Триединый

Factus est deus homo ut homo fieret deus22

Много лет назад.

Домианос стоял у стен деревенского кладбища, где мертвые окружили ветхую церковь с еще живыми. Земля удушливым и тяжелым коконом чернозема укутала своих детищ. Дабы те смогли обрести легкость бабочек, избавившись от лишней мясной шелухи. А затем стать пеплом. Таким же невесомым и легким, как пыльца цветов, выросших на их могилах. Без крестов и надгробий у него под ногами покоились семеро его мертвых братьев, мать и отец. Вьюга усилилась и снежные хлопья все падали с равнодушного пустого неба на землю, покрывая ее сугробами и отделяя тела мертвой семьи юноши от него самого все дальше и дальше. Все дальше и дальше… Он почувствовал, как мир вокруг становится четким и неясным. Метель ли это, смягчающая очертания вещей, или же слезы, застилающие его глаза? Единственный источник света в этом глухом беспробудном мраке. Трясущиеся руки закрыли собой лицо.

 «Кто даст мне отдохнуть в Тебе? Кто даст, чтобы вошел Ты в сердце мое и опьянил его так, чтобы забыл я все зло свое и обнял единое благо свое, Тебя? «…» Скажи душе моей: Я – спасение твое. «…» Я побегу на этот голос и застигну Тебя. Не скрывай от меня лица Твоего: умру я, не умру, но пусть увижу его». – Аврелий Августин, Исповедь.

– Господи, где же ты был, когда я находился в этом аду?.. Почему не пожелал вытащить меня оттуда?.. Почему не спас?

 Но ответом ему стал лишь рев январской стужи и царапающие разгоряченное лицо осколки льда, летящие в него со всех сторон. Домианос задавал этот вопрос Богу изо дня в день, когда отец, впадая в неистовство пинал его братьев сапогами до сломанных ребер и внутренних гематом. Он задавал этот вопрос Богу из ночи в ночь, когда его родная мать с равнодушием и отчужденностью отворачивалась от него, когда отец выбивал ему зубы и спускал на него своих злобных псов. Он задавал этот вопрос Богу каждый раз, когда очередной член его семьи закрывал глаза на его боль, страх и одиночество. Он неустанно задавал Богу этот вопрос, лежа на холодном полу, по которому бегали крысы, согнувшись пополам от скручивающего его органы лютого голода. Каждый раз, когда отец выкидывал больного простудой Домианоса на мороз, обливая его ледяной водой и крича оскорбления. Однако он ни разу не получил ответа. Ответом Бога всегда была тишина. Быть может, Бог любил его отца больше? Быть может, считал его поступки правильными и молчаливо и одобрительно взирал на его действия с недосягаемой небесной высоты, гордясь своим сыном? Домианос не знал этого. Однако он знал другое. Что существует боль. И только боль все эти годы заставляла его чувствовать себя по-настоящему живым. Он знал, что этот мир холоден, равнодушен и несправедлив. Знал, что такое жестокость, насилие и одиночество. Знал, что мир делится на сильных – таких как его отец, и на слабых – таких как он сам, его мать и братья. Тогда Домианос решил стать сильным и больше никогда не испытывать той боли и лишений, каких испытывал из-за своей слабости.

Он помнил то холодное зимнее утро, ставшее последним в жизни его отца. Помнил, как тот вновь рассвирепел и впал в неконтролируемое неистовство, как громко и страшно кричал, забрызгивая воздух слюной. Помнил, как его трясущаяся рука сжала оружие. Пальцы до сих пор ощущали прикосновение деревянной рукояти ножа и блеск его острого лезвия. Он помнил, как сжал его в кулаке и как замахнулся им. Помнил, как оно проткнуло тело и тяжело погрузилось в него. Как стремительно брызнула кровь, окрасив лицо и одежду в красный. Как отец захрипел, повернувшись к нему и попытался дотянуться до его горла, но жалко осел на пол; а Домианос неподвижно стоял над его бьющимся в судорогах телом, с наслаждением наблюдая за предсмертной агонией и тем, как перекошенное ненавистью лицо становится навечно застывшей безжизненной маской. Беспомощной и безмолвной.

Мужчине не было доступно бессмертие по праву рождения. Он не мог стать вампиром, потому как Адриан Агшин перед самой смертью проклял род Морнэмир таким образом, что каждого из потомков Домианоса Освободителя убил бы вампирский укус. Такова была его последняя месть.

