Плесень

Неожиданно она замерла у туалетного столика, на котором стояло множество шкатулок. Еще два громких удара сердца. В ушах зазвенело, горло сжалось. Страх сменился злостью. Невероятной злостью на всё и всех.

Она быстро нырнула к одному из шкафов, достала оттуда небольшую сумку и вновь подбежала к шкатулкам, принявшись их вытряхивать.

Кольца, серьги, браслеты, цепочки – все, что хотя бы на первый взгляд могло иметь ценность, отправлялось в небольшую тканую сумку. Зубы стучали, по щекам текли слезы ярости.

Собрав все, что только могла, Месса выбежала прочь из комнаты, спрятав драгоценности под дубленку. Длинные коридоры вновь замелькали мимо. Гадкие картины, гадкие стены, гадкие, скрипучие полы. Она буквально бежала вперед, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не закричать от ярости и боли.

Мимо проходила редкая охрана. Некоторые оборачивались вслед Мессалин, осматривали задумчивым взглядом, кто-то перешептывался и сомнительно сводил брови, но никто не осмеливался остановить судью.

Дойдя до главного входа, Мессалин выбежала на улицу, буквально пнув дверь ногой.

Что-то заставило остановиться у самого порога. Странное ощущение заскреблось внутри. Она резко обернулась, еще раз взглянув на старый дворец, облепленный снегом и мертвым плющом. Все было точно так же, как и в тот день, когда она оказалась тут в первый раз. Так же стонали деревья, хрустя корой, так же тихо пел ветер, так же потрескивал лед, застрявший между кирпичами стен. Разве что в этот раз, ноги уже не натирали чужие ботинки и на плечи не давило тяжелое мужское пальто.

Месса крепче прижала мешок с золотом к себе и шмыгнула носом, согнав остатки слез.

«Как с собакой!» – пробежало в мыслях. «Притащили против воли! Обязали, били, угрожали. Еще и должна быть благодарной? Должна радоваться? Хвостиком вилять?».

С этими мыслями Месса бегом спустилась по каменной лестнице и помчалась вперед – к городу. С каждым шагом на душе становилось всё легче и легче. Эфемерное чувство свободы окутало плечи, подталкивало в спину и гладило по голове.

«Запад. Запад, Запад. Домой». Мысли закручивались морозными вихрями, фантазия рисовала прекрасные картины долгожданного счастья и свободы.

В лаборатории, как всегда, было тихо. Разве что, Рене копошилась в дальних залах и раскладывала стеклышки с образцами по ящикам. Лисандр же ходил от шкафа к шкафу, наводя порядок.

– Вам так важна система? – спросила Рене, не прекращая стучать стеклом.

Лис угукнул, продолжая переставлять предметы на полке.

– Давно хотел сделать уборку, но одному долго. Уборщицам не объяснишь как нужно…

– А Мэй? Я думала она ваша помощница.

– Больше нет. Будешь ты, – вздохнул он раздраженно. – Если не против, конечно…

– Не против! – радостно ответила Рене. – Практику же все равно засчитают, да?

Лисандр кивнул и сделал два шага назад от шкафа. На полках, наконец, был порядок.

– Я после той ночи с вами в морге, вообще… – не успела Рене договорить, как взвизгнула от боли.

Одно из стекол впилось ей в палец. Кровь быстро разлилась по образцам и столу.

– Ну всё, лихорадку подхватила, – сказал Лис, глядя на девушку. – Или… – Он прищурился и всмотрелся в стекла. – Или доисторическую чуму.

Рене позеленела от страха и отбросила стекло в сторону.

– Шучу, Рене, шучу. Иди руку мой, – добавил Лис, закатив глаза.

Девушка сорвалась с места и побежала к аптечке в другом блоке.

Стальные петли противно заскрипели, каблуки щелкали по кафелю, удаляясь все дальше и дальше. Настала тишина, привычная для этих мест.

