Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна

Я бы от себя ещё добавил: этот принцепс совсем мало тратил денег из казны на себя лично, но за то не жалел их для улучшения жизни своих сограждан.

И ещё, вслед за Дионом Кассием, и другими авторами, я добавлю…

Траян, как личность, был очень разносторонен. Он прославился не только своими успешными военными кампаниями, в ходе которых к империи были присоединены огромные территории (как в Европе, так и на Востоке), но и своей строительной деятельностью. Причём настоящая строительная лихорадка при нём развернулась не только в Вечном городе и в остальной Италии, но и затронула многие провинции. Как на Западе, так и в Азии, и в Северной Африке.

Проектировал и руководил строительством всех главных объектов в империи при Траяне выдающийся архитектор и личный друг принцепса, сирийский грек Аполлодор Дамаскин.

Только в столице, за двадцать с небольшим лет правления Траяна, были возведены сорокаметровая колонна его имени, ознаменовавшая победы римлян над даками, новый великолепный Форум, роскошные термы, базилики и очередной акведук, протянувшийся на десятки миль и улучшивший водоснабжение двухмиллионного столичного мегаполиса, безмерно разросшегося к тому времени по обоим берегам Тибра.

В тогдашних морских воротах Рима, в Остии, был построен огромный порт, который принимал одновременно десятки судов, ну а в провинциях, помимо храмов, терм и прочих общественно значимых сооружений появились новые мощённые дороги, протяжённостью в двадцать тысяч миль, а также был реконструирован и углублен канал, соединявший Средиземное и Красное моря, и позволивший наладить регулярную торговлю с Аравией, и даже с далёкой и сказочно богатой Индией и с ещё более отдалённым Цейлоном.

Ну а что сказать о Траяне не как о политике и правителе огромной империи, а как о полководце?

Думаю, что тут опять правомерно обратиться к одному из древних авторов, к примеру, к Диону Кассию…

И вот что этот грек написал: «Среди римских полководцев его ещё при жизни причислили к одним из наилучших. Его ставили на второе место после Юлия Цезаря. Ну а если сравнивали не только с римскими, то его включали в пятёрку самых талантливейших. После Александра Великого, Ганнибала, Пирра и Цезаря он замыкал эту пятёрку выдающихся.

Можно сказать, что Траян был всегда готов возглавить армию и выступить в поход. Потому что ему довольно быстро надоедала праздная жизнь в роскошном дворце. Она ему прискучивала.

За то он редко снимал доспехи и его внешний облик выдавал в нём прежде всего не правителя, а военачальника.

В любом походе он не бросал легионеров, и твёрдой походкой шёл впереди. Вместе со своими легионами он переправлялся через реки и горы, попадавшиеся им на пути. При этом он в походе мог спать даже на земле, завернувшись в плащ. Он никому не передоверял командовать армией в решающих битвах, и нередко в молодости, и даже уже будучи принцепсом, сам возглавлял легионеров на поле боя.

Вот так описывали Траяна римские и греческие писатели, но давайте вновь вернёмся к этому принцепсу, как к политику.

***

Не стоит забывать, что он продолжил развивать алиментарную систему в империи (так именовалась система государственной поддержки малоимущих). Впрочем, справедливости ради надо сказать, что её начали внедрять ещё при предшественнике Траяна, при Нерве, однако при следующем принцепсе она набрала новые обороты и одним из ключевых её новшеств стало то, что в поддержке бедных граждан приняли участие помимо государства и различные частные фонды, в том числе созданные и поддержанные самой императорской семьёй.

Эти частные фонды тоже стали выплачивать пособия и раздавать бесплатно продукты питания малоимущим, а также детям сиротам и вдовам, ну а ещё они предоставляли и бесплатные зрелища (так, за счёт императорской семьи, устраивались гладиаторские бои и гонки колесниц на цирковых аренах).

При Траяне упорядочили работу и налоговой службы, отныне не сдиравшей с подданных по три шкуры и зачастую раньше обогащавшей не государство, а самих мытарей. Смещены были с должностей многие халатные и не чистые на руку чиновники, и куда не коснись, везде проявлялись благотворные результаты его деятельности.

Поистине, Траян был великим и самым достойным правителем!

Но даже он, хотя и обладал неиссякаемой энергией и разнообразными талантами, не сумел бы совершить столько успешных дел и во-многом преобразовать империю, если бы у него не было не менее способных и талантливых сподвижников.

