Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна

Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна

ПРЕДИСЛОВИЕ

Рим, когда там правил Марк Ульпий Траян, гордая Дакия и встающие на ноги и набирающие силу далёкие предки славян в лице карпского союза, и их противоборство в конце I и в начале II веков новой эры, обо всём этом и рассказывается в Третьей части моего романа «Дакия в огне».

Эта часть называется «Под небом Перуна». Причём это название у Третьей части появилось не случайно. Событий в романе много, и они нарастают стремительно. Однако происходят они не только в Дакии, но и вокруг неё.

Вкратце изложу их предысторию…

Император Марк Ульпий Траян, приняв власть из слабых рук престарелого Нервы, перебрался с Германо-Ретийского лимеса в Рим, и сразу же после этого вознамерился стереть с лица Земли царство свободолюбивых даков, которое как бы нависало над Балканскими провинциями империи и угрожало им постоянно. Однако от долгого противостояния и многочисленных военных разборок устали не только в Дакии, но и в Риме. Надменные сенаторы не желали развязывать новую войну с северными варварами в ближайшее время, и тогда Траян пошёл на хитрость. Он спровоцировал даков напасть на мост Аполлодора Дамаскина, и после этого переправился со своими легионами через Дунай и развернул военные действия.

Впрочем, и на этот раз противостояние с даками не получилось легким, ведь с легионами Рима вступили в борьбу не только Децебал и его отважные воины! К дакам на помощь поспешили и их северные соседи, карпы, которых возглавлял на тот момент князь Драговит. И потому Риму приходиться напрягать все свои силы, и уже в который раз подступаться к «Дакийской твердыне» и брать её приступом.

Следует сказать, что у древних славян к тому времени наступил знаковый период в их истории, и я бы даже назвал его переломным. Это когда у них, во всяком случае у той части этих племён, которые обитали у порога Дакии, начали зарождаться городские центры, а вместе с ними проявлялись и зачатки государственности, и начало формироваться классовое общество. Из вождей, старейшин и их приближённых выделилась устойчивая верхушка общества, и более того появились несменяемые предводители-князья.

А потому, тот же племенной союз карпов, располагавшийся в верховьях Днестра, к I – II в.в. новой эры уже вполне можно было бы назвать ранним государственным образованием, хотя и находившимся ещё в стадии своего формирования.

Вот об этом одном из самых первых протогосударств, возникших у праславян, в основном и пойдёт речь в Третьей части моего исторического романа «Дакия в огне».

И так…

105-106 г.г. новой эры.

Область к Северо-Востоку от Карпских гор (нынешние Карпаты).

Верховья Данастрия (нынешний Днестр).

Укреплённое городское поселение Тамасидава (позже, отделившиеся от карпов уличи, переименуют его в Пересечень).

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Читатель, сообщу заранее, что я вынужден буду в своём повествовании по времени вернуться несколько назад, и ты вскоре поймёшь причину этого…

Заканчивался месяц червень (по нынешнему календарю – это июнь). Тамасидава вновь была взбудоражена. Но на этот раз из-за прибытия в город гостей от роксоланов, и прежде всего из-за дочери их Верховного вождя.

Савлея была не только голубоглазой красавицей c пышными русыми волосами, а ещё при этом и упрямой во всём. В том числе и в проявлении своих чувств. И если уж она что-то решила, то переубедить её уже не было никакой возможности. Фарзон это знал прекрасно, и, хотя поначалу он и пытался увиливать и не желал давать своего согласия на заключение этого брака, но, в конечном итоге, это ни к чему не могло привести. Верховный вождь роксоланов это хорошо понимал. «Ну вся в неукротимую свою мать, в Дандамию,» – вздохнул Верховный вождь, и уже вслух как бы подытожил:

– А-а-а! Да пусть всё будет, как будет! Клянусь священным огнём, и нашей матерью-прародительницей Табити, я что мог сделал! Но высшие силы захотели иного… И и-и-им… им противостоять у меня нет ни сил, ни желания.

Так в очередной раз Савлея добилась своей цели.