Капля воды упала со старого крана и ударилась о жестяную раковину, заставив ее неприятно звякнуть. А затем снова и снова, капля за каплей падали вниз и бились о металл, как о барабан. Лисандр зажал ладонью ухо. Острая боль пронзила его вновь. А следом за болью раздался треск. Громкий и давящий, что заставил сжать зубы. Треск, что походил на скрежет хитиновых лапок какого-то насекомого.

Лис вышел в общий зал и прижал руку к голове сильнее в надежде, что это поможет. Но звук становился все громче.

Треск превратился в шепот, что звучал прямо из центра головы, с тихими помехами, шумами.

– Я ненавидела каждого из них. Каждого из этих трех выродков, – говорил женский голос. – Так же сильно, как и их отца.

Лис резко заткнул ухо пальцем, отчего внутри щелкнула перепонка и звенящей болью раздалась по всему телу.

– Мне было тошно с самого первого дня от всего: от этого города, от этого дворца, от этих законов, от самого короля. Как же мне было больно быть с ним. Каждый раз, каждый чертов раз, когда я ложилась с ним постель, я хотела выть белугой, – продолжил голос. – Его волновали только дети. Скорее бы дети, скорее бы появились наследники. А я была так молода! Ничего еще в мире не видела!

Лис схватился за голову и выбежал в помещение морга, пытаясь спрятаться от фантомного шепота. Но тот становился только громче. Начал трещать костер, завывать ветер, где-то близко, совсем рядом. Лис прокрутился вокруг себя – в морге не было ни окон, ни каминов. Пустой зал, погруженный в полумрак. Рабочих не было. Лишь одна дверь крематория слегка приоткрыта. Желтый свет исходил из узкой щели под ней.

– Он не давал мне даже рта раскрыть. Ему было все равно, что я думаю, что чувствую. И чего хочу, – теперь шепот раздался из-за двери. – Твоя забота – дети, твоя работа – дети. Дети и дети. Дети, которых я не хотела, которых не любила, которых по-настоящему ненавидела с самого дня их зачатия. Невоспитанные, наглые ублюдки, такие же, как и их отец.

Лисандр замер, смотря на крематорий. По телу прошлись крупные мурашки, отчего двинулись волосы на голове. Он узнал этот голос. Такой скрипучий, но в тоже время ровный и спокойный. Грэм.

– Меня привезли сюда, как и тебя, против воли. Как товар, – вновь заговорила она. – Его мать была той еще сволочью. Только и делала, что тыкала меня в ошибки. Ругалась, какая я бестолковая и глупая. Ей не нравилось всё, даже мое имя. Хотя саму её звали как собачку. Понка.

Женский смех залил пустой зал. Звонкий, яркий и юный.

– И с тобой бы было то же самое. Нелюбимый муж, нелюбимые дети… Может даже лучше, что так случилось, – грустно сказала Грэм.

От её голоса веяло неподдельной тоской и скорбью. Настоящей материнской болью, от которой задрожало бы даже ледяное сердце.

Лисандр шагнул в сторону крематория. Треск костра становился все громче и громче. Словно за дверью пылал настоящий пожар.

– Ты ушла такой юной и прекрасной. Такой и останешься навсегда. Свободной, не обремененной ничем…

Лис толкнул дверцу и остановился в проходе. Внутри была сплошная густая тьма: ни печей, ни столов. Лишь пустота и чернота. А в центре камин точно такой же, какой когда-то давно был в главном зале. Тот самый камин, возле которого они с братьями сидели в холодные вечера. Потрескавшиеся красные кирпичи, стальной маленький заборчик у самого огня. Костер пылал ярко, трещал углями и облизывал кладку горячими языками.

– Когда родились близнецы… Я хотела их сжечь в этом камине. Кинуть их туда и забыть навсегда. Чтобы они сгорели как эти ветки и исчезли из моей жизни. Развеялись пеплом по этому гадкому городу… – вновь заговорила Грэм будто прямо из огня. – Каждый вечер я смотрела на этот камин и плакала. Плакала и представляла, как эти выродки сгорают. А вместе с ними сгорали бы и мои ошибки.