И одним из ближайших из них являлся Луций Лициний Сура.

***

Об этом друге Траяна мне тоже следует рассказать…

Сура по происхождению был иберийцем (то есть, не латинянином, а коренным испанцем) и родился в колонии Цельсе, располагавшейся в долине Эбро. Ещё его отец получил римское гражданство и сделал успешную карьеру по большей части на магистратской службе. Ну а вот Сура не пожелал идти по стопам отца. Вначале он проявил себя на юридической стезе, и быстро стал одним из самых знаменитых и востребованных адвокатов в Риме. К примеру, поэт Марк Валерий Марциал вообще его считал едва ли не величайшим оратором своего времени. Но после сорока Луций Лициний Сура надумал всё-таки сменить адвокатскую практику на военные плащ. И вскоре его назначили легатом I Минервина легиона. Однако командовал он легионом сравнительно не долго и уже вскоре получил должность наместника в ранге консулярия. Вначале его отправили в Верхнюю Германию, а потом перевели в Белгику.

Расцвет карьеры Суры пришёлся на правление Флавиев, однако особое место он занял при Нерве. Именно в это время Сура приобрёл такую силу и авторитет, что во многом уже влиял на настроения различных фракций как в Сенате, так и при дворе. И когда Нерва, опасаясь преторианского бунта, обратился за советом к Суре, что ему делать, чтобы сохранить себе жизнь, то именно Сура и посоветовал престарелому и бессильному старику усыновить Марка Ульпия Траяна. И посоветовал Сура его не только из-за того, что они оба были родом из Испании, но и потому ещё, что они с Траяном уже успели близко познакомиться и сдружиться.

Луций Лициний Сура участвовал в обоих походах Траяна на Дакию, и даже при первом из них принцепс поручал ему вести переговоры с царём Децебалом. Примерно за полгода до второго похода, когда ближайший друг и соратник Траяна вернулся из Сирии в Рим, они встретились в Палатии, и у них там состоялся продолжительный и совершенно приватный разговор.

– Ну как тебе Восток? – спросил у друга Траян.

Сура был старше принцепса, и это бросалось в глаза. Он был чуть ниже среднего роста, но скорее не коренаст, а сухощав, и виски у него рано поседели. Вид же у него был примечателен, потому что глаза у Суры, как и у Александра Великого, были разного цвета. Левый глаз был голубой, а правый – зелёный. И помимо этого, на лбу у Суры часто собирались глубокие морщины, и такие же отходили от крыльев носа. Кожа же на щеках была не чистая, а с заметными рябинками.

После Востока Сура даже и внешне изменился. То ли он стал менее резок в движениях и даже в словах, то ли ещё в чём-то он изменился. Но в чём, Траян так и не смог сразу понять.

Сура поправил тогу, и только после этого ответил:

– Я так и не привык к Востоку, и к его нравам, Божественный…

– Из-за климата? Слишком он жаркий и трудно переносимый?

– Не только…

– А ещё из-за чего? Поясни, мой друг.

– Ну как бы тебе сказать поточнее, Божественный? Скажу прямо… Восток – это другой мир! Он совершенно не похож на наш! Ла-а-адно, ещё Сирия, Египет, Иудея и другие наши провинции на Востоке… они уже давно и изрядно эллинизировались, и потому там как-то можно нам приспособиться и ужиться, и нас местные не воспринимают как совсем уж чужих, некоторые из них даже поклоняются нашим богам и говорят на нашем языке, на греческом или на латинском, но вот да-альше… Если отправиться за Евфрат…В ту же Парфию… Или в Месопотамию… Или в Армению… О-о, там, Божественный, совсем уже другие нравы. Там совсем другие люди. И там совсем другой мир.

Траян в ответ не сдержался и усмехнулся:

– Я тоже успел побывать на Востоке, правда это было давно… И мне не показалось, что он такой уж непонятный, и с нами совершенно несовместим.

– А почему ты меня об этом сейчас спрашиваешь? – немного удивился данному вопросу принцепса Сура.

– А потому, – продолжил Траян, – что я задумал новый поход…

– Неужели на Восток? На Парфию? – высказал свою догадку Сура.

– Да, мой друг! Именно на Парфию!

Сура в замешательстве покачал головой:

– Ну и ну… Божественный, ну а ты представляешь, какие на тебя и на наши легионы выпадут трудности и какие нас подстерегают там опасности? Ведь на Востоке безводные пески, а кое где и наоборот, самые полноводные реки, высочайшие горы, огромные и почти безлюдные пространства… И зачастую там будут нам встречаться не цивилизованные народы, а совсем дикие племена…

– Представляю! Но я вот что на это тебе скажу… – заметил принцепс. – Однажды Александр Великий уже прошёл через всю Азию и достиг Индии, а ведь по началу от этой затеи его отговаривали! Так почему мы за ним не сможем этого повторить?

– Почему? Но ведь Александр Великий был не просто величайшим полководцем, а он был гением! Непревзойдённым в военном деле!

– Ну и что? Это мне ни о чём не говорит. А я что? Разве я никудышный полководец? Я его постараюсь превзойти! – произнёс убеждённо Траян.

В конце концов, Траян убедил друга в том, что грандиозный поход на Восток, сравнимый с походом Александра Великого, вполне осуществим. Но для его начала необходимо было подготовиться, и ещё кое-что сделать.

А что именно необходимо было сделать, Траян тоже Суре при том их приватном разговоре объяснил.

– Ты считаешь, Божественный, что перед походом на Парфию следует разделаться ещё и с даками? – переспросил принцепса Сура.

– Разумеется. Именно так я и считаю. Это нам крайне необходимо будет сделать! И я объясню, почему на этот раз мы должны с даками разделаться окончательно! – заявил принцепс. – Перед тем как наступать на Восток, нам следует обезопасить свои тылы, – продолжил Траян. – И поэтому… Дакия должна быть повержена! И её в дальнейшем не должно быть!

Траян о чём-то задумался, и только после продолжительной паузы задал ещё один вопрос самому близкому своему другу, которому он всецело и во всём доверял:

– А вот скажи мне, Сура, ты же встречался уже с царём даков на переговорах…

– Да, Божественный.

– И насколько он подвержен внешнему влиянию?

– А что? – переспросил Сура, не совсем понявший подоплёку этого вопроса.

– Он и впрямь вспыльчив? Что, этот Децебал, как неразумный мальчишка, бывает и горячится? – переспросил Траян. – Мне необходимо это знать… Для того, чтобы, в том числе, я бы смог его вынудить пересечь границу первым… – ещё яснее пояснил свою мысль Траян.

Сура обстоятельно ответил и на этот вопрос.

Он сказал, что царь даков был всегда горяч, и иногда горячность эта его приводила к непродуманным поступкам, а иногда она даже переходила в безрассудство, но в последние годы Децебал начал заметно меняться. Он уже стал сдержаннее и набрался мудрости. Хотя и по-прежнему у него в груди бьётся львиное сердце, и он, как и Траян, прежде всего даже не правитель, а бесстрашный воин.

Выслушав Суру до конца, принцепс многозначительно заметил:

– Ну, ничего, ни-и-ичего, я всё-таки сделаю так, что он мне даст повод объявить Дакии войну… Пусть Сенат пока и категорически против неё, но я её всё-равно развяжу… Потому что она мне нужна! И потому что без этого я не смогу подступиться к своей главной мечте… к походу на Парфию, и к завоеванию Востока!

И действительно, Траян сумел спровоцировать нападение дакийского полководца Котиса на приграничные римские укрепления, и после этого вопреки настроению Сената Траяном была развязана Вторая Дакийская война.

***

Сура возглавил отдельную римскую колонну, и она с некоторым опозданием продвигалась к сердцу Дакии немного севернее главной колонны, которой командовал уже лично Траян.

Пробиться в лоб к столице даков, через ущелье Бауты, пока что никак не удавалось. Хотя и по всему чувствовалось, что сопротивление даков с каждым днём всё заметнее ослабевало.

Траян поинтересовался у командира своих паннонских конных разведчиков Тиберия Клавдия Максима:

– Что слышно о Суре и о его легионах?

– Пока что ничего не могу сказать, Божественный, – развёл руками разведчик. – Уже почти две недели, как мы с проконсулом Сурой не связывались. Я к нему посылал уже трёх вестовых. И ни один из них не вернулся. Послать ещё?

– Разумеется! Ну а что известно о Квиете?

– Я думаю, что он уже занял Орлиное… – ответил Тиберий Клавдий Максим.

Принцепс удовлетворённо покачал головой:

– … Я тоже так думаю. И я о-оч-чень надеюсь на трибуна Квиета. Впрочем, он и прежде никогда меня не подводил. Так что он не должен пропустить северных варваров через перевал Орлиный, – подытожил сврю мысль Траян.

***

Ну а теперь вернёмся к главному театру военных действий этой очередной Дакийской кампании…

Так что же сейчас происходило на пути к столице Дакии с Юго-Запада, где продвигалась основная колонна имперской армии?

А там происходило сейчас вот что…

Прошло примерно около недели после того, как поверив в слух, что Траян находится при смерти, и решив воспользоваться наступившей сумятицей в стане врага, даки напали на римский лагерь. И после этого нападения они понесли тяжелейшие потери. И теперь римляне беспрерывно атаковали Редизона, и силы его отряда, защищавшего ущелье, таяли прямо на глазах.

Скорио взял командование отрядом на себя, а тяжело раненного отца отправил в тыл.

Скорио понимал, что римляне со дня на день их дожмут и прорвут оборону даков, и после этого им уже ничто не помешает пройти до столицы царства, ну а там…

А вот там Децебалу придётся за Сармизегетусу сражаться. И сражаться в невыгодных для него условиях. Потому что помощь с Севера ещё явно не подошла. И потому, что царь даков ещё не успел собрать всё своё ополчение.

И вот, в этом, казалось бы, совершенно безнадёжном положении, Скорио видел только один выход… Необходимо было в ущелье Бауты задействовать главную ударную силу даков, хотя бы половину того отряда, который состоял из наиболее обученных и опытных воинов, вооружённых ромфеями – страшными серповидными двуручными мечами, которыми эти бойцы-профессионалы могли сокрушить любого противника.

И вот Скорио послал гонца к царю, чтобы тот направил на подмогу хотя бы часть этого отряда, состоявшего из нескольких тысяч отборных меченосцев, наводивших ужас на всех, и в том числе и на надменных римлян.

***

На Востоке забрезжил рассвет.

Скорио его встретил на ногах и уже прошёл по всем постам, проверив, как готовились его воины к очередной атаке римлян. А уже через час с небольшим во всех трёх римских лагерях, устроенных перед ущельем, ожили буцины и тубы, и меньше чем через час римляне вновь выстроились в так называемые «черепахи» и пошли в атаку.

Под ногами римских калиг осыпался щебень, но это не останавливало продвижение легионеров. Двигались римляне уверенно и неудержимо.

– Ба-ар-р-ра!

– Ба-а-ар-р-р-а-а!!

– Ба-а-а-ар-р-р-р-ра-а!!!

Вновь разнёсся привычный римский воинский клич по ущелью и его окрестностям, и эхо охотно подхватило его и разнесло ещё дальше.

Римляне накатывались волнами, одна их волна сменялась другой, и примерно к полудню, после нескольких часов их беспрерывных и упорных атак, даки совершенно выдохлись и обессилили.

Скорио, подбадривая своих людей, сам возглавил отчаянную контратаку. Он успел поразить трёх легионеров, и тут…

Откуда-то прилетела римская стрела и поразила его в грудь. Он еле-еле выдернул её, пошатнулся и упал. Тут же кто-то с боку ударил его мечом. Удар пришёлся на голову, но юношу спас шлём с гребнем. Два воина, бившихся с ним рядом, успели его оттащить от первой линии обороны, где продолжалась беспощадная рубка, и накрыли своими плащами. Голова у юноши кружилась, ему было трудно дышать, и он почувствовал, что уже теряет сознание…

«Не выдержим… Римляне прорвутся… Э-э-эх, не удалось нам выполнить приказ царя…Неужели всё пропало?» – в отчаянии пронеслась мысль в голове раненного Скорио.

И уже совсем теряя сознание он всё-таки услышал, как из рядов его воинов разнеслись воодушевлённые крики:

– Замолксис нас не оставил!

– Он по-прежнему с нами!!!

– Не сдаёмся, братья!!! Бьёмся!!!

– Славься, Замолксис!!!

– Сла-авься!!!

У Скорио впервые за последние дни на лице появилась слабая улыбка и он понял, что отборные дакийские меченосцы, хотя и в самую последнюю минуту, но успели подойти на помощь к защитникам ущелья, и даки и на этот раз всё же смогли отстоять свои позиции.

Римляне через ущелье Бауты так и не прорвались.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Рамизадава являлась одной из самых впечатляющих твердынь в Дакии и располагалась на крайнем востоке царства. Она была практически неприступной и негласно считалась, как бы второй резиденцией дакийских правителей, и именно сюда Децебал отправил свою семью и часть царских сокровищ. Подальше от опасностей, которые сулило неожиданное вторжение римских легионов.

Замок этот увенчивал отвесную скалу и сложен был из внушительных каменных глыб и представлял в плане неправильный четырёхугольник с семью башнями. Так называемая Дозорная башня, была самой высокой и располагалась на западной стороне замка. Здесь же находились и единственные его ворота.

А у подножия этой скалы располагался одноимённый небольшой городок с населением не больше трёх тысяч жителей, и несколько ещё меньших по размеру поселений.

Супруга царя Андрада и дочь Тиссия уже на третий день по прибытию в замок освоились в нём. Они заняли так называемый дворец, тоже выложенное из камня внушительное здание в три этажа и состоявшее из двадцати восьми комнат, и имевшее внутренний дворик, и даже открытый и достаточно глубокий бассейн, предназначенный для омовений.

Сопровождавшие их слуги расставили любимые Андрадой скульптуры, развесили картины по стенам (в том числе и ту самую копию, обожаемую Андрадой, на которой знаменитый греческий художник Апеллес изобразил «Похищение Зевсом Европы»), и ещё поставили привычную и удобную мебель, вывезенную из царского дворца.

Рядом с этой резиденцией располагались семь цистерн для воды. В них собиралась так необходимая для обитателей этой твердыни влага, которую – если наступал засушливый сезон – брали из ближайших источников.

Ею заполняли бурдюки, грузили их на осликов, и поднимали по одной единственной извилистой тропинке, которая вела к воротам Рамизадавы.

Охрану замка составляли царские телохранители, хорошо вооружённые и опытные воины. И им приказано было даже даков из близлежащих поселений без особого на то разрешения в Рамизадаву не пропускать.

Так что все меры предосторожности в этом замке были приняты.

***

Андраду вновь преследовали ночные кошмары, она из-за этого плохо спала и часто поздно вставала. Так и на этот раз ей опять привиделось нечто… Какое-то чудовище, которое гонялось за ней. Но на этот раз это были не огромный козлище, и не медведь-шатун или кто-то ещё, а внушительных размеров и весь заросший длиной шерстью бык. Прямо какой-то минотавр. Но бык особенный. У него была человеческая голова, увенчанная изогнутыми рогами.

Этот бык, в конце концов, нагнал царицу и начал её бодать.

Андрада в лице этого страшного человеко-быка узнала римского повелителя Траяна, которого изображали на имперских монетах, и которые ходили в Дакии на ряду с местными котизонами. «Да, это был он, этот римский император! Он зловеще при этом улыбался. Даже нет, не улыбался, а скалился. При этом у него показывались внушительные кинжалы-клыки, как у саблезубого тигра!»

От ужаса Андрада закричала и проснулась. Андрада была вся в холодном поту.

Тут же появилась Тиссия.

Дочь спала в соседней спальне и прибежала на крик матери.

– Что с тобой? – встревоженно спросила Тиссия. – У тебя опять был плохой сон? Опять тебя донимали кошмары?

– Ничего-ничего, не бери в голову… Всё хорошо… – попыталась Андрада успокоить встревоженную дочь.

– Но ты же та-а-ак громко кричала? – возразила обеспокоенная Тиссия. – Я даже твои крики услышала через стену!

– Да-а-а… сон мне приснился… – призналась дочери Андрада. – Не очень приятный…

– Ну что, и опять кошмарный?

Андрада закивала головой.

Тиссия обняла мать и поцеловала её в щёку, и после прошептала:

– Успокойся, мамочка… Всё у нас будет так, как мы ждём… Ведь римляне уже не в первой к нам в Дакию вторгаются, ну и что из того? Мы же всё равно выживали, и будем и дальше выживать. Отец у нас самый смелый, самый умный, и самый сильный! Он самый-самый! И его никто не сможет победить! А римляне… Ну а что эти римляне? Они уйдут. Я верю в это. И я так же верю, что всесильный Замолксис по-прежнему на нашей стороне! Замолксис нам поможет, он нас обязательно спасёт!