А тут ещё следует сказать, что у праславян не запрещалось вступать в любовную связь до заключения брака, это никак ими не порицалось, ну и нравы у наших предков в этой области были намного свободнее, чем в Средние века, когда они отринули язычество и перешли в христианство, тем более эти нравы были раскрепощенными у соседей карпов, у роксоланов, у которых до сих пор женщины сохраняли многие права и привилегии, и их нельзя было в чём-либо ограничивать, и потому ещё до того, как Воислав и Савлея сыграли свадьбу, они уже вовсю зажили вместе.

***

Драговит, конечно же, был рад тому, что Воислав, наконец-то, нашёл себе суженную.

Для Воислава и Савлеи он выделил целое крыло в своих палатах, и велел до свадьбы их не тревожить. И это было благоразумно. Потому что молодые в первые дни не покидали своего ложа сутками, и никак не могли насытиться друг другом. Им даже еду и напитки приносили к закрытым дверям, и там их деликатно оставляли.

А между тем подготовка к свадьбе шла своим чередом.

Поначалу Драговит хотел её перенести на время по завершению похода в Дакию, но Вирута убедила его, что этого ни в коем случае не стоит делать.

– Пойми же, дорогой, – обратилась к князю супруга, – нам очень важно заручиться поддержкой Фарзона и его роксоланов, а для этого надо как можно скорее породниться с ним! Так что свадьбу ни в коем случае не переноси на потом. После свадьбы роксоланы окончательно и бесповоротно встанут на нашу сторону!

И Драговит согласился с доводами Вируты. Сестра Децебала как всегда была мудра и многое предвидела.

***

А что же жених?..

Про Воислава нельзя было сказать, что он являлся каким-то тихоней и упорно избегал всех девушек. О-о, совсем нет! Девушки у Воислава появились, наверное, лет с семнадцати, а может даже и раньше. По очереди он встречался с несколькими соплеменницами, пусть это и делали они не сильно то и таясь, и по обоюдному желанию, но никому Воислав не обещал, что непременно женится. Однако одна из них очень уж хотела выйти замуж за Воислава.

И это была племянница воеводы Ратибора.

Родослава была дочерью сестры уличского воеводы. Она была под стать Савлеи, но чуть помладше её. Ей было неполных восемнадцать лет. И она страстно влюбилась в старшего сына князя, и поэтому известие о его свадьбе с роксоланкой её не могло не огорчить. А ещё надо сказать, что в ней текла и кровь прабабки, а та являлась скифкой, происходившей из знатного рода, когда-то правившего в небольшом скифском княжестве, располагавшемся в низовьях Гипаниса (нынешний Южный Буг). Ну а хорошо было известно, как относились скифы к сарматам, и в частности к роксоланам, с которыми они враждовали уже не один век. Роксоланы немеренно пролили скифской крови и чуть не под корень выкосили этот кочевой народ, когда-то главенствовавший во всём Северном Причерноморье. И это разумеется накладывало свой отпечаток на отношение Родославы к Савлеи.

Ну и следует заметить, что Родослава до сих пор ещё надеялась стать если и не первой, то хотя бы второй супругой княжича Воислава (а это вполне было возможно, ведь у древних славян не запрещалось иметь несколько жён, при условии, что в таком случае мужчина должен был быть не бедным, и мог их всех достойно содержать).

И тут Родославе кажется улыбнулась удача…

Она попыталась воспользоваться тем, что как раз наступил праздник летнего солнцестояния и который назывался Ярилиным днём или Купалой, а это был главный летний праздник у праславян, который особенно любила молодёжь. В этот праздник босоногие и простоволосые юноши и девушки отрывались во всю, и никто их не мог удержать от фривольных игрищ и более серьёзных развлечений.

Они плели венки, совместно водили весёлые хороводы, пели, прыгали через разведённые костры, чтобы очистить себя, и совершали омовения в различных водных источниках. Праздник длился на протяжении нескольких дней, и племянница воеводы надеялась, что Воислав не удержится и примет участие в нём, и уж тогда-то она его выследит и поговорит с ним наедине.

И вот на пятый день по прибытию Савлеи в Тамасидаву, Родослава застала старшего сына князя на берегу Данастрия, когда он оставил свою роксоланку и со сверстниками во всю веселился и прыгал через самый большой костёр.

Родослава подбежала к старшему сыну князя, одела на него заранее сплетённый ею венок и, ухватив Воислава за руку, увлекла его вниз, к реке.

