скачать книгу бесплатно
Физкультура и информатика.
– Кошмар, – с ужасом тяну я. – Я же пропущу физкультуру.
Физкультуру я не посещаю, кстати, уже второй месяц.
Виктор начинает дико хохотать.
Девчонка, стоявшая рядом с нами, громко хмыкнула и попросила освободить место у раковины – у неё была гора кистей. Мы садимся с Виктором на подоконник. У меня всё ещё красное масло на руках, у Полански – зелёная полоска акрила на носу.
Мимо нас проходит мистер Лоудер, учитель искусства, и усмехается.
– Попробуй оливковым маслом дома смыть, – Лоудер осматривает мои руки, а затем поднимает взгляд на Виктора. – А ты – спиртом.
Мы киваем и загадочно хихикаем, наблюдая за уходящим Лоудером.
– Спи-иртом? – хитро тянет Виктор и оборачивается ко мне. – Не хочешь мне помочь?
Я ухмыляюсь:
– О-очень хочу.
Художественный класс значительно отличался ото всех остальных кабинетов в нашей школе – в нём было что-то своё, душевное и спокойное. Наверное, из-за большого количества предметов из тёмного дерева и развешанных по всему кабинету картин здесь было так уютно и так по-домашнему.
Художественный класс – курс обязательный для аттестации, только время его прохождения старшеклассники выбирают сами. Я решил пройти его в одиннадцатом, пожертвовав уроками истории у госпожи Стингл. Виктор посещает её лекции до сих пор и через раз передаёт мне пламенный «привет» от неё.
Мировую историю я променял на историю культуры и видел разницу лишь в учителях. Вдвоём они преподносили один и тот же материал, но Стингл всегда ставила выше влияние каких-либо событий на человечество, а Лоудер – влияние человечества на культуру. Учителю истории был важен человек, а учителю искусства – то, что этот человек создал.
По сути, я сменил лишь фокус наблюдения, а не дисциплину.
К слову, важность культуры и творчества каждого человека Лоудер подчёркивал в своём пристрастии к работам ученикам. Почти весь кабинет был увешан картинами его последователей – точнее, всех, кто прошёл или ещё проходил аттестацию в его классе. Тут были и академические рисунки, и постмодерн, и всевозможные виды искусства со своим началом и своим названием, о которых я не имел понятия. Я часто любовался живописью, почтительно представлявших одну большую преподавательскую работу Лоудера.
Среди различных картин я замечаю чей-то знакомый силуэт с короткой стрижкой и яркой красной надписью над головой – «они думали, что я умнее».
Продолжение реплики расположили ниже, мелким шрифтом.
«Но у меня недостаточно мозгов, чтобы любить себя».
Мне даже не нужно разглядывать подпись автора – очевидно, чьё это творение.
– Тебе тоже кажется интересным этот портрет? – слышу я голос Лоудера рядом. – Достаточно экспрессивно.
Я пожимаю плечами.
– Она такая, – хмыкаю я.
Учитель непонимающе вскидывает брови.
– Джин Бэттерс, – я встречаюсь с Лоудером глазами. – Это же её работа?
Полная уверенность в авторстве медленно уходит – Лоудер всё также не спускает бровей и лишь задумчиво хмыкает.
– Джин? – спрашивает он. – Она собиралась ко мне в следующем году.
Я снова смотрю на портрет и прищуриваюсь.
Подпись автора – Кейт Хоннер.
Чёрт.
Над нами трещит звонок.
Мы медленно выходим из класса, прощаясь с Лоудером. Оказавшись в коридоре, мы с Виктором слепо следуем за толпой своих сверстников – в направлении спортивного зала. Народу столько, что кажется, будто мы идём на проверку пожарной безопасности.
– Ну что, – на лице Виктора всплывает загадочная улыбка, когда я поворачиваюсь в его сторону. – Теперь ты довольный и счастливый ходишь с пятёркой по математике и пустой контрольной?
Я недоумённо вскидываю брови.
– Тебе Джин рассказала, – устало тяну я.
– Нет, сорока напела, – Полански ухмыляется.
– Она же тебе список мифов о Джин Бэттерс в соло сыграла?
– Ага, – прыскает мой друг. – У нас была опера.
Мы сворачиваем по коридору налево, в такт толпе.
– Не кажется она мне такой асоциальной, – говорю я. – Как ты и говорил.
Виктор ведёт бровью:
– Да неужели?
– «Не подпускает к себе, если твой балл не ниже трёх и восьми», – я по памяти перечисляю мифы о Джин Бэттерс. – «Травили в средней школе, поэтому у неё нет друзей» … а потом? Она так легко начинает общаться со мной, на социальных науках болтает с Китом о вещах, о которых я понятия не имею. Она даже на вечеринку Гейз со мной пошла!
– Дорогой Коул, – мой русский друг ухмыляется. – Мифы созданы, чтобы их разоблачать. Хочешь ещё один такой расскажу?
Двери в спортивный зал уже открыты, и внутри него я замечаю кучу расставленных столов с книгами. Яркие вывески кричат издалека, а над дверьми приятно светит гирлянда тёплых жёлтых лампочек, вызывающие восхитительные возгласы от девочек, любящих эстетику пряности и уюта в профилях «Инстаграм».
В прошлом году всё было тошнотворней.
У дверей толпятся все знакомые и незнакомые мне старшеклассники. Я замечаю девчонок из Нильского проспекта, лупящихся в телефоны и задорно хохочущих над своими глупыми и колкими проказами.
Одна из них замечает нас и радостно машет рукой.
Девчонки из Нильского стремительно приближаются к нам.
– Миф о Джин Бэттерс номер сорок два: она слишком сильно влюбляется, – Виктор внимательно смотрит на меня. – И ещё один, сорок пятый: она ест шоколад только с молоком. Возьми на заметку.
