скачать книгу бесплатно
– Согласен, но при одном условии. Я приведу вас к лагерю и даже подскажу, с какой стороны удобней его атаковать. За это прошу не выдавать меня на суд властям. Я не по своей воле стал преступником. Мы возвращались из Самарканда на родину в Сирию, но нас обманул человек халифа. Вместе со своими людьми он украл у нас казну, и вот мы в отместку напали на караван северян. Я хочу вернуться домой к детям. Дайте слово, что не убьете меня и не отдадите под суд. Тогда я буду верно служить вам. И не убивайте тех двоих, они мне как братья, мы из одного селенья. Их родители не переживут, если с ними случится беда. Потому я и взял их с собой в разведку и готов за них поручиться.
Когда воинственность снимает свой шлем, открывается истинное лицо воина, и он оказывается чьим-то сыном или земляком. Да и вообще в нем можно увидеть многое из того, что есть и в тебе самом.
Хушар постарался успокоить Хасана. Его особенно тронула история с казной. Пленники оказались честными воинами, которых только злоба толкнула на преступление.
– Хорошо, – сказал он. – Если все, что ты нам сказал, окажется правдой, то считай, что вам повезло. Мы вас отпустим.
Было решено отпустить командира лазутчиков в сопровождении двух воинов Мустафы, внешне чем-то похожих на пленников, а их самих оставить в лагере под стражей. Как следовало из показаний всех троих, отряд сирийцев составлял две сотни всадников и сотню пеших воинов. Еще около пятидесяти человек находились в обозе.
Мустафа приказал собрать всех способных носить оружие и разделить на три группы. Две из них под командованием Хушара выступят в поход, а третья во главе с Мустафой, надежно укрепившись, останется в городе. У Хушара под началом было сто бедуинов на верблюдах, и еще около сотни всадников набиралось из степняков на маленьких быстрых лошадях. Три сотни воинов было решено посадить на вьючных лошадей, мулов и верблюдов. В открытом бою против сирийской конницы силы были бы равны, но воины караван-баши рассчитывали на успех благодаря внезапности нападения. Оно должно было произойти перед рассветом, когда сон особенно глубок.
– Надо решить дело одной стремительной атакой, – напутствовал Хушара Мустафа, хотя это было и без того решено на совете. Одновременно он отправил гонцов к ближайшим стоянкам караванов, чтобы предупредить путников и попросить помощи у властей. – А если задача окажется неисполнимой, – продолжал караван-баши, – не рискуй жизнями людей и возвращайся, скоро к нам придет помощь. Старайся сохранять свою голову холодной.
Юноша поцеловал руку господину и спросил:
– А можно взять с собой Ад Дахиля?
– Зачем это? – недовольно поморщился Мустафа.
– Он принесет нам удачу.
Караван-баши ничего не ответил.
Хушар знал, что молчание господина знак согласия, но все-таки продолжал ждать ответа.
– Хорошо, – сказал наконец Мустафа. – Но девчонка останется здесь, ею я не могу рисковать.
И как ни упиралась Хатун, как ни требовала взять и ее в поход, но серая кобыла мальчика и белый арабский скакун Хушара унесли своих седоков вперед, навстречу славе или гибели, а она осталась в лагере. Иншалла.
Около часа оставалось до рассвета, когда отряд Хушара прибыл к устью высохшей реки. Под защитой ее крутых скалистых берегов и располагался лагерь сирийцев. Были видны костры и движущиеся тени. Лагерь начинал просыпаться, ведь скоро утренний намаз.
Хушар хотел начать сражение до молитвы, не дав опомниться противнику. Он решил сводный отряд оставить в резерве, а в атаку послать степняков. Командира лазутчиков приказано было связать и в случае обнаружения засады немедленно умертвить. Ад Дахиль находился в резервном отряде.
Первыми в дело вступили лучники. Подобравшись поближе к лагерю, они открыли беспорядочную стрельбу зажженными стрелами. В лагере началась паника, сопровождаемая громкими криками. Хушар во главе отряда бедуинов направился к узкому проходу. Нужно было спешить: ведь успей сирийцы подтянуть сюда все силы, исход боя может стать непредсказуемым. Он пустил коня во весь опор. Лучники сосредоточили огонь на входе в лагерь. Туда же устремились и степняки, умеющие пускать стрелы, не сходя с коней. Сирийцы опомнились от первоначального шока и стали стягиваться к перешейку.