 Разумеется, советник не сдавался, он одержимо искал способ. Хоть какую-нибудь ниточку, которая могла бы привести его к бессмертию. Он готов был пойти на все и даже вызывал демонов, однако те оказались не заинтересованы предложить ему бессмертие.

Лорд вышел из кареты. За спиной он оставил Сейланский лес, а впереди его ждал небольшой замок Грондекортез. Возведенный всего пару столетий назад и предназначенный для иных целей, в отличие от Черного Замка, он не был так хорошо укреплен. Однако здесь аристократ хранил секреты куда более темные, чем в графстве Морнэмир. И если Черный Замок напоминал древнее спящее чудовище, величественного и несокрушимого дракона, то Грондекортез – заброшенный, всеми забытый призрак прошлого. Внутри он производил куда более гостеприимное впечатление и ощущение обжитости, вот только весь этот интерьер был не более чем фарсом, картонной декорацией. Настоящая жизнь, или точнее смерть, притаилась в его подвалах – катакомбах, скрывающих лабораторию.

Граф ступил в просторное помещение – светлое и морозное, как внутренность айзберга. Золотой налет ржавчины покрывал стены и плитку, по которой он ступал – мозаику мавзолея, похоронившего под собой десятки жертв. В высоких стеллажах покоились многочисленные колбы и бутылки, наполненные растворами, в котором плавали змеи, тушки мутировавших животных и их скелеты. В некоторых из них виднелись пикси и куски чьих-то органов. На длинном широком столе, заваленном острыми режущими инструментами хирурга, покоились алхимические приспособления; растворы и травы; порошки; книги и свитки, испещренные загадочными символами, надписями и крючками. Рядом располагалось деревянное сидение с оскверненным грязными пятнами матрасом, к которому тугими ремнями была прикована фея. Не в силах пошевелиться, существо крупно дрожало и царапало пальцами с вырванными ногтями матрас. Пахло пылью и солью, чем-то железным и мыльным.

– Так вы заботитесь о подопечных, доктор Штайнхауэр? – неодобрительно обратился советник к самозабвенно чертившему на доске неразборчивые формулы мужчине. – Могли бы хотя бы морфий предложить или опиум.

Тот выронил мел и неуклюже развернувшись, улыбнулся левым уголком губы, не перестающим нервно подрагивать.

– А, Домианос! Добро пожаловать, давненько вас не было! Нет, пока эликисир не изобрел и рецепт молодости не разгадал!

Аристократ не без брезгливости окинул взглядом во многих местах порванные крылья феи, которые ученый пару часов назад терзал щипцами; кровавые следы и гематомы от уколов на ее покрытом мурашками теле. Заметив, что одна из ран все еще кровоточит, лорд взял с полки раствор и обработав кожу, замотал бинтом. Затем странно взглянул на закрывшую глаза и вероятно провалившуюся в забытие подопытную.

– Finis sanctificat media23, – произнес так, словно на сей раз старался убедить себя в этом сам. – Pie Domine, dona eis requiem24.

– Домианос? – удивленно заглянул через его плечо Штайнхауэр, недовольно выгнув бровь.

– Не хотелось бы испортить мое оборудование и плитку очередной порцией магической крови, которой вы, словно заботливый садовник столь щедро здесь все поливаете.

Ученый поджал губы и активно жестикулируя принялся расхаживать взад и вперед, раздраженно возмущаясь:

– Ну мы же договаривались и столько раз все обсуждали! Вы предоставляете мне лабораторию, оборудование и полную свободу действий для моих личных экспериментов – я вам исследования и разработку эликсира бессмертия и вечной молодости! И вы обещали не вмешиваться! Мало того, что я вынужден подобно кроту сидеть с этими крылатыми червяками и гнить заживо в этом подземелье!.. Вы еще и дерзаете напоминать мне о какой-то базовой гуманности в отношении обитателей моего виварима! Позвольте! Получили бы мы канон врачебной науки если бы Авиценна в свое время так пекся о своих лабороторных крысах?!

– Уймитесь, любезный. Оставьте свою пламенную речь для выступления перед лунденвикской кафедрой профессоров, которые, к сожалению, не оценили вашего таланта и подхода к исследованиям, – холодно прервал его советник и подойдя к доске, принялся исправлять и переписывать одну из формул. – У вас здесь ошибка. По рецепту необходимо смешать кинноварь с кровью фейри в пропорции один к одному.

– Я уже истратил все изъятые мной запасы крови подопытной. – Штайнхауэр натянул перчатки и загремел хирургическими инструментами. – Кажется придется позаимствовать еще немного… – Он приблизился к фейри и стекла его очков блеснули, перекликаясь с сиянием наточенной стали скальпеля.