Детский плач раздался со всех сторон сразу. Дверь за Лисом с визгом захлопнулась. Он зажал уши ладонями и закрыл глаза. Плач резал мозг изнутри, протыкал тело мечами, сдавливал душу, грыз горло. А затем резко умолк.

Костер в камине стал тише. Лисандр открыл глаза и удивленно посмотрел вперед, на тлеющие угли. Кирпичная кладка почти развалилась. Крупные трещины пронизывали его со всех сторон.

У самого пепелища сидела Грэм, а рядом Марсала. Они смотрели на костер, точнее, на его остатки. Девушка тыкала угольки кочергой и дула на них, отчего вверх поднимался серый пепел.

– Ты такой же, как и твой отец, – вздохнула Грэм и слегка обернулась назад. – Такой же самовлюбленный и грубый. Я учила тебя, вас всех, что нельзя никого брать силой. Нельзя заставлять женщин быть с тобой. А ты? Что ты творишь?

Марсала положила кочергу на пол и тоже повернулась к Лисандру. Он замер в недоумении. Что-то внутри выло и билось наружу. Руки онемели. Он так хотел прыгнуть на мираж, чтобы скорее его разогнать, но ни одна клетка тела не слушалась.

– Твои дети будут таким же плодом нелюбви, такой же ненависти. Принуждения, – Грэм повернулась обратно к пепелищу и положила ладонь на колено Марсалы. – Мать будет их ненавидеть. Ровно так же, как и они будут ненавидеть тебя самого.

– Без любви рождаются только уроды, – Марсала улыбнулась и обернулась к костру.

– Они будут платить за все твои грехи. За все ошибки. А ты будешь смотреть на это и страдать. Не в силах даже шевельнуться, – Грэм взяла кочергу и пнула крупный уголек в кострище. – Прямо как сейчас.

Как только стальной прут коснулся обгоревшего полена, пламя разгорелось вновь. Оно устремилось вверх с такой силой, словно вырывалось прямо из жерла вулкана. Камин начал сыпаться, кирпичи крошились и падали на землю, распадаясь на песчинки. Пламя прорывалось сквозь образовавшиеся отверстия, пылало все сильнее, шипело и плевалось, пока, наконец, не вырвалось на свободу. Огонь вмиг поглотил Грэм с Марсалой. Тела их рассыпались в прах и растворились в огне. А затем и он сам потух, словно кто-то перекрыл заслонку.

Мираж растворился, тьма упала вниз густым туманом и исчезла. Перед глазами вновь был крематорий со столами и печами. С привычным запахом горелого жира и волос.

Кто-то коснулся плеча Лисандра.

– Срочно, говорят, – тихо сказал пожилой лаборант.

Лис обернулся и бешеными глазами посмотрел на пришедших. Позади старика стоял солдат с озадаченным видом.

– Судья в город ушла. Пешком, – неуверенно заговорил мужчина. – Мне кажется, вам нужно это знать.

Город был уже позади. Ноги ныли от усталости, а лицо горело от мороза. Впереди стояла большая башня с часами и расписанием поездов.

«Ломбард»: гласила табличка на маленьком ларечке прямо у кассы билетеров. Не думая больше ни секунды, Мессалин побежала к нему, достала мешок с золотом и откопала в нем две серьги в виде шестнадцатиконечных звезд. С громким стуком она положила их на столик оценщика в маленьком окошке. Два хитрых глаза выглянули из него в ответ. Худая рука с сухой кожей забрала серьги.

– Краденые? – пожилой мужчина высунул голову из окошка и неодобрительно посмотрел на Мессу. Но увидев её одежду с золотой вышивкой и отделанную мехом, нырнул обратно в свою лавку, недоверчиво хмыкнув. – Тридцать тысяч. Больше не дам.

