Горбатый Эльф

– Мы могли заразиться?

Брейд молча пожал плечами. Никто не знал, как приходит Черная Смерть – по воде, по воздуху, или через прикосновение. Трое побывали в ее владениях, и все пили воду из ручья, текущего мимо деревни.

– Деревня стоит на невысоком косогоре, обнесена частоколом? – первым делом спросила Литания.

– Да.

– Она называется Ита, и это уже Наррат. Значит, граница с Кадаром будет перекрыта до самых гор.

– Так вот почему засеки… – упавшим голосом сказала Тайра.

– В горах нет границ. Но до них больше недели пути.

Они разбились на две группы, и в первые дни соблюдали дистанцию. Видий, правда, утверждал, что язвы при заражении должны появиться уже к вечеру, но Брейд странно ухмыльнулся на эти слова: «Это не всегда точный признак», – и настоял, чтобы посетившие Иту шли отдельно. Потом они объединились – на приготовление еды стало уходить слишком много времени, и все равно приходилось как-то соприкасаться. Мясо добывал только Ланс, котелок и посуда тоже были у него: Виринея, главная носильщица поклажи, выбрала его хозяином и не отходила ни на шаг. Каждую ночь она упорно перегрызала веревку и всей тушей заваливалась на ноги Лансу.

Деревни они обходили стороной, даже если из них доносились живые голоса.

Глава 24. Хозяйка леса

Провисшее до земли серое небо сеяло нудный дождик. С утра никакой дичи не попадалось, если не считать мокрых синичьих стаек, да лениво барабанящих дятлов, так что перебивались орехами. Во второй половине дня облака разошлись, и после короткого привала было решено идти до поздней ночи. Завтра они выйдут к озеру Иэр.

Дорога становилась все глуше, зарастала травой и мхом, пока не превратилась в еле заметную тропинку.

– Я никогда здесь не была, я бы запомнила, – удивленно сказала Литания.

Их окружал старый сосновый лес. Ровные колонны бронзовых стволов вздымались в невообразимую высь. Там, где на них падали вечерние лучи солнца, деревья горели, как свечи красного воска. Землю покрывал сплошной ковер мха, переливавшийся всеми оттенками зелени, от бледно-бирюзового до густо-малахитового.

– А вот и наш ужин растет, – обрадовался Ланс.

Чуть поодаль от тропинки мох был усыпан рыжими, под цвет сосен, шляпками маслят.

– Я белый нашла, – похвасталась Тайра, – ой, и не один, их тут три.

Вся компания разбрелась по лесу, только Брейд и Балтазар, ничего не понимавший в грибах, растянулись на пышной моховой перине.

– Здесь можно и заночевать.

– Ауу! – откуда-то издалека долетел крик Литании.

– Как бы не заблудились грибники… Э-эй! – проревел Балтазар.

– Аааа, – пропела сосна над его головой.

Из глубины леса ей ответил надсадный скрежет, тяжелое дыхание ветра пронеслось по кронам. Лес заговорил: тоскливый плач, надрывное кряхтенье, мучительный скрип – деревья как будто жаловались друг другу на свое бессилие перед надвигающейся бурей.

Брейд вскочил на ноги и заорал:

– Все сюда! Уходим!

Грибники собрались довольно быстро, все равно добычу уже некуда было девать – и котелок полон, и шали, которые женщины приспособили под вместительные узелки.

Брейд кивнул на вывороченную с корнем, еще не потерявшую зеленую хвою сосну:

– Сейчас деревья падать начнут. Надо выбираться на открытое место.

По небу неслись черные рваные облака, яркий вечер сразу превратился в поздние сумерки. Сосны гнулись и стонали, как мачты во время шторма: Тропинка куда-то пропала.

– Смотрите-ка, тут жилье, – Балтазар вышел на край овражка: неглубокой ложбинки, промытой лесным ручьем.

