положено сохранять прежние занятия, внешне не меняя образ жизни, но при этом скрытно заниматься делом, которым открыто занимались лишь Следопыты: выслеживать и убивать лазутчиков врага. Северная война закончилась, но враги у Форода были, да ещё какие: и орки Черноземья, и северяне, живущие в стране, от одного названия которой особо впечатлительных бросало в дрожь.

«Он должен спросить тебя: какая ступень, – наставлял Бодо Капитан Амарант, давая ему это необычное поручение. – Одна ступень в Дозоре – это десять вражьих прислужников, выслеженных и убитых собственноручно. Преодолев этот рубеж, Дозорные получают какое-то умение или знание. Какое, мне неведомо. Медальон я тебе выдал из личных запасов, и не спрашивай, откуда – в этом отряде я не состою, но правлю этими землями давно и повидал всякое. Вернёшь его, когда закончишь. Запомни, для тех, кто только поступил в Дозор, правильный ответ: я не вступил ещё на лестницу. И это правда. Никого из лазутчиков врага ты, насколько я знаю, не убивал. Или я о тебе не всё знаю?»

– Да, моё, – уверенно отвечал бранк, глядя на собственное отражение в глазах Норта.

– Ступень? – спросил южанин.

– Никакая. Ещё не на лестнице, – сказал Бодо.

Норт коротко кивнул и поднялся. Смахнув со стола мешочек с монетами, он открыл дверь в коридор и повернулся к Стрелку:

– Как называется та чудесно пахнущая дрянь, которой вы хряпнули, Бодо, для храбрости, перед тем как идти ко мне?

– «Еловый вор», – ответил Бодо.

Губы торговца изогнула усмешка, и он поманил слугу, отирающегося неподалёку.

27

Нижний Город

Когда Бодо наконец-то добрался обратно, в общий зал, язык у него слегка заплетался, но походка оставалась ровной, а глаза сверкали. Ланго скучал над очередным стаканчиком, слушая хозяина трактира, который травил бесконечную байку о постояльцах «Горелого Весла». Бодо молча, но с достоинством, как ему самому показалось, встал между ними и вежливо попытался дать понять, что дело сделано.

– Ты мне подмигнул, цокнул, присвистнул, подпрыгнул на месте и прищёлкнул пальцами, – хмыкнул Ланго, понаблюдав за происходящим. – Ты как вообще? Продолжишь?

– Дело сделано! – сдался Бодо. – Нас ждут Элалия, уха и пироги!

– Ты слышал, – сказал Ланго Роди, поднялся, и они обнялись. – На праздники попробую заскочить.

– Заходи-заходи. Да и здесь ты всегда как дома, помнишь? – снисходительно проговорил тот. – И вы заходите, юноша, в любое время, – обратился он к Бодо. – Сдаётся мне, нам есть о чём поболтать!

– Привет тёте Мирабэлле и дядюшкам, если увидишь их раньше меня. Ну, рядовой, – Ланго для проверки ткнул Бодо в плечо, но тот устоял. – Двинули?

Насвистывая, Вольный Стрелок повёл командира по улочкам Нижнего Города, безошибочно выбирая самые короткие пути. В Майл они переехали, когда ещё был жив отец, и Бодо, пока «не вошёл в возраст», как говорили о доростках, шатался здесь в поисках подработок. На сказочную Башню на вершине он тогда поглядывал с вожделением и восторгом, но даже и не мечтал, что когда-то будет в ней служить, а уж тем более – с луком за плечами.

Не прошло и получаса, и они очутились у самой подошвы Горы. Здесь-то и стояли знаменитые Яблочные Ворота, названные так по преобладающему в округе аромату диких яблонь. У самого популярного выезда из Майла издавна обитали только те, кто умел мириться с вечным шумом, едкой пылью и обилием проезжих. Или же те, кого устраивало только дешёвое жильё.