Там, не сговариваясь и беззаботно смеясь, они полностью разделись и бросились в воду. Когда же они вышли из воды, Родослава вновь схватила княжича за руку и увлекла его в разросшиеся кусты, и уже там…

Родослава всё точно рассчитала.

В разросшихся кустах, между ними случилось то, чего девушка и добивалась.

Воислав не долго сопротивлялся. И уже через некоторое время, как и прежде, с ней занялся неистовой любовью. Родослава пол ночи не давала покоя княжичу. Она как никогда была страстна и раз за разом разжигала страсть и в Воиславе.

А надо ещё заметить, что наши предки в любви были очень раскрепощёнными, и их желания и фантазии ничто не сдерживало. Для них не существовало никаких запретов в этой области. В отличии от более поздних времён.

Но когда они оба подустали и разъединились, девушка, помолчав некоторое время, обратилась к возлюбленному:

– А скажи-ка: кто лучше? Я и-и-или… она?

– Ну а зачем тебе это знать? – ушёл от ответа Воислав. – Вы – обе хороши… Я не хочу вас сравнивать. За-ачем?

– А-а-ах та-ак?! Ну тогда и меня возьми в жёны! – разгорячённо произнесла Родослава, и вновь она прильнула всем телом к возлюбленному. – Я согласна стать твоей даже второй женой! Так что, ты меня возьмёшь?

Но на этот раз Воислав не захотел близости и резко отстранился от Родославы.

– Ну-у, почему?! По-о-очему?! – сорвалась и чуть ли не закричала племянница воеводы. – Что тебе мешает завести помимо роксоланки через некоторое время и вторую жену? Ты же не простой вой, ты даже не воевода, а – княжич! Ты рано или поздно станешь князем и будешь во главе всех нас! Или роксоланка тебе не разрешает? Эта своенравная чужеземка тобой уже начала верховодить?!

Воислав молча оделся и удалился, а Родослава вслед ему горько разрыдалась.

***

Я уже рассказывал, что избушка старой ведьмы Семаргалы располагалась на краю почти что непроходимых и весьма обширных болот, и потому её редко кто осмеливался посещать. Даже дикие звери, казалось, её обходили стороной.

Старуха Семаргала c раннего утра была очень занята, она варила различные снадобья и отвары, и, изрядно утомившись, сейчас отдыхала на печке, когда услышала бешенный лай своих бойцовских мастифов.

Псы её не могли просто так лаять, а сейчас они надрывались. Видно кто-то забрёл в их пропащее место…

– Э-э-э, кого это не лёгкая там принесла? – проворчала старая ведунья, и кряхтя и охая стала слазить с печи. Но вот она, наконец-то, сползла, обулась в онучи, которые носила даже в летнюю и жаркую пору, и прошла к дверям. Поднявшись на верх, она увидела в отдалении всадников. Старуха прикрыла ладонью глаза, что бы её не ослепляло полуденное яркое солнце, и сильно прищурилась:

– Кто вы?! Что вам надо, залётные?! – прокричала старая ведунья.

– Да это же я!.. – в ответ ей закричал старейшина рода Дулёб Хвалимир.

– А-а-а! Это ты, красавчик… – старуха успокоила своих громадных и очень свирепых четвероногих охранников, которые могли разорвать любого, и даже вооружённого и крепкого мужчину. Опасливо косясь на мастифов, Хвалимир бочком прошёл вслед за старухой в её убогую и вросшую в землю избу.

– Ну что у тебя за дело ко мне? – спросила Семаргала старейшину.

Хвалимир насупился и только после некоторой заминки ответил:

– Помощь твоя нужна…

– Ну, что ж, выкладывай… Чем смогу…

– Так и ничего не получилось с сарматами, – сокрушённо произнёс Хвалимир.

– Да я уж об этом немного наслышана, – кивнула головой старая ведьма.

– Ну и что теперь делать? – беспомощно развёл руками старейшина рода Дулёб. – Как же быть?

– Дай подумаю… Мне надо всё хорошенько, хо-орошенечко обдумать… – откликнулась Семаргала.

Она велела своей помощнице пока что принести прошлогодней медовухи, которая была особенно забористой и крепкой. Хвалимир её выпил почти что залпом, крякнул от удовольствия и вытер пятернёй рыжеватую с проседью бороду и усы.

