Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна

***

Его, на мой взгляд, можно соотнести с тем, который сейчас называют Яблонецким, и который располагался примерно на километровой высоте в этих горах (в так называемых Восточных Карпатах).

Этот перевал соединял долины рек Пирита (Прута) и Малой Тиссии (Чёрной Тисы), а также крайнюю западную область тогдашнего расселения карпов и северные районы Дакийского царства.

Именно через этот перевал спустя одиннадцать с половиной веков пройдут полчища татара-монгольских воинов, направленные Великим ханом на завоевание Центральной и Западной Европы. Но не будем надолго отвлекаться от моего повествования.

И так, в Северных и Восточных Карпатах находилось с три десятка перевалов, через которые в древности северные народы могли проникать в Дакийское царство и дальше, в Римскую империю. Однако среди этих перевалов более-менее удобными для перехода являлись около десяти, а вот для карпов таковым считался прежде всего Орлиный, и потому принцепс Траян и поручил Квиету и его VIII Ульпиевой когорте этот перевал надёжно закупорить. Потому что Траяну стало известно от своей агентуры, что именно через него вероятнее всего направятся северные варвары, для того чтобы помочь дакам в их борьбе с Римом.

***

«Половина дела, можно сказать, что была успешно сделана, – удовлетворённо подумал Квиет. – Когорта достигла перевала? Да, она, наконец-то, поручение принцепса выполнила. И что не менее важно, она достигла его вовремя. И в нём уже основательно теперь укрепляется.»

Но Квиета беспокоили потери при захвате Орлиного. Он потребовал их подсчитать и ему доложить.

Потери составили двадцать три убитых и чуть больше раненных. И среди раненых только семеро были тяжёлые, которые не могли сражаться, и даже встать. То есть, потери оказались не очень тяжкими для VIII Ульпиевой когорты. И после этого Квиет тут же собрал префектов ал и велел воинам лишь недолго передохнуть, и уже утром следующего дня начать спешно обустраиваться.

И вот, с самого раннего утра следующего дня, по всей округе раздался гулкий шум, вспугнувший белок и прочую живность, и подхваченный вновь ожившим горным эхом.

Этот шум производили многочисленные удары топоров, визг двуручных пил и падения срубленных деревьев.

С разных сторон начало разноситься:

– А-а-авл, хватай бревно!

– Не зевай, Лу-у-уций!

– Ну-умер, ты что, ворон считаешь?!

– Гулуса, шевелись побыстрее!

***

Лагерь VIII Ульпиевой номерной когорты на глазах стал подниматься в виде частокола и засек. А также в виде стены, которая теперь преграждала самый удобный проход со стороны карпов в дакийские пределы. И буквально через пять дней основные укрепительные работы были завершены. А помимо этого, на север, уже на территорию карпов, и на юг, на территорию Дакийского царства, по приказу Квиета стали регулярно засылаться летучие дозоры, которые были усилены и которым было приказано внимательно отслеживать всё, что происходило вокруг.

Ну а к концу недели, после того, как когорта Квиета закрепилась на перевале, трибуну доложили, что даки всё-таки узнали о неожиданном появлении воинов Траяна у себя в глубоком тылу. И значит на это они должны были как-то отреагировать.

Относительно спокойная жизнь у Квиета и его когорты завершилась? Наверное, так оно и было.

Квиет понимал, что всё самое опасное для него и для его воинов лишь только начиналось.

***

После свадьбы Воислава и единственной дочери Верховного вождя роксоланов Савлеи, племянницу воеводы Ратибора как подменили. Она стала избегать их обоих, но ревность её по-прежнему душила и не давала спокойно жить.

Родослава всё вспоминала их прежние встречи с Воиславом. Их свидания, наполненные страстью, и которые она никак не могла позабыть. Если где-нибудь она с кем-то из этой влюблённой и невыносимо счастливой парочки встречалась, то Родослава бледнела, и невольно опускала глаза, и до крови закусывала губу.

Поначалу Савлея не обращала на это внимания, потому что полностью находилась во власти своих чувств. Свадьба только что состоялась, и они с Воиславом редко расставались, а если и расставались, то ненадолго. Они до сих пор не могли успокоиться и утолить до конца свою страсть.

Но рано или поздно должно было что-то произойти.

