На дне большого котла

Он плюхнулся обратно на скамью и пожаловался:

– Дышать тяжело.

– Да уж, сыровато, – подтвердил первый лекарь, и все опять замолчали.

Ланго Падуб, приладившись к небольшому световому пятну, падавшему из-за двери, быстро листал «Полное описание». Посудомойка, похоже, впала в ступор. Адальгрим вёл себя необычнее всех: что-то бормотал под нос и беззвучно посмеивался. Бодо привалился спиной к ледяной стене, пытаясь привести в порядок собственные мысли.

В том, что Сордо накачали какой-то дрянью, которой он по собственной воле и в рот бы не взял, и утопили в котле для посуды, неуклюже обставив всё как несчастный случай, он не сомневался ни капли. Сработано было наспех и не особо заботясь о достоверности – прямо как с орочьими сапогами. Как будто кто-то сегодня ночью запаниковал и продолжает паниковать до сих пор.

«За что его так? Увидел лишнего и мог сболтнуть? Возможно, даже хотел сболтнуть – мне. Да не успел, – думал Бодо. – А вот что же стряслось с Тэдом? И не могло ли это самое случиться со мной, не забери меня Адальгрим наверх, к Капитану? Всё сходится, похоже, к Адальгриму. Ишь ты, как психует… Ну так попотей, попотей, старикан. Надеюсь, тебе зададут все эти вопросы. Или я доходчиво объясню им всё это сам».

Словно повинуясь его мыслям, тяжёлая каменная дверь со скрипом приоткрылась.

– Сударыня! – окликнул молоденькую посудомойку Стрелок-гвардеец, нарисовавшийся в пятне света. – Ждите! – приказал он вскочившим остальным.

– Вечно им везёт, смазливым, – с досадой сказал Адальгрим, но Бодо не почувствовал зависти к бедняжке. Найти чьё-то тело плавающим в растворе для очистки посуды, – наверное, не самое приятное ощущение в жизни.

Так один за другим спутники Бодо уходили за каменную дверь и не возвращались. Занятый своими мыслями, старший утренней смены очнулся, когда понял, что остался в одиночестве. Но ждать собственного имени ему пришлось ещё долго. Наконец, Стрелок снова распахнул дверь и кивнул.

Войдя в комнату, которую Амарант назвал допросной при темнице, Бодо опешил.

У него возникло ощущение, что он никуда и не уходил из прокуренного кабинета за алой дверью, хотя сейчас он был глубоко в подземелье, а кабинет Капитана – высоко наверху.

Перед столом, на котором вперемешку лежали одежда, свитки и оружие, стоял Ривальбен. Старшие сотники, не выпуская из рук трубочек, сидели кто где, и прямо перед испуганным Бодо возникла фигура Амаранта Норотула. Чуть подальше и позади, как успел заметить он, сидел Ланго Падуб.

Капитан наклонил голову:

– Продолжим.

12

Уровень темниц

– Ты не сошёл с ума. Это резервный командный пункт, обустроенный в точности так же, как и мой кабинет, – объяснил Амарант, видя, что Бодо не перестаёт с недоверием озираться. – Сделано на случай осады и прочих происшествий: сидеть наверху, когда всё происходит внизу, не очень-то эффективно. Оба кабинета связывает особый подъёмник, и об этом лучше не распространяться, хорошо? Присаживайся. Тёмного? Светлого?

Бодо неопределённо помотал головой, и перед ним поставили кружку, полную до краёв «Чернил Юга». Отхлебнув, он слегка пришёл в себя.

– Как… расследование, милорд? – осмелился спросить Бодо.

– Расследование, – задумчиво повторил Амарант. – Ну, проделку нашего главного повара, чтоб ему подавиться лакрицей, мы раскусили.

– Правда? – воскликнул старший смены.

– В общих чертах, – подал голос Хэл Шиповник. – Эта жирная тварь проворовалась. И натворила бед!