Справедливости ради, даже выехав за Яблочные Ворота, путники ещё не покидали город. С юга к городской стене полукругом примыкали Вальные Холмы, искусственная возвышенность, насыпанная из земли, вынутой при строительстве крепости на Горе. Позднее её укрепили дополнительно, надстроив поверху стену, многочисленные башенки и бастионы. И только преодолев и эту преграду, путник через Дырку, как ласково именовали последние ворота, попадал-таки на Тракт.

Древний путь, которым Пустоземье пересекали эльфы, гномы и люди, пока сюда не заявился Малый Народ, шёл мимо Горы с запада на восток. От Майла также можно было уехать, если заблагорассудится, в двух других основных направлениях: на юг – к Цветочным Холмам, родине Скороцветов, на юго-запад – через Запряжки, Нагладь и Концы – к Южноходу. За Южноходом обжитые места резко заканчивались и только много-много миль спустя по Зеленопутью снова начинались.

За прошедшие века между стенами и Вальными Холмами появилось совсем немного жилья, ибо времена были непростые. Зато здесь понастроили вдоволь сараев и складов, поставили жаровни мастерских, устроили множество конюшен и хлевов. Запах последних, как подтвердило обоняние Ланго, был вторым основным ароматом в кварталах у Яблочных Ворот.

Бодо постучал в дверь одного из двухэтажных домишек, на вид неотличимого в темноте от соседних, задрал голову и оглушительно свистнул. Никто не ответил. Бранк кинул камешек в окно – безрезультатно.

– А это вообще наша хибара? – подпрыгнул Бодо и отступил на пару шагов, но осмотрелся и уверенно заявил: – Да нет же, наша. Такой козырёк над дверью есть только у меня. Элалия! – завопил он.

Верхние ставни соседнего дома распахнулись, и кто-то резким голосом посулил:

– Патруль тебя сейчас угомонит!

– И вам доброй ночи, Сальвия! – обрадовался Бодо. – А сестрица моя не у вас ли?

– Налакался ты, что ли? От вас с отбоя не слышно ни звука. Спит, поди, давно. И ты ступай проспись! – и ставни с треском закрылись.

Улыбка на лице Бодо подувяла.

– Возможно, захлопоталась. Кухня у нас небольшая, в полуподвале, – извиняющимся тоном сказал он Ланго, а тот помахал руками: всё, мол, в порядке. – Итак, не дозваться. Но разве нас, Вольных Стрелков, это остановит?

Десятник некоторое время молча смотрел, как Бодо пытается извлечь из ножен новенький кинжал.

– Оставь-ка ты его в покое: оружие обнажают лишь в бою, – решил вмешаться он и подступил к двери. – Что, решил поддеть засов? Помочь?

– Буду признателен, – вежливо пропыхтел Бодо.

Десятник огляделся и, просунув собственный клинок между дверью и стеной, справился с задачей. Громыхнул, падая, засов. Дверь приоткрылась, и они вошли.

Первый этаж состоял из единственной комнаты, зато большой. Опрятная мебель была освещена лишь багровым пламенем камина, в который давно не подбрасывали дров. Пахло чем-то вкусным.

Недоумённо осмотревшись, Бодо выхватил из камина уголёк и прошёлся по нескольким местам, где стояли поставцы, но свечи-камышинки сгорели дотла.

– Пироги на столе. Где же хозяйка? – спросил сам себя Бодо и прокричал: – Элалия! Сестра, я дома! Эль, отзовись!

Какой-то слабый шум был ему ответом.

Оттолкнув застывшего хозяина дома, Ланго ринулся на звук. Сбежав по нескольким ступенькам, он попал, кажется, на кухню, где едва-едва теплился очаг. Под столом лежал кто-то в нарядном платье. Выхватив кинжал, десятник быстро перерезал верёвки и осторожно вытащил грубый кляп изо рта девушки, в чьих глазах поочерёдно вспыхнули страх, радость и опять страх.

