Серый волк

«Наверное, надо определить, кого именно я хочу убить», – понял он причину отказа альтер эго идти на контакт.

С объектом проблем возникнуть не должно. По сути, можно выбирать первого встречного прохожего. Он решил так и сделать, и направился по еле заметной заросшей тропинке обратно к деревне. По дороге ему попался паренек с сигаретой, прятавшийся за покосившимся забором. Парень явно предпочел провести этот теплый осенний денек где-нибудь на воле вместо школьного класса.

Сергей с сомнением взглянул на подростка, который, при виде него, испуганно, как котенок, юркнул в кусты.

«Нет», – покачал он головой.

Он вышел на главную и единственную улицу деревни и огляделся. Его взгляд упал на крепко сбитый бревенчатый домик с пластиковыми окнами. Хозяин дома работал охранником где-то в Твери. В свои выходные пил и смертным боем колотил жену. Как раз пару дней назад он вернулся с вахты и успел избить свою благоверную до такой степени, что вызывали скорую. Правда, пока скорая приехала, соседка уже обработала все ссадины и ушибы и наложила шину на сломанную руку.

Сергей мысленно настроился на охранника, снова направляя запрос альтер эго. Ему показалось, что в виске сгустилось давление. Он решил на следующий день, поутру, заглянуть к охраннику, пока тот еще не успеет набраться, чтобы познакомиться. Посмотреть, как отреагирует внутренний писклявый голосок. Пока он молчал.

***

Сергей проснулся и уставился в темноту, из которой смутно проступали очертания потолка. С печи доносился храп матери. Определить, сколько сейчас времени не представлялось возможным – за печью всегда царил полумрак.

Он легко поднялся, пошел на кухню, включил электрический чайник, который по его заказу привезла продавщица автолавки, и вышел на улицу. Предрассветный холодок заставил поежиться. Он умылся водой из бочки, холодной, но без ледяной корочки – до сих пор не было заморозков. Дождавшись, пока вода в бочке успокоится, он посмотрел на свое отражение – темный силуэт в окружении розового свечения предрассветного неба. Сделал небольшую разминку, чтобы согреться, вернулся в дом – чайник только что выключился. Сергей налил горячей воды в умывальник, добавил холодной, потом приладил на уровне глаз осколок старого автомобильного зеркала. Снова зашел за печку и достал из своей сумки бритвенный набор. Сначала попробовал бриться без освещения, но света, проникавшего в мутное окно, не смотря на все попытки Сергея его отмыть, явно было недостаточно. Закусив нижнюю губу, он щелкнул выключателем – вспыхнул свет. Мать продолжала храпеть. Сергей выдохнул, отпустил губу и под аккомпанемент храпа быстро побрился. Сполоснул бритву, выключил свет, убрал бритвенные принадлежности. Из отдельного кармашка сумки достал расческу, причесался. Затем снял с гвоздя самодельную вешалку, на которой висела его приготовленная с вечера чистая одежда – джинсы и рубашка. Облачившись, он вышел на улицу и проверил, нет ли пятен побелки на джинсах, все ли аккуратно. Еще раз посмотрел на предрассветное небо и пошел к охраннику.

К его большому огорчению, ни охранника, ни его жены дома не было. Дверь была заперта, «Нива», на которой ездил хозяин дома, отсутствовала.

Когда Сергей стоял на крыльце, размышляя о том, что ему делать дальше, его окликнула соседка, – милая симпатичная женщина лет пятидесяти, которая одна из немногих еще не подходила к Сергею насчет долгов матери.

– Здравствуйте, вы Федора ищете? – спросила она звонким голосом некурящего человека.

– Да, – ответил Сергей, который не знал имени охранника.

– Они уехали в город, – сообщила женщина. – Наверное, только к вечеру вернутся. Может, им передать что-то?

Сергей спустился с крыльца, подходя к ней.

