Препод. Его плохая девочка

Когда в очередной раз вернулся с небольшого перерыва, в который вышел подышать и попить воды, отпустил студента, которого оставил в кабинете подумать о жизни после первого неудавшегося блица (знал, что он будет каким-то образом пытаться себе помочь, какими-то шпаргалками, для этого отчасти и выходил, у него не было в планах оставлять кого-то на пересдачу, поэтому неявно помогал) и стал приглашать студентов по списку, хотя до этого они заходили по собственному построению очереди. Лаврову он собирался пригласить последней. Он все-таки решился расставить точки над «I». Для себя. Ему казалось, так будет правильно. Казалось, им движет лишь недосказанность. Надо было удовлетворить своё любопытство и успокоиться. Чтобы в новый год войти уже без моральных хвостов.

Она оставалась последней. Изрядно уставшая, сидела нога на ногу, обтянутых высокими белыми сапожками, в коридоре у двери и смотрела в потолок. Больше трёх часов ожидания обычно вводят в состояние, когда студент уже ни на что не способен.

«Не переживай, красотка. Сегодня сложных вопросов не будет. Только самые простые».

Он подождал у двери, пока она зайдёт, и как мог тихо провернул ключ, и так вставленный в замок, на один оборот, во избежание… Ролан не хотел, чтобы им помешали или случайно услышали. Хотя ничего криминального делать не собирался, всё же перестраховался. Ему показалось, что она бросила быстрый взгляд на дверь, пока он шёл к столу. Но ничего не сказала.

Сел напротив неё. Впервые они были так близко за время в академии.

– Зачётка, – сказал Ролан Александрович.

Она положила её перед ним в раскрытом виде.

– Предлагаю вот что. Вы честно отвечаете на мои вопросы, я ставлю вам зачёт.

– Не представляю, как вам можно ответить не честно, – сдерживая улыбку, ответила она, видимо, представив, как будет кривить душой по поводу гражданского права.

– Отлично. Ловлю на слове.

И замолчал. Слова не шли. Вдруг его сковало непривычной, несвойственной и лишающей воли к речи, робостью. «Как, блять, её спрашивать. И… Чего ради? Это было аж в июле. Что мне это даст?.. Так. Начал, надо идти до конца. Нервы шалят. Знáчит. Для меня значит!»

Она сложила ладони в замок на животе, отклонившись на спинку стула.

Ролан Александрович подался корпусом вперёд. И одновременно с тем, как на языке формировался первый вопрос, менялось выражение лица. Спадала преподавательская маска, обнажая откровенный мужской взгляд. Эллина не сразу уловила перемену, но успела слегка напрячься.

– Скажи, пожалуйста, – прошептал он у самого уха. – Ты правда меня не помнишь?..– и сглотнул.

– Я уже поняла, что вы считаете меня слабоумной, – тоже прошептала она. – Но я вас вижу дважды в неделю, а то и чаще. Я не настолько тупая, Ролан Александрович. Не настолько, – с откровенной иронией в шепоте ответила Эллина и чуть отклонилась, чтобы видеть его лицо. Ролан приподнялся и оперся ладонью на стол, сдерживая другую, чтобы не зарыться ей в волосы, не притянуть к себе ближе. Он чуял ЕЁ запах, смешанный с тонкими нотами цветочно-цитрусовых духов. Хотелось прижаться щекой к щеке.

– Лимассол. Июль. Агора, – проговорил, не сдержав бархатные ноты в голосе. Почему его сейчас так кроет? И в кожу лица будто тысячи иголок впились изнутри. Теперь он медленно отстранился, чтоб увидеть её глаза. Волнение и страх, испуг и недоумение, и расширение зрачка, – узнавание. Её как будто слегка током ударило, она поджала губу, глядя на него чуть иначе.

Внимательный изучающий взгляд влажных в уголках глаз обшаривал его всего. Она молчала как будто целую вечность. У него уже в висках стучать начало. Сам не мог понять, чего от неё ждёт…

Глава 5

– …Значит, это были вы… – она прижала зубами нижнюю губу.

– Я. Ты… Не узнала меня?..

– Я плохо помню. И… Вы тогда были другим… Я запомнила иначе. У меня было лёгкое чувство дежавю, но…

Он видел, что задышала чаще, а румянец становился ярче, но не отводила стыдливо глаз.

– Почему ты сбежала?

– Серьёзно? Вы… Хотите об этом поговорить? – вдруг возмутилась она и села прямо, отодвинув стул чуть дальше с раздражающим скрипом по паркету.