– Да, – тут же ответила Мессалин.

Стопка грязных купюр легла на столик. Худая рука придвинула её ближе к девушке и дважды похлопала по бумаге. Мессалин буквально вырвала деньги из-под его руки и тут же переметнулась к кассе.

Толстая, даже очень, женщина лениво чавкала фантомную жвачку и стучала ногтями по столику.

– Мне на Запад, – Месса положила все деньги в специальный лоток и уставилась на билетершу.

– А мне на Восток, – хмыкнула женщина и сплюнула куда-то в сторону. – Куда на Запад, какой вокзал? Я что, мысли твои читаю?

Мессалин напряженно сглотнула. Коленки слегка дрогнули. Она не знала, на какой вокзал. Не знала даже того, какие вокзалы есть вообще.

– На любой, – она набрала полную грудь воздуха и выдавила из себя слова. – Ближайший к центру Запада.

– В столицу не ходим, только до границы.

– Границы? – неуверенно переспросила Месса. Уверенность начала сыпаться, как старая кирпичная кладка. – Через границу пешком?

– Откуда я знаю, девочка. Не задерживай очередь, – женщина фыркнула и чуть привстала, взглянув на мужчину прямо за Мессой. – Вам куда?

– Стойте-стойте. На ближайший вокзал к Западу. Какой самый близкий к границе? Туда, – голос её заметно задрожал.

Билетерша закатила глаза и нажала пару кнопок на механической кассе. С приятным звоном из аппарата выскочил картонный билет с изображением поезда. Женщина положила его рядом с деньгами, а сама взяла со стопки две верхние купюры.

– Счастливого пути.

Мессалин забрала билет с деньгами и спрятала по карманам. Непонятная паника стала кусать за затылок.

– Вокзал у границы… – повторила она вслух.

– Девчуля, – прозвучал старческий голос. – Муж там твой служит? Не в плену? Я знаю как там все.

Мессалин обернулась. Рядом стояла пожилая женщина с добрым лицом и подрагивающей нижней челюстью.

– Твой поезд на нашей границе. Документы им покажешь и всё, пройдешь. А там дальше с местными договоришься, может, кто тебе поможет.

– Какие документы? – испуганно переспросила Мессалин.

Женщина по-доброму усмехнулась и махнула рукой.

– Пашпорт, – сшипилявила она. – Пашпорт аль справка какая.

Столпы уверенности вновь задрожали.

– А если нету?

– Как нету? – посмеялась бабуля. – У всех есть, а у тебя нету? Денег тогда дай. Дашь, авось пропустят.

– Спасибо, – Мессалин задумчиво опустила голову и достала из кармана билет.

До поезда еще было около часа. Женщина еще раз весело хмыкнула и ушла, скрипя костылем.

Мессалин смотрела на рисунок поезда на картонке, на глаза вновь накатили слезы, но уже совсем не от злости. Страх сковал легкие. Розовые мечты, что она рисовала себе по пути: о прекрасном поезде прямо в столицу Запада, о чудесных врачах, о новой прекрасной жизни, может даже, о родном, настоящем доме – сыпались одна за одной.

Граница Запада. Образы войны и кровавое поле всплыли в памяти. А что если она едет прямо туда? Снова на ту мясорубку, из которой чудом выбралась? Нутро дрогнуло.

Кто-то коснулся её. Маленькая ручка постукала по предплечью, привлекая внимание.

– Ты решила удрать? – сказала Дану, как всегда, с хитрой улыбкой и горящими золотом глазами. Маленькие рожки торчали прямо из вязаной черной шапки. – Уедешь? После того, что я для тебя сделала? Вернешься в эту грязь и разруху? Серьезно? – она недовольно надула губы. – Из шелков обратно в мешки из-под картошки? В эту помойку? Торговать собой ради лепешки и чая? Ты с ума сошла?