Девчонки из Нильского уже обнимают Виктора со спины и умилённо гладят его кудри.
Обычно, святая тусовка Нильского проспекта состоит из четырёх участниц: Кристин Дрейк, Виктуар Брукс, Рейчел Эванс и Энджел Кимберли. Все, кроме первой, как раз и были родом из одноимённого района; Дрейк же жила далеко от центра, за мостом. Она прибилась к компании последняя, показав всю мощь своего длинного языка и провстречавшись с капитаном футбольной команды, Рахимом Эшем, около полугода.
Девчонки Нильского обладали колоритной, запоминающейся внешностью: Дрейк запомнилась своим странным, похожим на морду выдры лицом, Брукс – высоким ростом и большим ртом, Кимберли – спортивным телосложением и строгим видом. Их троих объединяла любовь к сплетням и довольно аморальный образ мышления. Изюминкой и здравым смыслом здесь была Рейчел Эванс – высокая девушка южного происхождения, любившая медицину и модельный бизнес.
Она и подошла ко мне первая, протягивая свои руки для объятия.
Я никогда не общался с ней отдельно от святого квартета.
Рейчел обеспокоенно поднимает глаза и спрашивает:
– Ты чего такой поникший?
Я жму плечами.
Чья-то голова из гарема Виктора вылезает у него из-под плеча и фыркает:
– Я бы тоже убивалась, если бы ко мне Бэттерс приставала.
– Вы где Энджел потеряли? – спрашивает Полански, пытаясь заглушить возглас.
Гарем быстро отлипает от него.
Виктуар – та, что с большим ртом, – машет рукой и говорит:
– Она больной притворяется. Не любит проводить время впустую на «вот это всё».
– «Вот это всё»? – заинтригованно уточняет Полански.
Виктуар кивает:
– Ну, книжки. Книжки она не любит.
– Лучше бегите, – злорадно ухмыляется Виктор.
Девчонки радостно и звонко смеются от его шутки.
Меж тем, я ловлю на себе мимолётный взгляд Джин откуда-то издалека, и у меня что-то сжимается в груди. Я хочу броситься ей вслед. Девчонка пропадает в толпе.
Я смотрю вдаль и говорю:
– Там зал открыли, вообще-то.
Компания Нильского цепляется за Виктора и докучает его вопросами, а он смущённо пытается избежать их присутствия. Перед его глазами мелькают стенды с книгами и вывески магазинов, а на лице расплывается горькая улыбка. Я подхожу к одному из стендов и бегло осматриваю ассортимент литературы. Руки быстро хватают книгу с живописным изображением спящей девушки на обложке, и я демонстрирую находку Виктору и Нильской тусовке.
– Осторожно, дамы, – саркастично бросаю я. – Полански убивает девушек у себя на кухне и делает из их кожи обложки для книг. Ему интересна лишь литература.
Виктор прыскает.
У меня в руках – «Парфюмер» Патрика Зюскинда.
– Каждая книга должна иметь свой аромат, не так ли? – загадочно молвит Виктор.
Я киваю.
Мы останавливаемся здесь, и девчонки Нильского, к нашему удивлению, отлипают от Виктора. Их внимание привлекают экранизированные популярные романы. Они обсуждают обложки книг Джона Грина и слухи вокруг молодых голливудских звёзд.
Виктор тянется к классической литературе и нежно оглядывает каждую книгу. Парень берёт один из романов Сомерсета Моэма, открывает первую страницу и вчитывается в каждую фразу.
Я усмехаюсь.
Начинается.
В этот раз на ярмарке завоз больше: появились даже нон-фикшн и узко специализированная литература. Старшеклассники заинтересованно болтают о писателях, жанрах и произведениях, диалоги поддерживают даже продавцы и учителя. У стенда с исторической литературой и биографиями стоят Стингл и Лоудер и радостно хохочут, бурно дискутируя о чём-то; мадам Долан зачитывается новым справочником по математике, а Уольтер рассуждает об устройстве вселенной с автором книги по квантовой механике.
Наверное, суть «ярмарки» именно в этом.
Через какое-то время Виктору надоедать чтение стоя, и мы отправляемся к разноцветным сиденьям трибун. Девчонки из Нильского также рады этой новости и рысью преследуют нас. Пройдя на самый верх, почти под потолок, разместившись на сиденьях подальше от людских глаз, святая троица – сегодня она именно троица – принялась рыться в своих сумочках и доставать электронные сигареты в паре с жидкостями для них.
Виктор садится и сразу же утыкается в свой телефон.
Я достаю Паланика и начинаю читать.
На книжной ярмарке.
Кристин Дрейк потягивает «сигаретку» и смотрит на свою большеротую подружку.
– У тебя с чем?
– С манго, – ухмыляется Виктуар.
– Можно залить? – Дрейк уже тянется к жёлтой бутылочке в руках Виктуар Брукс. – Вчера в «Энджой Смок» все нормальные «жижи» закончились.
Виктуар внезапно оживляется.
– Давно в «Энджой» сигареты продают? – спрашивает она.
– Всегда там продавались, – говорит Дрейк и закуривает.
Я не замечаю, как Рейчел сидела на сиденье передо мной и внимательно наблюдала за моим беглым взглядом. Южанка мило улыбается и, боясь отвлечь, тихо интересуется:
– Что читаешь?
Я поднимаю на неё глаза.
В её взгляде не было присущей всей остальной тусовке зависти и злости. Она действительно спрашивала с интересом, без всякой задней мысли, и хотела поговорить не от скуки или раздражения, а потому что просто хотела поговорить, и поговорить на тему, её интересовавшую.
Она ходила с Виктором в литературный клуб по четвергам.