Мел в руке Домианоса замер.

– Videre majus quiddam25, – прошептал он и тут же стряхнув с себя наваждение, поспешно покинул лабораторию, даже не попрощавшись с ученым.

—–

 На украшенной яркими лентами и флажками городской площади суетились торговцы и с гомоном бегали дети. День Независимости Дэррханама, самый знаменательный и шумный праздник в году. На улицах играла веселая энергичная музыка – хор флейт и гармошек сливался в унисон с трубами и барабанами. Сама погода сегодня благоволила людям – солнце тепло припекало разодетых в выходные костюмы горожан.

– Наконец и на нашем болоте праздник! – довольно огляделся Феликс, подняв руки за голову и захрустев затекшими суставами. – Настало время для хорошей выпивки и славных потаскух!

– Тебя хлебом не корми, а потаскух подавай, – проворчал Томас.

– Не всех заводят мешки со звенящей монетой, скряга-банкир! – добродушно хлопнул его по спине мужчина, явно пребывая в добром расположении духа. – Так уж и быть, поделюсь с тобой одной-двумя, лишь бы ты не ворчал!

– Боюсь ты перепутал меня с главным девственником нашей компании, – ловко вывернулся из-под его руки Гуэрро, раздраженно насупившись.

– Парни, Стефан просто добропорядочный достойный жених, хранящий себя для одной-единственной, которой посчастливится стать его женой! – возмутился Феликс.

– Это Девы Агнеты что-ли? – вставил Вермандо.

 Все засмеялись, а блондин смущенно покраснел.

– Не ссы! Нет ничего непоправимого кроме смерти! – приобнял Стефана за плечо Феликс. – Только скажи – сегодня же все исправим!

– Н-нет-нет, все и так отлично!.. – принялся испуганно отмахиваться тот, чем еще больше раззадорил друга.

– Лепечешь словно праведная монашка! Где твой внутренний зверь, рвущийся в бой?! Где твоя страсть?! Где тяга к приключениям?! Или все на посадку капусты ушло?!

 Они приблизились к толпе, окружившей уличных танцоров, и остановились неподалеку. В центре площади, сверкая длинными пестрыми юбками, плясала смуглая девушка. Ее черные вьющиеся волосы клубами грозовых облаков развевались по ветру, а на лице гуляла дерзкая ухмылка. Подле нее жонглировал яблоками стройный мужчина в красном облегающем костюме. Прямо над их головами по натянутому канату шагал акробат, скрывающий лицо белой маской.

– Мама, этот человек сейчас упадет! – указал на него пальцем маленький мальчик.

– Нет, сынок, так только кажется! Это профессиональные циркачи, они свое дело знают!

Завершив танец, девушка взмахнула юбками и у нее в руках из ниоткуда появились карты и хрустальный шар.

– Кому погадать на будущее?! – весело крикнула она, зазывая толпу в шатер.

– Ведьма! – испугался мальчик, спрятавшись за рукой матери. – Она ведьма, мама!

– Какой ужас! Колдовство среди бела дня! Нужно срочно привести сюда инквизиторов! – ахнула горожанка и схватив сына за локоть, потащила его прочь с площади.

 Остальные же зрители оказались более любопытными или чуть менее суеверными и предпочли остаться, понаблюдав за чудесами.

– Женщина права, эти ведьмы совсем страх потеряли, – проворчал Феликс. – Где это видано, чтобы на площади среди бела дня колдовством занимались?!

– Вот-вот, – поддержал Стефан. – Это великий грех…

– Да ла-адно вам, не ворчите! Что вы как карги старые?! Или в монахи податься решили? – ухмыльнулся Вермандо.

– Эй, парень! – Поманила аристократа танцовщица, подмигнув ему. – Хочешь судьбу твою расскажу?!

– А давай! – Улыбнулся наследник и оставив друзей пребывать в растерянности, последовал за ней в шатер.

При каждом шаге девушки, пояс из золотых монет на ее бедрах позвякивал, придавая ее взбалмашному образу еще большего очарования. Едва они оказались вдвоем в сумрачной палатке, она протянула ему тонкую руку, унизанную кольцами и браслетами.

– Я – Ишет.

– Вермандо, – не раздумывая пожал ее ладонь мужчина.

Гадалка стиснула его пальцы и не отпуская их, лукаво заглянула аристократу в лицо. Ее яркие зеленые глаза были подведены черной сурьмой. Девушка принялась водить ногтем по его ладони.

