скачать книгу бесплатно
Марина хотела ответить, но тут огромный самолет просел, теряя высоту и спирая дыхание.
– На посадку идем… – закряхтел Григорий.
* * *
Полусекретный военный аэродром схоронился под Ташкентом, а чтоб совсем уж запутать вероятного противника, у рулежек грелись «кукурузники».
Над единственной взлетно-посадочной полосой дрожал горячий воздух, а вдоль высокого забора буйно цвела сирень. Жара!
Едва «бобик», качая длинной штыревой антенной, скатился по рампе, к Марине вразвалочку подошло пополнение – двое смуглых парней, одетых в мешковатые штаны и балахонистые, выцветшие энцефалитки. Аккуратные бородки добавляли фактурности добрым молодцам, похожим, как горошины в стручке. Только одного отличала короткая стрижка, а другой и вовсе сбрил волосы, блестя на солнце загорелым черепом.
– Салом! – жизнерадостно поздоровался бритоголовый, и Ершов метнул в него ревнивый взгляд.
– Привет! – Исаева плавно и томно заправила крупную прядь черных волос, выбившуюся из прически, насмешливо стрельнула глазами в сторону Гриши и сказала шутейно: – Специально так постриглись, чтобы я вас не путала?
Добрый молодец с наголо обритой головой рассмеялся, блестя белыми зубами.
– Угадали! – весело сказал он. – Я – Рустам. Рустам Рахимов.
– Умар Юсупов, – просипел стриженный.
Девушка заломила брови домиком:
– А больше вы ничего не хотите мне сказать?
Умар приложил к сердцу пятерню, немо извиняясь, и загундосил простуженным голосом:
– Когда алеет восток, тени длиннее всего.
– К полудню они исчезают, – выдала Марина отзыв, туманно улыбаясь румяными губами.
– Но на закате протягиваются вновь! – горячо договорил бритоголовый, и чуть порозовел.
– Я – Марина, а вот он – Григорий.
Исаева сунула пальцы в кожаный чехольчик от рации. Нахмурилась, похлопала себя по карманам… Над переносицей у нее сложилась сосредоточенная морщинка.
Ершов молча, унимая в себе мавра, пожал руки пополнению.
– Люди, – озабоченно воззвала Марина, – а мою рацию никто не видел?
– Растеряша! – бросил Григорий с благодушным укором.
– Так ведь только что в руках держала! – обиженно оправдываясь, сказала девушка и горестно вздохнула. – Вот что я за человек…
– Может, в самолете оставила?
– Ты думаешь, я помню? – расстроенно повела плечом «Росита». – Может… В общем-то.
– А что за рация? – заинтересовался Рахимов.
– Да «Тюльпан»! – с досадой воскликнула Исаева и обреченно махнула рукой: – Все, потеряла, наверное…
Спецгруппа с сочувствием смотрела на своего командира.
– Ищем! – обронил Ершов, шагая к «Ильюшину», чьи турбины еще свиристели, перелопачивая теплый воздух.
Пополнение рьяно взялось за поиски, пытливо хлопая дверцами «бобика» и даже заглядывая под машину. Больше всех шебутился Рахимов, а удрученная «Росита» стояла прямо посередке суматохи, как в глазу бури, и наблюдала за мужским хороводом.
– И что у меня за натура такая? – гримаска, мелькнувшая на лице Марины, сменилась горьким изгибом губ. – Скажи: «Ворона!»
– Щас мы все найдем! – суетился Рустам, но тут Григорий показался на рампе, победно взмахивая рацией с тангеткой.
– Нашел! – крикнул он. – Эта?
– Эта, эта! – быстро закивала девушка, бережно принимая «Тюльпан», словно живой цветок. – Рахмат! Я правильно сказала?
– Правильно! – умилился Рахимов. – Ха тогри![8 - Рахмат (узб.) – Спасибо. Ха тогри (узб.) – Да, правильно.]
Ершов посмурнел, а Исаева, быстро блеснув на него глазами, нагнулась, чтобы туже затянуть шнурки.
– Садимся, – нетерпеливо подвел черту Гриша и мотнул головой в сторону «бобика». – Кто поведет?
– Давайте, я, – сказал Умар с хрипотцей, косясь на девушку.
– Давай, – кивком согласился Рустам. – Покажешь хоть дорогу к базе.
– Базе? – удивленно замерла Марина в неудобной позе.
– Да так, пара сборно-щитовых домиков в горах, – охотно пояснил Рахимов. – Раньше там обитали геологи.
Исаева понятливо кивнула, выпрямляясь.
– Едем!
* * *
За Ташкентом потянулись бескрайние зеленые поля и маки по обочинам. Даже не верилось, что на календаре – середина апреля.
