Частная лекция

Когда шёл в кабинет за актовым залом, мысленно молился, чтобы Златы там не было. Хоть это и маловероятно, но…

Дверь открылась, и первой вышла именно Злата. Ролан похвалил их выступление и не явно для неё скользил взглядом в проём двери. Эллина сидела на парте и болтала ногами, всё ещё в своём костюме, разговаривая с Мироновой. Не аккуратно пила воду из бутылки, и капли стекали по подбородку ниже. Одна рука лежала на столе между широко расставленными ногами по бокам от угла. Ролан поплыл.

Миронова рассказывала про свою песню. Эллина устало разминала шею круговыми движениями головы, от чего волосы метались из стороны в сторону, закрывали лицо.

Злата пощëлкала пальцами у него перед глазами.

– Ты чего завис? Пойдём.

Ролан кивнул. Ему до дрожи в коленях хотелось к ней подойти. Сейчас. Взять за руку и оттащить в тёмный угол подальше от глаз. Как это сделать, он не представлял.

Злата крутилась вокруг него мартовской кошкой, шурша длинным классическим платьем с широким подолом глубокого синего цвета. И он старался вести себя непринуждённо. Одному богу было известно, сколько усилий ему стоило не выдавать себя. Она пыталась увести его, да так рьяно, при этом так скользяще, но он чувствовал навязчивость, которую она пыталась скрыть за попытками в нежность. Будто она что-то чувствовала, видела, понимала. Кружила вокруг, будто оглаживала, окутывала, разворачивала.

К двери приблизился тот самый армянин с пятого курса и одобрительно засвистел, не смутившись классических возмущений про «Денег не будет».

– Эллинка, выходи за меня! Я бы с тобой покатался по полу, – звучно басил Мишка Аветисян.

Она отсалютовала ему своей бутылкой минералки.

– Спасибо, мне есть, с кем кататься, – ответила сильным голосом, каким никогда не разговаривала на парах, и подмигнула с лукавой усмешкой до четкой ямочки.

– Ай, крас-сотка, муа. Спорим, я перекатаю того, кто тебя катает? – вися на верхней перекладине двери, продолжал он свой кавказский флирт, хотя являлся уже москвичом как минимум во втором поколении.

Ролан не двигался с места, разговаривая с невестой, которая всё порывалась увлечь его на лестницу.

– У тебя каталка выросла, что ли? – хохотнула Эллина. – Я думала, всё в рост ушло.

– Сучка. Всё у меня выросло!

– Ну ты б достал ещё. Хвастун. Не стыдно при преподах так себя вести?

– А тебе? Простите, Ролан Александрович, – картинно взявшись за сердце раскланялся Миша. – Я не хотел, просто она вот…

– Ну пойдём уже. Я устала и хочу есть, – капризно протянула Злата, обнимая его за шею.

Ролан смерил глазами Аветисяна и бросил на Эллину чисто профессионально-преподавательский взгляд с подтекстом: «Ай-яй, как не стыдно». Она легко спрыгнула со стола и подскочила к двери.

– Цирк окончен, брысь, – игриво рыкнула Мишке и, сделав восхитительно-красивый книксен, проговорила лично для Ролана:

– Здравствуйте, Ролан Александрович. Простите, мы вас не заметили. Ужасно стыдно, ужасно. И до свидания, ещё раз извините. До свидания, – и это прозвучало так вежливо, что почти издевательски.

После этого дверь закрылась. Ролан успел поймать напряжённый взгляд Златы в сторону Эллины, и, взяв её под локоть, мягко повёл в сторону лестницы.

– Господи, что за вульгарная девица. Нет, ты слышал? Вторая Димина растёт, – возмущалась Злата уже в машине.

– Да нет, это эйфория после выступления, – мгновенно ответил Ролан намного мягче, чем хотел. Порывистое движение в сторону защиты сформировалось раньше, чем он успел это осознать. – Все студенты одинаковы.

– Вовсе нет. Я вот не такая. И ты таким не был.

– Откуда ты знаешь, каким я был? – хмыкнул он. – Что ты взъелась? Пошлые шутки – залог выживания нервной системы в контексте перегрузок.

Злата пристально на него посмотрела.

– А чего ты её защищаешь?

– Да где, кого? Просто не вижу вообще ничего предосудительного. Кто так не шутил, пусть бросит в них камень.

Злата раздражённо закатила глаза.