Тем временем Ад Дахиль, взяв с собой сотню солдат на верблюдах, решил обогнуть лагерь. Конницу степняков уже приготовилась встретить сирийская пехота. Выставив копья, несколько всадников попытались с разгона прорваться в лагерь, но это плохо кончилось для нападавших, а их мгновенная гибель отрезвляюще подействовала на остальных. Степняки по своему обычаю стали кружить, пуская стрелы в сторону противника, пока еще несколько всадников не упали, сраженные стрелами уже полностью готовой к обороне сирийской пехоты.
В этих обстоятельствах маневр Ад Дахиля оказался как нельзя более своевременным. Он предполагал, что с тыльной стороны лагеря могут быть другие выходы наружу. И действительно: его отряд обнаружил конскую тропу, которая позволяла сирийцам обойти собственный лагерь и нанести сокрушительный удар в спину скопившимся на перешейке силам нападавших. Предположения молодого командира оправдались. Пока конница и бедуины стояли напротив ощетинившейся пехоты и осыпали друг друга стрелами, внушительный отряд сирийской конницы группировался в центре лагеря. Заметить это мог только отряд Ад Дахиля, находившийся на холме. Он приказал своим воинам устроить засаду с обратной стороны холма, а сам залег на его вершине, чтобы наблюдать за действиями противника. Когда сирийцы, сверкая металлом доспехов под утренним солнцем, двинулись по тропе, мальчик, не теряя времени, послал нескольких своих людей предупредить об опасности Хушара и бедуинов.
Конница сирийцев вереницей по двое выдвинулась из лагеря и начала свой скрытный маневр. С вершины холма она выглядела как змея, которая, извиваясь между скал и расселин, готовилась к смертельному броску. Когда до цели сирийцам оставалось совсем немного, Ад Дахиль вскочил на своего коня и во весь опор помчался им наперерез. Сирийцы тем временем смяли ничего не подозревающих степняков, рассеяв их за одно мгновение. Бедуины же, предупрежденные посланцами Ад Дахиля, двинули своих верблюдов навстречу коннице и на некоторое время задержали ее. Однако сирийцы были опытными воинами. Они с двух сторон обошли отряд бедуинов, поражая их с флангов. Еще немного – и силы Хушара оказались бы между двух огней. Но тут в спину сирийской коннице ударили воины Ад Дахиля. Услышав их крики и улюлюканье, бедуины воодушевились и бросились в контратаку, не давая сомкнуть кольцо окружения. Степняки последовали их примеру и решительно двинулись на врага. Командир сирийской конницы, поняв, что маневр не удался, приказал отходить обратно в лагерь.
Видя это, Ад Дахиль с разрешения Хушара взял у него часть степняков под командованием Багатура и вместе с ними ударил в тыл сирийской коннице, входящей в свой лагерь. В лагере началась паника. Степняки носились на конях по всей территории, поджигая шатры и подавляя любое сопротивление. Пехота и бедуины прорвали оборону копьеносцев, и началась резня. Длилась она недолго. Уцелевшие воины сложили оружие и запросили пощады. Хушар, разгоряченный сражением, хотел было расправиться с ними, но Ад Дахиль уговорил его проявить милосердие. Было взято более двухсот пленных. Одержав победу, войско тронулось в обратный путь.
Глава 15. Праздник в честь победителей
В Дура-Эвропусе был устроен праздник в честь победителей. Крики радости, словно возносясь до небес, огласили всю округу. Хушар стал героем дня. Народ шумно приветствовал его. А юноша обратился к Мустафе и всем собравшимся с просьбой милостиво отнестись к пленным.
Мустафа задумался. Потом поднял руку и сказал, обращаясь ко всем:
– Нашими врагами оказались единоверцы. Мы не делаем рабами тех, кто одной с нами веры, но совершенные преступления исключают этих людей из числа наших единоверцев, ибо они из корысти и жадности собирались напасть на тех, кто готов был проявить к ним милость, принял бы на ночь, дал бы и кров, и корм их лошадям. А неблагодарность худшее из дел пред лицом Творца.