– Сестричка, милая! Что ты здесь? А мы заходим, а там пироги, и темно, – лепетал Бодо у него из-за спины, пытаясь разглядеть, что происходит. – Ты ранена? Это верёвки? Напали? Эль, скажи же что-нибудь! Сестра!

– Бодо! Бодо! – с облегчением воскликнула Элалия и зарыдала, уткнувшись Ланго в плечо.

Тот и не подумал отстраняться, только убрал подальше оружие.

– Ну, будет, сударыня. Всё в порядке, мы здесь, – успокаивающе сказал он. – Что случилось?

– Он сказал мне, что твой друг, Бодо! Сказал, вам нужно потолковать! – прорыдала Элалия. – Братец, с кем ты там связался? Зачем тебя вообще понесло в эти Стрелки? Я так боялась этого всю жизнь, и вот! Я думала, что он меня убьёт!

Бодо окаменел.

– Как ты… сказала? – спросил он. – Убьёт?

Сзади деликатно покашляли, и все трое резко развернулись, как были: Ланго – сидя на полу, Элалия – в его объятиях, Бодо – стоя на коленях за их спинами, а теперь, получается, перед ними.

Прямо на Бодо смотрел юнец Сордо, и в каждой руке у него было по взведённому миниатюрному арбалету: в Майле такие звали «дамскими».

– Держите-ка руки на виду, – попросил он.

28

Нижний Город

Несмотря на то, что сборщик посуды был не очень-то похож на мертвеца, ноги у Бодо подогнулись. Что-то твердое на полу впилось ему в ягодицы, но он не обратил на это внимание. Бывший старший кухонной смены смотрел в лицо Сордо, которое, как он думал, хорошо знает, и совершенно не узнавал.

Некогда юный и беззаботный служка, с улыбкой гонявший тачку по всей кухне, словно постарел лет на тридцать. Глаза превратились в две пронзительные льдинки на дне глубоких расщелин. «Пожалуй, всё же похож на труп. Но трупы, кажется, не болтают», – пронеслось в голове Бодо.

– Выгляжу неважно? – усмехнулся Сордо. – Смесь дурмана и красавки, замешанная на тулгуле, признаюсь, не очень-то полезна. Да, она погружает на время в сон, неотличимый от смерти, но потом ещё недели две нужно приходить в себя.

– Сордо! – в ужасе воскликнул Бодо, пытаясь встать. – Тебя там весь Майл обыскался, а ты ворвался в мой дом! Связал сестру! Какого тролля?!

– Чтоб не мешала, – спокойно ответил тот. – Мы можем поговорить и здесь, если Элалия и Ланго не будут вмешиваться. Так даже лучше, что вы втроём. Ты будешь благоразумен, чтобы не нанести вред сестре, правда?

– Что-о-о? Да мы не собираемся тут лясы точить! – закричал Бодо. – Ты что, сбрендил? Ты преступник, по тебе решетка плачет! Я сейчас же позову патруль…

Мини-арбалеты в руках Сордо угрожающе качнулись, и Бодо прикусил язык, осознав наконец-то серьёзность положения.

Они с Ланго были в добрых форменных куртках, которые мастерицы Майла выкраивали и простёгивали по надёжному методу, унаследованному от предков. На каждую куртку уходило полторы дюжины слоёв льняной ткани, фунта три конского волоса и кусок оленьей кожи. Эти куртки на протяжении почти тысячелетия не раз спасали бранков от тычка ножом, удара кинжалом, а при удаче – и от выпада мечом. Но от тарана копьём, прямого удара ятаганом или, скажем, арбалетного болта, выпущенного в упор, надёжно защитить могли бы, пожалуй, только гномьи доспехи.

Арбалеты Сордо не выглядели внушительно, в первую очередь из-за своего размера, но проверять их силу на себе Бодо бы не рискнул. Тем более что и Ланго, и он сам, только сейчас понял бранк, изрядно приложились к можжевеловке, а Сордо выглядел сжатым, как арбалетная пружина, и очень опасным. Такого и паре свежих патрульных с разбегу не одолеть.