скачать книгу бесплатно
Встреча была назначена за спортивным комплексом «Спартак». «Матч состоится в любую погоду». Тихое место, непроходное, максимально выгодное для бандитской стрелки.
– Сейчас покрошат нас в капусту на пирожки.
– И это не исключено, но в этом есть свой плюс.
– ?
– Мы не состаримся, – успокоил Макс.
Жулики прибыли на стрелу загодя. Двухцветный внедорожник «Форд-Бронко» перемаргнул дальним светом, когда шестерка с квартетом въехала на задний двор.
– Ну, что, пошли, покойнички, – подбодрил Боря, первым покинул теплый салон легковушки.
Все четверо подняли воротники. Порывистый ветер гонял колючую снежную крупу.
– Да уж, не манна небесная, – подметил Макс.
На встречу двигались трое с геометриями угловатых лиц, напрочь лишенных интеллекта. Глаза не отражали ничего. И это обстоятельство заставляло леденеть кровь в жилах восемнадцатилетних подростков. Но, главное, этого не обнаружить, а то сломают.
Следом шли Фока и сам Ренат Казанский, доселе ребята его не видели. Низкий татарин сухого телосложения с высушенным уркаганским лицом, взгляд с прищуром, законник не отводит его не на йоту. Это вообще характерная деталь людей подобной формации. Кисти рук вроде как чистые, хотя, кажется, что-то там синеет из-под манжета белоснежной сорочки. Та в свою очередь выглядывает из-под рукава серого, ладно пошитого пальто.
Авторитет потер костяшки рук, вскинул голову и молча предложил пацанам держать слово.
– Мы приехали, – начал Максим, – говорить за нашего друга.
– Вы, Кенты, не так давно от мамкиной сиськи оторвались, а уже с блатными на стрелку торопитесь. Но за это уважаю, измену лихо маскируете. Какие предложения, я не искал компромисса, вы попросили выслушать, – Кава говорил сухо и отрывисто.
– Он готов признать косяк, а мы в свою очередь, предлагаем вернуть убытки, понесенные вами, – продолжил Борек.
– Погоди, браток. О каком косяке ты здесь мне втираешь. Ты знаешь вообще, что есть косяк? Он попытался оскорбить вора, а это не прощается.
– Назови сумму, – холодно оборвал Боря.
– Борзый ты, но базаришь в тему. Я назову вам сумму послезавтра… с бухгалтером надо перепиздеть, – ухмыльнулся Кава.
Его поддержал Фока, у второго получилось это пародийно.
– Завтра, – продолжил урка, – ваш хуепутало пусть сайгачит в тот кабак, где офоршмачился, к двадцати часам. Будут люди, он публично извинится.
Макс согласно кивнул головой.
– Хули гривой машешь!
– Понял, – Максим еле сдерживал агрессию. Он трезво отдавал отчет происходящему и исходящему из его взрывных поступков.
– Есть еще кое-что, – Кава выдержал паузу, вставляя сигарету в изящный мундштук зековской работы, закурил и только после продолжил…
* * *
– Слушай, Маринка, это надо отметить.
– Савва, родной, мы так и сделаем, но давай все деньги завезем домой. С такой суммой…
– Все будет ровно. Конечно, сначала домой.
Деньги, полученные от Адила, Шутил прозорливо оставил дома, выщипнув из заработанного пресса сумму на «разгуляй».
– Народ для разврата собран?
– Собран!
– Тогда вперед! – и Савелий по-ленински проложил незримый путь движением руки вперед.
Гуляли долго и со знанием дела. Он дарил ей цветы и купал в шампанском. Им казалось, что вот именно такой и никакой больше должна быть жизнь, их жизнь. Ощущая себя, по меньшей мере, Бони и Клайдом, молодые люди хлопали дверями одного за другим ресторанов. Если жить, то только так. Как он, Савелий Смехов, мог раньше пить тухлый портвейн или порошковое выдыхающееся пиво. Это так глупо. Равно, как глупы строчки «недалекого» недоумка «писателя» Уксусова: «Над городом поблескивал шпиль адмиралтейства. Он увенчан фигурой ангела натуральной величины».
На утро они проснулись на одном одре, потные, счастливые и в обнимку. Выжатый как лимон, Савелий прохрипел:
– Вот так однажды мы умрем в один день.
– Но до того будем жить счастливо.
Было плоховато после ночного бардельеро, но не так, чтобы очень. Статус напитков сплошь благороден. Мартини, Шампусик со двора ее величества королевы Марго, быть может, и от «Клико». Кто его разберет, да еще в эти годы. Весь день провалялись как полено, смотрели тупо телевизор, иногда прерывались на занятие любовью.
Ближе к пяти Шутил неожиданно подскочил, оделся и исчез за шпоном входной двери. Вернулся скоро. Принес барский букет голландских роз, рассыпая их по постели, и пригласил Марину в ресторан.
– Ты там сделаешь мне предложение?
– Это отличная идея.
– Она принадлежит не тебе? – и Марина наигранно наморщила кончик своего носа.
Пока Савка принимал душ, на телефон Марине позвонили. Он слышал звонок, но сквозь струи воды. Отплевываясь и что-то мурлыкав себе под нос, он не отвел этому звонку никакой роли на подмостках театра собственной жизни.
– Савва, тебя! – пригласила юная хозяйка.
Наспех смахнув с себя влагу, Шутил укутался в махровое полотенце и прошлепал в зал, оставляя за собой трафареты мокрых ступней.
– Алло? – небрежно спросил он. Звонил Макс
– Ты чего, Савок, натворил?!
– ?
– Ты в жесткую катку угодил, ты в курсе?
– Говори понятнее, сделай милость.
– Ты зверькам водяру двинул? Только не гони.
– Ну. А какие дела? Чего непонятки?
– Какие, в жопу, непонятки. Тебя жульманы ищут. На ножи хотят поставить. Эти азера от них партию ждали. Ты им куш поломал и ценником убил.
Последняя фраза как молотом о наковальню ударила Савку по обоим чакрам и гулко сдетанировала в голове. Он же предполагал такой расклад. Он это предполагал.
– И что делать? – попытался нащупать компромисс он.
Марина застыла в дверном проеме, как статуя свободы, держа вместо факела колючую массажную расческу. По зеленеющему лицу любимого она могла догадаться о характере беседы. И для этого совсем не обязательно быть семи пядей во лбу.
– Решать надо. Они Некраса выцепили, подмолодили, за тебя спрашивали.
– А Некрас-то при каких делах?
– Это ты им объясняй. Они в курсе, что мы работаем вместе. Дальше читай между строк. Ты пока не высовывайся. Я Горе найду, может через него порешаем.
– Хорошо.
– Ни хуя хорошего, – и Макс оборвал связь.
* * *
– Есть еще кое-что, – Кава выдержал паузу, закурил и продолжил. – Вы, пацаны, по тачкам отрабатываете. Есть работа для вас. Как сармак мне загоните, педальте в Казань. Вас там человечек мой встретит. Там кости поставите. Чтобы меня не попытались по фраерски ошармачить, глаз за вами будет. Есть на моей родине один «пассажир» (лишний человек) барыга по всем статьям гудбай, но не в том суть. «Грести полундру» не его (воровать), я же базарю – коммерсант. Тачилу нафокстроченную себе надыбал. Бэха, то ли пятерка, то ли семерка, я в них не петрю. Я – уважаемый человек. На Волге по родным местам разъезжаю, а этот пархатый на БМВ. А как же статус, где справедливость. Я бы и так его «огорбатил» (обделил), но не тот кон нынче. Нет желания и времени конфликтные препоны мастырить, да и с администрацией он на вась-вась. Отработаете у него Бэху, наказать надо фуцына. Если с этим все, то до после завтра, отбошляете «тити-мити» (деньги) и в Казань…
– Это мы еще легко отделались, – смахивал пот Чика.
– Еще вопрос, где денег вцепить, не на ящик водовки попросит.
– По любому.
– Шут все лаве поднятое пусть на кон выгребает. Марина пошустрит, у нее мать кушевая. Если что, у Горе перехватим. Я так катаю, уж лучше ему торчать, чем жульманам.
– Всяко! – согласился Некрас.
– Боюсь, что машину скинуть придется, – и Макс сиротливо посмотрел на … «шестерку».
– Сначала воровской вердикт выслушаем, а после… Если что, есть у меня одна вкусная наколка. «Девяносто девятая» – коноль, мокрый асфальт, соседа приятель приобрел по случаю. Отметем, номера перебьем и за долг отдадим.
– Реально! У бандюков сейчас такой цвет котируется.
– Сто пудов.
– Пусть Шут колготками тоже пошевелит, а то прется, туловище, на титьке, а второй укрывается, а мы за него делюгу разматывай.