– Даже не знаю. Я хотел с ним поговорить насчет работы. Он ведь в охране? – Сергею понравилось лицо женщины. Впервые за долгое время он видел черты лица, лишенные себялюбия, наглости, хитрости.

– Федька-то? Да, в охране, – подтвердила она, и, чуть замявшись, спросила. – Простите, а вы его знакомый? Я что-то вас не припомню.

Ей самой было неловко оттого, что она не помнит, кто он, но не нашлась, как спросить иначе.

Сергей улыбнулся и протянул ей руку.

– Меня Сергей зовут. Я сын Любови, крайний дом.

Она засмеялась и неловко пожала его руку.

– А! Вот оно что! Любу-то я знаю, а про вас только слышала. Ну, что у Любы сын в Москве. Я здесь всего несколько лет живу.

Сергей улыбнулся, любуясь ее глазами, – ясными и светлыми.

– Меня Вера зовут, – спохватилась она.

– Очень приятно, – искренне ответил Сергей.

– А вы говорили, что хотите работу Фёдору предложить? Вы уж извините, что я так любопытничаю, просто мы с Надей, его женой, дружим, подумала, что…

– Да нет, – прервал он ее, – все нормально. Даже хорошо будет, если вы мне скажете, что он за человек. Я его плохо знаю. У нас в московском офисе нужен охранник, и я хотел ему предложить. Тоже вахтой. Но моему начальнику нужен человек надежный, – последнюю фразу Сергей сказал, вопросительно глядя Вере в глаза.

Глаза она отвела и слегка сжала губы. Видно, в душе ее шла борьба между честностью и желанием помочь подруге. Победила честность.

– Ох, боюсь, не подойдет он вам. В Твери склад охраняет. Много пьет. Они бы, наверное, уволили его, но там все пьют, поэтому тут шило на мыло менять. Хотя, лучше, конечно, чтоб он подальше от дома был.

– Почему? – спросил Сергей, пытаясь выразить удивление.

– Ну, понимаете, – она замялась. – Федька человек, вообще хороший…

Она помяла пальцы.

– Но? – Сергей прислушивался к ощущениям в виске.

– Но, когда пьет, это ужас. Надьку бьет так, что, – Вера перекрестилась. – Знаете, как говорят – бьет, значит, любит?

Сергей кивнул.

– Вот это про Федю. Любит Надю, но водку любит не меньше. Его бы отучить, да как? Уже и кодировали и перекодировали – хоть бы что.

Сергей мрачно наклонил голову.

– Я честно вам скажу, Сереж, – она перешла на шепот. – Я боюсь… боюсь, однажды он ее так и убьет. А потом рыдать будет.

Она снова судорожно перекрестилась.

Глаза Сергея потемнели.

«Я должен убить его до того, как он убьет жену», – эти слова он произнес про себя как заклинание. Недействующее заклинание.

Когда он вернулся домой, мать уже проснулась и похмелилась. Она сонно, как мясная осенняя муха сидела на крыльце, греясь в лучах небывало теплого октябрьского солнца. Сергей сначала ее не увидел. Он смотрел себе под ноги, выискивая среди бесконечного золотого ковра березовых листьев красные листья клена. По дороге от Веры он придумал себе такую игру, – если найдет двадцать кроваво-красных кленовых листочков – убьет охранника.

«Шестнадцать, – считал про себя Сергей. – Семнадцать. А нет, это осиновый. Значит, шестнадцать».

У самой калитки его ждал семнадцатый листочек. Сергей оглядел кругом, усердно выискивая красное пятнышко, приподнял калитку, вошел, продолжая глядеть вниз, поставил калитку на место. Восемнадцатый листок упорно прятался.

– И где тебя черти носят? – хрипло и тихо окликнула его мать.