Народ, негодуя на сирийцев, поддержал слова Мустафы.
– Поэтому, – заключил он, – те трое, которым была обещана свобода, могут покинуть наш лагерь, остальные же будут переданы на суд халифа, да продлятся его дни.
Народ радостно приветствовал мудрое решение караван-баши.
Хушар поднял руку, прося слова. Мустафа бросил в его сторону недовольный взгляд: для него молодой военачальник, снискавший лавры победителя, оставался все тем же мальчуганом из Мидии, которого он когда-то выкупил у работорговцев и который уже много лет преданно служил ему. Он любил его как сына. Семьи у него не было, и мальчишки, отданные ему на воспитание Аль Барраком, заменяли ему собственных детей.
– Ну, что еще ты хочешь нам сказать? – спросил он Хушара.
– Я бы проявил непростительную неблагодарность, если бы не отметил, что одержанной победой мы в значительной степени обязаны Ад Дахилю.
Толпа дружно стала скандировать:
– Ад Да-хиль! Ад Да-хиль! Ад Да-хиль!..
Мустафа и сам уже во всех подробностях знал о том, как проходило сражение с сирийцами, но чтобы не породить между старшим и младшим товарищами чувство соперничества, мудрый караван-баши не стал ничего говорить о заслугах Ад Дахиля, предоставив Хушару самому проявить благородство.
Мустафа с улыбкой вызвал к себе юного героя и пригласил сесть с ним рядом на диван, что вызвало бурную радость народа.
– Как вы думаете – чему радуются все эти люди? – спросил Мустафа у обоих своих питомцев, сидящих по правую и по левую руку от него.
– Конечно, нашей победе, – не задумываясь ответил Хушар.
Но Ад Дахиль дал другой ответ:
– Я думаю, прежде всего тому, что остались в живых после того как заглянули в глаза смерти. Испытанный ими страх теперь выходит наружу смехом.
– Вы оба правы, – согласился Мустафа. – В этом мире столько несправедливости и зла, что, когда удается победить зло, в сердцах людей зажигается надежда. Надежда на то, что если они будут на стороне добра, то добро их защитит; надежда на то, что добро все же сильнее зла; надежда на то, что возмездие если и промедлит, то все же будет неотвратимым. И на этой неотвратимости наказания держатся закон и власть. Случается, правда, что правители сами дают повод не уважать закон, и это подрывает устои их власти.
Мустафа глотнул из чаши прохладительного питья и посмотрел поочередно на каждого из юношей, давая понять, что и они могут высказаться.
– Скажи, господин, – начал Хушар, – если правитель написал закон, которого вчера еще не было, разве он тоже должен подчиняться закону?
– А ты как считаешь, Ад Дахиль?
– Боюсь показаться глупым, но я плохо себе представляю, что именно называется законом?
Его слова удивили Мустафу и Хушара.
Мустафа поднял правую руку к небу и изрек:
– Закон – это договор… – он сделал многозначительную паузу.
– Как между Всевышним и людьми? – задал уточняющий вопрос Ад Дахиль, как бы желая проявить свою осведомленность.
Мустафа не любил, когда его перебивают. Он недовольно поморщился и повторил:
– Закон – это договор, а кто как не мы, купцы, знаем, что слово, произнесенное пред лицом неба, незыблемо.
– Значит, тот, кто предлагает заключить договор, тот должен первым и выполнять его, а если договор не соблюдается, то он недействителен? – спросил Ад Дахиль.
– Верно, мой мальчик, – одобрительно кивнул караван-баши.
Вечер прошел весело. Когда прозвучал сигнал, весь народ стал на вечернюю молитву. А затем лагерь, расположенный в стенах разрушенного города, погрузился в сон. Чистое небо сверкало звездами, будто красавица перебирала драгоценности. Тишину нарушали только шум ветра и реки, изредка слышалось фырканье лошадей и храп верблюдов.
Ранним утром Мустафа в сопровождении Багатура и других старшин каравана, а также Хушара и остальных подростков выехали за стены города. Среди прочих была и Хатун.