И так оно и вышло…

***

Перед концом первой недели липеца (это нынешний месяц июль) мать Родославы послала её к брату, что бы тот передал им часть мяса от убитого на недавней охоте огромного тура, и когда девушка появилась в усадьбе дяди, то столкнулась с соперницей, с ненавистной ей красавицей роксоланкой.

Савлея пришла к воеводе по просьбе Воислава. Тот тоже захотел получить свежего турьего мяса от недавней удачной охоты. На удивление карпов, Савлея быстро сняла свой свадебный белый наряд, сшитый на карпский манер, и вновь облачилась в привычную для неё мужскую одежду: в некрашенную рубаху с длинными рукавами, в роксоланские куртку и в холщовые штаны, которые заправлялись в остроносые сапожки на низком каблуке. Только золотые серёжки и такие же золотые массивные браслеты на запястьях обоих рук подчёркивали её женскую сущность. Но Савлея всё равно была очень привлекательна, и это с сожалением Родослава должна была признать.

Не сумев увернуться от встречи с постылой и более счастливой соперницей, Родослава поздоровалась с роксоланкой, причём это сделала резко и с некоторым вызовом, и спросила её как бы между прочим:

– Ну и как у вас жизнь, молодожёны? Всё ещё сладкая, как мёд? И-или… вы уже успели наскучить друг другу? А меж собой вы не начали ссориться? А может уже бьёте всё, что не попадя и что окажется под рукой…И только от всех скрываете это?

Савлея в ответ добродушно заулыбалась. Она пока что не очень правильно говорила на языке суженного, но уже многое понимала:

– А с чего со-ори… со-ори-иться нам, Ро-о…

– Родослава, – подсказала сопернице своё имя карпка.

– Ну, да. Та-а-ак, бывает что-то… но по… по мелочи… И мы не обращаем на них внимания. Ну как их?

– На мелочи?

– О-о, во-во! И… и на по…попадя…

Последнее неуклюжее высказывание роксоланки почему-то не рассмешило, а окончательно вывело из себя Родославу, и у неё вырвалось почти что истерично:

– А знаешь, что до тебя Воислав был чей?

– Бы-ы-ыл? Че-е-ей?

– Да-а-а! Он был мой! Мо-о-ой!!! И даже перед самой вашей свадьбой у нас с ним была близость! На берегу реки! Мы любили друг друга там…

– Лю… любили?..

– Да, да, да! Любили! И представь, он со мной был очень страстный! И я клянусь Ладой, Мокошью и самим Сварогом, что всё сделаю для того, чтобы он бросил тебя и вернулся ко мне! И так оно и будет!

После неожиданно вырвавшегося откровения, Родослава разрыдалась и, забыв про всё, как ужаленная выскочила из усадьбы дяди, воеводы Ратибора, и не разбирая дороги бросилась прочь.

Савлея вернулась к Воиславу и по ней было видно, что кто-то ей испортил настроение.

Воислав сразу это почувствовал и попытался как-то отвлечь возлюбленную от неприятных мыслей. Он начал что-то говорить о намечавшейся охоте, её любимом развлечении, но Савлея перебила его на полуслове:

– А вот скажи мне, кто есть э-э-эта… Ро… Р-ро… Ро-одослава?

– Ну как кто? – не сразу и нашёлся что сказать старший сын князя.

Роксоланка же ещё больше при этом нахмурилась:

– О-о-она, эта Родослава… у-у…у-утверждать, что вы друг друга любить…прямо во время нашей свадьбы? Это было? Вы любились, а? Призна-айся же мне, Воислав!

Воислав всё понял.

От ревнивицы этой можно было всего ожидать! И она начала Воислава и Савлею преследовать и настраивать друг против друга. «Вот же такая сякая негодница! Ну никак же она не успокоится!» – в сердцах подумал княжич.

Воислав попытался обнять свою разгневанную молодую женушку, однако та решительно отвергла его ласки:

– Так скажи мне, кто есть такая Ро-о… Родослава? Не у-увиливай!

– Это – племянница Ратибора! Я её давно знаю! Но я не люблю её! – ответил молодой жене Воислав. – И не любил никогда. Поверь же мне… И успокойся!

Однако Савлея так и не успокоилась.

– Поклянись, – потребовала она от мужа.

– Клянусь молниями грозного Перуна и милостями всемогущего Рода! – тут же решительно поклялся суженной Воислав. – Она мне не люба! Да пойми же это!