Он вздрогнул. В страхе посмотрел на нее. Убедившись, что она уже немного выпила, он чуть расслабился. Как раз начиналась его любимая стадия. Мать была мягкой и доброй. Самое страшное происходило, конечно, с похмелья. Когда она говорила такое, что у Сергея выступали слезы на глазах от осознания собственной никчемности, его переполняло желание покончить с этим раз и навсегда, он туманно заглядывался вверх, ища подходящий гвоздь в потолке или сучок на дереве, за который можно зацепить веревку и повеситься. Но он не мог так огорчить мать. В Москве-то без разницы, а здесь самоубийство сына доставит ей массу хлопот.

По причине того, что материно похмелье пугало его больше, чем страх смерти, он старался, чтобы в доме всегда была водка. Покупал он ее в автолавке, поскольку не хотел, чтобы мать травилась паленкой Семеновны. Частенько на него накатывал стыд от осознания того, что, по сути, он спаивает мать, чтобы жить припеваючи без ее похмелья. Да, только он один виноват в том, что мать пьет. Ведь, рассуждая глубинно, мы увидим, что, если бы двадцать семь лет назад не появился на свет маленький ревущий Сережа, у Любови могла быть совершенно другая жизнь – свободная и счастливая.

Руководствуясь этими рассуждениями в первые дни своего пребывания у матери, он пробовал контролировать ее употребление спиртного, – заваривал ей чай, просил пройти лечение в лучшей клинике Москвы, предлагал кодировку и многое другое. Вторые сутки лишенная спиртного мать носилась по дому как разъяренная бешеная собака. Она швыряла в сына все, что попадалось под руку. Чайником с кипятком угодила ему в голову, и обожжённое ухо слегка пощипывало до сих пор, хотя прошло несколько дней. На третьи сутки воздержания матери Сергей проснулся ночью, внезапно, сам не зная почему, и обнаружил мать, стоящую с занесенным над ним поленом. Он едва успел отскочить, и полено с глухим стуком опустилось на то место, где секунду назад были его мирно закрытые веки. Она принялась гоняться за ним, выкрикивая такие вещи, от которых Сергею становилось физически плохо, и подкашивались ноги. Наверное, если бы это говорил кто угодно другой, он бы и внимания не обратил, но мать, которую он так любил, игнорировать не получалось.

Истерика кончилась в десятом часу утра, когда Сергей, рыдая и ползая на коленях перед матерью, устало сидевшей на табурете посреди кухни, протягивал ей кошелек, умоляя пойти и купить водки. Она устало тыкала ему в подбородок носком галоши и приговаривала:

– Споить мать хочешь? Хочешь… тебе этого и надо.

У Сергея все расплывалось перед глазами, он ничего не понимал, кроме того, что он грязь и ничтожество.

Наконец, она взяла из его руки кошелек, сказав:

– Ну, будь по-твоему, – с этими словами и кошельком она ушла.

Сергей упал лицом в дощатый пол и лежал так до тех пор, пока мать не вернулась с бутылкой.

После того случая, он окончательно осознал, что действительно ее спаивает, потому что он урод, сумасшедший маньяк и подонок, и не пытался ее отговаривать.

Теперь он смущенно сел рядом с ней на нижнюю ступеньку и заискивающе посмотрел снизу вверх.

– Как спалось, мам? – прошептал он.

Она закашлялась.

– Хреново. Мрак какой-то снился, – она шумно отхаркнула. – Принеси водки.

Сергей послушно встал и пошел в сени. На обычном месте водки не было. Он осторожно выглянул на крыльцо:

– Мам, – шепотом позвал он. – Там нету.

– А я тебе, мудаку, сказала оттуда принести? – раздраженно уточнила мать.

Он все понял и пошел к Семеновне, поскольку автолавка должна была приехать только завтра.

Паленкой, от которой она уже немного отвыкла, мать напилась быстро, и буквально с одной бутылки перестала что-либо соображать. Ей казалось, что Сергей – это муж, который собирается ее бросить.

– Как же ты оставишь меня с дитем твоим? – бормотала она, уткнувшись носом в грудь.

Сергей не понимал, о чем она, и решил, что стоит проводить мать домой, – она до сих пор сидела на крыльце, – а там помочь забраться на печь.