На той стороне на пригорке стояла избушка, скорее, добротный шалаш. Ни двора, ни ограды, дверь без крыльца. Скаты заросшей мхом крыши упирались в землю. Спереди вроде дом, а сбоку посмотреть – просто холмик.

– Может быть, попросимся к ним переночевать, – неуверенно предложила Литания.

– Неизвестно, кто там живет – ответил Балтазар, – а если разбойники?

– Главное, чтобы не ракайцы, – Брейд перепрыгнул через ручей, постучал в низенькую дверь и потянул за ручку, – здесь нет никого, заходите.

Внутри было пустовато и очень чисто прибрано. Давно, впрочем, прибрано: окошко затянуло паутиной, на дощатом столе возле плошки с фитилем лежал сухой листочек и мертвая ночная бабочка. Обмазанная глиной печка, возле нее аккуратная сосновая поленница. Широкие двухъярусные нары, устланные сеном, да стол с лавкой – вот и все убранство. Ланс порыскал по углам, нашел топор, короб с пыльными луковицами, вязку сушеных грибов, мешочек с солью. В печи висел помятый закопченный котелок.

– Охотничья избушка, – определил Видий, – специально для заблудших странников вроде нас.

Пока варилась грибная похлебка, Брейд забрался на полати и уснул. Литания попыталась вспомнить, когда он ел в последний раз. За последние два дня – точно нет. У нее щемило в груди, когда она смотрела на его ввалившиеся глаза и серое лицо, но расспрашивать о здоровье было бессмысленно – или не расслышит, или отшутится.

Балтазар доел третью миску густого наваристого супа и завалился спать. Буря разгулялась, лес шумел, как море в непогоду. Желтый язычок пламени метался над светильником, тени плясали на бревенчатых стенах, порывы ветра насквозь продували избушку.

– В Наррате говорят, что в такие ночи леший сердится. Я так и представляла себе – бродит по лесу разгневанный великан, со злости деревья ломает.

– И ест непослушных маленьких детей, – коварно улыбнулся Видий.

– О, точно, – обрадовался Ланс, тоже выросший в лесу, – у нас его даже видели, – далее следовала страшноватая история про дочку лесника, повадившуюся забредать в самую глухомань. В первый раз девчонка вернулась, рассказала, что встретила чудного старичка, он ей на дудочке песенку сыграл. На другой день ее нашли на самой верхушке сосны, а как попала туда, она не помнила. А в третий раз девку целую неделю всей деревней искали, один парень ее по стуку обнаружил. Залез на дуб, заглянул в дупло, а там она сидит. Кричать уже не может – голос сорвала, только кулачком по стенке дупла стучит. Пришлось ему на ней жениться и в город увезти, подальше от леса.

– Жуть, только дочка эта не к лешему, а к парню своему бегала. Он все и подстроил, чтоб на ней жениться, – фыркнула Тайра. В ее глазах плясали две красные искры – отражения фитиля.

Где-то совсем рядом с протяжным треском рухнула сосна.

– Не надо ночью про лешего, тем более, когда деревья падают, – попросила Литания.

– Не надо, нехорошо это, – поддержал ее Видий, – вон у Тайры глаза уже в пол-лица сделались. Давайте я вам что-нибудь повеселее расскажу. Не про лешего, про кикимору.

Сказка и правда была веселая, Видий ужасно смешно изображал наивного добра молодца – выпячивал грудь колесом, морщил лоб и спрашивал дурковатым баском: «А ты правду говоришь, не врешь?» у всех встреченных на пути мошенников, норовящих обобрать его до нитки. Когда дело дошло до кикиморы, он согнулся в три погибели, выпучил глаза и призывно зашевелил пальцами: «Иди сюда, добрый молодец, я тебе новые сапоги подарю – ты только глянь, какие ладные!». Сделал вид, что обмакивает ногу в болотную жижу и показывает молодцу тину в качестве ладных сапог.

– Ну все, надоело! – Тайра вскочила с лавки и выбежала за дверь, в темень.