Андрада в свою очередь приласкала дочь и спросила её:

– А ты как себя чувствуешь? А тебе-то что снится?

Тиссия в ответ замялась, но Андрада вынудила дочь признаться, и та, густо-густо покраснев, тихим голосом всё же ей призналась:

– А мне вот снится… один юноша, мама…

– Ну я так и думала! О-ох, девочка, моя девочка! А я его знаю? Кто он? – во взгляде Андрады загорелось неподдельное любопытство.

Тиссия долго отнекивалась, однако Андрада смогла выяснить, по ком вздыхала её дочь.

– Э-это сын военачальника Редизона…– наконец-то, призналась матери Тиссия.

– Скорио, получается?!

– … Д-да, мамочка… – совсем уже тихим и дрогнувшим от волнения голосом подтвердила догадку Андрады Тиссия.

Тиссия уже который год вздыхала по этому юноше, но Скорио об этом даже и не догадывался. Она впервые в этом своём чувстве призналась. Скорио и Тиссия знали друг друга с самого детства, потому что оба воспитывались в Сармизегетусе при царском дворе. Только Скорио был постарше и поэтому защищал Тиссию, особенно от Котизона, её брата, который вечно пытался обидеть или унизить её.

Андрада ещё крепче прижала к себе дочь и прошептала ей на ушко:

– Если тебе так нравится этот самый юноша, то мы с твоим отцом всё устроим… Вы со Скорио поженитесь. Но надо лишь только дождаться окончание этой проклятой войны…Когда к себе уберутся римляне.

На смягчившееся было лицо Андрады внезапно вновь легла тень.

Супруга Децебала произнесла:

– А меня вот тревожит ещё кое-что…

– Что мама?

– Неизвестность… Я не знаю, что с твоими дедушкой и бабушкой? Добрались ли они до безопасного места? Всё ли у них сейчас в порядке? Уже два месяца мне о них ничего не известно…

И Андрада тяжело вздохнула, и на её лицо вновь легла тень.

***

А тем временем Сармизегетуса готовилась к предстоящей схватке.

Лишь только Децебал отправил гонца к вождю Северных дайесов Пирусту с приказом разблокировать ущелье Орлиное, и вернулся во дворец в Сармизегетусе, как тотчас же, без какого-либо предупреждения, перед ним замаячил Регибал.

Регибал сейчас был сам не свой. Он громче прежнего охал и кряхтел, и с ещё большим трудом передвигался, губы у него заметно дрожали и лицо было совсем бледным:

– Ту-у-ут… тут вот какое дело…– На глазах Регибала навернулись слёзы, и он даже по бабьи не удержался и всхлипнул: – Бе-е-еда… Б-бо-ольшущая беда у н-нас, с Андрадой! О-о-ой, беда-а-а, царь!

Децебал был недоволен, что Регибал сейчас отвлекал его от важных дел, но всё-таки согласился выслушать навязчивого родственника.

Регибал вновь всхлипнул по бабьи и изменившимся голосом, который стал уже почти совсем писклявым, продолжил:

– Я о-отправил недавно наших с Андрадой р-родителей в своё с-самоё удалённое поместье, к-которое находится на с-севере, высоко-высоко в г-горах. И-и-и… и только что узнал, что их… Что они… Что они… О-о, о-они попали в р-руки…

– Да говори же яснее! – прикрикнул рассерженный Децебал на родственника размазню, потому что тот никак не мог толком объяснить, что у него произошло, и всё продолжал что-то мямлить, запинаться и жевать сопли.

– Они э-э-э… они э-э-э… они з-з…з-за-а… они з-захвачены… И-их схватили… р-родителей…

– Кто?!

–Р-римляне…

От услышанного у Децебала заходили желваки. Его эта новость тоже вывела из себя.

Вскоре выяснилось, что Бесистис и Верия, родители Регибала и Андрады, захвачены были действительно римскими воинами, похожими на каких-то необычных потусторонних оборотней или, как прозвали их некоторые даки, которые с ними уже сталкивались, «чёрными духами».

Децебал тут же вслед за первым гонцом, отправил к Пирусту второго, с новым приказом, который отменял предыдущий: немедленно двигаться уже не к перевалу Орлиному, а повернуть несколько в сторону, и во чтобы-то ни стало освободить родителей супруги.