* * *
– Что случилось, Савушка?
– Плохие новости.
– Это из-за… из-за…
– Да, по водке встряли в замес. Воры засаду готовят. Вечером все, думаю, проявится, пацаны просканируют тему и настроение в массах.
Шутил плюнул и решил не откладывать поход в ресторацию. «Какого черта! Выпью, станет не так муторно». Так думает львиная часть прогрессивного человечества.
В ресторан в те годы попасть было не так уж и просто, но на имя Марининой мамы была безлимитная бронь. Ведь вы еще помните, кем она работала?
Савка пил водку, пил часто, почти не закусывая. Этим он пугал Марину. В столь юном, по меркам алкоголя, возрасте весьма проблематично нащупать ту грань, ту планку, после которой все плывет. Ближе к девяти Шутил изрядно накидался. За соседним столиком сидели химиковские пацаны, чуть левее левобережные. Кабаки и рестораны – излюбленное место тусняка после ратного рабочего дня у братвы.
– Шут, ты что тут творишь? – услышал Савка удивленный голос откуда-то сверху из-за спины.
Это был Леня Узбек, он работал с Костей Горе и был уже осведомлен о проблемах Шутила.
– Леня? Здорово, брат, – запинался языком за коренные зубы Савка. – А в чем трудности?
– Это у тебя трудности. Ты чего исполняешь, из-за тебя сыр бор идет полным ходом, а ты тут на глазах у пацанов фестивалишь в полный рост, на филки, между прочим, мутно заработанные.
– Тебе откуда знать, на какие я бухаю!
Еще поодаль расположились те, кто хорошо знал Каву. Шутила несло по бездорожью. Леня пытался поставить его на место лояльными методами, вернуть на землю.
– Ты бы ехал на хату, да жопу прижал, пока мы все не устаканим.
– Ты, что ли, Узбек, устаканивать будешь? – ерничал Савелий.
– Если не угомонишься, тебя прямо здесь к ответу подведут. Ренатовские за твоей спиной. Снимайся по скорому. Вот ты исполняешь!
– Да насрать, – раздухорился, как доменная печь, Шутил.
– Осади своих блатных коней, корешок.
– Да насрать на этого Татарина. Насрать на него! – выстрелил Шутил ядовитую фразу в спертую атмосферу банкетного зала. И, конечно же, она не была предана забвению, как мои ранние произведения.
* * *
Пыльные перроны, прощальный пейзаж. Плевки, сопли и трупы разлагающихся окурков. Слева у урны бомж, укутался в свой мир, уткнулся облупленным носом в угол вокзальной стены, затравленно озирается и вписывается собачьим взглядом в штукатурку. Он совершенно не защищен и лежит слева.
– Вот так бы не закончить, – посочувствовал Борис.
На самом деле эти падшие люди не подходящий предмет для издевок. На их персонах даже сарказм репетировать неприлично. Отчего-то люди жалеют бродячих псов, бросая им кости, а ведь это они. Это мы когда-то приложили максимум того, чтобы та или иная псина очутилась на улице. С людьми то же самое, отличие лишь в том, что они иногда умеют говорить, а те, кто имеет кров, не кормят их даже костями…
Справа от того, кто слева, милиционер, О'ля дядя Степа. Ищет жертву в толпе привокзальной. Бомж для него не больше, чем декорация. Если жертвы не будет, он оторвется и на ней.
Савка нервничал и даже злился. Его бесили оранжевые «вагонники» и «путейцы», раздражала толпа и металлический голос дежурной. Он не хотел расставаться с Мариной. Она целовала его и шептала, что все закончится здорово. Савелий знал, что в Казань ехать необходимо. В конце концов, всю эту перловую кашу заварил он, а пацаны лишь проявили солидарность. Он даже не мог дать ответ самому себе: смог бы он принести себя в такую жертву. Наверное, да. Они вместе столько лет.
Шутил тоже целовал ее, шутил, но как-то неуклюже, разбросано. Говорил ей: «Дождись!», как будто он отъезжает в армию или, по меньшей мере. На край географии.
«Жди меня, и я вернусь, только очень жди. Жди, когда пройдут дожди…» и прочую пургу нес Савва Смехов. Он озирался, падал и снова вставал (смысл слов переносный). Говорил и тут же забывал. В дорогу был жареный цыпленок, яйца в крутую и пирожки с колбасой. Пижонский набор, ничего оригинального.
