На дне большого котла

– Будет проще, если ты ответишь на вопросы, и я уйду, – сказал Сордо, и Бодо был вынужден признать, что он прав: ведь он ещё даже присягу не дал, чтобы погибать так нелепо за Майл. – А вы двое, – перевёл нежданный гость взгляд на Ланго, – выпьете кое-что, если хотите остаться в живых. Лишние трупы мне ни к чему, но и свидетели тоже. Ясно?

Он сказал это так безжалостно и спокойно, что возражения застряли у Бодо в горле. Ланго, так и не выпустивший из объятий Элалию, молча кивнул. На пол тут же полетела небольшая фляжка, которую Сордо отправил к ним точным пинком. Десятник, медленно подняв сосуд, вытащил пробку и понюхал.

– Красное вино? – спросил он. – И с чем?

– Это сонный настой, но не такой, какой пришлось пить мне, чтобы попасть в ледники лазарета, – был ответ. – Возможно, потом будет трещать голова, но проснётесь вы часа через два. Умирать не придётся.

И увидев, что Ланго сомневается, Сордо добавил:

– По глотку, живо!

Незаметно пихнув Бодо чуть ниже спины, десятник выпил глоток и передал фляжку Элалии. Та, стуча зубами от ужаса, сделала то же самое и аккуратно вставила пробку на место. Не веря, что это происходит в его собственном доме и прямо сейчас, Бодо смотрел, как их головы стремительно тяжелеют, сближаются, а веки смежает сон, назвать который иначе как колдовским он бы не решился. Фляжка выскользнула на пол из ослабевших пальчиков Элалии. Спустя минуту оба, без сомнения, крепко спали.

Сордо расслабился, опустил арбалеты и, что было довольно-таки обидно для Бодо, закинул их за плечи. Бранк почувствовал, как хмель испаряется из его головы. Впрочем, он пока не собирался ничего предпринимать, а лишь поёрзал немного по полу: что же это так впилось в него снизу? «Он, считай, безоружен, да только и я тоже. Пока вытащу из ножен кинжал, эта мразь меня в пюре превратит», – сказал сам себе Бодо.

– Я плохо знаю историю, – начал сборщик кухонной посуды, который никаким сборщиком посуды, конечно же, не являлся. – В каком году Таном Форода стал Намахир?

– Сордо, да кто ты такой? – поразился Бодо. – Зачем тебе это всё?

– Оставь-ка в покое кинжал, который бросил на пол Ланго, пока ты не пропорол им себе задницу! – хмуро отозвался Сордо. – И отвечай на вопрос.

Попробовав унять бешено колотящееся сердце, бранк выдохнул:

– Ах да, вопрос. Если по нашему летоисчислению, то в 653-м.

«Кинжал подо мной, кинжал под плащом, а этот тип сверху. Кажется, смысла нет», – признал Бодо.

– А когда он проезжал Майл? – быстро спросил Сордо.

– Легенды гласят, что Намахир скрывался в глуши «пятнадцать долгих лет», прежде чем выступить против того, кого позже назвали Артаром Малефиком, – припомнил Бодо, против воли увлекаясь. – Значит, это произошло в 668-м. Правитель побывал в Башне прямо перед решающей битвой: пополнил запасы и произвёл последний смотр. Путь его и войска лежал куда-то к Снежному Гнезду. Интересно, заезжали ли они в Бойки?

– Есть ли у Капитанов, – перебил его Сордо, – какое-то помещение, в котором хранятся редкости?

– Ты что, по Башне нормальными путями ни разу не ходил? – удивился бранк. – У нас все коридоры этим добром завалены. И статуи, и гобелены, и оружие из дальних краёв. Одежда какая-то, украшения. Над Капитанами за это даже Верзилы потешаются. Говорят, что устроили из крепости кладовку старьёвщика.