– Так, почему? Ты… Девочка?

Вот теперь она вспыхнула, как от оскорбления, и резко поднялась.

– Нет. Мальчик. Это вас не касается. Что было в Лимассоле, осталось в Лимассоле. Вы за этим дверь закрыли? – проговорила она чуть громче, и в глазах заплясало огнями возмущение. Ролан замер, пытаясь понять, что её так разозлило. Он вроде бы ничего такого не спросил. С учётом того, что они делали на пляже. Разговор, оттянутый во времени. Тем не менее, его самого уязвил её официальный тон с примесью злости.

– Нет. Просто, для конфиденциальности. А не за тем, за чем ты подумала.

Эллина сдвинула брови. Её поведение сообщало ему о том, что она всё это время о нём совсем не думала. И он был уязвлён собственной… сентиментальностью? Хотя ничего сопливого на его взгляд не звучало. Тем не менее…

– И о чем я подумала?

– Я не собирался к тебе приставать, – как можно ровнее сказал он. И с языка чуть не сорвалось: «С чего ты взяла, что интересна мне?» Просто от досады.

Она стояла, скрестив руки на груди, в защитной позе. Смотрела напряжённо и слишком прицельно.

– Я об этом и не думала.

Тупик. Он медленно обошёл стол и приблизился к ней.

– Если бы я не был твоим преподавателем, ты бы… Также себя вела? – спросил он снова как можно мягче.

– Я не понимаю, чего вы хотите.

Он понимал только одно – Эллина занервничала. И сильно.

– Я же сказал. Простых ответов на простые вопросы. Почему ты сбежала? Нам ведь… Было хорошо? – проникновенно сказал он, снова спустившись на шёпот, на тот шёпот, что звучит в интимных разговорах.

Она выдохнула сквозь приоткрытые губы.

– Испугалась, – нервно поглаживая волосы под своим затылком.

– А потом?..

– Утром был самолёт.

– Почему ты… Сказала, что из Словакии?

– Первое, что пришло на ум. Я иногда так делаю.

– И часто ты так делаешь? – истолковал он по-своему её ответ.

Эллина завела руки за спину и с силой теребила пальцы, кусая губу. Вела себя так, будто её отчитывали.

– Чего ты испугалась? – он уже критически сократил расстояние, дышал её запахом, впитывал её эмоции, воспринимал её близость, и никак не мог понять реакций.

– Своих эмоций. Я… Не хотела всё испортить.

– О чëм ты?

– Вы не поймëте, – покачала головой, отшатываясь. – Так вышло. И… Я вроде бы… Не обязана, так?

– Я что-то сказал об обязательствах?

– Почему вас это вообще волнует? У вас какие-то проблемы?

Он смерил её жёстким взглядом, оскорбившись последним вопросом, вернулся к столу и быстро начеркал в зачётке всё, что от него требовалось.

У Эллины подрагивали губы и напрягалось лицо. Она провела пальцами по глазам. Когда Ролан посмотрел на неё, увидел, как исказились её черты, как по щеке покатилась слеза. Она выхватила зачётку, едва он отнял ручку от листа, и кинулась к двери, не сдержав отчëтливого всхлипа. Дëрнула ключ, но не в ту сторону, загремела вся связка. Ролан уже был возле неё, положил ладони на предплечья.

– Что… Я сделал не так сейчас? Нет, нет, не плачь. Пожалуйста, не плачь. Я не хотел тебя расстроить.

Он сжал её ладонь, чтоб не могла повернуть ключ.

– Пустите, – прошипела она сдавленно.

Шувалов молча её держал, касаясь кончиком носа волос. Чувствовал, какой жар от неё исходит.

– Зачёт за Лимассол, я поняла, – проговорила тихо и провернула все-таки ключ, хотя он пытался ей помешать. Он хотел ей возразить, но, понимая, что уходит, успел только выдать последний вопрос.

– Ты никому об этом не говорила?

Эллина резко повернулась к нему и отрицательно качнула головой. А на лице обозначилось выражение какой-то гадливости. В глазах кипели слезы, растекались по щекам. Ролан не ожидал ничего подобного. После этого она распахнула дверь и вылетела из кабинета.

Он понял, что нанёс ей оскорбление. Два. Хотел выйти за ней, но в коридоре ждала извечная Миронова, которая тут же вскочила и помчалась следом за удирающей Лавровой.