Дул приятный прохладный ветер, играя тканями всадников и заставляя лошадей отворачивать морды. Вскоре появились еще трое всадников и несколько верблюдов. То были пленные сирийские разведчики во главе с Хасаном ибн Али аль-Амридом. Он выехал вперед, чтобы приветствовать караван-баши.
– Я сдержал свое слово, – сказал он Мустафе. – Вижу, что и ты, господин, хозяин своего.
Мустафа приложил ладонь к груди:
– Идите с миром, – сказал он. – Я не отвечаю за то, что может случиться в пути, но от меня вы уходите не с пустыми руками: верблюды, еда и питье – всё у вас есть. Если Аллах будет милостив к вам, то через десять дней вы прибудете в Дамаск. Знает ли кто там о том, что тут произошло, известно только Всеведущему.
Разведчики отвесили поклон и медленно двинулись по дороге на Дамаск.
Когда они скрылись за грядой холмов, Мустафа повернул свой отряд к городским стенам. Неожиданно для всех Хатун хлестнула своего коня и поскакала за сирийцами. Увидев это, Ад Дахиль бросился вдогонку. Хушар хотел было последовать за ними, но Мустафа удержал его:
– Останься! Это ее дело, – пояснил караван-баши. – Мы не отвечаем за то, что может случиться в пути. А судьбы Ад Дахиля и Хатун тесно связаны, и никто не может разорвать эту связь.
Хатун с ранних лет научилась стрельбе из лука. Лук у степняков отличался жесткостью, так что тот, кто не упражнялся постоянно в стрельбе, быстро терял сноровку. Она гнала своего коня во весь опор и вскоре стала настигать путников. Те, услышав топот копыт, заторопились. Хатун, отпустив поводья, вынула лук, вложила стрелу и натянула тетиву. Одна за другой стрелы понеслись вперед и сразили всадников вместе с конями. Несчастные животные лежали на земле, дергая конечностями. Хатун не стала подъезжать близко, а на всем ходу развернула коня и поскакала в город. Ад Дахиль поразился силе характера и решимости этой девочки, которые превосходили его собственные.
На площади за воротами их ждал Хушар. Он молча посмотрел на каждого и понял всё без слов. Они поставили коней в стойла и направились в шатер Мустафы.
Ад Дахиль ждал очередного выговора, но караван-баши радушно принял посетителей и особо почтил Хатун. Тут мальчик впервые за многие месяцы вновь ощутил себя чужаком, правила и поступки этих людей порой были ему непонятны. Хатун убила тех, кто обеспечил им победу, а Мустафа дал слово сохранить им жизнь. Конечно, в пути с ними могло бы произойти что угодно, но он ничего не знал бы об этом, а тут…
Хатун с улыбкой смотрела, как переживает случившееся ее друг. Хлопнув его по колену, она нарочито грубым голосом сказала:
– Можно ли рассчитывать на верность живых друзей, если не отомстишь за убитых? Страх возмездия и верность друзей остужают пыл врагов.
Мустафа одобрительно захлопал в ладоши.
– Да, она вполне может стать каганом! – воскликнул он. – Верно, Хатун?
– Хоть Вирхобир и не был мне другом, но люди, которые нас не знают, могли бы сказать, что я дала уйти его убийцам живым.
– Как ты стала таким искусным воином? – поинтересовался караван-баши.
– Я росла со степняками, которые приняли наш клан после смерти моего отца. Они мастера держаться в седле и стрелять из лука. Правда, их луки намного туже хазарских или чьих-либо еще, да и бьют они дальше. Стрела, пущенная из такого лука, убивает коня наповал. Не воюй степняки друг с другом, а соберись вместе, никакая сила их бы не остановила. Память об Аттиле еще жива. Он даже ромеев обуздал, но против интриг и яда армия не спасет. И когда-нибудь я омою свои руки в крови предателей, – заключила Хатун.