– Мам, пойдем, а?

– Да за тобой хоть на край света, только не бросай, – взмолилась она, и это ужаснуло Сергея. Он начал дрожать.

Минут через двадцать ему удалось довести ее до печи.

– Ты первый, – игриво предложила она.

Сергея снова бросило в дрожь.

– Нет, давай ты, а я помогу.

Она покачнулась и упала ему в объятья. Нелегкая ноша, но Сергей терпеливо держал ее, пока она путалась в ногах, пытаясь поймать ступнями пол.

– Сережа, дорогой, скажи, что тебя гложет? Ты знаешь, я ведьма, я помогу тебе, – и она посмотрела совершенно трезво ему в глаза.

У Сергея перехватило дыхание, он как будто оказался в другом измерении или во сне, словом, в таком месте, где возможно все. Он понял, почему любит мать. Пусть и кажется, будто она обычная алкоголичка, на самом деле, она волшебница, колдунья, ведьма, а все остальное лишь для отвода глаз.

– Я уберу то черное, что есть в тебе. Но ты должен назвать свой грех, – она все также смотрела ему в душу.

Он почувствовал, что у него кружится голова и прошептал еле слышно, нагнувшись к ее уху:

– Я убиваю людей.

– Я не слышу, что ты говоришь, – сказала она, и ему показалось, что в глазах ее мелькнула злость. – Громче, – прошипела она.

– Я маньяк! Я убиваю людей, – прокричал он во все горло, не волнуясь о том, что его могут услышать.

В ту же секунду, как он выкрикнул эти слова, стало легче, совсем хорошо. Но в следующее мгновение к его ужасу, мать грохнулась перед ним на колени, обняла за ноги, нагнулась и судорожно, обливаясь слезами, начала целовать его кроссовки.

– Сережа, миленький, не оставляй меня, рожать через два месяца, как же я без тебя, любимый мой, Сереженька.

Он рефлекторно отступил, и она поползла за ним на карачках, потом качнулась, упала, ударившись о каменный угол печи, и затихла.

Несколько секунд Сергей стоял не шелохнувшись, потом осторожно приблизился к матери, поднес руку ко рту, проверяя, дышит ли, – непонятно. Он встал, машинально взял, ничего не видя, автомобильное зеркало, перед которым брился, поднес к ее рту. Зеркало запотело. Он шумно выдохнул, приподнял ее голову и осмотрел затылок, – никаких следов ушиба. Поднять мать на печку было не в его силах, поэтому он принес драные ватники, на которых спал, положил рядом с ней и осторожно передвинул ее теперь уже храпящее тело на эту импровизированную постель, подложил под голову сложенный свитер и накрыл пледом. Оглядел свою работу, и все еще пребывая в состоянии близком к обмороку, вышел на крыльцо.

Разгорался солнечный октябрьский день. Было тепло – настоящее бабье лето. Он оглядел игриво машущие ему желтыми гирляндами березы. Невыносимо голубое небо сияло, окаймляя золото листвы.

Сергей на негнущихся ногах прошел в сарай. Землю полосами резало солнце. В одном месте в крыше была дыра, размером в два листа шифера, и на полу разлилось большое солнечное пятно. Сергей лег на этот солнечный коврик, раскинув руки, как на кресте. Закрыл глаза, не имея возможности играть с солнцем в гляделки. Он лежал так без движения несколько минут, пытаясь вспомнить в подробностях видение, которое настигло его в этом сарае почти двадцать лет назад. Ему тогда было лет семь или восемь. Он точно не помнил.

Сергей лежал, и все больше к нему приходило убеждение, что это было не видение и не сон. Всё произошло на самом деле.

Он чувствовал за ирреальными стенами сарая колыхание деревьев на ветру, и казалось, что это шелест крыльев ангела. Огромного, метра четыре в высоту, а может и больше, с широкими, совершенно бутафорскими крыльями и нимбом из позолоченного обруча на проволоке. Ангел кружил рядом, пытаясь проникнуть в сарай, но боялся сломать окончательно истлевшие доски своим могучим оперением. Наконец, он сообразил заглянуть в проём крыши и дохнул оттуда Сергею в лицо потоком холодного воздуха.