Ролан снова закрыл дверь, но не на ключ. Метался по аудитории, быстро соображая. Весь разговор, каждое слово, крутились в голове. Он чувствовал себя идиотом. Потирая шею с тыльной стороны, шумно дышал через нос и кусал губы. Почему ему, блять, не всё равно. Хотел успокоиться. Успокоился. У самого всё лицо горело. Результат был совсем не тот… Хотя он вроде бы ничего конкретного и не добивался. Ответы получил? Получил. Довёл до слез. Вызвал полное отвержение. А чего хотел?

Где-то в глубине своей самолюбивой душонки он предполагал, что… Бросится на шею. Нашёл он все-таки ответ внутри себя.

***

– Я просто устала. Я устала и всё! Ничего не произошло. Просто я мало сплю, у меня полтора месяца нескончаемая сессия, – убеждала Эллина Миронову, не прекращая плакать. И это всё было правдой. Просто в кабинете случилась последняя капля. И эта последняя капля осталась тайной.

Света заботливо принесла ей бутылку апельсинового сока из автомата, усадив на первом этаже в проходной возле кафе.

– Он тебя валил или что?

– Нет. Просто… – Эллина повела плечами и отвернулась. – Я была последней, уже семь вечера, я встала в шесть утра, а легла в два ночи. И…

Ролан услышал это, спустившись вниз. Притаился у лестницы.

Она нервно потирала лицо и никак не могла успокоиться. Дышала часто и спазматически.

Шувалов все-таки не стал делать вид, что ничего не произошло, и шагнул к ним. Миронова растерянно хлопнула глазами, когда он приблизился и попросил её отойти. Послушалась его и отошла подальше, он проводил ее глазами и склонился к плачущей Эллине, которая закрывала лицо ладонью и явно нервничала ещё больше от того, что не могла успокоиться по щелчку, и от того, что её видели.

– Я ничего ей не сказала, – заговорила она так, чтобы слышал только он. – И никому не собиралась. Тем более, что сама об этом не знала ещё полчаса назад. Не переживайте! У вас всё? Вы довольны?!

Шувалов знал только один способ успокоить женщину, но сейчас не мог его организовать, хотя до одури хотелось. Просто прижать к себе. Но пришлось набрать воздух в грудь и проговорить увещевающим тоном, хотя сам был на взводе:

– Ты меня не так поняла. Ни в первом, ни во втором случае. И сейчас ты слишком взволнована. Я всё понимаю, правда. Ты… Можешь оставить мне свой номер телефона?

Эллина посмотрела на него как на ненормального. Света ходила довольно далеко от них, и делала вид, что очень заинтересована ассортиментом кафешки.

Лаврова не успела ответить.

– Ролан Александрович! – раздалось звучное, с придыханием. Шувалов дёрнулся и разогнулся.

Миронова мгновенно сделала стойку, вытянув шею от любопытства.

– А я тебя в аудитории ищу, ты закончил? – промурлыкала девушка, сбежавшая вниз по лестнице, и повисла у него на шее. Поцеловала в уголок рта, и тут же перевела внимательные голубые глаза на Эллину, которая прижимала бумажную салфетку к носу, из которого сочилась кровь.

– Да, закончил. Просто человек переутомился.

– Медсестра по коридору налево, – с холодными нотками в вежливом тоне сказала Злата, указав подбородком в нужный пролёт, и елейно, деланно улыбнулась, продолжая висеть на крепкой шее.

Света уже была возле Эллины и пыталась заставить её встать, но та почему-то отказывалась.

– Со мной всё нормально, сейчас пройдёт, – огрызалась она. – Можно я просто посижу, нет?

– А ты чего такой бледненький? Замучили тебя детсадовцы? – игриво спросила Злата.

– А ты сама уже не детсадовец? Целая первоклашка? – парировал он, пока Злата уводила его за собой на выход. – Стой, мне ещё ведомость отнести.

Злата перевела взгляд с него на Эллину и обратно, и пошла за ним на второй этаж. Ролан ушёл, ни разу не обернувшись.

– Что это всё было… – растерянно поинтересовалась Миронова. – Что он тебе говорил?

– Говорил, что мне надо отдохнуть, – хрипло откликнулась Эллина, которая уже успокоилась. Приступ неконтролируемых слез просто закончился.

– Злата прям вцепилась в него… Ты видела, как смотрела на вас? Я вот видела.

– Злата? – без особого интереса переспросила Эллина.

– М… Это вроде как его невеста. Дочка нашего ректора.