Бодо едва не расплескал эль.

– И Сордо… Это он? – попытался он спросить максимально спокойно.

Капитан отложил трубку.

– Адальгрим весь последний месяц тайно сбывал запасы из кладовых Башни. Хотя что там сбывал – выгребал без разбору. В преддверии грядущего пира и праздника это было неплохо задумано. Закупки в целом большие, и отследить всё до крупинки невозможно. В последнее время меня слегка смущали счета Зала Приправ, но даже казначей, – он кивнул на незнакомого Бодо старичка, нахохлившегося над ворохом бумаг, – не сразу сообразил.

– Всей стране горбатиться не меньше месяца, чтобы устранить ущерб, – буркнул тот.

– На деньги плевать. Конфискуем что-нибудь у Буролистов, – отмахнулся Капитан, и Бодо сначала посмотрел на Берилака, и только потом до него дошло: главный повар Башни ведь тоже Буролист. – Меня беспокоит урон, который понесла безопасность. Его, боюсь, на счётах не прикинуть.

– Мы найдём и их, и пути, которыми они пользовались. Со всем разберёмся и всё перекроем, – спокойно пообещал Ривальбен. – Мои на подходе. Прикажите, чтобы их пропустили.

Амарант перевёл взгляд на него:

– Следопыты всегда держат слово, и это немного успокаивает. Конечно, караул Яблочных Ворот предупреждён. Ваших людей встретят и приведут.

– Достаточно пропустить через ворота, а дальше мы сами, – склонил голову Следопыт.

– Ладно, – не стал спорить Капитан.

Он повернулся к Бодо, молча разглядывающему эль в кружке, и объяснил:

– Видишь ли, в чём проблема. Адальгрим впустил в Башню контрабандистов из банды Рони Угря. Предположить такое даже я не мог – должно быть, старик спятил!

– Бандиты? – не поверил Бодо. – Что, прямо с ножиками на поясе? Обчищают путников?

– Мы знаем как минимум три логова разбойников в разных частях страны, включая хутор Мизгиря и Соломенное зимовье. На дорогах случается всякое, – пожал плечами Минто Торник и слегка улыбнулся, увидев ужас у Бодо на лице.

– И Мизгирь, и Рони не совсем бандиты, – возразил Капитан. – О первом все знают, где он живёт, и видят, что поделывает: содержит коней, принимает гостей. О втором мы не знаем почти ничего, кроме клички. Никто из тех, кто следит за законностью в стране, его живьём вообще не видел. Но мы уверены, что оба обводят вокруг пальцев и сборщиков налогов, и стражу, и торгуют незаконно добытым по всему Северу. Интересно, кого они накормят тем, что украдено в Башне? Там же на целое войско хватит! – усмехнулся Амарант.

Комендант гневно сморщился. Наверное, подумал Бодо, вспомнил, что эта история уже стоила карьеры его заместителю, отвечавшему за снабжение крепости.

– Адальгрим провёл контрабандистов сюда, в заброшенную комнату в Закромах, где заранее поменял замки. Имена, приметы, даже сколько их было – клянется, что не помнит. Но это были и наши, и Большой Народ. Кто-то из них пробрался в Башню под видом гонцов, кто-то – просто переодевшись, – Капитан покачал головой. – Оказывается, это несложно!

– Амарант, но это же мастера притворства. Проходимцы с тысячью лиц, – укоризненно пробормотал Минто Торник. – Их со времён моей юности ловят всем Фородом, да всё никак.

– Днями, – продолжал Капитан, – они сидели тихонько в Закромах, спали и ели, а вот ночами… Целый месяц по ночам из кладовых вывозили всё, что хотели, прямиком через Проход. Прикрывались одним из своих, который раздобыл где-то форму гвардейца, и якобы моим личным приказом. Наглецы! Они знали пароли. Знали, как положено разговаривать. Знали все имена. Похоже, кто-то из них служил здесь, а возможно, были и пособники изнутри. Никто ничего даже не заподозрил.