– Это все знают. Но по-настоящему ценного в коридорах не найдёшь: за полгода я в этом убедился, – возразил ему Сордо. – Подумай! Ты знаешь Башню и её историю. И только не ври мне, Бодо, – предупредил он, – ложь я чую с закрытыми глазами. Так есть такие места или нет?

Бранк с неохотой ответил:

– Есть парочка. Одно в Малахитовой Библиотеке – кладовка, затерянная между Комнатами чтений, куда складывают дорогие и особо ценные подарки Капитанам. А второе в подземных усыпальницах. Там, и это не ахти какой секрет, хранятся символы власти Вожаков – Жезл, Лук и Ключ, которые передаются при избрании новому Капитану.

Сордо на миг задумался.

– Но если ты задумал обчистить Амаранта, – горячо продолжал Бодо, – то знай: в Башне сейчас всё под усиленной охраной. Подземную галерею для загрузки льда перекрыли. Тех, кого ты зачем-то упаковал в кладовые, нашли и допросили. Тебя ищут! Всюду гвардейцы, а они и комара не пропустят, явись он без разрешения.

И вдруг он увидел, как Сордо улыбается.

– Вот видишь, как всё удачно сложилось, – вкрадчиво сказал тот, и Бодо похолодел: он понял, что Сордо знает, что ему дали доступ к библиотеке в любое время суток. – Погуляем?

29

Южная дверь в Башню

– Мы знаем, кто вы такой, господин Глубокоп, – кивнул старший караула, и Бодо так и не смог понять по его взгляду, хорошее или плохое про него болтают после всех сегодняшних событий. – Но что вам понадобилось здесь? Да ещё в такой час? Все ваши давно внизу.

Бодо этот вопрос поставил бы в тупик. Он ничего-то толком и не знал о ночной жизни Майла и её обычаях: последние пару-тройку лет его пребывание в Башне начиналось незадолго до рассвета и заканчивалось ровно в полдень, с окончанием смены. Но Сордо без заминки объяснил ему, что говорить и как, и по дороге наверх они даже прорепетировали несколько реплик. Чтобы всё прошло гладко, похититель заставил его снять куртку, наплечники, шлем и оставить дома всё оружие, приказав взять из формы лишь плащ.

– Мы с сестрой хотим навестить Малахитовую Библиотеку, – объяснил Бодо, стараясь не робеть под взглядом караульных, пристально изучавших его всего: и свежую царапину на щеке, и повязку на руке, укушенной крысой, и смущённую улыбку. – Видите ли, на днях годовщина смерти нашего любимого отца. Так совпало, что только сегодня мне дали доступ к Комнатам чтений, а завтра – мой первый выходной за невесть сколько лет. Мы с Элалией, – приобнял он худенькую фигурку с заплаканными глазами, доверчиво прильнувшую к нему, – хотели бы разыскать сведения о жизни батюшки в хрониках, чтобы сделать выписки, читать их перед сном и воздавать ему должное.

Покойный отец, думал в этот миг Бодо, наверное, пришёл бы в ужас, узнав, как, а главное, для чего использует его доброе имя непутёвый сын. Караульные посмотрели на него, как на умалишённого.

– Мелилот Глубокоп, как же, – справившись с замешательством, отозвался старший караула. – Прославленный кавалерист! Наставник наших командиров. Мы в гвардии о нём не забыли. Слышал, он умер в своей постели где-то в городе?

– После долгой и продолжительной болезни, которой, как горько шутил он сам, увы, нельзя проткнуть брюхо на полном скаку, – опустил глаза Бодо, чтобы не видеть вообще никаких эмоций в глазах воина: ни сочувствия, ни недоумения. – Это случилось давно. Мы пережили утрату, но хотим хранить память.

На самом деле его отец, занимавший когда-то пост инструктора гвардии в ранге десятника, вышел в отставку сразу после внезапной кончины жены. Изрядно удивив друзей, не мысливших жизни вне службы, он увёз крошку Бодо и юную Элалию подальше от их красивого дома вблизи Башни – тот навевал на него, как заявил Мелилот детям, лишь грустные воспоминания. Злословы, правда, шептались по крепости, что карьера инструктора катилась под откос после пары досадных промашек и некоторых растрат, так что его и так бы уволили на днях, но Бодо с Элалией тогда об этом и не ведали.