– В твоем роду было немало прославленных воинов. Они не раз водружали кровавое знамя на вершину горы из трупов своих врагов. Твоя судьба чужака. Пес, подкинутый в волчье логово. Путь твой тернист, да полон тяжеб. Тебе предстоит совершить великое дело, благодаря которому имя твое впишут в историю. Дело то нелегкое, да ты справишься все равно. Ты – вспышка, что воссияет ярче звезд, но быстро затухнет. Остерегайся дикого зверя, он уничтожит тебя. Не ходи в темный лес.

– И откуда ты такая?.. – завороженно погладив кожу Ишет, прошептал Вермандо.

– Из Сененсиса, господин. Позолотите ручку за гадание, Защитник рода людского?

 Мужчина по-доброму усмехнулся и полез в карман за кошелем. Отсчитав гадалке пару золотых монет, он спросил:

– В силах ли я изменить свою судьбу? Не очень-то и хочется умирать от лап дикого зверя.

– Если не пойдешь в лес, господин, то не встретишь зверя. Однако ты ведь пойдешь. Слишком любишь охоту.

– И то верно! – хохотнул аристократ и поблагодарив девушку за предсказание, вернулся к товарищам.

– Ну что там, Вермандо?! Она околдовала тебя?! Хвост свиной не вырос? – обеспокоенно оглядел его со всех сторон Стефан.

– Нет, только жабры! – отмахнулся мужчина. – Она угадала, что у меня в роду было много знаменитых воинов! И сказала, что я войду в историю! А еще, чтобы я не ходил в лес, так как меня погубит дикий зверь.

– М-да, – скептически протянул Томас, скрестив руки на груди. – Это и я могу тебе нагадать! Не ходи к морю – а то потонешь ненароком! Ну и простак же ты, Вермандо!

– А я тоже хочу! Интересно, что эта девка мне напридумывает, – заявил Феликс.

– Как же так?! А вдруг она тебя в лягушку превратит?! – наигранно испугался аристократ.

– Тогда буду метать икру и громко квакать, – пожал плечами крестьянин и направился в шатер.

– Я ждала тебя, Любимец Фортуны, – улыбнулась ему Ишет. – Пришел узнать свою судьбу?

– Поведай мне о ней, ведьма.

– Я не ведьма, однако поведаю. – Девушка взяла его ладонь в свою и внимательно рассмотрела. – Ты истинный сын своего отца. Сердце твое рвется в бой, ты избрал для себя путь воина. Ты слуга Фемиды, как и твой друг, однако и тебя ждет гибель от лап хищника. Ты умрешь, вступив в бой с противником, который будет не по ту сторону зла, с которым ты борешься. Волк погубит и тебя.

Мужчина вырвал руку и недовольно нахмурился.

– Ты всем одно и то же говоришь, или что?!

– Отнюдь нет, господин. Говорю лишь что вижу на линиях судьбы вашей.

 Феликс фыркнул, и нехотя кинул ей монету, которую гадалка ловко поймала и спрятала в складках одежды.

– Благодарю! Да будет путь ваш светлым, как гигиея!

 Возвратившегося к друзьям Феликса тут же засыпали вопросами.

– Ну, что она сказала? – полюбопытствовал Стефан.

– Тоже, что и Вермандо.

– Да ну? Прямо тоже самое?

– А чему ты так удивляешься? Неужто поверил в гадание? – фыркнул Томас, закатив глаза.

– Почему бы и нет? Если существуют фейри и магия, почему не может быть гадалок? – рассудил аристократ.

– И то верно, – закивал Стефан.

– Никто не видел Карла? Куда он делся? – завертел головой Феликс.

– Может тоже отправился в шатер пока вы тут болтали?

– Да нет, его давно видно не было…

 Они прочесали толпу в поисках Карла, но того поблизости не оказалось.

– Не мог же он уйти и ничего не сказать нам, – почесал затылок Феликс.

– Верно, на него не похоже. Быть может, он сказал, просто мы не услышали? – задумался Вермандо.

Наконец зоркий Томас разглядел могучий силуэт кузнеца в далеке, и компания последовала за ним. Карл заслонял собой напуганную горожанку и сдвинув брови, угрюмо выслушивал возмущавшегося мужчину. Тот нервно и сбивчиво от волнения верещал, тыча пальцем в девушку.

– Как смеешь ты врать, да еще и честных людей в свою ересь вмешивать?! Бесстыжая ведьма! Блудница!