Сергей проснулся и сел, потирая лицо. Солнечное пятно давно ушло, на земляном полу было холодно. Он попробовал встать на ноги, но тупая боль в пояснице потребовала бережного отношения. Он поднялся, разминая скованные холодом суставы.

С заспанным лицом вышел на улицу, если сарай можно было считать не улицей. День клонился к закату. Небо теперь приобрело легкий розоватый оттенок. На западе появились перистые облака. Сергей оглянулся, сам не зная зачем, пытаясь понять, приснился ему ангел или нет. Потом встряхнулся, сгоняя с себя сон, и пошел в дом. Мать лежала в той же позе, оглашая избу мощным храпом, отдающимся от пустого оцинкованного ведра эхом. Сергей глотнул воды из чайника, зашел за печь и достал со дна сумки кусок веревки.

– Подойдет, – глупо улыбаясь, прошептал он, засовывая веревку за пазуху.

Он вышел на улицу и двинулся к дому охранника.

Ворота стояли настежь, во дворе белела «Нива», у которой были открыты все двери и багажник. Из дома стремительно выбежала толстая курносая тетка, ее левая рука была перевязана и покоилась на повязке, на лице толстым слоем лежал тональный крем. Она подбежала к «Ниве» и достала из багажника несколько сумок, с трудом, в одной руке потащила их к крыльцу.

– Извините, вы Надежда? – окликнул ее Сергей.

Она обернулась с таким подозрением на лице, будто знала, зачем пришел Сергей.

– Да, – вопросительно-тревожно протянула она.

Сергей ослепительно улыбнулся.

– Извините, что отвлекаю. Я Сергей – сын Любови из крайнего дома. Мне бы с вашим мужем поговорить. Насчет работы.

– Аа, – протянула она, видимо не поняв, о чем он говорит, и сделала два шага в сторону крыльца, потом обернулась. – Он вас не сможет пристроить. У них нет мест. Ужо Мишка спрашивал.

– Да нет, это я ему работу хочу предложить. В Москве, – Сергей продолжал лучезарно скалиться.

– А! – теперь она поняла и закивала обрадовано. – Сейчас позову.

Она побежала было к крыльцу, развернулась к Ниве, снова к крыльцу, бросила сумки и стремглав кинулась в дом.

Через минуту на крыльце появился мужик с таким же выражением подозрительности на лице, как у жены.

Он смурно посмотрел на Сергея.

– Здравствуйте, – Сергей, будто радуясь старому другу, двинулся ему навстречу, протягивая руку.

Охранник поколебался и пожал ее, не сходя с крыльца.

– Меня зовут Сергей, я…

– Надька сказала, – буркнул охранник, перебив его.

Висок запульсировал. Сергей пришел в восторг. Нахальное поведение, головная боль, – всё, как надо. Он вызвал альтер эго.

– Потолкуем? – Сергей качнул головой в сторону леса, подражая неизвестно кому.

Охранник чуть насмешливо на него посмотрел.

– Сейчас, только сигареты возьму, – с этими словами он исчез в доме.

Вернулся через мгновение, надевая куртку. Они вместе вышли на боковую улочку, где стояли дачные домики, молча прошли по ней и зашли в лес.

Там Сергей повернулся к охраннику.

– Итак, Федор. Вы ведь Федор? – уточнил он.

– Угу, – буркнул Федор.

– Работа высокооплачиваемая в хорошей фирме. Вроде телохранителя. Будете охранять наш офис. Об условиях вахты можно договориться.

Федор сумрачно смотрел в сторону. Выражение подозрения не сходило с его лица.

– Но, – Сергей огляделся. – Нужно будет соблюдать полную тишину.

– Что? – не понял Федор и повернулся к нему.