Мессалин одернула руку и отшагнула в сторону от демонши. Девочка тут же исчезла, словно никогда её тут и не было. Сердце вновь кольнуло.

А что она вообще знала о Западе? Ничего, абсолютно ничего, кроме того, что там можно было избавиться от ребенка и о том, что она сама с Запада.

Ступни ног онемели, в животе что-то перевернулось от волнения и страха.

Вокзальные часы ударили два раза, отчего девушка буквально подпрыгнула на месте. Время бежало быстро. Прошло уже 15 минут. Она сжала билет в ладони и смело пошла к нужной платформе, на которой уже стоял поезд. Проводники стояли у своих вагонов и улыбались пассажирам, что прощались с родней или же настраивались на путь, стоя на перроне и потягивая сигареты.

Мессалин остановилась в нескольких метрах от своей проводницы, не решившись подойти. Все меньше и меньше уверенности оставалось в душе. Она села на лавку, прямо напротив своего вагона, и опустила глаза в каменный пол.

Огромная часть рвалась в этот поезд, вопила во весь голос, царапала грудь и пыталась буквально пинками заставить тело зайти в вагон. Но другая, совсем маленькая, где-то в дальнем углу сердца, сопротивлялась со всех сил, стучало по ребрам и держала ноги. «Были бы документы. Документы…» —торговался здравый смысл с бурлящими эмоциями.

Мессалин согнулась пополам и положила голову на колени. Все тело раскалывалось на части, как и душа. Было безумно страшно уезжать.

Поезд свистнул дважды – сообщая пассажирам о скором отправлении. Неожиданно в памяти всплыл образ Ангелы. Мессалин представила, как она также стояла на этом вокзале, как также мялась и сомневалась. Но это показалось слишком нереалистичным. Ангела бы не сомневалась ни секунды. Смело бы шагнула в вагон и уехала в неизвестном направлении, без денег и каких-либо вещей.

Сама же Мессалин сейчас крепко обнимала мешок с настоящим золотом и драгоценностями. Целое состояние упиралось ей в живот. В кармане лежала толстая стопка купюр, плечи грела кожаная дубленка. «Ну и где же твоя смелость, Плесень? Совсем неженкой стала с этим уродом?» – спросил фантомный голос Ангелы.

Мессалин выпрямилась и утерла глаза кожаными перчатками. У её колен покачивался знакомый черный сапог с толстой подошвой и золотыми цепочками. Эш сидел на другом краю скамьи, сложив руки на груди. Он смотрел на готовящийся к отправлению поезд, положив одну ногу на другую, и лениво покачивал ей вверх-вниз.

Месса сжала кулаки и отвернулась, делая вид, что его даже не заметила. Эшлен привычно вздохнул и сел ровно.

– Быстро донесли… – всё же заговорила она первой.

– После одного инцидента в прошлом году, охрана стала более внимательной, – улыбнулся Эш. – Почему именно Запад? Вспомнила корни?

Мессалин промолчала, опустив голову.

– От ребенка хочешь избавиться, – Эш достал из кармана небольшую книжечку синего цвета и сжал в руках. – После этого можешь не возвращаться, сама понимаешь.

– И не собиралась, – Мессалин выпрямилась и подняла голову, взглянув на поезд красными от слез глазами. – Откуда ты вообще знаешь это?

Эшлен многозначно улыбнулся и отвел взгляд в сторону.

– Не хочется так говорить, но все же скажу. Я предупреждал, Месс. Предупреждал с самого начала. Ты же мне не верила.

– Да, предупреждал. Спасибо за заботу.

Эш печально выдохнул, положил руку на её плечо.

– Ты для меня больше, чем подчиненная. Ты мой хороший друг и я очень хочу тебе помочь. Но еще больше я бы хотел помочь себе. Пойми меня уж правильно. Этот ребенок решил бы очень много проблем…

– Мало желающих? – шикнула Мессалин, как гадюка. – Мало шлюх в городе, что готовы родить наследника?