– С этим мы разбираемся, – быстро проговорил Берилак Буролист. – Будут приняты строжайшие…

– А вчера вечером, – прервал его Капитан, – Адальгрим узнал, что с утра к нему явится Ланго. Ему комендант поручил контролировать подготовку к пиру, но идея-то была моя, – горько усмехнулся Амарант. – Наш повар объявил подельникам, что лавочка прикрывается, и надо срочно уходить, но прежде – замести следы. И вот в большой котёл, туда, где их точно заметили бы и подняли переполох, полетели они.

Все посмотрели на сапоги на столе.

– Так нам хотели, с одной стороны, точно указать на место – Закрома. С другой – нас надо было запутать. И то, и то получилось. Пока мы рассуждали, а есть ли орк, вели обыски, допрашивали всех караульных, мерзавцы пошли на прорыв. Должно быть, они заранее спустились на кухню, естественно, переодевшись, а Верзил припрятали где-то в закутках. И когда наши парни устремились переворачивать вверх дном Закрома, путь оказался открыт. Но я, – он помедлил, – приказал сменить все пароли. Я всегда так делаю, когда творится что-то непонятное.

Капитан помолчал, и все понурились.

– Сордо, скорее всего, убил кто-то из них, – продолжал Амарант. – Малый он был глазастый, бегал по всей кухне. Думаю, вы даже видели убийцу мельком сегодня. Он был одет, судя по показаниям часовых, то носильщиком, то мастеровым. Сегодня – пекарем.

Он затянулся чем-то дико ароматным, похоже, «Красным Копытом».

– И Тэд, твой товарищ, тоже наверняка получил по голове от них. Но от кого и почему, мы не узнаем, пока не поймаем их всех. И в этом ты можешь нам сильно помочь, Бодо! – вдруг сказал Амарант.

Тот медленно поднялся.

– Готов приказ, которым ты производишься в рядовые Тысячи Малого Народа и поступаешь в сотню коменданта, в десяток Ланго Падуба, – помахал одной из бумаг Капитан.

Мир перед глазами Бодо завертелся.

– Я знаю о твоих неудачах в стрельбе, но сейчас важно поработать не руками, а мозгами, и они у тебя на месте, – уверенно сказал Амарант. – Ты отлично знаешь Зал Приправ, причём так, как ни в какой книге не запишешь, и сможешь помогать Ланго в поиске негодяев. Следопыты милорда Ривальбена обеспечат вам поддержку своими познаниями, да и острыми мечами – в случае, если до этого дойдёт. Но сделать всё нужно очень быстро. Я не могу держать кухню закрытой вечно, сам понимаешь. Да и праздник всё ближе. Ну, что скажешь? Объявляем приказ по гарнизону?

Бодо сел и неожиданно почувствовал на своём лице слёзы.

– Вы только, милорд, – всхлипнул он, улыбаясь, – не разжалуйте меня назад после того, как мы с ними покончим!

13

Казармы

Как ни удивительно, но, приказав им справиться быстро, Капитан Амарант не догадался освободить новобранца от формальностей, связанных со вступлением в славные ряды Вольных Стрелков. А может и рад бы был, но не мог: почтение к церемониям у броттов всё-таки в крови.

Поэтому вместо того, чтобы немедленно начать поиски бандитов, Ланго вытащил новоиспечённого Стрелка на солнечный свет, быстро провёл через площадь-плац, над которой нависала громада Башни, и завёл куда-то в недра казарм. Округа словно вымерла, но Бодо этого даже не заметил. Внутри всё было, как всегда.

Сначала они попали к румяному лекарю, который, наскоро пошептавшись о чём-то с Ланго, даже раздеваться Бодо не пригласил, а сразу торжественно признал его «годным к любым безумствам». С головы новобранца тут же сняли бритвой волосы на затылке и висках, оставив сверху задорную шапочку: «Чтобы шлем не натирал».