Ад Дахиль смотрел и удивлялся: как эта добрая девочка, его подруга, умеющая быть и ласковой и нежной, может проявлять такую кровожадность? Наверно, она притворяется, наверно, так принято здесь себя вести, думал он. Но ведь только что на его глазах она расправилась с теми тремя…
– Да, счастлив будет тот, кто найдет в тебе друга, и горе оскорбившему тебя, – заключил Мустафа.
С восхищением отнеслись к поступку Хатун и все ребята, и несколько командиров. А Багатур выразил ей свое почтение, да и ее друга тоже почтил. Конечно, все эти люди понимали, что победу им обеспечила его стратегическая хитрость, но то, что сделала Хатун, ценилось у них выше. С честью умереть было для них большей доблестью, чем хитростью победить. Он запомнил это на всю жизнь.
Глава 16. Ад Дахиль расстается с Мустафой
На следующий день Мустафа повелел привести к нему военачальника плененных сирийцев по имени Бухран ибн Юсуф. Его ввели в шатер караван-баши несколько степняков, которым было поручено охранять пленных. Степняки были значительно ниже его ростом. Когда они попытались поставить того на колени, он проявил норов и не подчинился. Тогда один из них плашмя саблей стукнул ему под колено. Тот упал на одно колено.
Мустафа молча наблюдал за происходящим. Великана попробовали усмирить батогами и затрещинами. Потом один из степняков приложил холодное лезвие сабли к шее бунтаря и слегка надрезал кожу – капли крови оросили его белую рубашку. После этого он перестал сопротивляться, но взгляд его остался непримиримым. Степняки хорошо знали свое дело и не спускали с него глаз.
– Ответь мне, ты, видно, сын достойных родителей – ведь не всякого назначат военачальником в армии халифа?
Бухран исподлобья бросил взгляд на говорившего с ним купца, видимо, считая ниже своего достоинства говорить с низшим по происхождению.
– Я вижу, ты горец, – мягко сказал Мустафа. – Скоро приедут из Басры посланцы Абуль-Аббаса ас-Саффаха, и тогда тебе несдобровать.
Пленник продолжал хранить молчание. Мустафа подал знак, и степняки вывели его из шатра. По пути в лагерь пленных Бухрану встретился мальчишка, в котором он узнал виновника своих бед. Он хотел напугать его, сделав резкий выпад в его сторону, Ад Дахиль не испугался, а выхватил кинжал, который всегда был при нем, но юношу вовремя оттеснил один из охранявших сирийца степняков.
Ранним утром следующего дня в город прискакало несколько гонцов, предупреждая о прибытии через три дня губернатора Басры Абуль-Аббаса ас-Саффаха. Мустафа, бледный как моль, носился по городу, лично проверяя, как идет подготовка к встрече высокого гостя. Абуль-Аббас был племянником влиятельнейшего человека в халифате и, как слышал Мустафа от своего господина, врагом нынешнего халифа. А как известно, друг твоего врага твой враг. В то время положение Аль Баррака, скопившего немалое богатство и обеспечившего нынешней династии бесперебойную торговлю, вызывало у многих зависть и вражду. Но официальной причиной неприязни к торговцу была его религия – ведь он так и не отказался от своей веры. Вообще многие ставили в вину предыдущему и нынешнему халифам, что иноверцы из покоренных народов часто занимают в органах власти высокое положение. Но на самом деле вражду Аббасидов с Омейядами разжигал клан персидских вельмож, жаждущих восстановления своей власти и прежнего образа жизни.
Разрушенный город удалось привести в такое состояние, словно он и не был заброшен на протяжении нескольких столетий. Мустафа собрал у себя в шатре всех начальников и предупредил, чтобы никто не совершал поступков, которые вызвали бы неприязнь у высокого гостя, а наоборот, всячески угождали ему и его окружению. Еще он сформировал отряд из части степняков и прочих и приказал им срочно отправиться в Персию. Командование отрядом он поручил одному из своих помощников, Джафе Баши. Тот был родом тюрк и хорошо знал местность, куда следовало идти каравану. Ему же Мустафа доверил всех невольниц, казну и молодежь. С ним оставался только Хушар. Караван-баши был бы рад и его отправить с караваном, но на случай, если губернатор захочет увидеть героя сражения, оставил при себе.