– Конфиденциальность. Все, что услышите в офисе, не должно выйти за его пределы. Понимаете? – Сергей осторожно расстегнул куртку, стараясь не показывать веревку.

– Угу, – снова буркнул Федор.

– Ну как, подходит? – весело спросил Сергей, не сомневаясь в ответе. Но вместо ответа услышал вопрос.

– А я-то вам зачем? Че профессионала не пригласите? – мрачно глядя в сторону, спросил Федор.

– Ну, мы же земляки. К своим особый подход, – с этими словами Сергей выхватил веревку и скрутил ее на шее Федора.

Тот выгнулся, сделал резкое движение, в глазах у Сергея померкло, и через мгновение он понял, что сидит на земле с острой болью в области солнечного сплетения.

– Ты что, одурел?! – завопил Федор, стягивая с себя веревку, путаясь в ней.

– Это тест, – просипел Сергей. – Проверка на бдительность.

Федор, наконец, выпутался из веревки и швырнул ее в Сергея.

– Козлина. Я тебя помню, ты и в детстве был того! – Охранник быстро повернулся и пошел обратно к деревне. Потом вероятно что-то вспомнил, обернулся и прокричал. – Увижу тебя у своего дома, убью. Понял, урод?!

Сергей мог только держаться за живот.

«Не ты решаешь, кого убивать. Ты инструмент», – донесся откуда-то извне или изнутри, а возможно из солнечного сплетения чей-то басистый голос.

Сергей с трудом поднялся и посмотрел в темнеющее небо.

«Пора домой».

Глава 36. Возвращение

Сергей вошел в офис чуть настороженно. Он прикинул, что его не было почти две недели, и, хотя поездка расценивалась как отпуск, она была незапланированной. Как ни странно, встретили его чрезвычайно радостно. Юлия Яковлевна, когда Сергей зашел в офис, оторвалась от документов, на которых проставляла печати, и обрадованно ему улыбнулась. Он подошел к ее столу.

– Как ваш отпуск? – спросила секретарь, оценивая его внешний вид.

Конечно, Сергей не загорел за неделю в деревне, но казался расслабленным, даже похорошевшим.

– Замечательно. Засиделся, совсем счет времени потерял, – извиняющимся тоном сказал Сергей.

Юлия Яковлевна всплеснула руками.

– Засиделись! Я думала вас раньше середины месяца и не ждать. Отдыхать тоже нужно, – строго и весело сказала она.

Сергей улыбнулся. Ему показалось, что волосы ее как-то изменились.

– У вас новая прическа? – он принял этот игривый тон. – Вам очень идет.

Юлия Яковлевна заулыбалась, польщенная. Сергей первый, кто отметил ее старания, хотя в салоне она была три дня назад.

– Пойду к себе, – как бы насильно отрывая себя от беседы с Юлией Яковлевной, сказал Сергей. – Самуил Аркадьевич тут?

– Да, – кивнула головой секретарь. – Скажу, что вы вернулись. И принесу чай.

– Лучше кофе, – с хитрецой попросил Сергей.

– Хорошо, – кивнула Юлия Яковлевна. Она и сама предпочитала кофе и недолюбливала людей, отказывающихся от него.

Сергей вошел в кабинет с удивлением, по-новому оценивая привычную обстановку.

Юлия Яковлевна принесла кофе. Он поблагодарил и с кружкой в руке подошел к окну, осторожно приоткрыл жалюзи, которые обычно держал закрытыми. На улице ветер гнал по асфальту несколько золоченых листьев, сбежавших от дворников.

– Сережа! Наконец-то вернулся! – раздался за спиной радостный возглас директора.

Сергей обернулся и поставил кружку с кофе на полку стеллажа. Самуил Аркадьевич, к полной неожиданности Сергея, крепко его обнял и поцеловал в обе щеки.

– Дорогой мой, здравствуй! – глаза директора лучились неподдельным счастьем.