Наконец, Семаргала нарушила напряжённое молчание и заговорщическим тоном произнесла:

– Я думаю, у тебя ещё не всё потеряно, Хвалимир, и ты можешь добиться того, что задумал, но для этого… Ты должен для этого на коечто всё-таки решиться…

– Говори, что я должен сделать?! – нетерпеливо переспросил Хвалимир. – Я готов уже на всё!

– Тебе следует на предстоящей свадьбе отравить… сарматку.

– Что-о-о? Отравить дочь Фарзона?!

– Ну, да!

У Хвалимира от услышанного нервно дёрнулась щека. Он усиленно почесал висок, а потом и потеребил кончик носа:

– А что? А… а по-другому ну никак нельзя?

– Нет, нельзя!

– И что мне это даст?

Старая ведьма стала старейшине рода Дулёб обстоятельно всё объяснять:

– Э-э-э, Хвалимир, ну прикинь-ка сам… Фарзон очень дорожит своей единственной дочерью, и если она на свадьбе будет отравлена, то он не станет разбираться, кто прав, а кто виноват, и сразу же начнёт мстить князю Драговиту… Ты понял, наконец-то, что я тебе предлагаю?

Хвалимир не долго раздумывал над предложением старой ведьмы и согласился уже вскоре.

– Готовь яд! – произнёс он. – Ты права!

– А у тебя есть человек, который сможет этот яд подсыпать роксоланке прямо на её свадьбе? – переспросила Семаргала.

Хвалимир вновь почесал висок, уже совсем нервно, а затем и бороду, и, наконец-то, произнёс:

– Я-я-а-а… я найду такого человека. Да, кажется найду!

– А он будет надёжный? – переспрсила старая ведьма.

– За него не сомневайся! – откликнулся старейшина рода Дулёб.

Ну и о цене Хвалимир с Семаргалой быстро столковались.

***

Вот и настал день долгожданной свадьбы княжича Воислава и роксоланки Савлеи. День для свадьбы был подходящий, потому что именно в это время карпы больше всего их и играли. И вновь вся Тамасидава не осталась в стороне и гуляла.

Драговит и Вирута были не меньше рады этому торжеству, чем виновники его. Князь угощал буквально всех горожан. Да и благо ещё с прошлого торжественного пира столы так и не успели разобрать. Но помимо этих длинных столов на главной площади перед княжеским теремом были поставлены и с два десятка качелей, вокруг которых вилась молодежь, и слышался ни на мгновение несмолкаемый её смех.

Молодёжь веселилась не только днём, но и всю ночь. И никто её из старших не одёргивал и не укрощал.

Отца Савлеи на этом торжестве представлял Тагасий. Он не сразу согласился ехать в Тамасидаву, однако Фарзон настоял, чтобы именно старший сын заменял его. И теперь Тагасий повсюду сопровождал свою сестру. Но по его неулыбчивому и даже мрачному облику было видно, что эта церемония не слишком то старшего сына Фарзона и радовала. И что он не очень-то и доволен был приобретению среди карпов новых родственников в лице князя и его семьи.

Тагасий считал, что зря его отец пошёл на разрыв с римлянами, и из-за Савлеи вновь вступил в союзнические отношения с карпами, а значит и с даками. Наследник Фарзона искренне полагал, что предпочтительнее дружить было с римлянами.

Все предварительные обряды были до мелочей соблюдены, в том числе и на капище Перуна, где жрец Богумил и его помощники провели жертвоприношения, и вечером, на самый последний день Купалы, в княжеских палатах зажглись десятки факелов, и начался долгожданный свадебный пир.

***

Во главе стола усадили молодожёнов.

Они, облачённые в праздничные белые одежды и с венками на головах, принимали поздравления. А по левую и правую руку от брачующихся восседали их родственники, включая князя Драговита и его супругу.

Задействованы были сразу несколько оркестров. Музыка не смолкала. Звучала она очень громко, и иногда даже заглушала застольные разговоры. Но помимо гусляров, флейтистов, тамбуристов и прочих музыкантов, развлекали собравшихся гостей и скоморохи.

Ну а это были ещё те плуты!