Затем они попали в «шерстяной отряд». Там Бодо выдали, подогнав по размеру, тёплый плащ из окрашенной в чёрное шерсти, а также новенькую стёганную куртку Вольного Стрелка, которую из-за её веса называли «пятифунтовкой», и массу других мелких элементов экипировки.

Особую гордость бранков составляли краги – массивные кожаные наручи на шнуровках, защищающие руки от удара тетивы. Каждый был волен украшать их, как заблагорассудится, и молодёжь побогаче этим беззастенчиво пользовалась, создавая из скучных нарукавников настоящие произведения искусства.

Потом они зашли «по гвозди да дрова» – за луком и кинжалом, которые также нужно было примерить под руку. В довесок прилагались шлем и кожаный колчан, набитый пучком из двух дюжин уже оперённых стрел. По верхней стороне колчана, накрытой кожаной вкладкой, кто-то додумался прорезать ровно две дюжины отверстий – по количеству стрел. Отдельно Бодо вручили сумочку с готовыми наконечниками, которые полагалось насаживать на древки прямо перед боем.

После всего этого они наведались в «чернильную сотню»: оформили какие-то бумаги, и Бодо взамен пяти подписей наконец-то выдали нашивку на рукав и белое перо. На нашивке красовался белый силуэт Башни, торчащий над вершиной абсолютно чёрной Горы.

Весёлый писарь поздравил его «с приобщением к крови, лишениям и несварению желудка», посоветовал опрокинуть сегодня стаканчик-другой с друзьями, «пока война не началась и все живы», и на этом формальная часть, похоже, закончилась.

– Присягнёшь со всеми в конце недели, – успокоил его, взмокшего под непривычным грузом и немного сбитого с толку, Ланго. – Койка тебе, как я понял, не нужна?

– Нет, у нас свой дом возле Яблочных Ворот, – пропыхтел Бодо.

– Неблизко. Ремешок вот здесь подтяни, а то к вечеру натрёт, – показал Ланго. – Что ж. Пойдём, глянем, и если кто-то из моих ребят здесь, прихватим их с собой. Потом быстренько в лазарет, справимся, не пришёл ли в себя твой товарищ Тэд. И уж потом – бегом в привычное тебе место.

– Это куда? – не понял Бодо.

– Соображайте шустрее, рядовой, – постучал по его блестящему шлему Ланго. – Разумеется, на кухни!

– Слушаюсь, сударь. Есть соображать! – с удовольствием коснулся пера над головой Бодо, и они побежали – тут Ланго не шутил.

Настолько быстро, насколько сумел новичок, нагруженный снаряжением, они поднялись на второй этаж казарм. Десяток Падуба занимал комнату у входа, но там никого не оказалось.

– Должно быть, всех подняли по тревоге, – не расстроился Ланго. – Значит, наши на постах. Это хорошо.

– А чем вообще занимается наш десяток? – поинтересовался Бодо, пока они спускались по лестнице обратно и пересекали просторы двора, пропекаемые солнцем. – Я к чему… Есть присказка такая. Писаки – для бумажных, комендантские – для важных, порубежные – для ратных…

– А гвардия – для знатных, – закончил Ланго. – И что?

– Выходит, у нас работёнка поважнее, чем у некоторых? – продолжал Бодо.

Ланго подумал.

– Мы служим в основном внутри крепости, – показал рукой вокруг он. – На этом, пожалуй, отличия заканчиваются. Другие парни всё-таки постоянно в пути, часто бывают на границах, а то и за ними: и в Северине, и в Ставке10. Сейчас вот, например, вся сотня Белого Шлема по договору между Капитаном и Верзилами дежурит на стенах в каком-то из городов Форода. Нашу сотню так далеко обычно не заносит. Наши дела – здесь.

– А приказы ты получаешь напрямую от коменданта? – не унимался Бодо.