– Встретимся у ворот древней парфянской столицы Гекатомпила, – напутствовал он Джафу Баши. – Отсюда следуй на юг, пока не потеряешь из виду города, а затем по широкой дуге обогни его и двигайся на север. Нигде не останавливайся и старайся не приближаться к большим городам. Возьми с собой всех сирийских лошадей. Ну, а мы, если угодно будет Всевышнему, пойдем налегке и вас нагоним.
Ад Дахиль не хотел уходить с караваном, предчувствуя беду. Он явился ночью в шатер караван-баши, где застал его и Хушара в мрачном настроении, словно их уже приговорили.
– Господин, – обратился он к своему наставнику, – позвольте мне остаться с вами, я принесу вам удачу, как в бою.
– Нет, мой мальчик, – покачал головой Мустафа. – Ты должен идти дальше. Твоя судьба не здесь.
– Откуда вы знаете? – поразился Ад Дахиль.
– Все происходит в точности так, как предсказал старец. Тебя ждет великая судьба, моя же прерывается тут. Так предопределено. Я хочу лишь подготовиться, чтобы встретить ее достойно.
Мустафа хлопнул в ладоши, и несколько степняков вошли в шатер. Взяв мальчика за руки, они повели его к выходу. Ад Дахиль стал было сопротивляться, но его держали сильные руки, из которых невозможно вырваться.
– Когда-нибудь ты поблагодаришь меня за то, что я сделал, – сказал ему на прощанье Мустафа.
Всю оставшуюся жизнь, где бы ни находился Ад Дахиль, он помнил прощальные взгляды караван-баши и его верного питомца Хушара.
Глава 17. Багатур уходит на север
Много дней караван уходил от возможной погони, путая следы, указывая неверное направление в селениях, встречавшихся на пути, и обходя стороной крупные города. Так, покидая очередное селение, они двигались на юг; пройдя приличное расстояние, вновь поворачивали на восток. Иран не был союзником халифа. Хотя формально он считался частью халифата, но правили тут древние властители, представители старой аристократии и жрецов. По всему видно было, что они приняли веру арабов только для того, чтобы сохранить свою власть.
Багатур был прекрасным военачальником, но никудышным купцом и политиком. По пути несколько мелких караванов присоединились к нему и, как паразиты на крупном животном, высасывали мало-помалу имеющиеся ресурсы.
Но вот наконец караван прибыл в окрестности Гекатомпила, что значит стовратный, когда-то бывшего столицей уже канувшего в лету Парфянского царства. Теперь от него осталось множество разрозненных племен: курды, принявшие новую веру, эзди из местности, где сохранилась вера их предков, приверженцев богини Изиды, а также зороастрийцы, построившие новую столицу Экбатану. В период расцвета империи жизнь Гекатомпила была совсем иной, город был переполнен чиновниками и торговцами. Крестьяне жили в окрестных полях, им не дозволялось торговать в городе, поэтому у городских ворот собирались по утрам перекупщики. Бедные жители города выходили за ворота, чтобы купить себе пищи, там она была значительно дешевле. Население было смешанным. Иранцы, состоявшие из множества народов, делились на две основные группы: зороастрийцы и правоверные. Было немало и христиан, и арабов, но они жили отдельно в селениях вокруг города. В самом же городе обитали только высокопоставленные лица – приближенные градоправителя. Местное население хоть и не бунтовало, но не любило арабов, считая их захватчиками.
Шло время. Уже почти месяц Багатур с караваном располагались в одном из множества караван-сараев, окружавших город. От Мустафы вестей не было, зато обильно приходили другие вести, будоражащие местное население. Вспыхивали восстания в завоеванных областях на севере, говорили, что и Африка бунтует, так что халифу пришлось отправить туда войско. А василевс с перешедшими в наступление на Кавказе хазарами начал теснить арабов у границ Сирии.
Багатур собрал всех старшин у себя в палатке и сказал:
– Вестей от караван-баши нет, а эта страна грозит вот-вот начать мятеж. Я предлагаю распродать здесь все, что замедляет путь, и налегке уйти на север, откуда я родом, а оттуда в Танский Чин. Тем более что император благоволит к Хатун, ведь она осталась единственной наследницей хазарского трона.