А у него рос уровень агрессии. Он понимал, что каждую минуту, пока он её не видит, такие, как Аветисян, старательно «шутят шутки» в сторону девочки, над которой он кружил орлом и пытался понять, что с ней делать. Вот она в его гнезде, а он не может её ни взять, ни подарить. И это уже начинало подбешивать. Злата на хвосте становилась ещё одним фактором раздражения. Разрываться между мыслями, напряжённым пахом и обычной жизнью, становилось всё сложнее. И если до этого, он хотел её не видеть, думая, что это решит проблему, то сейчас осознал окончательно, если видеть он её не будет – сойдёт с ума. Слишком хорошо она вписалась в коллектив. Даже вечно вертлявая Миронова притихает и молчит рядом.

А ещё засело намертво: «Мне есть, с кем кататься». С кем, блять? А вдруг, есть?!»

Бегать от себя дальше уже было невозможно.

– Ты ведь вроде ведëшь их курс.

– Ты думаешь, я всех запоминаю? У меня под двести человек в общей сложности, – опустив поворотник, сказал Ролан.

– Её зовут Эллина Лаврова.

Ролан неопределённо кивнул.

– Как учится?.. Или ты её в лицо не помнишь? – Ролану показалось, что во фразе есть намёк. Он скользнул по ней быстрым взглядом, Злата смотрела на него в упор и очень внимательно.

– Ну как, она мне сдавала зачёты за три семестра. Не могу сказать, что гений, но и проблем особых нет. А что?

– За три?

– Она перевелась откуда-то. Сдавала разницу. Поэтому и плакала в день зачёта у меня, она сдала зачётов и экзаменов около двадцати за месяц. Устал ребёнок.

Злату как будто устроили его ответы, взгляд смягчился, в уголках рта появилась улыбка.

– Не ты её до слез довёл?

– Что ты. Я же добрый препод.

– Да наслышана я, какой ты добрый, – прищурилась Злата и потрепала его по плечу. – Такой добрый, что они там писаются все.

Ролану сразу после нового года предстояла очередная командировка в Лимассол. Он брал с собой Злату, с которой после рабочих дел собирался провести неделю в Ларнаке. Он решил для себя, что если по возвращении его не отпустит… Он перейдёт к активным действиям, чтобы закрыть этот гештальт.

Моральная сторона вопроса его, конечно, волновала, он считал себя порядочным человеком, но понимал, что до клиники ему уже недалеко, и надо как-то решить проблему. Маячила на горизонте свадьба, назначенная на конец июня. И о ней ему хотелось думать меньше всего. Но предполагал, что, если он всё же сделает это – гештальт закроется. И всё закончится. Он вернётся в привычное русло. Верил, что девчонка будоражит его лишь физически, и стоит уронить её с пьедестала, успокоиться и успокоить задетую мужскую гордость. Он получит её. Получит. И Эллина останется в памяти, как горячий эпизод яркой вспышки похоти, не более того. У него не было никаких сомнений, что она раздвинет ноги.

Может, Злата и права. Всего лишь новая Димина подрастает. Поколение мажоров не отличалось крепостью честолюбивых ценностей и семейных скрепов, он знал это не понаслышке, сам пройдя обучение в академии. Знал, что уже, как правило, к третьему курсу, большинство между собой пересношались. Совместные вписки по коттеджам и квартирам, походы по элитным клубам этому способствовали. А Лаврова принадлежала именно к этой касте.

Он заглянул в её личное дело, когда занёс ведомость в деканат, все-таки раздобыв номер телефона.

Эллина – дочь прокурора одного из московских округов, который умер в мае.

Глава 8. Ближе

После разговора один на один с Роланом Александровичем, Эллина испытала целый спектр эмоций. Первой шло – смятение. Второй – страх. Третьей – стыд. Стыд за слëзы перед ним. Перед всей академией. Ей самой казалось поведение нелогичным, неадекватным. Плакала. Ещё и кровь носом пошла. Кинулась к двери, проявив неуместную восприимчивость. Он застал её врасплох и в состоянии крайней усталости.

После этого долго крутила в голове каждое его слово. Рассматривала, изучала на все лады долгими вечерами, пока готовилась к первой настоящей сессии в этой академии.

Она действительно знатно удивилась, когда он обозначил себя. Мгновенно вспыхнули все воспоминания из Лимассола. Они много значили для неё. И интуитивно Эллина сделала все, чтобы это скрыть. Будто уязвимая точка, будто это могло её как-то опорочить в его глазах. Она не знала, как реагировать. Это было слишком неожиданно.