– Господин Шиповник отвечает не только за нашу сотню. Его полномочия распространяются миль на десять от подножия Горы. Это значит, что ему подчиняются все посты не только в Башне, но и на городских стенах, и даже на Вальных Холмах. Словом, хлопот полон рот. Чаще мы, десятники, общаемся с его заместителями. Одного из них ты, кстати, видел сегодня утром. Теперь придётся искать ему замену. А жаль! – сдержанно добавил Ланго.

Бодо сообразил, что речь об отправленном на границу Одо Крапивнике.

– Получается, хорошая должность освободилась, – оживился он. – Интересно, а кто… – но Ланго вдруг остановился, приложил к губам палец и показал вперёд.

Бодо хоть и проработал все эти годы на кухне, но видывал всякое на плацу – или, как говорили его товарищи, на Тарелке, потому что плац, как и вся обнесённая крепостными стенами площадка на вершине Горы, был формой очень похож на плоский круг с чуть-чуть приподнятыми краями.

Случалось ему присутствовать и при торжественном выходе сотен в рейды на восток, когда под знамёна Капитана собиралось по несколько тысяч луков. И при въезде внушительной делегации гномов Тамас Торима, давних друзей бранков, впечатлить которых решили, выстроив на стенах крепости всю прислугу. И при визите блестящей свиты Правителя, явившегося в Майл без предупреждения пару лет назад: как острили Стрелки, «в кои-то веки нормально поесть», хотя формально – согласовать с Капитанами очередной налог на нужды своего войска.

Но такого старшему утренней кухонной смены видеть ещё не доводилось.

14

Площадь перед Башней

В основании Башни в старину было заложено ровно четыре двери. Дабы не ломать голову, строители расположили их по сторонам света и сделали одинаковыми. Все двери вели в круговой коридор привратного уровня. Предполагалось, что крепость будет гармонично развиваться во все четыре стороны, каждой из которых будет полезна собственная дверь. С течением времени, впрочем, всё исказилось.

Северную дверь лет через триста заклинило – то ли вздыбился грунт, то ли неверно расположили закладные. Проём заложили, и Стрелки по этому поводу не сильно горевали. Северная сторона Горы не зря называлась Мусорной – туда испокон веков скидывали хлам и сливали нечистоты со всего города. Северный ветер, как и патруль на северных стенах, популярностью среди бранков не пользовались. Севернее Башни стояли только склады, которые посещала, и то неохотно, лишь кухонная прислуга.

Восточную дверь, говорят, сожгли во времена мятежа Артара, этого то ли колдуна, то ли удачливого авантюриста из Верзил, ухитрившегося захватить множество значимых крепостей по всему Фороду, и в том числе Майл. Дело было века два назад, и в обычно весьма подробных летописях, изобилующих не только генеалогиями и стихами, но и описаниями любых мелочей, на месте рассказа об этих непростых годах зияла стыдливая лакуна.

В общем, кому помешала дверь, открывающаяся на восток, устные предания не объясняли. Проём тоже заложили, и всё, что стояло восточнее, захирело. Теперь там разве что крепостную живность пасли, сеяли душистые травы да таскали рыбёшку из садков. У самой стены, перед обрывом, росли старые фруктовые деревья. Взобравшись на них, как знал любой бранк, можно было тайком покуривать трубочку, любуясь на пустынные земли к востоку.

Таким образом, у Башни к нынешним временам оставалось всего две рабочие двери, не считая потайных: западная и южная.

Западной ходили в мастерские, занимавшие всю закатную сторону вершины. А южной – во все прочие места. Ворота, ведущие к Проходу, прочь из крепости, располагались немного южнее Башни, казармы – южнее ворот. Пространство между Крышкой и казармами, которое было никак не миновать, так и называли – Топтальня. И сейчас там было не протолкнуться от Стрелков самых разных отрядов и званий.