– Проболтаются же, – усмехнулся Эш. – Вскроется, рано или поздно. А ты – тень, без прошлого, без связей и знакомств. Да и. Знаешь, Лисандр тебя действительно любит, как бы странно это не звучало. Он, как никак, мой, такой же любимый, как и ты, брат. Ему я тоже желаю лишь счастья.

– Пусть и ценой страдания других.

– Страдания… – генерал закатил глаза и откинулся на спинку скамьи. – Нянек море, условия отличные, кормилицы, воспитатели. Так ли высока цена, Месс? Относительно всего, что ты имеешь? Откажешься от мехов, золота, личной прислуги из-за такой мелочи?

– Мелочи… – шепнула она еле слышно.

Поезд свистнул еще раз, напоминая, что отправление все ближе. Проводники начали готовиться к пути и скрылись в вагонах.

– Как я уже сказал, Мессалин, ты тоже мне очень дорога, как родная сестра. Так что… – он вложил в её ладонь книжечку, что достал ранее из кармана. – Поэтому, я не буду тебе мешать, – он поднялся с места и отряхнул пальто сзади. – Поезд отправится через пятнадцать минут. До этого времени, буду ждать тебя у выхода. Если уедешь – я сделаю все, что никто и никогда не узнает куда. Если же нет, то… Сама все понимаешь.

Он улыбнулся ей, спрятал руки в карманы и вальяжным шагом отправился к выходу, расталкивая широкими плечами толпы людей.

Мессалин вновь осталась одна на скамейке. В руке у нее был паспорт. Новый, в ярко-синей обложке, что все еще пах клеем и краской. Она быстро пролистала его: все печати, фотографии, подписи – всё, что и должно было быть. Сердце заныло с двойной силой. Суставы выкручивало, легкие сдавливала тоска и сомнения. Она опять взглянула на поезд. Густой дым валил из труб, снизу вагона, прямо на рельсы, текла грязная вода из туалетов. Проводница вышла на перрон, принявшись зазывать последних пассажиров. Мессалин поднялась со скамейки и стала в очередь, сжимая в руке билет и паспорт. Прямо перед ней стояла молодая девушка с длинными темными волосами.

– Как там, на Западе? – тихо спросила Мессалин у нее.

Девушка обернулась, улыбнулась во все зубы.

– Как и всегда, грязь, песок, жара, разруха, – посмеялась она. – Либо дожди. В жизни бы туда не возвращалась, но такая уж работа.

Мессалин закрыла лицо ладонью. Очередь быстро заходила в вагон. Месса протянула свой билет дрожащей рукой. Проводница надорвала его и показала на дверь с вежливой улыбкой. Мессалин встала на первую ступеньку, колени дрогнули. Внутри поезда пахло нечистотами, лапшой и копченым мясом. Ботинки липли к полу, закипающий бойлер тоскливо постанывал за углом. Месса подняла еще на одну ступень и оглянулась назад.

Эшлен докуривал сигарету, стоя у черного автомобиля перед вокзалом. Стрелки больших часов на башне двинулись и уперлись в двенадцать. Колокол ударил несколько раз, поезд засвистел так громко, что кажется, весь город это слышал.

Эш швырнул окурок в сугроб и поднял руки кверху, потянувшись. Затем медленно размял шею и плечи.

– Ждем дальше? – из окошка машины выглянул Маркус и грустно посмотрел на часы.

Эш мотнул головой, открыл дверь машины и уже было собирался сесть, как вдруг у вокзала увидел женский силуэт с кудрявой головой. Мессалин стояла на лестнице и сжимала в руках паспорт. Эшлен радостно выдохнул в сторону и махнул ей рукой. Затем буквально упал на сидение авто, расплывшись в кресле. С души упал огромный груз тревоги.

Мессалин села рядом и уперлась лбом в стекло.