Ланс и Видий кинулись следом.

– Видий, останьтесь, Ланс скорее ее утихомирит

– Простите, моя госпожа – я не ожидал, что кикимора так расстроит Тайру, – Видий взял Литанию за руку и поднял брови жалостным домиком, – она напрасно недослушала, конец-то у сказки хороший: добрый молодец разозлился, изловил кикимору, приволок в деревню и заставил выманить у обидчиков все, что они у него отняли.

Литания улыбнулась. Иногда Видий был ужасно похож на Тобиаса, оба как дети малые.

– Вы не виноваты, это буря нас с ума сводит, да и просто мы все устали.

– Я заметил – сегодня вы шли с трудом. Завтра мы с Лансом, раз уж провинились, заберем поклажу и посадим вас на Виринею.

– Ни за что на свете, я ее как огня боюсь! – рассмеялась Литания, и, наконец, отняла руку у Видия, – пусть лучше Тайра на ней едет. Что-то долго их нет, вдруг Ланс ее не нашел?

– Они уже вернулись, где-то рядом разговаривают.

Непонятно, как он расслышал голоса сквозь гул ветра, но и вправду вскоре появилась хмурая Тайра, а следом виноватый Ланс. Тайра, ни на кого не глядя, легла на нары и повернулась носом к стенке, Ланс повздыхал и полез на второй этаж. Видий картинно развел руками.

– Спокойной ночи, – Литания пристроилась рядом с дочерью, накрыла Тайру краем плаща.

Видий погасил светец, под тяжестью тела скрипнули доски, зашуршало сено. Литания задержала дыхание, потом успокоилась. Ну а куда еще ему было ложиться? Он же не виноват, что соседству Брейда она бы обрадовалась намного больше. Она не стала возражать, когда Видий прикрыл ее своим плащом. И телу, и душе ее было холодно и тоскливо. Через некоторое время она почувствовала, что ее чуть заметно поглаживают по волосам, дышат в шею.

– Прекратите, – шепотом попросила Литания.

– Я люблю вас, моя госпожа, – тихо ответил Видий.

– Не надо. Сегодня плохая ночь и здесь странное место. Спите.

– Я же с тобой, моя любимая, тебе нечего бояться, – прошептал Видий и обнял ее плечо.

Литания вскочила.

– Оставьте меня в покое, или будете ночевать на полу!

– Может быть, дадите людям выспаться, – послышался недовольный голос Тайры.

Раздосадованный Видий отвернулся к краю нар. Сверху не было слышно ни звука, даже дыхания. Наверное, все уже заснули.

Деревья шумели и стонали всю ночь. Иногда в скрипах и шорохах чудился рев зверя, тоскливый вой и детский плач. Шмель беспокоился, с лаем кидался на дверь, скулил. Дождь все не начинался, иногда прошелестят капли по скату крыши – и замолкнут. После полуночи ветер начал стихать, и Тайра забылась тяжким, как мрак пещеры, сном.

Дверь скрипнула, на пороге в луче солнца стояла девочка лет восьми, закутанная в зеленую вязаную шаль. Худенькая, косички тоненькие.

– Утро доброе, странники. Как спалось на новом месте? Я пойду, не буду вам мешать, только приберите за собой перед уходом. Ну что ты на меня смотришь? Ты лучше на шарик свой смотри, – улыбнулась она Тайре.

Тайра глянула – цепочка за ночь выбилась из-под ворота, шарик покачивался, разбрасывая изумрудные искры. Тайра заправила его под рубашку. В дверях уже не было никого.

– Да что ж такое, надо ее позвать! Как же она живет тут одна – ей лет девять, не больше! – Литания кинулась к выходу.

– Этой бабуле-то девять лет? Что с вами, госпожа? – удивился Балтазар.

– Какой бабуле? Тут девочка была, маленькая.

– Ну да, девочка, лет семи, наверное, – подтвердил Ланс, – ты что, Балтазар?