– Да и пусть охраняет его, сколько влезет. Что ты там могла видеть? – недовольно поморщилась Эллина, порядком уставшая от всего, и поднялась. – Пора домой. Спасибо, что подождала меня.

Света смотрела на неё так, будто понимала больше, чем говорила. Эллина же подумала, что у неё будет шанс сочинить офигенный сериал, крайне далёкий от действительности, но в её фирменном стиле. Искры из глаз будут у всех.

Глава 6 Ночные мысли

«Что было в Лимассоле, осталось в Лимассоле». Ты права. И в самом деле, чего это я? Взрослый уже, а как… Мальчишка», – размышлял он, пытаясь заснуть той ночью. – «И в тоже время… «Я испугалась. Своих эмоций. Не хотела всё испортить. Вы не поймëте». Что она имела в виду. Что она может испортить? «Зачёт за Лимассол, я поняла». А в глазах такое оскорбление, будто я ей денег дал. Сука, как перестать об этом думать?.. И слёзы. Устала, конечно, но… Не только».

С одной стороны чувствовал себя виноватым, с другой… Девочка как будто проблемная. И не выходит из головы, доводя до бешенства. Прочь из головы, прочь. Малолетки с тонкой душевной организацией ни разу не его профиль. Он снова повернулся на другой бок. Злата как будто спала.

«Вовремя она, конечно. Вот и не верь в женскую интуицию».

Изящно изогнувшись, она не шевелилась, демонстрируя полуголую спину. Ролан смотрел на голубоватый от ночного света из окна силуэт и пытался понять, почему перед по факту незнакомой, чужой ему девочкой, испытывает вину, а перед своей невестой – нет.

Испытывает вину за то, что нет ощущения вины перед ней. Нюанс, однако. Если так подумать… Он ей уже изменил. В мыслях. В чувствах. В желаниях. Почему – ничего? Глухо.

Ещё несколько часов Ролан Александрович раздумывал о своей жизни в целом, пересматривал свои задачи, расставленные на несколько лет вперёд. И пытался понять, что чувствует к Злате. Чувствует ли вообще? Он её знает?.. Припоминал, с чего у них всё началось, и путался только больше.

Со Златой они знакомы давно, их семьи дружат. Ну, той дружбой, которая объединяет старшее поколение. Они общались по роду деятельности, иногда приезжали друг к другу семьями на выходные на дачи, отцы ездили на рыбалку в Карелию и на запретные пруды. Они, дети, были знакомы, но не то, чтобы сильно дружили.

А потом? Очередной выезд на природу, Злата уже стала взрослой девушкой и как-то после застолья оказалась в его спальне.

Он заканчивал учёбу в магистратуре, когда она только поступила. Иногда возвращались с учебы вместе. Это было как-то незаметно, естественно, без резких всплесков. В их речи не звучало каких-то пылких признаний, Ролан не помнил, чтобы они говорили о любви. О сексе, да. О жизни. Об общих знакомых и друзьях. У них был схожий взгляд на мир, схожие ценности. Злата постоянно совершенствовалась в области удовольствий в постели, поэтому их сексуальная жизнь была разнообразной. Не было каких-то запретов, недомолвок, никто ничего не вынужден был терпеть. Всё обсуждалось. Всё было хорошо. В общем и целом. Им обоим было комфортно. Удобно.

До неё Ролан успел вкусить юношеской свободы и плотских удовольствий. И в целом считал, что к семейной жизни готов. Обе семьи были более чем довольны скорым объединением. Единственное, Ролан и Злата уже условились, что с детьми торопиться не будут. В ближайшем будущем не планируют. Может, лет через пять, но не раньше.

Ролан поцеловал её в ямку позвоночника и оставил еще несколько тёплых поцелуев на лопатке. Размышляя об этом всём, заземлялся, образ плачущей Эллины уже не будоражил воображение, не опалял так сильно досадой на себя и виной, бледнел, тускнел в свете навалившегося сна.

«Всего лишь малолетка, которую я хотел трахнуть. Минутная слабость, которая не случилась. Она казалась мне другой… Я придумал себе роковуху. А она всего лишь почти ребёнок… Который и думать про меня забыл. И мне стóит. Скорее всего, с ней и говорить не о чем. Даже… Смешно?», – думал он, уже проваливаясь в темноту сна.