В родных Угонах, среди сельских пейзажей и навалившейся неизбывной тоски, Мелилот Глубокоп постепенно спивался, спуская всё, что скопил за годы беспорочной службы. Как они узнали случайно, он даже заложил их городской дом, а потом и продал его – за монеты, которые тут же перекочевали в передник трактирщика. «Дом не нора, нашему брату как седло корове: смотрится нелепо», – повторял в своё оправдание отец.

Именно хозяин заведения в Угонах, где засиживался папаша Бодо, к слову, научил доростка, вечно шнырявшего поблизости, первым простым рецептам. А заодно и воспламенил воображение юнца красочными рассказами о том, из каких древних и дальних стран приезжают к ним на Север специи. Как с разочарованием выяснил позднее Бодо, попав на настоящую кухню, половина из этих баек оказалась выдумками.

Но вот Элалия выросла. Заявив, что ей это всё надоело, она решительно взяла хозяйство в свои руки, а чуть позже, убедившись в постигшей их финансовой катастрофе, уговорила отца продать сельский дом и купить взамен «то, на что хватит, но в нормальном месте». Их возвращение в Майл, с его воинственностью, суетой и разнообразием, полагала она, встряхнёт старого рубаку, да и Бодо будет на пользу.

Сил Мелилота хватило, впрочем, только на встречи с прежними друзьями, тоже отставниками, и протяжные воспоминания под крепкий эль. Бодо оказался вновь предоставлен сам себе, стараясь, впрочем, приносить пользу любимой сестре. Умирая от горячки, старик отец завещал ему только одно – бесценный, как ему казалось, совет: «Не лезь в Башню, сынок. Она сожрёт твою жизнь без остатка».

– Можете пройти в Башню, – решил гвардеец. – Проводи.

Острие кинжала, которое упиралось в рёбра Бодо сквозь плащ со стороны лже-Элалии, повисшей на его руке, слегка ослабило давление.

Сордо потратил всего пару минут, поднявшись в спальню Элалии, на то, чтобы превратиться в её примерное подобие. Худощавое телосложение и небольшой рост, косметические мази сестры и её одежда очень ему в этом поспособствовали. Конечно, попади проходимец на яркий свет, обман мигом бы раскрылся. Но в ночной Башне экономили на освещении, полагая, что сжигать деньги – это как-то неправильно, когда их можно съесть или выпить.

Дежурный смотритель Малахитовой Библиотеки занимался, собственно, и тем, и этим, когда они обрушились на него в ночи, как снежная лавина на пустыню. Выглядывая из-за огромной двери, охраняющей книжные сокровища Капитанов, он долго не мог сообразить, что ему тут втолковывает эта странная троица: два бранка и девчонка.

– Почитать тут ночью, да ещё и с ней? – переспросил он Бодо, вогнав того в густую краску. – По-вашему, юноша, я что, вчера родился на свет? Вы-то идите, читайте себе на здоровье. Ваше имя в приказе. Вот фонарь, – показал он, обдав Бодо могучим винным духом. – А эта, – указал он на лже-Элалию, – останется тут, и точка. Можешь пока её посторожить, приятель, – разрешил он гвардейцу.

– Не положено, – отрезал тот, – возвращаюсь на пост!

– Тогда не скучай, – заявил библиотекарь, подтолкнул Бодо и захлопнул дверь.

30

Малахитовая Библиотека

Лже-Элалия сидела смирно, сложив руки на коленях, пока шаги гвардейца перестали быть слышны. Потом сбросила c плеч мешковатый плащ, под которым так хорошо укрылись заплечный мешок, чехол на два небольших арбалета и кинжал, сорвала с головы кудрявый парик и поскреблась в запертую дверь.