– Здесь была старуха. Высокая, седая, за восемьдесят, – сказал Видий.

Оказалось, только он и Балтазар видели старую женщину, остальные – девочку.

– Нас Хозяйка навестила, – задумчиво проговорила Литания, – надо уходить. И приберитесь, как она велела, чтоб ни крошки после нас не осталось.

– Кто такая Хозяйка?

– Госпожа леса. Это к беде, а иногда – к большой удаче, но очень редко. Сегодня не охотьтесь, грибов не собирайте – там, где она живет, ничего трогать нельзя.

Литания с Тайрой убирали со стола, Ланс схватился за метлу.

– Никак не пойму, что такое она мне сказала: «не сражайся с тенью, погибнешь». Что это значит-то? – спросил Балтазар.

– Тебе послышалось, ответил Ланс, – она попросила прибраться за собой, а еще велела ослицу мою беречь.

– Понятно, – протянула Тайра, – каждому – свое. А мне сказала на шарик смотреть. Кто еще что услышал?

Литания покраснела и опустила голову, Брейд дернул плечом:

– Да в общем-то – бессмыслица. «Не хорони себя, пока живой».

– А тебе, мама?

– И мне совсем другие слова были сказаны. Не важно, какие – они предназначались только для меня.

– В таком случае, я тоже промолчу, – Видий, не оборачиваясь, вышел из избушки.

На дереве болтался измочаленный слюнявый обрывок веревки.

– Вот ведь зараза, – почти восхищенно вздохнул Ланс, – доберемся до Тилуана, цепь ей куплю. Шмель, где Виринея? Искать!

Шмель принюхался, неохотно прошелся до овражка и, ворча, попятился к избушке.

– Что это с тобой? Ладно, сам посмотрю. Тайра, взяла бы ты его за ошейник – он чего-то боится.

Долго искать не пришлось – возле ручья были глубокие вмятины, заполненные водой. Так, попила, потом перебралась на тот берег, пошла вдоль оврага, оставила кучку навоза. Дальше следы исчезли – нет, вот опять, немного подальше. Похоже, Виринея двигалась огромными скачками: в редких длинных рытвинах мох был содран до земли.

Шмеля пришлось тащить волоком, он дрожал и упирался, шерсть встала дыбом аж до самого хвоста. Через несколько шагов все увидели истоптанную проплешину, разбросанные комья мха и впитавшиеся в землю бурые пятна.

– Тайра, дальше не ходи – я сам. Никто не послушался его, мужчины вытащили мечи.

Выпотрошенные останки Виринеи лежали в овраге, у самой воды. Верхний бок обглодан до ребер, задняя нога с копытом валялась рядом. А морду не тронули, и ослица смотрела в никуда побелевшими огромными глазами. Тайра села на корточки и разревелась.

– Тайра, я пойду за ними и вырежу всю стаю.

– Нет, Ланс, бесполезно, – сказал Брейд, – мы их не найдем, волки не охотятся у своего логова.

Ланс помолчал, стараясь задушить гнев. Потом кивнул, сел на землю рядом с Тайрой и прижал к груди ее заплаканное лицо.

– Здесь ведь была Хозяйка, почему же она не защитила Виринею? – растерянно спросила Литания.

Ланс в ярости обернулся к ней:

– И зачем она мне велела ослицу беречь, если Виринея была уже мертва?!

– Не понимаю…Ну за что ее…

Брейд вздохнул и обнял Литанию, она уткнулась в его плечо.

Шмель вырвался из рук Тайры и с рычанием кинулся к корням сосны, шатром свисающим в овраг.

– Чего он там нашел? – спросил Балтазар, на всякий случай снова вытаскивая меч.

Под навесом корней лежал крупный, в две трети взрослого волка, щенок с проломленной грудной клеткой

– Смотрите, Виринея-то отомстила за себя. Храбро сражалась.