Глава 7. Томление и сделки с совестью

В один из декабрьских снежных вечеров, Ролан сидел за рулём автомобиля на территории академии и ждал Злату после зачёта. Тарабаня пальцами по кожаной белой оплетке руля, наблюдал за толпой третьекурсников. Весёлая гурьба студентов в предвкушении отдыха перед зимней сессией шумела возле выхода. Все, как один, без шапок, в шубках и куртках нараспашку, все, как один, с видом отчаянных фаталистов, нюхнувших пороха в этой жизни. Даже не слыша их, знал, что там превалируют пошло-циничные разговоры, где высмеивается все, где самые позорные моменты жизни неминуемо становятся достоянием общественности под дружный гогот.

Лаврова в короткой белоснежной шубке и настолько короткой юбке, что её даже не было видно, о чём-то увлечённо рассказывала однокурсникам. Она смеялась, жестикулировала, крутилась на месте. Ролан без стеснения скользил взглядом по её точёным ногам, обтянутым телесным капроном, в высоких, всё тех же белых сапожках. Эллина подпрыгнула, хлопнула в ладоши и, что-то показывая, сжала руки между колен в полуприсяде. Мальчишки одобрительно захохотали. Один приблизился к ней и приобнял за талию, зашептал что-то на ухо, но тут же отстранился. Ролан ощутил неуместное движение когтей собственничества.

Улёгся на спинку кресла, продолжая ленивое наблюдение. Эллина вдруг повернулась в его сторону, но видеть не могла – его стекла тонированы, да и стоял он далековато. Но, тем не менее, они будто соприкоснулись взглядами даже через эту преграду. Она снова белоснежно, лучезарно улыбнулась и подняла голову, глядя в закрытое чёрными тучами ночное небо. Ему показалось, она ловит ртом снежинки. В груди крутился узел, туго переплетённых сомнений и желания. Он просто хотел её. До скрежета зубовного. Такую желанную и запретную. Она могла быть, какой угодно, он мог как угодно себя уговаривать, что это томление преодолимо, что она того не стóит, но рассудок порой бессилен. В штанах становилось тесно, а взгляд фиксировался на ней, и хоть убейся.

Парень снова попытался её обнять и притянуть к себе, что вызвало стойкое ощущение неприятия, но Эллина как бы шутливо оттолкнула его, ткнув кулаком в плечо. Парень сделал вид, что так и было задумано.

Ролан прикрыл глаза, а, когда открыл, Злата уже садилась рядом с ним на пассажирское сидение.

– Я сдала! Господи, как он меня мурыжил. Ненавижу Садальникова! – тут же сказала она, тряхнув головой, покрытой редкими снежинками. От неё пахнуло морозом и свежестью. Ролан перевёл на неё взгляд. Её лицо уже не казалось ему таким красивым, как раньше. Сделанные скулы и губы стали отчётливо видны. Он бы не стал унижать её сравнением с кем бы то ни было, даже в мыслях, но теперь часто ловил себя на том, что замечает всё больше недостатков. Злата грубовато смеялась, пока рассказывала, как проходил зачёт. И её смех резал ему слух. Сегодня они должны были ехать в ресторан, а он… Вдруг ощутил, что хочет… Просто домой.

Стекло, прозрачная преграда, встала между его запретным желанием и им. Отделяла от… Иного мира. Они и были из разных миров, он и Эллина. Но почему так хотелось опустить это «стекло»?

Вчера он поймал себя на том, что, занимаясь со Златой любовью, хотел просто быстрее кончить. Но при этом подумал – это от общей усталости. И… Пройдёт. Но именно сейчас, сидя в машине, и наблюдая за Эллиной, несмотря на то, что ничего по сути не происходило, внутри происходил целый бунт. Он не взвешивал, не анализировал, лишь прислушивался к своим ощущениям. И они его не радовали.

– Поехали, я забронировала на восемь, – сказала Злата, пребывая в приподнятом расположении духа. В каком-то непонятном ему радостном предвкушении. Странно. Вроде бы обычный вечер. Он медленно выезжал с территории академии, снова зацепив взглядом Эллину. Та уже сидела одна на лавочке и снова смотрела на его машину с задумчивым выражением лица. А потом она сделала то, чего он никак не ожидал, заметил периферическим зрением. Прижала два пальца к губам и повернула их в его сторону, после чего как-то грустно улыбнулась. Но тут же с шальной усмешкой повернулась всё к тому же парню, что постоянно пытался её потискать.

Тот встал перед ней, засунув руки в карманы, и раскачивался с пятки на носок. Похожий на угловатого подростка, но пытался изображать из себя мужчину. Ролана неприятно дёрнула мысль, что этот кроткий воздушный поцелуй мог быть адресован не ему. Скорее всего, не ему.