– Полегче, дружище, – предупредил кузнец, – она не сделала ничего дурного. Чего шумишь попусту, да девиц пугаешь?

– Я?! Шумлю попусту?! Видно, она и тебя простофилю околдовала! Эта девица…

Друзья встали рядом с Карлом.

– Отвергла твои притязания, да? – сочувственно вклинился Томас, с насмешкой взирая на оскорбившегося смутьяна.

– Ну ты не расстраивайся так, чай не последняя женщина в Дэррханаме! Здесь неподалеку славный бордель, если желаешь, я тебя туда сопровожу, – поддержал Феликс.

– Да вы сговорились что-ли тут все?! Нашлись защитнички! Эй, стража! – закричал он и приподнявшись на носочках, замахал руками, пытаясь привлечь внимание воинов. – Стража, сюда! Скорее же!

На его крики неохотно приблизилось четверо солдат. Из-за такого столпотворения вокруг одной девушки посреди улицы, люди стали шептаться и оборачиваться в их сторону, а кто-то останавливался с любопытством вслушивался в разговор.

– Чего горлопанишь? Обокрали тебя? – недовольно осведомился воин, скрестив руки на груди и с недоверием оглядывая компанию.

– Да лучше бы обокрали, добрый сэр! Я лично видал, как эта девка с другой своей сообщницей, колдовала у этой самой клумбы! Взгляните! – Указал на цветущую наперстянку мужчина. – Еще пару минут назад они были мертвыми! Сухими и увядшими точно пшеница по осени! Клянусь святым Франциском! А потом они нашептали что-то и глядите как расцвели! Колдовство! Черная магия, говорю я вам! А этот молодчик – посмотрите, еще юнец! Вздумал покрасоваться перед девкой, да мускулами поиграть! Вот и полез защищать ее, не разобравшись толком кого выгораживает!

– Колдовство значит? Все ясно. А где вторая? – Огляделся главный стражник.

– Да убежала, окаянная! Будь она неладна! Скрылась в подворотне, как трусливая крыса! Я уж не стал за ней гнаться, эту схватить успел, хоть одну задержал и ладно!

– Добрые господа, не берите греха на душу, отпустите меня, – заискивающе улыбнулась девушка, оправдываясь на вампфейхском языке. – Неместная я, прибыла из Коэлестиса. Я вовсе не ведьма и…

– Молчать! – возопил второй воин и схватив ее за руку, грубо тряхнул. – Молчать говорю я тебе! Негодная потаскуха! Хочешь сказать этот честный муж стал бы клеветать на тебя?!

– Именно это я и хочу сказать! Он не честный и даже не муж, а сластолюбец и пройдоха! За то, что я отказалась прыгнуть к нему в койку он оговорил меня!

– Я?! Да я впервые в жизни тебя вижу! – возмутился горожанин. – Кому ты нужна, в койку свою я тебя не пущу даже под страхом виселицы! Ты себя видела, жаба?! Я скорее в муравейник свой жезл воткну!

– Жезл? Ты верно хотел сказать швейную иглу?

– Бенни, беги доложи в инквизицию. Нам обещали хорошенько заплатить за каждую пойманную ведьму. А это уже второе донесение за последние двадцать минут, – обратился к товарищу солдат. – А вы, молодые люди, не вмешивайтесь, если не хотите ночевать в темнице!

– Томас, Вермандо, – негромко позвал Карл, – помогите. Она не виновна, я чувствую. Мы должны помочь ей, вы же знаете нашу инквизицию.

Томас неопределенно поморщился, явно не горя желанием влезать в новую авантюру. Вермандо же был готов сражаться за честь дамы до последнего.

– Как свидетели сего проишествия, мы требуем, чтобы наши показания были выслушаны и приняты во внимание на слушании по делу этой женщины! – воскликнул аристократ.

Стражник открыл было рот, чтобы возразить, но товарищ пихнул его и кивнул на наблюдавшую за ними толпу, слышавшую каждое слово.

– Не хочешь же ты, чтобы нас опять обвинили в самодеятельности и беззаконии, а капитан снова нас вызвал и отчитал?!

Воин вздохнул.

– Как хотите. Если вам нечем заняться. Все, пошли, – приказал он своим людям и потащил за собой девушку.