Бодо, уже поджидавший с той стороны, как и предусматривал план, поспешно открыл. За пять минут до этого дежурный смотритель, показав: «Записи конца прошлого века туда», – удалился к центру книгохранилища. У Бодо было сильное желание завопить и объявить ему правду, но он усомнился в способности старика хоть в чём-то ему помочь, не расплатившись за это собственной жизнью.

– Хрыч ушёл допивать и вряд ли проснётся до утра, но у нас не так много времени, – прошипел Сордо. – Где кладовка?

– Понятия не имею, – честно признался Бодо. – Комнаты чтения, насколько я знаю, расходятся лепестками по всей окружности этажа. Можно открывать их одну за другой, пока не найдётся запертая, – предложил он.

– Действуй! – приказал Сордо, и Бодо увидел, что он снова держит в руках заряженный арбалет.

Гадая, как же ему закончить эту ночь без арбалетного болта в печени, бранк открыл наугад первую дверцу. За ней лежала обычная Комната чтения, где не было ничего, кроме конторки для письма, приспособленной под средний рост бранка. По странной прихоти Капитанов, читать книги в их библиотеке полагалось исключительно стоя.

– Пусто, – шепнул Бодо и пошёл к следующей.

Вероятно, им повезло, потому что Малахитовая Библиотека была огромна, а на первую запертую дверь они наткнулись всего лишь после пары десятков незапертых.

Отступив на шаг, Бодо пропустил Сордо. Наблюдая, как легко тот расправляется с двойным замком, он мучительно пытался понять, в какую же историю вляпался. Юнец, которого он раньше искренне считал сметливым сборщиком посуды, вне всякого сомнения, оказался талантливым лазутчиком врага. Вот только какого: загадочных северян из-за Удоргзона, контрабандистов Рони Угря или ещё кого пострашнее – бранк для себя пока так и не решил.

– Швабры, тряпки и припрятанные объедки, – с презрением сообщил Сордо, отходя от двери. – Дальше.

Вторая запертая дверь попалась им спустя ещё полсотни открытых. Как подсказало Бодо чувство ориентации в замкнутых пространствах, доставшееся броттам от древних предков, живших под землёй, они прошли примерно половину окружности Башни.

На этот раз Сордо ковырялся в замке значительно дольше, а когда раздался заветный щелчок, входить не стал.

– Ты! – указал он на Бодо.

Невольно припомнив всё, что читал о ловушках от воров, бранк толкнул дверь. «Если отравленная игла, меня ещё, быть может, откачают парни Робина Остролиста. Хотя откуда бы им знать, что я тут свалюсь? Если камень сверху грохнется, то шлем бы пригодился. Но шлема нет. А вот кипящая смола будет совершенно некстати», – подумал он, выставил вперёд фонарь, как щит, и переступил порог.

В комнате было темно, хоть выколи глаз. Пахло запустением и пылью. Сняв с ближайшей полки какой-то непонятный предмет, блеснувший золотом, Сордо с трудом прочитал выцветшую этикетку:

– «В память о присвоении Майлу статуса города под властью Короны, от благодарных горожан Вожаку Вольных Стрелков Эбенгару Тофту. Год 1-й».

Он жадно схватил что-то подальше от входа:

– «Год 3-й». Ага, – радостно шепнул он. – Давай сюда!

Обессиленный Бодо, безропотно расставшись с фонарём, присел там, где стоял. Нащупав спиной стену, он с облегчением опёрся на неё. Ноги, голова, руки – после сегодняшнего дня всё внутри гудело и тряслось, а перед глазами плыли чёрные мушки. Неожиданно он вспомнил о Ланго и Элалии, оставленных на кухне. «Как он там говорил? Проснутся через два часа. Прошло ли два часа? Проснутся и поднимут тревогу», – думал Бодо.