Скоморохи себя вели иногда совсем уж развязно, задирая многих гостей, и даже князю и молодожёнам от них нередко доставалось. Их шуточки порой казались совсем уж откровенными и скабрезными, и могли любого вогнать в краску. Но на них мало кто обращал внимание. А один из скоморохов привёл с собой годовалого медвежонка, и тот на потеху всем начал отплясывать на задних лапах и настырно стал выпрашивать пряники и мёд.

Столы ломились от различных яств. Тут было кажется всё, что только пожелаешь! Были медовуха, пиво, ну и греческое вино, которое сейчас лились рекой.

Вскоре начали жениху и невесте преподносить подарки. Эту особенно торжественную церемонию по традиции возглавили родители брачующихся.

Князь сделал царский подарок молодожёнам. Он одарил их целым уделом с центром в Пироборидаве, только что отстроенном и укреплённом городище, располагавшемся примерно в тридцати верстах от столицы карпов, а Верховный вождь роксоланов дал целый табун превосходных скакунов и пятьдесят тысяч римских золотых ауреусов в придачу.

Остальные подарки были, разумеется, поскромнее и попроще.

Когда преподносились подарки, даритель вставал и принимал чашу с медовухой, которую он должен был выпить до дна. Настал черёд преподнести подарок воеводе Ратибору и его родственникам.

Ратибор вышел из-за стола, а за ним последовали его супруга, его дети, и семья его сестры, здесь же находилась и необычно бледная Родослава, совсем недавно отвергнутая Воиславом.

***

Воевода поздравил молодожёнов, пожелал им многих лет совместной счастливой жизни и кучу отпрысков, и объявил, что их семья дарит Воиславу и Савлеи пару парфянских ковров и римские доспехи старшему сыну князя. От сестры Ратибора преподносились римская посуда: бронзовые чаши и кубки, а также сосуды, очень красиво расписанные греческими мастерами.

В самый разгар свадебного пира, уже далеко за полночь, Родослава решилась и, встав со своего места, подошла к невесте.

– Дорогая невестушка, – произнесла вкрадчиво Родослава, – ты сегодня неподражаема! Ты так…ты та-акая замечательная и… и та-акая… та-а-акая красивая! Ты прямо настоящая богиня! Ле-ебёдушка! Я очень рада за тебя! И я хочу стать твоей подружкой…Ты согласишься?

Савлея благосклонно заулыбалась в ответ.

Родослава протянула Савлеи чашу с вином и добавила:

– Давай выпьем с тобой! Ну-у-у, же! Давай же за тебя выпьем, дорогая… и самая красивая невестушка! Наша ты несравненная пава! И пусть Лада заботливо укроет тебя своим крылом!

– И за нашу дружбу! – ответила Родославе счастливая дочь Фарзона.

Родослава совсем стала бледной и просто впилась взглядом в роксоланку, когда та пила из преподнесённой чаши вино. Но вот чаша была Савлеей не сразу, но всё-таки осушена.

Родослава и Савлея обнялись и троекратно расцеловались.

– Теперь мы с тобой стали самыми близкими подружками! – произнесла вся светившаяся от счастья дочь роксоланского Верховного вождя.

Человек, который преподнёс Родославе яд от Хвалимира, пообещал племяннице воеводы, что он не сразу подействует. И Родославу вряд ли заподозрят в совершаемом преступлении. Этот яд был хитрым, и он должен был подействовать только через несколько часов, то есть под самое утро.

После этого Родослава уже ни о чём не могла думать, и только со стороны внимательно наблюдала за роксоланкой, желая увидеть какие-то изменения в её поведении. Но шло время, час за часом, а Савлея не менялась, и только постепенно чуть пьянела и становилась всё более весёлой.

И вот под самое утро молодожёны покинули гостей и уединились в своих покоях. Перед этим им пожелали до утра не спать.

Ну а к вечеру следующего дня, по-прежнему радостные и счастливые, они появились перед всеми гостями, чтобы вновь присутствовать на своей свадьбе.

При виде обоих молодожёнов, Родослава едва не лишилась чувств.

Почему всё так случилось? И почему же роксоланка выжила и не испустила дух от яда старой ведьмы Семаргалы?

Да потому, читатель, что племянница воеводы просто не знала, что немая помощница старой ведьмы, обитавшей на болоте, подменила порошок с ядом, и этим самым спасла дочь Фарзона от верной гибели.