– Здравствуйте, Самуил Аркадьевич, – смущенно ответил Сергей и поспешил сесть на свое место, чтобы их разделял стол.

Самуил Аркадьевич, довольный, уселся напротив и сложил руки на груди.

– Ну, рассказывай, как отдохнул? Как мама поживает? – директор хотел знать о качестве отдыха любимого сотрудника.

– Отлично, – кивнул Сергей, вспоминая вереницу бесчисленных бутылок водки, опустошаемых матерью.

– Это хорошо. Все-таки, Сережа, родители, это самое главное. Цени маму. Береги ее, – Самуил Аркадьевич неожиданно погрустнел. – Без родителей тяжко.

Сергей стиснул зубы и отвернулся, чтобы директор не видел его лица. В глаза ему бросилась чашка кофе, стоящая на стеллаже, и он встал, чтобы исправить этот вопиющий беспорядок.

Самуил Аркадьевич взял серьезный тон.

– Ну, что ж, Сергей, ты молодец, хотя мог и подольше отдохнуть. У нас тут всё под контролем. Приходила твоя любимая ипэшница, с ней занимался Макс, там не было ничего серьезного, так что она не расстроилась. По остальным вопросам тебя введет в курс дела Юлия Яковлевна.

– Хорошо, – кивнул Сергей и сделал глоток.

– Как разберешься со своими, приходи ко мне, мы с тобой побеседуем. Я хочу, чтобы через две недели ты возглавил офис на Рождественке.

Сергей поставил кружку на стол.

– Так скоро? – удивился он.

– Да, – Самуил Аркадьевич кивнул. – Лихачев в начале ноября хочет уехать. Там семейные дела. А ты, я думаю, давно готов. Все вопросы как орешки щелкаешь.

Сергей смотрел на Самуила Аркадьевича.

– Да, хорошо. Спасибо, – спохватился он.

Самуил Аркадьевич продолжал.

– И вот еще что. Мне сейчас нужно принять у него все дела, закрыть разные вопросы, в общем, заняться структурной организацией. Поэтому дело Игоря Владимировича поведешь ты. Мы с ним уже обговорили, он тобой доволен, так что всё должно быть в порядке.

Сергей снова кивнул и задумался, как задать волнующий его вопрос.

– Что? – спросил Самуил Аркадьевич. – Спрашивай, если что-то смущает.

– Меня просто удивило, что вы сказали, будто он мной доволен. Мы же с ним толком не работали. Я просто отправил документы на почту и все. Ничего не разбирали, не переписывались.

Самуил Аркадьевич удивлённо поднял брови на Сергея.

– Вот, Сергей, сколько мы с тобой работаем, не перестаёшь меня удивлять этим недоверием к самому себе. Клиент тем и доволен, что не пришлось переписываться, уточнять, – ты расписал все предельно ясно. Потому я тебя и назначаю своим замом, странный ты человек.

Сергей потер лоб.

– Ну ладно, – сказал Самуил Аркадьевич, поднимаясь. – Со всеми разберешься – и ко мне. Если сможешь завтра, будет очень хорошо.

– Как скажете, Самуил Аркадьевич, – улыбнулся Сергей, глядя на директора.

– Ну вот, – одобрительно кивнул юрист. – И он еще удивляется, почему им клиенты довольны.

Покачивая головой в деланном недоумении, Самуил Аркадьевич покинул кабинет.

Глава 37. Почувствуй нашу любовь

Света не видела и не общалась с Сергеем после того идиотского звонка с псевдоизвинениями. Хотя нет. Один раз виделись. Через пару дней после того случая, Дима, движимый ролью миротворца и мечтавший прекратить их ссору, позвал Сергея и Свету в кино. Они пошли в «Соловей» на Красной Пресне и смотрели новую голливудскую комедию. Кино было хорошее, смешное, кресла удобные, попкорн хрустящий, но все это не доставило Свете никакого удовольствия. Она хотела, чтобы Дима сел между ними, но тот настоял, чтобы Света обязательно была рядом с Сергеем.