И только после этого разгневанная роксоланка стала немного успокаиваться.

***

А на следующий день после всего произошедшего, в Тамасидаву, наконец-то, прибыл старый Божен. А вместе с этим князем склавинов прибыли и его воины. Всего с Боженом подошло семь тысяч воев, которые встали отдельным лагерем на левом берегу Данастрия.

Теперь настал черёд рассказать: а кто же такие были эти самые склавины?

Отвечу, читатель, и на это.

И отвечу более-менее подробно.

***

Это был один из трёх основных праславянских народов на рубеже новой эры.

Но эти самые склавины, имели одну существенную особенность.

Они, в отличии от карпов и венедов, несколько под отстали в своём социальном развитии. Очевидно из-за того, что они обитали уж очень далеко от тогдашних главных центров цивилизации, коими являлись Рим, Парфия или держава кушанов, занимавшая Среднюю Азию и Северо-Запад Индии.

Так у склавинов ещё не было ни одного своего города, не слишком развились ремёсла, кроме разве что кузнечных и гончарных, и княжеская власть у них только-только зарождалась, и ещё совершенно не утвердилась.

И вообще, можно сказать, что склавинами назывался совсем недавно сложившийся союз праславянских племён, обитавших к Северо-Востоку от карпов и земли которых доходили до Данаприя, включая и его верховья. На Севере и Северо-Востоке от них обитали загадочные финно-угры, а к Востоку обитали лесные люди неизвестного рода-племени, сарматы и малочисленные осколки некогда могучих скифов.

Сильнейшим и наиболее многочисленным племенем у склавинов считались анты (по некоторым данным, название это пришло от ираноязычных кочевников, от тех же роксоланов, и имело значение «крайние», так как это племя обитало очень далеко от больших и развитых городов, выросших по берегам Срединного моря и Понта Эвксинского). Вот этих антов, а вместе с ними и весь племенной союз склавинов, и возглавлял уже лет двенадцать Божен.

***

Божен был невысокого роста (он не дотягивал и до плеча Драговита). И был старше князя карпов. Ему перевалило далеко за шестьдесят, но он ещё вполне себе был крепок. Его даже можно было бы назвать и живчиком.

Драговит радушно встретил князя склавинов. Встречал он его как важного и особо почётного гостя не в самой Тамасидаве, а перед её воротами.

Драговит и князь склавинов спустились с коней, подошли к друг другу и крепко по-братски обнялись и после этого троекратно расцеловались. Они знали друг друга давно.

Затем Драговит и Божен посетили капище Перуна, в окрестностях Тамасидавы, где вместе со жрецом Богумилом принесли жертвы Перуну и прочим склавинским и карпским богам, ну а дальше, ближе к полудню, в сопровождении двух десятков дружинников, они вновь вернулись в Тамасидаву, и здесь уже, в своих палатах, Драговит усадил Божена напротив себя.

– Очень хорошо, что ты откликнулся на мой призыв и со своими воями уже здесь, – произнёс Драговит. – Мы вас в Тамасидаве ждали. Нам обязательно следует выручать соседей, попавших в большую беду. Децебал очень надеется на нашу помощь… Он нас с нетерпением ожидает.

– Ну это понятно, что ожидает. А вот скажи… – продолжил Божен, – я слышал, что правитель Южной империи сам участвует в этой войне. Это правда?

Драговит кивнул головой:

– Да, правда.

– Э-э-э, это плохо… – погладил свою бороду Божен. И после этого князь склавинов покачал сокрушённо головой.

А Драговит тем временем продолжил:

– Насколько я знаю, он тоже пересёк Данувий и уже на территории Дакии. И за собой он ведёт огромную силищу, по нашим последним сведениям – двадцать легионов!

– О-о-ого-о-о! – вырвалось из уст Божена. Старый князь не скрывал своих эмоций и вновь покачал головой: – Мда-а-а, вот это сила! Это действительно о-огромадная си-илища! О-ох, и тяжко придётся дакам…Ну и нам, конечно…

– И не говори…– поддержал мнение склавина Драговит.

– Но сможем ли мы как-то помочь царю даков? Ведь наши общие с тобой силы, Драговит, будут чуть больше двадцати тысяч…– выразил некоторое сомнение склавин.

– Со дня на день сюда подойдут ещё и бастарны. Во главе с Клондиком. И тогда нас будет почти тридцать тысяч! – заметил на это князь карпов.