Правда, на перевале Камчик резко похолодало – сказывалась высота, а кое-где на безлесных склонах еще лежали ноздреватые шапки снега. Хмурые отвесные скалы словно вздыбились, наросли, закрывая полнеба, а в шаге от дверцы обрывалась пропасть, курившаяся туманами.
– Даже стекла запотели, – озабоченно сопел Умар, водя тряпкой по лобовому.
– Скоро потеплеет! – гарантировал Рустам.
Юсупов взялся за руль обеими руками, и Марина отмерла.
«Фу-у…»
Путь вниз, в раздолье Ферганской долины, был куда веселее.
«Уазик» бодро урчал, одолевая спуск, а по сторонам все радовало глаз – буйное разнотравье в долинах, целые луга красных тюльпанов, веселенькие рощи орешника и арчи на склонах гор, непроходимые заросли-тугаи вдоль бурливых речушек, а строй пирамидальных тополей издали отмечал кишлаки.
Вскоре холмы разгладились в равнину, зеленую от посевов хлопчатника – ровные грядки-агаты уходили налево и направо, сливаясь в сплошные поля цвета арбузной корки. В междурядьях горбатились хлопкоробы, вороша кетменями[9 - Кетмень – нечто среднее между мотыгой и тяпкой.] подсыхавшую почву.
– Умар, – девушка без устали вертела головой, поглядывая и вперед, и по сторонам, – мы прямо на базу?
– Я бы предложил завернуть в Кизил-Палван, – сдержанно проговорил Юсупов. – Мой родной кишлак. Увидите здешнюю натуру…
– Давай, – согласилась Исаева, внимательно наблюдая за Умаром в зеркальце заднего вида. Парень глянул – и затвердел лицом. – Давно там не был?
– Больше года, – разлепил губы водитель. – В Кизил-Палване правит клан Насриддиновых. Это знатный род, а главный в нем – Карим-ака. Сволочь та еще…
– Знать? – хмуро спросил Ершов. – В СССР?
Рустам невесело рассмеялся.
– Здесь свои порядки, Григорий, – серьезно проговорил он. – Снаружи – советский глянец, а внутри частенько продолжают жить, как до революции. Всей разницы, что нынешние ханы и баи вешают на грудь звезды Героев Соцтруда, да носят красные книжечки депутатов…
– Как Адылов! – резко сказал Умар, сворачивая на проселок. – Карим Насриддинов – его верный опричник. У Карима меньше бойцов, чем у Ахмаджана, не такие связи в Ташкенте и Москве, но каждый вассал мечтает стать сеньором…
– Бойцы? – Григорий заметно напрягся.
– Бойцы, – хладнокровно кивнул Юсупов. – Аскеры! Накачанные дембеля, бывшие милиционеры или уголовники. Опасный сброд. Подъезжаем!
Водитель кивнул за окно. Там, в окружении молодых топольков, расплывалось серое типовое сооружение, приземистое, с полукруглым верхом, сложенное из железобетонных панелей и блоков. А рядом, на обширном дворе, прямо на асфальте, лежал хлопок прошлогоднего урожая – гигантская усеченная пирамида из грязной ваты, разворошенная с краю, где копошились мужички в одних штанах да тюбетейках, набирая охапки «белого золота».
Исаева проводила глазами блестящие спины, коричневые от загара, и на миг ощутила себя незваной пришелицей, вторгшейся в чужую жизнь. «Они тоже свои! – упрямо мотнула она челкой. – Советские!»
Потянулась единственная улица кишлака, извилистая и пыльная. Ее замыкали два ряда неровных дувалов, сложенных из глины. На их неровных, побеленных боках расплывались рыжие потеки. Порой дувалы прорезались темными подворотнями-долонами. Марина тихонько хмыкнула – такое впечатление, будто смотришь «Клуб кинопутешествий»!
Она азартно крутила головой, и в памяти задерживались отдельные картинки, словно кадры, вырезанные из документального фильма. Вот крохотный базарчик с дырявыми навесами из брезента, плоховато удерживавшими тень. Возле «ЗиЛа»-автолавки приценивалась пара старушек в атласных туниках, с платками, намотанными на головы, и почему-то в галошах. Сурово насупленный малолетка вел ослика, нагруженного валежником и рублеными ветвями. Под сенью единственного дерева застыли старцы-аксакалы в тюбетейках и стеганых халатах, высохшие, словно мумии.
Азия!
А вот в глинобитной, припорошенной пылью стене распахнулась узкая калитка, и перед Исаевой промелькнули покосившиеся сарайчики, крытые толем. На улицу пугливо выглянула молодая женщина в замасленном халате. Босая, она держала на руках брыкавшегося голыша, а сбоку к ней жался малыш постарше в изгвазданной майке до пупа.
Со двора тянуло такой неприкрытой бедностью и бедой, что у «Роситы» мурашки пошли.