Морда и бок волчонка были вылизаны, еще поблескивали невысохшей слюной. На этой охоте мать потеряла детеныша.

– Надо закопать Виринею, – сказала Литания, вытирая глаза.

– Ни к чему, они все равно ее выроют, – ответил Видий, – нам пора идти. Мы вещи у избушки побросали, а тут черт-те что творится. Теперь всю поклажу придется на себе тащить.

Ослицу все-таки закидали кусками мха, чтобы хоть как-то почтить ее память.

Глава 25. Озеро Иэр

Потерянная тропа нашлась почти сразу – извилистая песчаная дорожка, совсем не похожая на ту, что была накануне, но ведущая в нужном направлении. Они шли тесной группой, в напряженном молчании. Когда сосны стали перемежаться березами и орешником, а между деревьями появились солнечные прогалины, Видий спросил Литанию:

– Эта Хозяйка – кто она?

– Душа Нарратского леса.

– Что-то вроде эльфа? – в глазах у Тайры мелькнула веселая искорка.

– Нет. Если верить сказкам, то эльфы – хранители природы. Они как солнечные зайчики, как стрекозы: только что были тут, и вот уже где-то далеко, то на земле, то на Небесах. А Хозяйка всегда в своем лесу. Она знает судьбу каждого дерева, а заодно и всех лесных тварей, включая людей. Если уж пожелала явиться… Это редко бывает.

– Та старая женщина из легенды о птицах – это она была?

– Ну конечно. И потом ее время от времени видели, в летопись не все случаи попали. Раз в одно-два поколения она является кому-то, чтобы исправить его путь.

– Сразу шесть человек нуждаются в исправлении? Причем словами, в которых нет ни малейшего смысла? Ведь могло же быть, что какая-то лесная нежить вроде кикиморы в Хозяйку перекинулась, – Ланс сильно невзлюбил странную девчушку после гибели Виринеи.

– Нет, не могло быть. Во-первых, в кикимор только дети малые верят, а ты давно уже взрослый. Во-вторых, мне она сказала неприятную, но несомненную правду, остальным, я думаю, тоже. Придет время – поймете. Может, ты еще одну ослицу найдешь, жизнь-то долгая.

Литания замедлила шаг, чтобы остаться в одиночестве и справиться с раздражением. Она знала, что недоверие к словам Хозяйки не раз приводило людей к гибели, но не могла всерьез принять жестокий и бессмысленный упрек лесной владычицы. «Променяла сокола на черна ворона». Никого она не выбирала, ничего от нее не зависело.

За очередным поворотом ее поджидал Видий.

– Умоляю вас, госпожа, простите меня! – он припал к руке Литании и запечатлел на ней не менее трех поцелуев. Литания вырвала руку, постаравшись смягчить грубость вежливой улыбкой.

– Забудьте, я давно вас простила.

– Благодарю вас! Я виноват, я потерял голову от вашей близости – просто не сумел удержаться, чтобы не коснуться вас. Еще раз приношу извинения за мою дерзость. Но, знаете – о вырвавшемся признании я не жалею: оно было искренним. Я понимаю, что не вправе даже смотреть на вас без вашего позволения, но я не могу не чувствовать, что наши души стремятся друг к другу. Над этим мы не властны, вы же видите, сама судьба хочет соединить нас.

– Сейчас наша судьба – бегство. Нам следует думать о спасении, а не о чувствах (тут Литания смутно вспомнила, что от кого-то уже слышала эти слова). Пойдемте, граф, нас наверняка уже ждут, мы всех задерживаем.