– Ну, допустим… А правитель Южной империи, этот самый Троян (так карпы и склавины называли Траяна), подошёл уже к столице даков?

– Пока что ещё он не добрался до неё. Он на пути к Сармизегетусе. Но нам не следует со своим выступлением тянуть. К концу этой недели, сразу как подойдут к Тамасидаве бастарны, мы должны уже выступить…

Божен вновь не сдержался и вздохнул, погладил свою совершенно седую длинную бороду и произнёс:

– Значит мы пойдём самым коротким путём? Через Орлиный?

– Да, через него. И нам надо спешить, – подтвердил слова Божена Драговит.

Но к вечеру того же дня кое-что изменилось…

***

В Тамасидаве появились Мал и два его товарища.

Они были разведчиками, которых Драговит почти четыре месяца назад послал в Дакию, и которые надолго куда-то запропастились. А оказывается, они были захвачены римским военачальником Квиетом и воинами его VIII Ульпиевой когорты, и лишь только удачный случай помог им сбежать из плена.

И вот этот самый Мал принёс князю карпов неприятную весть…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Бывшему римскому центуриону, Гнею Цикатрикулу, не удалось покушение на принцепса. Он скорее напугал Траяна и только слегка его ранил в щёку, но тут же был зарублен преторианцами. К Траяну вызвали Тита Статилия Критона, это был грек из Гераклеи, и он давно являлся личным врачом принцепса.

Критон обработал ранку и дезинфицировал её, а затем, подняв голову, заметил:

– Всё, что от меня требовалось, я сделал…

И Траян отпустил врача.

Когда Критон собрал все свои принадлежности и направился к выходу, за ним увязался Публий Элий Адриан, сын двоюродного брата Траяна, родившийся тоже в Италике, и один из ближайших сподвижников принцепса.

Когда они вышли наружу, то Адриан чуть-ли ни шёпотом спросил Критона:

– Что с Божественным? Как он?

Врач Траяна произнёс:

– Ничего опасного, рана у Божественного не глубокая, я бы даже сказал, что это и не рана, а та-а-ак… царапина…Через пару дней не будет от неё и следа, я уверяю!

Слуги, вооружившиеся скребками, губками и мочалками, появились уже через несколько минут в императорском шатре. Они убрали изрубленное тело перебежчика и смыли оставленную им кровь.

Траян быстро пришёл в себя и тут же собрал Военный совет.

Все высшие офицеры из его окружения пришли к мнению, что, не делая никакого перерыва, следует продолжить наступление на дакийский отряд Редизона, преграждавший путь римской армии в ущелье Бауты.

Но один из легатов, командующий VI Железным легионом, Луций Аврелий Цезон, на этом совете высказал особое мнение. Он предложил очень неожиданную идею, которая принцепсу настолько понравилась, что тот тут же ухватился за неё и решил её реализовать…

***

Рассвет только-только зарождался. Тени явственно даже не проступили и на небе кажется ни одна звезда ещё до конца не погасла.

Редизон отдыхал в своей палатке, после того, как проверил все дозоры, причём не только в самом ущелье, вдоль стены, но и по склонам соседних вершин, когда его неожиданно разбудили. В палатку дакийского военачальника просто вихрем ворвался Скорио.

Редизон нехотя поднялся со своего лежака, потянулся и широко-широко зевнул. Потом, чуть прийдя в себя, он обратился недовольно к сыну:

– Ну что случилось такое срочное у тебя? Я же совсем мало спал… Только преклонил голову и тут ты… Прямо, как вихрь! И будоражишь… Ну и что тебе не спится?

– Прости, отец, но у меня важное сообщение…– извинился Скорио.

– Ну уж говори, коль разбудил, – в ответ произнёс раздражённым тоном Редизон, и вновь не выдержав он зевнул.

– О-отец, – заговорил возбуждённый Скорио, – в римском лагере во всю ревут буцины и тубы! В них римляне дуют, как ошалелые! И уже очень долго это делают!

Редизон прислушался и хмыкнул:

– И правда!

– Вот-вот!

– Они что, с ума сошли? И по какому же случаю это? Что у них там происходит?

– Отец, у римлян невероятный переполох!

– Ну угомонись же! Что-о, что у них там такого важного случилось? – Редизон кулаками протёр по-прежнему слипавшиеся глаза. Он очень хотел спать.