Бодо глянул наверх: солнце стояло высоко. В обычный день это было бы построение к обеду, с которого отряды по очереди отбывают в трапезную. Но сейчас, похоже, происходило что-то иное.

Сверху летело, повторяясь, тревожное «та-та-та!» – и бесформенная на первый взгляд толпа, сверкая шлемами, постепенно выстраивалась в линии. При этом воинство Майла жужжало, как гигантский рой: перебрасывалось шуточками, перемывало косточки начальству, обсуждало планы на вечер. Какой-то особой тревоги на лицах Бодо не заметил, хотя Капитан сказал ясно – объявлено осадное положение.

Тем временем сотники и другие офицеры собирались поближе к Насесту. Так остряки окрестили балкончик на невообразимой высоте, отсюда на вид не крупнее башмака. На него, говорят, иногда во время построений выходил Капитан. Особым шиком среди Стрелков во время тренировок считалось «чиркнуть по Насесту» – высечь искры тупой стрелой с каменным наконечником из железного ограждения балкона. А ночью с него всегда мигал, словно глаз, стерегущий покой крепости, белый фонарь. Как шутили часовые: «Чтобы голуби не промахивались».

Задравшего голову Бодо дёрнули за рукав, пихнули с одной стороны, двинули локтем с другой, и стоявшие рядом бранки хохотнули: «Проголодался, парень? Оттуда не скинут».

– Что происходит? – спросил Ланго.

Ближайший лучник, глянув на его перо десятника и значок на рукаве, сказал:

– Говорят, трапезой под крышей нашего брата сегодня решили не обременять. Второй завтрак отменили из-за тревоги, перекус – без объяснений. Сейчас вот вспомнили о нас. Раздадут сухари с элем прямо тут, на плацу, и отпустят восвояси. Так сказать, бдеть. Про полдник, думаю, и заикаться нечего. Какие-то нелады у них там в Зале Приправ!

– Какие-то нелады повыше, – недовольно сказал другой бранк. – Закрыли нас, понаставили везде этих орясин из гвардии, дали сигнал «осада», и дальше молчок. А со стен-то и дураку видно: никакой осады нет.

– Зря они решили нас не кормить. Мы так и служить не сможем, – ввернул третий, и они принялись обсуждать, чем и где подзаправиться, если осадное положение до вечера не снимут.

Ланго схватил Бодо под руку и, ловко лавируя, вывел к южной двери. Там сказал что-то короткое часовым, и они вошли в коридор привратного уровня.

Лазарет занимал вторую половину полукруга сразу под привратным, деля этаж с Закромами. Так что они дошли до знакомой сквозной лестницы, спустились на один пролёт и оказались на площадке с дверьми на разные стороны. У левой, ведущей в Закрома, стоял, как оказалось, усиленный караул из трёх Вольных Стрелков. Двое точили кинжалы, третий пытался разжевать сухарь.

Лица их показались Бодо смутно знакомыми. Бранки отсалютовали Ланго, а один сказал: «Привет, командир».

– Знакомьтесь с Бодо Глубокопом, парни. С сегодняшнего дня он у нас рядовым, – показал Ланго. – Произведён, если не слыхали, личным указом Капитана.

Бранки окинули новичка не сильно-то любезными взглядами, но вежливо представились:

– Очень приятно, Дрого Ноготок. К вашим услугам, Толто Самшит. А я Горо Бересклет, привет!

Бодо отвесил поклон, и они перешли на другую сторону лестничной площадки. Там часовых не было вовсе: наверное, считалось, что охранять больных незачем, да и не от кого. Ланго толкнул дверь, отворившуюся бесшумно, и пропустил Бодо вперёд.

В небольшом приёмном покое, освещённом одним-единственным фонарём, тянулись вдоль стен длинные скамьи. С них навстречу поднялось сразу несколько высоких фигур. Они были закутаны в широкие плащи, что, впрочем, не скрывало наличие длинных мечей на поясах. В голове у Бодо пронеслось: «Мы их искали, а они нас первые нашли!» – и он попытался нашарить кинжал.