Мысли туго ворочались в голове: пора бы делать ноги и поднимать тревогу самому. Сордо двигался бесшумно, и светлое пятно в его руке медленно отдалялось. Судя по скорости движения, лазутчик перебирал лишь этикетки. «В поисках 668-го года он далековато уйдёт», – подумал бранк. Но не успел он решить, что пора вставать, как светлое пятно огромными прыжками вернулось ко входу.

Сордо, дыша совершенно спокойно, поднял фонарь. Из-за световой завесы Бодо что-то дважды ударило в плечо – то самое, где снизу пульсировал крысиный укус. Ещё до того, как острая боль пронзила всю левую половину тела, бранк сумел дотянуться до места ударов ладонью и со странным чувством понял: окрашено густо-алым.

«Пригвоздил меня, засранец! Не убить хотел, а наколоть, как бабочку на булавку! Чтобы не ушёл», – подумал он в бессильной ярости и стиснул зубы.

Кричать было бессмысленно. Сордо предусмотрительно прикрыл за ними дверь, а от столика смотрителя в недрах этажа их отделяли бесчисленные ряды книг. Бодо, разумеется, попробовал, но горло выдало лишь свист.

Без толку помотав ногами, он понял, что в его жизни впервые образовалась пренеприятная развилка. «Либо он вернётся, найдя что хотел, и прикончит меня третьим болтом, – рассудил Бодо. – Либо я истеку кровью, пока он ищет. Но нет ли ещё вариантов?»

– О Владычица звёзд, вразуми меня, направь, помоги! – в голос взмолился он, ощущая то, что, как думал раньше Бодо, в летописях войн называют так поэтично – «предсмертная истома».

Из его горла вырвалось хриплое «ги!».

Бранк, конечно же, и не предполагал, что оно окажется столь действенным, ибо почти в один момент в пыльной каморке в глубинах Башни произошло сразу несколько событий.

31

Малахитовая Библиотека

Пламенное пятно в руках Сордо, казавшееся отсюда заплутавшим светлячком, неожиданно взмыло ввысь, под потолок. Фонарь со звоном разбился, обдав вековую пыль, безделушки и дерево горящим маслом.

«Меня поджарит», – понял Бодо. Это вдруг удесятерило его силы. Без особой надежды на успех он рванул плечо, издавшее неприятный треск. Беззвучно завывая от боли, бранк повалился на пол и пропахал носом добрых пару футов.

Этим самым носом он и уткнулся в чьи-то грязные сапоги.

Подняв глаза, которые застилали слёзы, Бодо кое-как разглядел наклонённое к нему лицо Ривальбена, полное тревоги, а за ним, в распахнутой двери – целое сборище фигур с факелами в руках. Часть толпы, столь внезапно явившейся в библиотеку, не издав ни звука, перепрыгнула через Бодо и побежала внутрь. Ривальбен, не теряя времени, поднял бранка и вынес наружу.

– Лекаря! – позвал он.

– Туточки! – мигом отозвался Робин Остролист, выбегая из темноты сразу с двумя подчинённым. – Сударь, вы бы потушили там это безобразие, а то дым вреден для организма, – обеспокоенно проговорил он через плечо, пока один из помощников распарывал на Бодо кривым ножом одежду, а второй прямо на полу ставил на переносную горелку какую-то едкую жидкость.

Но Ривальбена уже и след простыл.

И в этот же миг из дверного проёма, озарённого тревожным алым, выскочил взъерошенный Сордо. Арбалетов при нём не было, а рукав окрасило кровью. В руках лазутчик сжимал что-то маленькое и тёмное, и у Бодо мелькнуло: «Вот гад. Нашёл».

Бросив мимолётный взгляд на суетящихся лекарей, Сордо побежал куда-то мимо, и тогда Бодо совершил поступок, который не переставал удивлять до конца жизни даже его самого. Ухватившись за руку одного из целителей, бранк с натугой сел, выхватил у другого из рук кривой нож и метнул вслед убегающему Сордо.

Вообще-то он не лукавил, рассказывая Адальгриму о том, что в детстве был первым в любимых мальчишками играх.