Литания догнала Балтазара и больше не отставала от него ни на шаг. Она сама не поняла, почему велеречивое извинение Видия вызвало у нее такую злость. Ровным счетом ничего не произошло. Она же не девочка, чтобы так волноваться из-за нежеланных ухаживаний. Его нагловатое напоминание о минувшей ночи? Или то, что он не постеснялся приставать к ней в присутствии Тайры? И Брейд… Нет, как раз ради Брейда она сама обняла бы Видия, даже поцеловать себя позволила бы. При этой мысли Литанию так передернуло, что Балтазар участливо спросил: – «Не ушиблись, госпожа?» Ну да, дело в Тайре. К тому же – ласки исподтишка, еле слышное признание в самое ухо. Омерзительно. Так откуда это абсурдное чувство вины?

Между деревьями появился солнечный просвет

– Иэр! – выдохнула Литания.

Огромное светлое озеро лежало среди пологих холмов. Невысокое утреннее солнце слепило глаза, не давало рассмотреть серый, странно неуклюжий силуэт замка на дальнем берегу. По обе его стороны растянулся город, беспорядочное нагромождение крыш, еле различимых в легкой молочной дымке. А за ним – широкая изломанная полоса гор, почти тающая в неярком осеннем небе. До них оставалось всего пару дней пути.

Левый берег был лесистым, ближе к городу начинались желтые свежескошенные поля с яркими лоскутками озими. Правый, ближайший, был более открытым, темные гривки рощ чередовались со светлой охрой лугов, у кромки озера старые развесистые ивы полоскали тонкие ветви в воде. Серебристая гладь была пустынной, только совсем далеко, у лесного берега, суетилась стайка чаек, да в небе парила большая хищная птица.

Ланс прищурился – бурые, почти черные перья, белые пятна на подкрыльях.

– Беркут.

Орел отрывисто заклекотал и начал спускаться, с каждым разом расширяя круги. На третьем круге он пролетел совсем близко, повернул к людям голову, уставился безумными янтарными очами – глаза в глаза. Снова набрал высоту, завис на мгновение в воздухе и камнем грянул в прибрежные заросли.

– Может быть, когда-то он был ручным, – сказала Литания, – раньше в Наррате держали ловчих птиц. Давайте спустимся к воде,

Они стояли на невысоком обрыве, тропа шла в обе стороны.

– На холмах нас будет видно, как на ладони. Нужно взять вправо, подальше от озера, – сказал Брейд.

– Здесь никого никогда не бывает, это княжеский заказник. Разве что охоту встретим – но ее слышно издалека: лай, рожки, крики. Я пару раз участвовала, но мне не понравилось. Это было очень красиво – их охотничьи выезды. Яркие попоны, разноцветные платья, хищные птицы на перчатках. Когда сокол взмывает в небо, дыхание перехватывает – кажется, что вместе с ним взлетаешь под облака. И все это кончается агонией несчастного зверька.

– Все мы хищники, – лениво утешил ее Балтазар, – вот вроде него.

Шмель, залихватски лая, нырнул в тростник, там что-то зашелестело, захлопало, и прямо на путников вылетела большая серая цапля.

– Тайра, возьми его на веревку и не разрешай лаять, нам егеря голову оторвут, – Литания испуганно огляделась по сторонам.

– О егерях вы не упоминали.

– Раньше они тут были, сейчас – не знаю. Вдоль берега разрешено ходить, даже если нас увидят, не обратят внимания. Но вот охотиться, тем более с собакой…

Через несколько шагов они снова встретились с беркутом. Он сидел в траве возле самой тропинки, по-хозяйски положив лапу на растерзанную тушку зайца, и выдирал из нее клочки мяса. Вокруг орла вперевалку расхаживал ворон, дожидаясь, когда и ему перепадет доля чужой добычи. При виде людей беркут вспрыгнул на тушку, взмахнул огромными крыльями и понес обед в сторону леса. Ворон прошелся по месту пиршества, подозрительно косясь на пса. Поклевал клочья шерсти и окровавленную траву. Мяса тут не было, и ворон полетел вслед за орлом.

Литания вздрогнула и отвернулась

– Бедный зайка, – сочувственно протянула Тайра.

– Зайке уже все равно, кто его доест. Это люди пытаются выбирать.