Конечно, она помнила. Вообще не знала, зачем каждый вечер возвращалась на одно и тоже место. Но её тянуло, хотя и знала, что не сможет пойти с ним до конца. Ей, наверное, хотелось, но внутренние предохранители вдруг срабатывали, едва она ощущала горячую ладонь пониже живота, когда он становился близко-близко, повергая её в грань внутренней истерики. Она не могла никого в себя впустить. Даже инкогнито. Ручник опускался, блокируя всякую возможность к сближению дальше поцелуев. Но эти поцелуи…

Там, на берегу, жгучий брюнет с «лесными глазами», с целым лесом в глазах, в душе, в котором хотелось потеряться и забыться. Что и происходило на самом деле. Он был до безобразия пьянящим, до умопомрачения желанным. В этом и крылась проблема. Она чувствовала нечто, что влекло и грозило парализацией воли. У девушки звенья цепи связи с мужчиной куются быстрее и легче. Особенно, когда ощущение близости на кончиках пальцев, когда его присутствие вызывает пьяное томление в груди, когда глаза не видят. Эллина рефлекторно, инстинктивно, самым нутром считала его как нечто запредельно близкое.

И испугалась.

А теперь она думала, что ничего не считала – придумала. Встреть она его раньше на пару лет, упала бы в него без оглядки, отдалась бы, не будь у неё уже определённого опыта. И понимала, что откровенно динамила – так это, скорее всего, выглядело с его стороны. Убежала и больше не пришла, когда поняла – дальше он просто возьмёт. Или она нарвëтся на скандал разочарованного, обманутого в ожиданиях, он сведёт все к «Я что, зря три дня тебя поил и выгуливал?». С соответствующими унизительными выражениями.

Ей нравились те вечера лёгкостью, естественностью, общением, которое не сводилось на самом деле к телесности. Для неё это было нечто большее, магия древнего античного острова, как не бывает в жизни, а у неё – было. Пусть так и останется.

И вот он всё испортил, озвучив их связь в стенах аудитории. И она увидела его воочию без флёра дорисованных черт, что были смазаны, с размытыми контурами в её памяти. Стал чётким. Преподаватель гражданского права. Международное право. Юрист. Дипломат. Человек. Мужчина из плоти и крови. Который, если верить Светке, помолвлен с дочкой ректора. Которая уже дважды при ней повисла у него на шее.

Мужчина с уже определённой женщиной на руке, без пяти минут женат.

Эллину утомляла проза жизни. Он попросил её телефон. Хотел что-то объяснить. «Не то имел в виду. Не так поняла. Бла-бла-бла». Она уже поняла, что кончится это тем, что он покатает её на машине до ближайшего отеля, там вставит ей на отглаженных простынях и это в лучшем случае, если романтик, то даже с лепестками красных роз, потом попросит никому ничего не говорить, пригрозит связями, предъявит шантаж в рамках академии, и, возможно, повторит ещё пару раз, а потом перестанет замечать, чем окончательно уничтожит слабую, нежную память о тех трёх днях. Так она думала, он может размышлять. Иначе, зачем вообще эту тему поднимать? Что их может связывать здесь? В Москве? Её и его? ОН и ОНА остались там. Даже не в Лимассоле, а в том навсегда закрытом портале, куда возврата нет. Совершенно не жалела о том, что не переспала с ним. Так спокойнее.

Нет стыда, разочарования, лишнего подтверждения собственным предчувствиям.

Там, с тем, другим ним, она ощутила связь, общность, только это всё дурман июльского бриза. Так бывает. И заканчивается.

Закончилось.

«Нам ведь было хорошо?» – спросил он. «Да, было. Но больше не будет. Уходи» – мысленно отвечала она. – «Ни тебе, ни мне это не нужно. Не за чем все усложнять. Не забыла, но… Это не имеет значения. Это был не ты. Не ты. То была лучшая часть тебя. И с тобой была лучшая часть меня. И для меня это имеет значение, а для тебя, на самом деле, нет».

Она так расценивала исходя из его поведения. Он использовал на ней преподавательский прессинг. Он смотрел сквозь неё. Или интеллигентно прижимал за холку с высоты своего положения, как и всех, не делая различий. И она не видела в нём ни капли того, что осталось в Лимассоле. И все понимала.

Все её выводы он подтвердил лично, когда в феврале начался новый семестр.

***

Эллина весьма бодро прошла сессию, чего сама от себя не ожидала, у неё будто второе дыхание открылось. Провела несколько деньков у матери и ещё несколько со своими друзьями в коттедже на берегу Волги. Ещё сходила с Мироновой в ночной клуб и бар в центре города, где, по мнению Светки ловятся самые крутые мужики. У неё была идея фикс сделать партию. Привлечь богатого ухажёра.

Эллина сходила с ней за компанию, увидела, как это всё происходит на самом деле, и силилась не смеяться. А за барной стойкой сидели девушки, явно пришедшие с той же целью, что и её новая подружка. Это было видно по их лоснящимся блеском волосам, которые долго мучили в парикмахерской, самым лучшим из гардероба платьям, и блуждающим глазам. Блуждали их глаза забавным образом, по ним легко читалось: «Посмотрите на меня кто-нибудь. Кто-нибудь смотрит?».

И вся эта выставка самых завидных невест гордо сидела на высоких барных стульях, и каждая крутила головой во всё стороны на сто восемьдесят градусов. Мужчины и парни в это время сидели в другом ряду, за столиками у окна, и смотрели либо друг на друга, либо в телефоны, и пили пиво и коктейли с таким видом, будто барной стойки с откровенным розарием, где каждая следующая юбка короче предыдущей, вообще не существует.

Эллина с большим интересом наблюдала за этими смотринами, но ей быстро наскучило. Да и народу было столько, что трудно дышать. За время пребывания там не заметила, чтобы хотя бы один потенциальный «жених» встал с дивана и подошёл к барной стойке знакомиться. Девушкам оставалось только муссировать во рту коктейльные трубочки, сдержанно демонстрируя навыки минета, и томно вздыхать, тихо обсуждая сплетни с соседками-красавицами.

Света была расстроена, хотя и изображала бойкий вид. Вертелась все нервнее, и пыталась понять, есть ли хоть кто-то из этих ленивых пижонов, соответствующих её требованиям. Эллина бросала на неё косые взгляды, сдерживая улыбку. Но роллы в этом баре оказались отменными.

***

В феврале Ролан Александрович показался на своей первой лекции у третьего курса во всей красе. Слегка загорелый. Отдохнувший. Пышущий силами и здоровьем. Однако… Злой, как чëрт. Нельзя было точно определить, обострилась ли это злобивость характера или он просто окончательно вошёл в роль преподавателя, выбрав амплуа грозы всея академии, куда отчаянно стремился. Дисциплина на лекциях стала стопроцентной, было слышно, как за окном падает снег.

Вёл себя до крайности интеллигентно, но не упускал любой возможности кого-нибудь осадить или ввернуть каверзный комментарий во время ответа незадачливого студента.

Света была в восторге. Её разносило по стулу от этого, и она откровенно признавалась: «Господи, я теку от него. Это просто ва-а-а». Эллина наблюдала за своими однокурсницами и убеждалась, не одна Светка «текла». Тем не менее, никто не желал быть пойманным на его острый язык, даже самые явные фанатки. Признаться, Эллину этот перформанс тоже трогал, было в этом… «Злодейское» очарование, что цепляет практически любую девочку в годы студенчества.

Но… Её он не спрашивал и никак не трогал. Вообще. Абсолютно. Как будто её нет. И даже, когда она подошла к нему с вопросом по поводу курсовой, он давал насущные ответы до крайности просто, спокойно и вежливо, практически не удостаивая взглядом. Светке же, по тому же запросу, но по другой теме курсовой, была выделена львиная доля доброжелательности и внимания, чем она неприкрыто гордилась. Ей почему-то казалось, что Эллина должна быть расстроена этим сцеживанием по слову между зубов, будто его критически отвлекают, и она пыталась её утешать. Но Эллина улавливала в этом ощущение превосходства Светы над подругой, и собственную значимость.

Эллину это никак не трогало на самом деле. Преподавателей было много, а она одна. И все они со своими тараканами, к каждому требовался свой подход, чтобы вытащить нужное и получить нормальные баллы. Не больше и не меньше. Но она лукавила и перед собой. Поведение Ролана Александровича где-то в глубине души её растревожило. И она решила для себя – он просто увидел, какой она вспыльчивый, не очень умный ребёнок на самом деле. А ещё маленькая сцена после предновогоднего концерта. Перед Роланом Александровичем стало стыдно, но и это она затолкала поглубже. Он потерял к ней всякий интерес после этих двух моментов. Вот и всё.

И это к лучшему.