Фигуры бесшумно шагнули к вошедшим, и Ланго обратился к ближайшей:

– Милорд Ривальбен. Похоже, ваши в сборе?

– Начнём, – отводя капюшон с лица, кивнул Следопыт.

15

Лазарет

Когда они вошли, угрюмый лекарь как раз менял повязку, сидя у головы Тэда. Рядом на скамье стояла плошка, в которой плавали полоски полотна, похожие на бледных змей. Сильно пахло сосновым маслом и какими-то травами.

Хмуро покосившись на Следопытов, чья обувь была далеко не первой свежести, лекарь бережно отжал ткань, наложил последнюю часть повязки и только потом встал.

– Если хотите поговорить, – обратился он к Ланго, сразу признав в нём главного, – то паренёк пришёл в себя, но ещё плоховат. Его лихорадит, и, кажется, бред.

Тэд пробормотал что-то из-под повязки.

– Чем промывали, когда его принесли? – тихо спросил Ривальбен.

Лекарь, смерив его взглядом, ершисто спросил:

– А сударь сведущ в ранах?

– Некоторые мои сородичи в Дозорных Холмах утверждают так, – кротко подтвердил Следопыт.

Лекарь слегка покраснел.

– Простите, мы тут сегодня немного не в себе: столько раненых, – примирительно поднял руки он. – Я бы просил вашего совета, если вы и впрямь из Паланартана. Сначала мы применили мируним, который, как известно, очищает…11

Десятник Следопытов принюхался:

– И, кажется, не забыли снять пробу. «Соломенное раннее» прошлогоднего урожая, угадал?

Лекарь покраснел чуть-чуть сильнее.

– А ведь можно было использовать ромашку на слабом яблочном уксусе или шалфей пополам с чабрецом, – с укором продолжал Ривальбен. – Сосновое масло на повязке? Неплохо. Как часто меняете?

– Позову старшину лазарета, – предпочёл выйти из схватки лекарь, поспешно сгребая какие-то склянки. – Беседуйте пока!

– Мы ненадолго, – заверил его Ланго.

– Надолго и не получится: я дал ему усыпляющий настой, чтобы не лез руками к голове, – сказал лекарь, уходя.

Ривальбен проводил его взглядом и подтолкнул Бодо к постели. Тот подошёл к сменщику и обратился к нему так, как у них было давным-давно заведено:

– Привет, Тюфяк. Опять у тебя вся каша подгорела?

Тэд поднял мутные глаза и слабо улыбнулся:

– Ба, Подлиза! Я ведь твои оладьи тогда спасал. – Речь у него была замедленная, словно слова с трудом продирались сквозь непослушные губы: должно быть, сказывалась травма или начинал действовать настой. – А что это за здоровяки у тебя за спиной?

– Это… – оглянулся Бодо, но Ривальбен отрицательно покачал головой, – да так, помогают тут, в лазарете, – неловко выкрутился он. – Расскажи лучше, как тебя угораздило повредить котелок?

– Если б я помнил! – вздохнул Тэд. – Спускаюсь, никого не трогая, со списком едоков в нижний подвал. Размышляю, откуда взять столько цыплят, да кого послать за ними наверх, да есть ли бараны в тушах. Ну, ты понимаешь. Ноги сами несут. Там темновато, конечно: ещё пара фонарей не помешала бы… И на девятой ступеньке, скрипучей…

Следопыты и Ланго навострили уши. «Список едоков?» – прошептал Ланго, сразу ухвативший суть, но Бодо махнул на него рукой: потом.

– Как будто из-под меня ступеньку рванули! Представляешь? И вот лечу я такой, пытаясь схватиться за воздух руками, на лестницу, и… – Глаза Тэда внезапно расширились. – Старик, а ты зачем на себя форму напялил? За это могут и взгреть!