– Медицина там так себе, Месс. Как и все остальное, в принципе. Не было бы у тебя там будущего, даже с деньгами. На границе свои же бы и раздели… Не хотел тебя пугать, подумала бы еще, что отговариваю…

Мессалин сжала губы и покивала, с трудом сдерживая слезы. Эш снова засунул руки в карманы, достал оттуда пару серег, что она продала скупщику.

– Не раскидывайся такими вещами, тем более за бесценок. Им цена тысяч двести, – Эш вложил украшение в её ладонь и по-отечески погладил по голове. – Если бы весь мешок продала по такой цене, могла бы дефолт устроить.

– Ты был уверен, что я не уеду? – перевела она тему.

– Изначально нет. А когда увидел, что ты серьги продала, а не обручальное, то даже немного успокоился, – улыбнулся Эш и потыкал пальцем в кольцо на руке Мессалин. – Сбежавшие жены первым делом избавляются именно от него, а потом уже от остальных украшений. Но в любом случае, у меня не было задачи тебя задерживать. Я говорил тебе правду. Если бы убежала – никто бы не узнал куда.

Мессалин вновь кивнула и покрутила в руках паспорт.

– Быстро так сделали…

– Мне его Лисандр дал.

Слова прозвучали как удар колокола. Месса приложила ладонь к своей груди, сердце в ней и вовсе замерло. Пара коротких вздохов и легкие сжались.

– Он знает? – она медленно обернулась к Эшлену.

Генерал был спокоен, как никогда, и слегка улыбался. Ребра пронзила острая боль, зрачки сжались. Трясущейся рукой Мессалин коснулась мужского колена и задала свой вопрос вновь, но на пол тона тише.

– Знает.

Мессалин взвыла в полный голос так сильно, как только могла и принялась истерично дергать ручку двери, бить ногами в соседние сидения, извиваться и кричать еще громче. Маркус тут же ударил по тормозам, колеса заскользили по замерзшей дороге. Машина со скрипом остановилась, чуть не врезавшись в столб. Эшлен замер от неожиданности, распахнув глаза.

Дубленка распахнулась, золото из мешка посыпалось на пол.

– Отпусти! Открой! – завопила Мессалин.

Только Маркус потянулся к кнопке разблокировки дверей, как его одернул Эшлен. Месса обернулась и посмотрела на генерала глазами полными настоящего ужаса.

– Он же убьет меня! Убьет! – закричала она. – Открой!

– Что ты стал? Едь давай, – шикнул Эшлен на старика.

Маркус посмотрел в зеркало, поймав испуганный женский взгляд, а затем молча запустил двигатель, продолжив путь.

– Нет, нет…– замотала Мессалин головой.

Она резко нырнула вниз, к полу, схватила крупную брошь и несколько раз ударила ей в окно. Стекло рассыпалось вдребезги, обдав девушку ливнем из острых кристаллов. Не думая ни секунды, Месса швырнула украшение в сторону и буквально нырнула в разбитое окно. Но не успела высунуть даже носа. Эш крепко схватил ее за воротник и затащил назад. Мужской локоть обвил ее шею, как змея, и прижал к телу, не давая даже шевельнуться. На каждую попытку сопротивляться, генерал сдавливал ее сильнее, пока и вовсе стало невозможно дышать.

– Угомонись! – рявкнул Эш.

Мессалин схватилась за его руку и раскрыла рот. Лицо побагровело от недостатка кислорода. Из последних сил она ударила в дверь ногой несколько раз. Острые осколки рассыпались по салону вместе с украшениями. Эш сдавил ее еще сильнее. Издав хрип, Мессалин вытянулась как по струнке, пытаясь вырваться. Рукой она достала до пола, собрала маленькую горсть стекла и швырнула ее назад, прямо в лицо генералу. Но тот даже не дрогнул. Силы начали иссякать. Мессалин попыталась вновь нащупать на полу хоть что-то, чем можно было отбиться, но пальцы перестали слушаться.