Ей было стыдно перед ним даже больше, как просто студентке перед преподавателем. И… Как перед человеком? Ей не было всё равно, что лично он о ней думал, хотя и пыталась задавить это в себе. Убеждала, что на самом деле, ей всё равно. Должно быть всё равно.

– Лаврова, сядьте на место, – громыхнул Ролан Александрович совершенно внезапно. Лекция давно началась, он сам опоздал, что делал практически каждый раз. А она так увлеклась разговором с Андреем, который умело её смешил и набился в друзья ещё в декабре, что не заметила, как все расселись. Она же сидела на парте спиной к кафедре, по привычке болтая ногой и заливаясь смехом. Помимо резкого окрика раздался и хлопок брошенной им книги на преподавательский стол.

– Вы не перепутали заведения? Вас слышно ещё на лестнице.

Андрей тихонько уполз за свою парту, стараясь не привлекать внимания. Миронова обеспокоенно смотрела на подругу, так как тональность Ролана Александровича звучала обидно. И не предвещала ничего хорошего.

– Простите, – покорно сказала она, чуть склонив голову, и села на стул. Светка уставилась на препода умными, проницательными на самом деле глазами, не закрытых извечным изображением подобострастия. Внимательно так наблюдала, пока Ролан вытаскивал материалы из своего портфеля.

– Он тебя глазами чуть не сожрал сейчас, – прошептала она Эллине. – Это точно то…

Эллина устало закатила глаза и перевела на Светку смеющийся взгляд, покачала головой, мол: «Угомонись, а?» Света как будто удивилась тому, что выпад Шувалова не произвёл на неё никакого эффекта. Сама она до сих пор пребывала под впечатлением.

Шувалов, тем временем, изящно откручивал крышку с бутылочки минералки, смачивал горло, прежде чем произнести тягучим, глубоким голосом:

– Тема лекции…

«Он делает всё, чтобы течь на его лекциях была с Марианскую впадину» – быстро вывела Света карандашом в своей тетради и показала Эллине. Та не выдержала и смешливо фыркнула. Зелёные тёмные глаза мгновенно прицелились на её каштановую голову. Она зажала рот рукой.

Света быстро начала стирать надпись ластиком, потому что он шёл к ним…

– Вам всё ещё смешно? Почему вам так весело, Лаврова? Сходите, подышите в коридор, – сказал он вкрадчиво, бросив взгляд на тетрадь Мироновой, которая успела стереть надпись. Благо, не давила на карандаш.

Лавровой надо бы потупить глаза и извиниться, но вместо этого смех обозначился в глазах явственнее, плечи затряслись, и она снова рассмеялась. Теперь уже громко. Миронова толкала её в плечо, глядя на Шувалова как кролик на удава, а тот смотрел на Эллину как будто с интересом, и низко прошептал:

– Брысь.

Эллина снова зажала рот ладонью, жевано проговорила: «Простите» и обошла его, побежала вдоль рядов парт и вылетела из аудитории.

– Если у кого-то ещё нервное расстройство, попрошу покинуть аудиторию сразу, – сказал он и вернулся к кафедре.

Миронова вздохнула с облегчением и томностью. Спустя пятнадцать минут, он прервал лекцию и сообщил, что скоро вернётся. Это не вызвало вопросов, преподаватели часто так делали…

Глава 9. Сделка с погрешностью

Эллина лежала, согнув колени, на диванчике у стены возле аудитории. Её уже развлекал разговорами Миша Аветисян, которому надоело слушать Анисимова в соседней аудитории, и он вышел прогуляться, а наткнулся на неё. Они обсуждали Шувалова и тихо хихикали.

Резко села под укоризненным взглядом.Когда за дверь вышел сам Шувалов, не успела сразу сесть, поэтому он заметил её вальяжную позу.

– Лаврова, пройдемте со мной, – бросил он на ходу без особого выражения.

Миша вскинул тёмные брови и провёл пальцем по своей шее и беззвучно усмехнулся.

Лаврова едва поспевала за Роланом Александровичем, так как он развивал скорость, разгоняя ветер. Тревожные мысли одолевали её голову. Куда он её ведёт? В деканат? Или сейчас отчитывать будет? Да, за что? Они не в школе!

– Простите, я же извинилась. И, уже успокоилась. Я могу вернуться на лекцию? – все-таки попыталась она как-то сгладить ситуацию, хотя ей было непонятно его поведение.