– Это Зарина, – негромко прокомментировал Юсупов, сводя брови. – В позапрошлом году пережила выкидыш. Беременную, ее послали собирать хлопок…
– «Освобожденная женщина Востока», – процедил Ершов.
Тоскливый образ мелькнул и пропал, а «бобик» выехал на круглую площадь, где под густыми чинарами ютилась чистенькая, беленькая чайхона – пара потных толстяков сидела за дастарханом, уминая плов, жирными пальцами роясь в казане.
Марину передернуло.
Развесистые деревья прикрывали собою арык – глубокую канаву с журчавшей водой. У мутного потока хватало сил вращать водяное колесо-чигирь, переливавшее влагу в ржавый желоб.
Рядом, в уродливом одноэтажном здании, размещалась автостанция, напротив тянулось длинное сооружение барачного типа, увешанное разномастными вывесками – там и милиция пристроилась, и кишлачный совет, и еще что-то официальное.
Но Исаева не замечала убогого прибежища советской власти, она разглядывала огромный дом, выстроенный на пригорке. Как феодальный замок, он возвышался над кишлаком – пышный дворец среди бедных хижин. Домина не прятался за дувалами, он нагло и кичливо выставлял напоказ добротную крышу из рифленого железа, затейливые арки окон, галерею с резными колоннами, прятавшую в тень веранду-айван. Из-за высокой каменной ограды выхлестывали черешни и туи, украшая скромный быт председателя колхоза им. К. Маркса.
– Это там проживает гражданин Насриддинов? – неласково усмехнулся Ершов.
– Там, – набычился Умар.
– Надо будет зайти к нему в гости. Проведать трудягу!
«Уазик» свернул в узкий переулочек, профырчал мимо обшарпанного ларька, где разливали керосин, и вскоре выкатился на ухабистую грунтовку, уводящую в предгорья Кураминского хребта.
Дорога почтительно вильнула, обходя старый мазар[10 - Мазар – могила, скромный мавзолей. Священное место.] с обрушенным куполом-гумбезом, и перед «бобиком» стеклянно заблестел широкий, но мелкий ручей.
Водную преграду машина одолела сходу, подняв веера брызг, сверкающих на солнце, и тут же, словно вспугнутая птица, из-за прибрежных кустов выскочил худой, бледнокожий человек в одних штанах, рваных и засмальцованных, да и припустил бегом.
– Это же Суннат! – заполошно воскликнул Рахимов.
– Не может быть… – растерялся Умар, но его нога будто сама вдавила педаль газа в пол. – Крикни ему!
Беглец запетлял, изнемогая, и Рустам, быстро завертев ручку на дверце, опустил стекло.
– Сунна-ат! – крикнул он неожиданно тонким голосом. – Это я, Рустам! Да стой же ты!
Суннат пошатнулся и упал в траву. Умар резко затормозил, нещадно пыля, и Рахимов выскочил из «бобика». Юсупов с Ершовым кинулись за ним грузной трусцой.
Марина, выйдя последней, лишь покачала головой. Беглеца отличала не просто худоба – он был изможден, вызывая в памяти жуткие фото из лагерей смерти – впавший живот, ребра наружу, костлявые руки. Запаленно дыша, Суннат лопотал на узбекском, а в черных глазах все еще мерцал тающий испуг.
Хмурый Умар помог ему встать на ноги.
– Это Суннат Джураев, – он кхекнул, прочищая горло, и постарался завершить фразу ровным голосом: – Мы с ним в одной восьмилетке учились. Он бежал из папского[11 - Пап – райцентр в Наманганской области, центральная усадьба колхоза им. В.И. Ленина, председателем которого являлся Ахмаджан Адылов.] зиндана… Тюрьма у Адылова такая, как у ханов или эмиров была!
– Что ты, как переводчик, прямо… – пробормотал Суннат, смущаясь своего вида. – У меня по русскому всегда «четверки» и «пятерки» были…
– И за что вас так? – участливо спросила Исаева.
Глаза Джураева забегали.
– Не бойтесь, – проворковала девушка, успокаивающе кладя руку ему на плечо, сухое и жилистое. – Это «воины» Адылова?
Суннат сокрушенно кивнул.
– Адылов – наш враг! – Ноздри Рустама гневливо раздулись.
– Главное, – зловеще усмехнулся Ершов, – что мы его враги. Он этого не знает пока, но ничего, известим. При личной встрече!
– Едемте с нами, Суннат, – мягко сказала Марина. – Укроем вас, подлечим, накормим. Только поймите правильно: отпустить вас мы сразу не можем, в общем-то. Нельзя, чтобы о нашей группе узнали.
– Поехали, Суннат! – Умар выдал Джураеву тельняшку из своих запасов. – Держи.