Друзья последовали за ним, а пожаловавшийся на девушку горожанин поскакал впереди всех, продолжая причитать про распутство и божью кару. Дружным кортежем они прибыли во Дворец Святой Инквизиции. Там их уже ожидал служитель. В его внешности на первый взгляд не было ничего примечательного, такие лица обычно не отпечатываются в памяти и быстро забываясь, растворяются в небытие. Однако, чем дольше Вермандо смотрел на него, тем интереснее ему казалось это спокойное непроницаемое лицо.

– Можете идти, – посмотрев на стражников, произнес он.

– Но как же наша награда?

– Награды приходят после подвигов. В вашем случае – после того как Суд Святой Инквизиции установит ее вину. Вам сообщат, – натянуто улыбнулся мужчина и солдаты разочарованно удалилась. – А вы, свидетели полагаю? – обратился он к товарищам.

– Так точно, господин инквизитор. С вашего дозволения мы хотели бы участвовать в процессе суда и…

– Я! Я свидетель! – перебив их, возопил горожанин. – Эта преступница, эта нечистивая шлюха Дьявола еще и оклеветала меня, обвинив в домогательствах!

– Судить дозволено одному лишь Богу, который делает это через Главу Инквизиции и Святой Церкви Единства, а также их ближайших сподвижников, – сурово взглянув на смутьяна произнес мужчина. – Однако ваши показания будут внимательно выслушаны, изучены и приняты к сведению. Слушание состоится через два дня, в этом самом зале. Теперь, – он повернулся и сделал знак рукой, – прошу вас покинуть зал заседания.

Отделившись от стены, никем до этого момента не замеченный, к девушке приблизился слуга и схватив ее за руку, куда-то увел.

– Что ж, благодарим за ваше участие, господин инквизитор, – кивнул аристократ и под пристальным взглядом служителя Церкви они покинули здание.

– И понадобилось же тебе влезать в эту чертову заваруху! – наконец высказался чересчур долго сдерживающий себя Томас. – Что, так скучно живется?! Зачем привлекать к себе ненужное внимание инквизиции?! Нас, еще чего доброго, в товарищи к ней запишут и рядом с ней и сожгут!

– Тебе плевать на то, что невинного человека могут подвергнуть пыткам и казнить просто из-за прихоти какого-то проходимца? – повернулся к нему Карл.

Томас фыркнул, но промолчал.

– Откуда такая уверенность, что девушка действительно не виновна? – полюбопытствовал Стефан.

– Ни в чем нельзя быть уверенным наверняка, – пробурчал Гуэрро. – Тем более в женщинах.

– Я верю в справедливость и хочу, чтобы у каждого человека был второй шанс. Шанс на спасение, – серьезно поделился Вермандо. – Если в наших силах спасти чью-то жизнь, то грех отворачиваться. Да и будь она даже ведьмой, это же настоящее злодеяние – казнить ее, только потому что, она озеленила нашу клумбу! Разве она причинила хоть какой-то вред?!

– Если ты вдруг запамятовал, Вермандо, то я напомню тебе: в нашем королевстве колдовство запрещено. Неважно какое. Колдовство есть колдовство, оно не может идти от Бога. А незнание закона не освобождает от ответственности. Ей стоило подумать, прежде чем колдовать в столице Дэррханама посреди улицы на глазах у нетерпимых к магии существ! – прошипел Томас.

– Но пока ее вина и причастность к колдовству не доказаны, я буду на ее стороне, – заявил Карл.

– И я, – поддержал Стефан.

– Нашему королевству пора пересмотреть свое отношение ко всем непохожим на нас существ и перестать клеймить демонами и ведьмами тех, в чьих жилах течет магия, – огорченно вздохнул аристократ. – Скорее всего эта девушка – фейри, не имеющая ни малейшего отношения к Дьяволу и ведьмовству.

– Вся магия – это ведьмовство, – оспорил Феликс, – и должна караться по закону Божьему.

Через два дня состоялось заседание, на котором присутствовал уже знакомый друзьям инквизитор, сидящий подле судьи с непринужденным видом. Сколько бы Вермандо не наблюдал за этим человеком, ему не удавалось разгадать каков он на самом деле и что у него на уме. Непредсказуемость и неизвестность раздражали его. И каково же было их удивление, когда на скамье подсудимых они увидели не одну, а целых две девушки, среди которых сидела и Ишет. Судьей же выступал сам глава Священной Инквизиции – Агэпито Ардерретурим, сорокалетний сутулый мужчина с длинным горбатым носом. Скамьи слушателей занимали свидетели в лицах аристократа, его друзей, зрителей-горожан и десятка инквизиторов в черных рясах. Когда его святейшество встал, зала умолкла. Все глаза обратились к нему.