Он не ответил. В конце этажа, минуя деканат, открыл ключом небольшой класс, предназначенный для отдыха преподавателей, и пропустил её вперёд. Тут же запирая дверь изнутри. Она растерянно вжалась поясницей в парту, сдвинув брови. Ролан Александрович повернулся к ней уже с совсем другим выражением лица, что озадачило её ещё больше. В глазах обозначилось уловимое смятение. Он облизнул нижнюю губу и потер подбородок, будто собирался с мыслями. То поднимал глаза, то отводил. Между ними было расстояние в пять шагов, но она чувствовала от него странный жар.

– Допустим, – кивнула она.– Вы же согласитесь со мной, если я скажу, что любые отношения между людьми носят характер сделки? – начал он без объяснения происходящего.

Шувалов сократил расстояние, встал почти вплотную. Ткань его брюк соприкасалась с её коленями.

– Безусловно, – сказал он. – Сделка простая. Одна ночь в отеле.– У меня есть предложение. – Деловое? – склонила она голову набок. – Деловое. Личного характера, но деловое. Уверяю, удовлетворены будут обе стороны. И никто ничего не теряет ни при каких обстоятельствах. – Такие сделки разве бывают? – прищурилась она, чувствуя палëный запах этой сделки. – Ладно. Процент погрешности она включает. Но лишь погрешности. – Суть сделки может быть оговорена заранее? – включила деловой тон Эллина.

Она сделала нечитаемое лицо.

– Ночь со мной в отеле, – он приблизился ещё, мягко сжав её плечо, она бросила взгляд на его ладонь, сохраняя деловитость в лице. – Секс, – зачем-то уточнил он. Ей захотелось закурить. – Я не могу перестать думать о тебе, меня кроет, – проговорил почти касаясь губами губ без тени официоза. – Я с ума схожу. Засела сверлом между висками. И свербит бесконечно, – шептал он искренне, как-то горячечно. Чувствовалось, что ему не просто в этом признаваться. – И не из-за Лимассола. Хотя, и он тоже. Но, блять, это… Я так долго тебя не видел, думал, отпустит. Стало только хуже. Я все думал, как ты плакала.. Тогда. И толком ничего не понял. Скажи, я же не один такой придурок. Скаж-жи… – в его голосе звучали подрагивающие нервные нотки, и он всё сильнее сжимал её плечо.– Уточнения?

Ей было сложно не реагировать на такие откровения. Ещё и мат прозвучал. Из его уст – сексуально до дрожи. Она несмело провела пальчиками по его горлу, выше, по подбородку, томно глядя то в глаза, то на губы.

– Всё, что захочешь… Вино, шампанское, клубника, вишни, отель, всё с меня… – прошептал в ответ. – Да… Я хочу…– Одна ночь с вами в отеле? – проговорила с кошачьей интонацией. – Наедине? Лепестки роз? Свечи? – роняла с губ с тихим придыханием, и её грудь высоко вздымалась. Когда её палец добрался до его губ, он несколько раз его пылко поцеловал.

Она не дала ему договорить очевидное: «Тебя», прервала тихим шелестом:

– Да. С одним условием – молчание об этом. Зачем ты повторяешь?– Секс?..

Ролан Александрович провёл кончиком языка по пальчику.

– Да. И только. Мне надо было поговорить с тобой. Я люблю… Твой смех. Смейся, Эллина…– Вы поэтому меня выгнали?

Его ладони уже скользили по её шее, и она чувствовала их дрожь. И эта дрожь рассыпалась от её шеи к спине.

– Что ты…– Я обещаю только её. Одну ночь. Ты ведь всё понимаешь, правда? – мурчаще шептал он, опаляя дыханием губы. – Понимаю… – как под гипнозом отвечала она, глядя в его мутные от желания, потемневшие зелёные глаза. – Я тоже… Хочу… Этого. Молчание гарантирую. – Ты думала обо мне? – Как о вас не думать, Ролан Александрович?.. Я думала, вы… – Что… Что я… – Разочаровались во мне… Я та-ак глупо себя повела…

Он окончательно поплыл. Эллина смотрела на него блестящими от вожделения глазами снизу вверх, водила пальцем по твёрдым губам, очерчивая по контуру, и он постоянно его целовал, неотрывно смотрел, как она медленно облизнула нижнюю губу.

– Ролан Александрович…– При других обстоятельствах, я бы сцеловал все твои слëзы, моя хорошая. Я так хотел тебя обнять тогда. Меньше всего я хочу быть причиной твоих слëз.