Скорио запальчиво продолжил:

– К моим разведчикам в руки только что попал сириец, он был приставлен к мулам в римском обозе и служил погонщиком. Он заблудился и случайно вышел на нас…

– Ну и-и-и… И что такого?

– Ты не представляешь, отец, в общем он нам признался, почему у римлян начался такой переполох… На римского правителя, на императора Траяна, совершенно покушение…Случилось это вчера. И Траян едва не погиб! Его ранили. Причём ранение у него очень тяжёлое, и сейчас он находиться в бессознательном состоянии. Между жизнью и смертью!

У Редизона тут же исчезла вся его сонливость. Её как рукой кто-то смахнул.

Он соскочил с лежака и, схватив сына за плечи, встряхнул его:

– А ну-у, а ну повтори! Повтори же! На Траяна совершено покушение? Он тяжело ранен? Он что, находится уже в шаге от смерти? Я не ослышался?!

– Да, отец. В шаге… Может и до утра не доживёт!

Взгляд Редизона загорелся, дак поднял глаза вверх и, не сдержавшись, прокричал:

– О-о, всемогущий Замолксис, я благодарю тебя! Ты нас не забыл!!! Ты даруешь нам долгожданную победу над надменным и хищным Римом!

***

Когда до Помпеи Плотины, супруги Траяна, дошла весть, что на её мужа совершено было покушение, и он едва не погиб, её уже никакая сила не могла остановить. Вместе с сестрой мужа, Марцианной, они велели немедленно им взнуздать коней и в сопровождении двух турм конных преторианцев направились из тылового лагеря на передовую, и примерно к полудню следующего дня добрались до ущелья Бауты.

Первой в шатёр императора ворвалась его супруга.

Увидев Траяна, она замерла.

Траян был жив-здоров, да ещё при виде супруги и Марцианны широко и беззаботно заулыбался.

Бледная Помпея Плотина воскликнула:

– Душа моя, мой господин, о-о, о, какое счастье, ты выходит не ранен и здоров?!

– Ну, конечно… – Траян притянул к себе дрожавшую всем телом супругу и, обняв её, троекратно расцеловал. А затем к нему бросилась в объятия его старшая сестра, и он тоже расцеловал уже Марцианну.

– А на-а-ам… нам сообщили, что на тебя покушались… И что ты плох… – пролепетала Помпея Плотина. Она до сих пор не могла прийти в себя. Голос у неё по-прежнему срывался на фальцет.

– Ну, как видишь, я на ногах, и со мной ничего не случилось, – ответил Траян.

Он ещё долго успокаивал своих женщин, но, когда заикнулся, чтобы они вернулись в тыловой укреплённый лагерь, и Помпея Плотина, и Марцианна, наотрез отказались ему подчиняться, и настояли на том, что останутся с ним рядом.

***

Редизон собрал в своей палатке всех старших командиров, и сообщил им, что у римлян произошло событие, которое может самым решительным образом изменить ход всей нынешней кампании.

Воодушевлённый Редизон заявил:

– Великий Замолксис нас услышал! Правитель Южной империи, Траян, оказался уже при смерти… Он вторые сутки не приходит в сознание! И получается, что римляне сейчас обезглавлены! И, к тому же, их командование подавлено и совершенно растеряно…

– Ка-а-ак? Тра-а-аян при смерти?!

– Что-о-о?! – раздались с разных сторон удивлённые голоса.

– Что там у этих римлян произошло?!

– Проясни нам, Редизон!

– Мы ничего не можем понять!

Со всех сторон и наперебой стали вопрошать даки.

Редизон поднял правую руку. Все окружившие его даки притихли. И он продолжил:

– На императора совершенно покушение. Римляне обескуражены и сейчас по всей видимости растерялись… Я предлагаю воспользоваться этим моментом и напасть на их передовой лагерь!

Один из подчинённых Редизона не сдержался:

– Но это же безумие!

– Почему? – переспросил недовольный военачальник.

– Сколько нас, и сколько римлян! – ответил подчинённый Редизона. – Их же по меньшей мере в двадцать раз больше чем нас!