В «сойку», например, играли кривым ножичком, называвшимся «орчиным». Уперев его рукоятью и лезвием на землю, нужно было подбросить ножичек так, чтобы он, пролетев какое-то расстояние, воткнулся остриём точно в игровое поле, расчерченное значками.

Значков было много: «тролль», «бочка», «шлем», «груша» и даже «травинка» – все соответствующего размера. Завалившийся набок ножичек считался «убитым», и после этого ход переходил к следующему игроку. Застряв в одном из полей, нож приносил очки, и его можно было подбрасывать снова. Самой дорогой и желанной целью была «сойка», положение которой менялось после каждого броска. Попасть в «сойку» с первого раза мог лишь мастер: она завершала игру.

Сордо сбился с шага, завизжал и кубарем покатился по полу.

«Сойка!» – подумал Бодо.

Но ни он, ни выскочившие из кладовки Следопыты и во сне себе представить не могли, что раненый сотворит с собой дальше. Вырвав нож из ноги, Сордо оглянулся, увидел набегающих на него поимщиков и вонзил себе нож прямо в грудь. Рухнув мешком под ноги Следопытов, лазутчик дёрнул пару раз ногами, икнул и затих.

– Лекаря! – не своим голосом закричал Ривальбен, понимая, что уже слишком поздно.

Почти теряя сознание, Бодо разглядел, как мимо волокут вёдра с водой и мешки с песком, а из-за книжных полок появляется группа бранков, выглядевших до странности зыбкими, и один из них, колыхаясь, подбирает с пола возле Сордо продолговатый тёмный предмет.

– Разнеси меня в прах, милорд! – воскликнул этот зыбкий Стрелок голосом коменданта. – Он пил отраву, притворялся трупом, крал и лгал, разнёс половину библиотеки, повязал контрабандистов, стрелял из арбалетов и бегал по потолку, словно взбесившаяся кошка, и всё это ради чего? Ради этой дуделки?

– Дай-ка мне. «Таугский манок, или флейта маганов. Оставлена на хранение Вожаку Вольных Стрелков Правителем Намахиром. Год 668-й», – прочитала другая фигура голосом Амаранта Норотула. – Таугский лес. Маганы. Намахир… Кто-нибудь что-нибудь понимает?

– Я не желаю ничего понимать, а хочу забыть это всё, как страшный сон! – донеслось до Бодо, и он уже не очень-то понял, кто именно это сказал. – Похоже, придётся съездить… – начал другой голос, но закончить не сумел: всё объяла темнота.

32

Переулок близ Яблочных Ворот

Проснулся Бодо в собственной постели от строгого голоса сестры:

– А не то я вылью это на тебя!

Распахнув глаза, Стрелок рывком сел, перепугав Элалию сбивчивым бормотанием:

– Милорд, маганы! Я знаю! В лесу!

– Сударь мой Глубокоп, очнитесь! – воскликнула сестра, угрожающе поднимая кувшин с водой, и бранк пришёл в себя.

В знакомое ему окно светило солнце. Плечо было туго перебинтовано и не болело. Нос был как новенький. У кровати стояло несколько пустых мисок, хотя он совершенно не помнил, чтобы ел, а чуть поодаль валялся форменный чёрный плащ. «Не мой», – отметил Бодо и перевёл взгляд на сестру.

– Элалия? – спросил он. – А что происходит?

– А происходит с нами, братец, – отвечала сестра, – твой очередной приятель по имени Норт!

Бодо хлопнул себя по лбу: они же договорились с южанином о поездке ровно через два дня после первой встречи. «Погоди-ка. Прошло что, два дня?» – ужаснулся было он, но быстро прогнал эту мысль. Какая-то шальная радость переполняла его, хотелось петь и прыгать, как в глубоком детстве.

– Этот тип сказал, – продолжала Элалия, – что у меня есть примерно полчаса, чтобы я тебя разбудила, одела, накормила и выставила за порог!