Тайра не поняла, что хотела сказать Литания. А может быть, и поняла.

На пологом склоне одного из холмов возвышался зеленый купол кургана, у его подножия дорога раздваивалась – одна тропинка огибала насыпь, вторая вела на вершину.

– Могила князя Нарратского, – сказала Литания, – давайте поднимемся и немного передохнем, оттуда прекрасный вид на озеро.

Озеро завораживало непрестанными переменами. За день оно успело побывать бледно-голубым, темно-синим – с дрожащими белыми пятнами опрокинутых в него облаков, металлически-серым, подернутым мелкой рябью, как будто оделось в кольчугу. Теперь, под вечер, оно превратилось в ясное зеркало, удваивавшее дальние леса, крепость Тилуана и силуэты скользящей по нему пары лебедей.

– Странно, что князя не называют по имени, ни его, ни его прекрасную деву. Мы же знаем царя Арета, ликейского императора Миедора и многих других, кто жил гораздо раньше, – спросила Тайра, взбежавшая на макушку кургана на буксире у Шмеля.

– Деву звали Амирен, ее не забудут, пока существует Наррат. А имя князя его дети выскоблили со страниц летописи и запретили переписчикам упоминать его. Хотя я не думаю, что он был более жестоким, чем другие владыки. Точно такой же, – рассеянно ответила Литания, вглядываясь в город на другом берегу.

– Балтазар, дайте мне вашу подзорную трубу. Я не могу понять, что они сделали с замком. Башни давно уже разрушены, а теперь и сам замок не узнать.

Лучше бы ей не видеть этого. Одна из башен снесена до основания, вторая таращится провалами в стенах, как череп пустыми глазницами, из бойниц березки растут. Крутую крышу замка, когда-то покрытую розовой черепицей, как в Белой Чайке, заменили на плоскую, свинцовую. И город… Всего несколько высоких каменных домов, остальное – наспех построенные глинобитные лачуги с соломенными крышами. Только собор остался прежним, если не считать заколоченных окон на верхних этажах.

– Ничего не осталось, Тилуана больше нет… – Литания вернула трубу Балтазару.

– На самом деле все не так плохо, госпожа, – улыбнулся ей Видий. Крышу замка можно восстановить, и башни тоже. Первый этаж не слишком пострадал при пожаре.

– Да, мне говорили. Наверное, когда-нибудь все отстроят заново – только это будет совсем другой Тилуан. Площадь с кудрявым мраморным ангелом, ратуша с мозаикой – там была дева на единороге, ужасно смешном, похожим на козленка… Скорей всего, она была не настолько прекрасной, как мне казалось в детстве, но в таких вещах и живет душа города.

– Ваш ангел до сих пор там стоит, и ратуша, насколько я помню, цела. Замок заслоняет старую часть города, там многое сохранилось.

– Вы бывали в Тилуане? Значит, от него что-то еще осталось?

– Да, был проездом в прошлом году, и город мне понравился. Когда-нибудь мы с вами приедем сюда, и вы увидите свою златокудрую даму, так похожую на вас. Мы поднимемся на стену и посмотрим, как осенние леса отражаются в озере Иэр – это незабываемое зрелище.

– Спасибо, Видий. Я рада, что ангел и дама живы. Но мне вряд ли захочется гулять по Тилуану: все, кого я любила в этом городе, погибли. Слишком больно.

– Как тебе кажется, Балтазар, чума сюда не добралась? – Брейду давно хотелось сменить тему разговора.

– Да непохоже. Прачки белье полощут, ребятня носится. Рыбу ловят, опять же – Балтазар нацелился на флотилию гребных лодочек, растянувшуюся вдоль дальнего берега, – а неплохой у них улов, вон, еле-еле сеть на борт тащат.

– Соскучился по промыслу? Послушай, тебе ведь не обязательно идти с нами. Купишь в городе лошадь, доберешься в порт, а там морем до дому. Зачем тебе Салем?