– Всё верно. Но я предлагаю только сделать вылазку…– продолжил убеждать своих командиров дакийский военачальник. – Мы нападём неожиданно на их лагерь, на тот, где находится императорский шатёр! Причём мы это сделаем не днём, а ночью… Да, да! Нам надо сделать ночную вылазку! Ну и если нам удастся задуманное… Если мы его в императорском шатре застанем и добьём… То тогда… То-огда победа в этой кампании будет за нами! Я считаю, мы можем это сделать! Другого такого шанса у нас не будет… И мы можем потом пожалеть, что его упустили.

Командиры дакийского отряда долго рядили и спорили, но в конце концов согласились с предложением Редизона.

***

Уже которую ночь римляне ждали вылазку даков.

Траян был уверен, что Редизон обязательно должен клюнуть на приготовленную для него наживку. Римляне готовы были встретить даков, и вот…

На пятые сутки, глубокой ночью, даки вышли из-за своих укреплений и напали на римский лагерь. Для этой вылазки Редизон отрядил половину своих наиболее боеспособных воинов. И возглавил этот отряд лично. А Скорио, с остальными пятью тысячами, оставил в ущелье. Весь расчёт Редизона основывался на факторе неожиданности.

Даки, стараясь не шуметь, почти бесшумно пробрались к передовым римским постам, и произвели на них нападение. И тут же весь огромный римский лагерь ожил и осветился тысячами и тысячами факелов.

Римляне, оказывается, уже ждали нападение даков.

Началась беспощадная рубка.

***

Даки были сразу же окружены.

В этой ночной вылазке погибло почти три тысячи лучших дакийских воинов. Самого Редизона тяжело ранили, и воины, являвшиеся телохранителями дакийского военачальника, чудом его спасли. Они вынесли своего предводителя на руках из окружения.

Римляне попытались на спинах беспорядочно и поспешно отступавших даков, ворваться в их укрепление, преграждавшее ущелье Бауты, и им едва это не удалось сделать. Даки с неимоверными усилиями, но всё-таки отбились от наседавших со всех сторон римских легионеров.

А уже утром, на виду даков, римляне в качестве устрашения, воздвигли на возвышенности кресты и распяли на этих крестах триста раненных и захваченных при ночной вылазке воинов Редизона.

Траяну почти удался его замысел.

***

Место под будущее решающее сражение Децебал выбирал не долго. Оно находилось неподалеку от дакийской столицы. И если легионы Траяна прорвутся через заградительный отряд Редизона, перекрывший ущелье Бауты, то обязательно направятся в сторону Сармизегетусы, и тогда эту сравнительно ровную местность, окаймлённую с трёх сторон возвышенностями, и которую римляне и даки уже использовали в предыдущую военную кампанию, нападающие никак не обойдут.

Теперь же осталось собрать все силы даков и их союзников. И приготовить поле для будущей решающей битвы.

И Децебал этим сейчас и занялся.

***

Каждый день с разных сторон к дакийской столице подходили всё новые и новые отряды даков. И уже вскоре под стенами и на ближних подступах к Сармизегетусе собралось свыше шестидесяти пяти тысяч дакийских воинов, впрочем, Децебал ждал ещё подхода ополчения, набранного из западных и северных дакийских племён, которые должны были привести ряд вождей, включая и вождя Северных дайесов (так называемых, северных волков).

Но Пируст что-то всё не появлялся.

Почему-то он неоправданно задерживался.

Царь даков всем подошедшим отрядам устраивал смотр и проводил ежедневные учения. Особые надежды царь Дакии возлагал на воинов, вооружённых ромфеями. Если римляне опасались сик (которые они называли фалькатами), то ромфеи были ещё более грозным оружием. Это было тоже изобретением фракийских оружейников. Ромфеями назывались мечи с изогнутыми клинками. Только, в отличии от сик, ромфеи были в два раза длиннее и намного тяжелее, а ещё они были двуручными. (Длина ромфей достигала полутора метров и даже больше), и ими можно было без проблем разрубить тяжёлые римские щиты-скутумы и любые доспехи. Нередко опытные дакийские воины, искусно владевшие этими самыми ромфеями, без труда разрубали римских легионеров на двое. И римские легионеры страшно боялись этих самых ромфей.

Всего у даков опытных воинов, учившихся чуть-ли не с юных лет владеть главным и самым страшным национальным оружием, набиралось пять с половиной тысяч, и они должны были прорывать сомкнутые передние ряды наступавших римских легионов. Таких опытных и умелых бойцов в Дакии ценили. Кстати, очень искусно умел фехтовать этим грозным национальным оружием и сам Децебал.