– За порог? – переспросил Бодо. – Сегодня?

– Сказал, вы договаривались на завтра. Но ему придётся ехать сейчас, а поедешь ли ты, решать только тебе, – почти спокойным голосом сказала Элалия и поставила кувшин.

Бодо хорошо знал этот тон с детства.

– Брат, мы не поговорили об этом, а сейчас уже некогда, но… Откуда, ну откуда у тебя появились все эти скользкие знакомые? – воскликнула Элалия. – Разве так было, когда ты скромно трудился на кухне, изучая высокое мастерство повара? В тебе всё больше от отца, Бодо, – вдруг добавила она, – и меня это пугает!

Бодо помолчал, пытаясь понять свои ощущения, а также спросить себя, хочет ли он походить в чём-то на Мелилота Глубокопа. Отца он запомнил согбенным полупьяным брюзгой, пахнущим преждевременной старостью и крепким табаком. «Смотря, конечно, какого. Вот в юности, например», – задумался Бодо.

– Высоченный Следопыт заходил с утра, менял твою повязку, – продолжала Элалия, не сводя с него внимательного взгляда. – А твой командир Ланго Падуб провёл здесь всю ночь, не смыкая глаз, и ушёл только к утреннему разводу. Принесли тебя вчера ночью. Ничего мне не объяснили, чтобы, наверное, не хлопнулась на пол. Велели поить и кормить, пока не придёшь в себя. Может быть, это ты мне расскажешь, что происходит? Или хотя бы как ты себя чувствуешь?

– О, всё отлично, отлично. Хотя я и сам многого не помню, – отозвался он, почёсывая лоб, и спохватился: – А ты как, сестричка? После того, что…

– Отлично выспалась. Но больше так не хочу! – отозвалась Элалия и почему-то порозовела.

Волосы её искрились в солнечных лучах, тени под глазами исчезли, а смешливые морщинки в уголках глаз, наоборот, вернулись. Бодо попытался припомнить, когда же в последний раз видел её такой. Возможно, он этого и не помнил, – как и лица матери, которую ему заменила Элалия, её копия, если верить редким отцовским откровениям.

– Раз меня врачевал сам десятник Серого отряда, я просто обязан встать на ноги немедленно! – бодро проговорил бранк и выпрыгнул из кровати. – Полчаса, говоришь? Так я успею. Но чур не натощак! – прокричал он, уносясь с полотенцем.

Элалия покачнулась на ногах от усталости, которую ей всегда удавалось так хорошо скрывать от домашних, и поспешила на кухню. Так что, когда Бодо, вдоволь пофыркав у колодца на заднем дворе, вошёл на кухню, сестра выставила перед ним обед, который привыкла готовить к возвращению брата из Башни.

Как обычно, он смёл похлёбку, нахваливая, уничтожил жаркое, не постеснялся залить всё это несколькими пинтами чая, чмокнул сестру в щёку и умчался – одеваться.

Облачение Стрелка сегодня на удивление подчинилось ему, как родное. Застегнув бесчисленные ремешки, он с нежностью погладил кинжал, приладил за спину лук в налучнике. К моменту, когда по их скромному переулку, не избалованному присутствием всадников-Верзил, зацокали чьи-то копыта, Бодо оставалось лишь нахлобучить шлем.

– Эгей, Норт, не подниметесь ли? – крикнул бранк, высунув голову в окно, но, присмотревшись, осёкся.

Вместо южанина в зелёном плаще, который пообещал ему помочь исполнить задание Капитана Амаранта, у входа в их жилище гарцевала целая кавалькада.

33

Переулок близ Яблочных Ворот

– Неплохо я поработал, – оглядев Бодо, сказал Ривальбен. – Добрый день!

Следопыт был верхом на огромном коне «снежной» масти, белом с серыми гривой и чулками, каких выращивали только в Паланартане, и голова десятника Серого отряда была почти вровень с Бодо.