Злата не заметила этого тонкого момента, увлечённо рассказывая свои новости. Ролан прислушивался к её речи, но ничего интересного для себя не обнаруживал. Злата пересказывала, кто и что сказал, пока они сидели в коридоре, и как шлюховато вела себя Ольга Димина, по поводу которой у Златы постоянно горело, и она часто зло высмеивала её. Было, за что. Димина – это притча во языцах их потока.

В ресторане выяснилось, что у них сегодня вторая годовщина начала отношений, о чём Ролан напрочь забыл. Злата подарила ему кожаный ремень и парфюм от Cartier. Сказала, что это аромат зимнего леса, влажной травы… Хвоя, кедр, кардамон и ноты цитруса. Ей показалось, что очень ему пойдёт. Запах понравился и ему. Неловкость была жуткой. Она, конечно, расстроилась, но он исправился уже на следующее утро, съездив за подарками для неё. Только у обоих остался липкий осадок. Не стал говорить ей, что забыл. Сказал лишь, что подарки с его стороны будут завтра, но она явно поняла.

***

В академии проходил предновогодний праздничный концерт в актовом зале. Ролан Александрович, как и многие преподаватели, здесь также присутствовал, но лишь потому, что Злата выступала в одном групповом номере от пятого курса. Ничего примечательного не намечалось. Злата пела весьма посредственно, на любительском уровне, изрядно фальшивя. Но это был не конкурс талантов, а всего лишь групповая активность для общности. Организовывали себе праздник. Ролану было скучновато. Фальшивила не только Злата. И не так страшно, как это вышло у Светы Мироновой, которая внезапно пела песню собственного сочинения про любовь. Ролан похвалил бы её за смелость и старательность. Девушка вышла в серебристом коротеньком платьице, и с залихватским задором, старательно жеманничая, оттарабанила попсовую забавную песню.

Были и объективные таланты. Парни со второго курса круто выступили с брейк-дансом. Одна девушка спела так, что стекла в актовом зале задрожали, причём а капелла. Ролан устал сидеть за полтора часа, всё затекло. Злата уже выступила, но осталась где-то за сценой.

А потом внезапно объявили Лаврову с третьего курса, он аж глаза протёр, слегка задремав. Если сейчас она начнёт скакать козой и фальшивить, Ролан этого просто не вынесет.

Свет потушили, чтобы включить небольшой кружок прозрачно-белесого цвета чётко посередине сцены, где лежала в изогнутой позе Эллина в белом боди и таких же плотных колготках. Поверх её подчёркнутой облегающей тканью ладно скроенной фигурки, была только полупрозрачная накидка, крепившаяся к плечам и распускающаяся лепестками к запястьям и пониже ягодиц.

Зазвучала ненавязчивая музыка, тонкая мелодия с чётким битом. Это был современный танец, поэтому Эллина большую часть времени крутилась на полу, удивляя гибкостью и владением тела. Но ставка в танце была не на технику, а на эмоции. Каждый мог прочитать в нём что-то своё. Лично Ролан увидел отчётливо переданные через пластику тела душевные терзания, томление, молитву… Благодарность?..

На сцене ещё стоял письменный винтажный стол, который неизвестно откуда притащили, и, господи, что она с ним только не вытворяла. И под него, и на него, и оплеталась вокруг высокой ножки. Без пафоса и намеренной сексуализации, но с чувственностью где-то на грани, до той степени, что хотелось самому к ней подползти и повалять по полу… Чëрт.

Эллина танцевала с кем-то невидимым, и это был основной трюк её действий. Создавалось впечатление, что есть некто, с кем происходит молчаливый диалог, продвигающийся в дëрганых ритмах, диалог с явной сменой событий и чувств – от нежности до горя и обратно. За несколько минут этого танца, Ролан успел как следует разглядеть её подтянутые, девичьи формы, тонко подчëркнутые обтягивающим боди и в тоже время, чуть скрытые призрачной накидкой, создававшей вуаль невинности.

Нежная женственность с только раскрывающейся чувственностью. Даже в ладонях тёплым жжением отозвались касания… Он ласкал её. Сжимал её, тискал… Зарывался пятернëй в волосы и терзал языком рот, кусал эти губы…

Возбуждение ударило хвостом по рёбрам с обратной стороны и скатилось к паху.

Прижал одну ладонь к своему бедру, унимая тактильные воспоминания.