ГЛАВА ВТОРАЯ

После переправы через Данувий и пересечения имперской границы у Квиета не было ни одного спокойного дня. Трибун постоянно нервничал и всё время находился в каком-то напряжении. Впрочем, это и понятно почему, ведь он же до сих пор не знал, что творилось на Юге и в Центральной части Дакийского царства, велись ли там уже ожесточённые бои или же пока всё развивалось ни шатко, ни валко, однако приказ от Божественного был получен и его следовало выполнять. Причём неукоснительно и любой ценой.

Траян всё продумал и рассчитал. Всё-таки ныне правивший в Риме принцепс был незаурядным стратегом!

Он был умным, талантливым и всё, что касалось военного дела, то ещё и необыкновенно прозорливым! В общем, как многие считали, он был настоящим гением! И в это уже искренне уверовали не только на берегах Тибра.

И вот потому номерная когорта VIII Ульпиева, под командованием новоиспечённого трибуна Лузия Квиета (в составе шести конных ал), продолжала исполнять, казалось бы, на первый взгляд совершенно безумный его приказ и упорно продвигалась по труднодоступному высокогорью в глубоком вражеском тылу, но она уже двигалась не ночами, а при свете дня.

А ещё когорта Лузия Квиета далеко оторвалась от римских опорных баз и подвергалась постоянному риску быть обнаруженной и окружённой многочисленными даками. Всё же это было уже Северное приграничье царства Децебала, а от него до империи было очень и очень далеко.

***

Когорта прошла за последние дни не малое расстояние и приближалась к местности, которая получила название Дакия Поролиссенсия.

Это была обширная область так называемых северных или свободных даков, которые имели полунезависимый статус. Здесь обитало смешанное население, и даки давно уже перемешивались с приходившими к ним из-за Карпских гор иноплеменниками: чаще всего это были бастарны, пиквины, роксоланы, ну и те же карпы. Карпы за Горой селились в последнее время целыми родами, потому что здесь земля была изобильной и был более мягкий климат. Да и Децебал на это благосклонно смотрел, и даже переселение иноплеменников в некотором роде поощрял.

Центром выше названой области являлся довольно-таки крупный город Поролис, население которого составляло двадцать тысяч человек, а где-то ещё севернее его, в окрестностях крепости Альбурн, к когорте должен был присоединиться и второй проводник.

И вот к этому условленному месту Квиет и его воины сейчас и приближались.

***

Квиет запомнил, что новый проводник должен был их уже в этом месте, наверное, дожидаться, и в качестве пароля обязан был предъявить асс, то есть половинку мелкой медной монеты. А первая половинка этой римской монеты была передана Лонгином трибуну при их расставании у переправы через Данувий.

Трибун не торопясь обходил воинов, которые сделали привал и сейчас отдыхали, после продолжительного перехода. Он осматривал их и заговаривал с некоторыми. Так он спрашивал: не сбиты-ли копыта у коней, не голодны ли всадники, не ослаб ли кто или того хуже не захворал ли, и кого может что-то беспокоит, а также иногда шутил и отвечал на вопросы, которые ему задавались.

Один из воинов, который являлся декурионом и только недавно был назначен заместителем Цельзия, а теперь уже командовал его алой, пожаловался, что в высокогорье воздух уж сильно разряжён и ему с непривычки не то что передвигаться, а трудно даже на отдыхе дышать, и что он может даже упасть в обморок. Квиет тут же подсказал этому бывшему декуриону, а теперь уже префекту, как себя вести при такой ситуации. В общем он сейчас как мог своих воинов успокаивал, просил их набраться терпения и обещал, что вскоре им станет полегче, так как они преодолеют самую трудную часть Дакийского высокогорья.

Отдельно он остановился у того места, где расположился Масинисса. При появлении трибуна, Масинисса тут же вскочил с земли.

– Ну что, как твоя нога? – спросил Квиет у приёмного сына. – Не беспокоит?

– Всё выправилось… – ответил Масинисса. – Уже вторую неделю я не использую мазь. Нога восстановилась у меня и нисколько не тревожит теперь.

– Что, совсем?

– Ну, да. Про боль я уже и позабыл. Даже могу, не хромая, ходить! – И Масинисса попытался продемонстрировать трибуну, как он уверенно и свободно теперь ходит.

Но Квиет тут же попридержал приёмного сына: