скачать книгу бесплатно
лица, а мать всегда улыбалась лёгкой, как бы вполсилы улыбкой – и Ляле всё время чудилось, что
фотокарточку слишком рано извлекли из проявителя и что, подержи неведомый лаборант бумагу
в растворе проявителя чуть дольше, – улыбка на лице Валентины получилась бы шире, теплее и
душевнее. Но жизнь, этот странный уличный фотограф, снова и снова слишком скоро вынимала
этот незавершённый, полупроявленный образ её матери из ванночки с прозрачной жидкостью,
резко отдающей химикатами, и Ляля, в который раз досадливо передёрнув плечами, торопилась
оторваться от этого несовершенного лика и с удовольствием впивалась глазами в другие снимки,
где сама она, хохоча во весь рот, ещё дошкольницей, с длинными чёрными волосами, восседала
на шее у отца.
Повзрослев, она даже изобрела для себя рабочую метафору того, что стояло за
фотографическим образом каждого из них. Мать – это всегда символ туманного росистого утра,
прохладно-спокойного и как бы томящегося в ожидании восхода с востока яркого, жаркого
солнца. Отец, напротив, образ прошедшего, но ещё не завершённого дня, исполненного
сознанием всего, что успело случиться – летний тёплый луг на закате, излучина широкой,
респектабельной, уверенной в своём течении реки, быть может заслужившей даже упоминания
на страницах школьного учебника по истории в связи с древними битвами или прочими
пертурбациями в жизни человечества. И, наконец, она сама, Ляля, как жаркий, знойный полдень с
громким пением птиц в ослепительной вышине безоблачного летнего неба.
А теперь, по мере приближения встречи в пятницу, она всё больше ощущала какую-то
необъяснимую неловкость при мысли, что он увидит другую, неявную сторону её жизни. Ляле
вдруг захотелось спрятать своих родителей подальше от его взора, или, по крайней мере, как-то
извинительно отшутиться перед ним за то, что они такие – совсем на него непохожие и, скорее
всего, даже в чем-то нелепые, учитывая его странную, не от мира сего, оптику. Может быть, она
стала смотреть на себя и свою семью отстранённо, его глазами? Как смотришь на свою детскую
комнату, куда возвращаешься перед первым сентября после долгого трёхмесячного странствия по
морским курортам и санаториям, когда всё в комнате тебе кажется и мило-знакомым, и
одновременно глупым.
«Я что, стала совсем похожа на него?» Сон не шёл именно из-за тянущего душу
беспокойства и необъяснимой неловкости, и Ляля внимательно, немигающим взором смотрела
на потолок спальни, будто рассчитывая найти там ответ. «Может, я чересчур с ним сблизилась? И
начинаю думать и смотреть на мир так же, как он? Говорят, что супруги, долго прожив друг с
другом, становятся даже внешне похожи. Может, в силу физиологии? Обмен гормонами, всякими
там эпителиями слизистой оболочки? Проникновение друг в друга? Проникновение… да уж…
Глубже не бывает. Особенно после сегодняшнего…» Они дошли до очередного «блюда» в
заветной книге – что-то этакое «африканское». Недаром называется «а ля негресс». Ляля
вспомнила, как сегодня, прежде чем повести Вадима в спальню, она заставила его закрыть глаза
и, быстро раздевшись и стараясь не шуметь, надела на лицо устрашающую маску с ядовито-
тропическими мазками красок – сувенир, который отцу привёз сослуживец то ли с Мадагаскара,
то ли из Боливии. Она, наверное, выглядела очень загадочно в этой маске. Загадочно и
раскрепощённо. Вот так, закрыв лицо маской и раздевшись догола, можно было бы бегать по
джунглям, совершенно ничего и никого не стесняясь. Будто Ева в Эдемском саду до своего
грехопадения.
Африканцы в джунглях, никогда не видевшие белых людей, воспринимали бы её как
живое божество. Главное не снимать маску! Ни за что не снимать маску! И тогда то, что
происходит с твоим телом, то, что он со мной сегодня сделал, – кстати, здесь, на этой самой
постели, – всё это как бы не со мной. Но одно несомненно: божеством, единственным и главным,
во всех этих играх, начиная оттуда, с турбазы, всегда и во всём была она. Ей нравилось
командовать им, и у неё это здорово получалось!
Погрузившись в неё с тем стоном-всхрипом, который она услышала за спиной, теперь он,
оказывается, проник и в её сознание!
Всё ещё глядя вверх перед собой, туда, где угадывался потолок, она вспомнила, как на
днях, подскальзываясь в сапогах на укатанном до блеска снежном тротуаре и торопясь на
маршрутку возле универмага «Москва», она смешалась на минуту с толпой приезжих,
выскакивающих из двух или трёх «Икарусов» с тульскими или калужскими номерами. Что-то тогда
она ощутила, какую-то несуразность. Так чувствует себя в предбаннике среди десятков голых или
полуодетых тел новичок, только что ввалившийся туда в зимней одежде из морозного тамбура.
Сейчас, размышляя об этом в темноте, она остро ощутила, что вот это, эти «гости столицы», как их
без тени иронии, на полном серьёзе именовали в «Вечёрке» и на втором московском канале,
покорно разглядывающие Кремль и Мавзолей, а затем ожесточённо штурмующие ГУМ, ЦУМ и
Военторг, которые Ляля терпеть не могла за их многолюдье и убогость, – это ведь, пожалуй, и есть
тот мир Изотовки, из которого, как пловец из скользких и противно-мохнатых водорослей, плюясь
и отчаянно отряхиваясь, пытался выбраться этот странный егерь все эти годы. И, выбравшись из
трясины провинции с её тётками в мохеровых бесформенных шапках и мужиками в куртках из
дешёвого кожзаменителя, что он увидел? И что он увидит в эту пятницу, когда встретится с её
родителями? «В зеркале двух миров», как постулирует рубрика в газете «Правда». Вот и она,
случайно приручив этого чудака, невольно заглянула в это зеркало двух таких разных миров –
Москвы и этой всесоюзной Изотовки. Ей стало неловко за свою большую квартиру; за то, что в ней
есть не просто телефон, а даже два на одной линии, один из которых, в кабинете отца, стилизован
под антикварный аппарат; за те дорогие розы, на которые Вадим потратился в первый визит.
«Надо будет сказать ему, чтобы не тратил деньги на цветы, – подумала она почти панически. – А
то он, пожалуй, живёт по принципу Ломоносова: в день на денежку хлеба и на денежку квасу».
Нет, он, конечно, наотрез отказался обуздать свои амбиции и сэкономить на цветах и
подарках, когда Ляля осторожно завела с ним об этом речь в четверг, накануне визита.
– Ты лучше скажи мне, что подарить твоему отцу? Что он ценит?
– Книги, пожалуй. Только учти: у него почти всё есть. То есть все книги, которые, по его
мнению, имеют художественную ценность.
– Понятно. А мемуары Жукова у него есть?
– Да, наверняка. Он и мне давал их читать, когда я готовилась к экзамену по истории.
Он всё же умудрился удивить и её, и ещё больше Жору. Явившись на следующий день
ровно в пять, как и было оговорено при приглашении, Савченко с порога вручил Валентине
Евгеньевне роскошный букет, поцеловав ей руку, чем немало её смутил. Для Жоры ради
церемониала знакомства у него оказалась припасена небольшая книжка стихов Мандельштама в
мягкой обложке, изданная в ГДР, где немецкий перевод зеркально отражал текст оригинала.
– Благодарность от однокашника из Берлина за помощь в овладении и русским языком, и
точными науками, – лаконично, но с достоинством объяснил происхождение книги Вадим. – Я
сделал себе ротапринтную копию в чертёжном бюро, – поспешил добавить он, предваряя
возможные протесты со стороны хозяина дома, – буду рад, если у вас будет оригинал. Ляля
сказала, что вы большой любитель книг.
Может, благодаря подарку, который пришёлся ему по душе, а может, в силу манеры гостя
– ненатужной вежливости в сочетании с какой-то внутренней сосредоточенностью – Жора
проникся уважительным, а не протокольным интересом к Савченко. Он мягко, но настойчиво
выяснил отчество гостя и, вопреки неуверенным протестам последнего, далее до конца вечера
именовал его не иначе, как Вадим Борисович.
Именно это церемонное обращение, как ни странно, и заставило Савченко потерять
сосредоточенность и ощутить себя зелёным первокурсником, впервые попавшим в компанию
доцентов.
– Отчество вовсе не обязательно, по крайней мере в моём возрасте, – несколько сбивчиво
сказал он, когда Жора церемонно обратился к нему с вопросом, что бы гость хотел выпить.
– Позвольте с вами решительно не согласиться, Вадим Борисович, – дружелюбно, но веско
сказал Жора, и Вадим кожей ощутил, что сидящий перед ним человек в стильной рубашке с по-
