Плесень

Месса накрыла голову руками и замотала головой.

– Мне просто интересно… – Дану поднялась на ноги. – Ты так хотела власти, чтобы целыми днями ставить печати и таскать бумаги? Или же хотела… Отомстить? – Договорив, Дану рассыпалась на тысячу пылинок.

Месса вновь осталась одна, крепко обнимая вазу. Все тело дрожало, заставляя крышку урны подпрыгивать и звенеть.

Прелюдия

За окном была непроглядная тьма, даже луна легла спать, укутавшись в снежных облаках, а большая стрелка на часах уперлась в цифру три. Уснуть не получалось. Мессалин смотрела в потолок, покрытый трещинами, и с трудом дышала, сердце колотилось как сумасшедшее. Разломы на старом бетоне казались особенными, не такими как раньше. Они переплетались в причудливые узоры и, казалось, с каждой секундой их становилось все больше. Среди трещин начал просматриваться образ: мужское лицо, старческое, покрытое сотнями морщин, а затем оно изменилось, превратившись уже в другое: одутловатое, опухшее, будто надутое. Старческое, вытянутое, снова толстое, снова тощее: они сменялись одно за одним. Лица, искаженные гримасами, то улыбались, то кричали, то закатывали глаза, мелькали друг за другом, не прекращая. Десятки, сотни. Мессалин вспомнила их всех. Вспомнила и пожилого, почти что одной ногой в могиле, деда в очках с огромными толстыми линзами. С линзами, в которых она увидела свое отражение: совсем юная девочка смотрела на себя с широченной улыбкой и совершенно пустыми глазами.

– Шестнадцать. Мне шестнадцать, господин… – прошептала она вслух, продолжая смотреть в потолок.

Лица на бетоне продолжали сменяться, пока неожиданно не остановились на одном единственном. Месса вжалась в подушку затылком, руки сами схватились за простыню, будто за спасительную веточку, дыхание сперло.

– Шестнадцать, да? – спросила нянька, что заплетала кудрявые волосы в нечто напоминающее косы, а затем аккуратно огляделась. 

Джейн кивнула. Нянька же еще раз осмотрелась и, убедившись, что лишних ушей нет, наклонилась к девочке ниже.

– Грудь у тебя налилась, бедра округлились… Плохо это. Не любят тут такое… 

– И что мне делать? – язвительно усмехнулась Джейн и положила ногу на ногу. 

Нянька печально вздохнула. 

– Ты стирать умеешь? 

– Нет.

– Гладить? Готовить? Красить или веники хоть вязать? – сыпала вопросами женщина, но слышала лишь отрицательные хмыканья. 

– Зачем? Вы же все это делаете. И готовите, и гладите, – Джейн недовольно фыркнула и попыталась подняться со стула, но няня тут же усадила её обратно, надавив на плечи.

– Жалко мне тебя, – наклонилась к её уху женщина. – Из этого дома только два выхода: стать как я и полы драить, либо вперед ногами, понимаешь? Ты выросла, еще немного времени и…

Джейн шлепнула няню по рукам и быстро пошла к выходу, недовольно топоча маленькими каблуками детских туфель, что явно были ей уже давно не по размеру.

– Стой! – окликнула её женщина печально. – Послушай, лишь послушай, – Джейн замерла у двери, не обернувшись. – Дед в больших очках. Не иди к нему, больной притворись. Он псих, но платит очень много. Ричард ему таких, как ты «старых» отдает. 

– Ну и что он такого сделает? – закатила глаза Джейн.

– Живот тебе вспорет, – тихо-тихо ответила нянька.

Девочка лишь вздохнула и хлопнула дверью. 

Месса схватилась за голову и сдавила её со всех сил. Стена в сознании рушилась, кирпич за кирпичом, и все, что пряталось за ней, выливалось наружу огромным потоком.

«Старик в больших очках…» – думала Джейн, смотря в толстые линзы напротив. Сухой, старый дед нервно улыбался и как-то неаккуратно привязывал тонкие запястья к изголовью кровати. Джейн, как и всегда, наигранно улыбалась и смотрела куда-то вперед, сквозь него. «Старик в больших очках…» – всё повторялся голос няньки в голове, не замолкая ни на секунду. 

Очки у него были действительно огромные, по сантиметра два толщины на линзе, отчего старик смотрелся смешно. Но смеяться не хотелось, почему-то совершенно не хотелось, даже привычная улыбка давалась с невероятным трудом. 

Он принялся за ноги, туго привязал щиколотки к корпусу большой кровати, а затем застыл, смотря на Джейн сверху вниз. От его озабоченного взгляда пробежались мурашки. Он смотрел на нее совершенно не так, как все клиенты до этого, как-то слишком… безумно? 

– Ты так похожа на мою дочь… – старик приподнял короткое платье Джейн до груди, оголив живот. 

Она лишь натянула улыбку еще шире и уставилась в потолок. Слушать старика тоже не хотелось, а тем более вникать в это. «Пара минут. Душ, ужин и спать»– размышляла Джейн, пока клиент продолжал что-то рассказывать. Он часто наклонялся куда-то вниз, к полу, копошился в своей сумке, раскладывал какие-то вещи на простыне. Джейн же все игнорировала, продолжая погружаться в свои мысли, ровно до того момента, пока горячие, костлявые пальцы не надавили ей на живот с такой силой, что она машинально вскрикнула. Вылетев из мира грез буквально пулей, Джейн приподняла голову и застыла. Рядом, на белоснежной простыне, были разложены хирургические инструменты: скальпели, зажимы, пинцеты, несколько металлических ванночек и даже мини-пила. «Живот тебе вспорет»– снова раздался фантомный голос няньки. Джейн дернула рукой, пытаясь оттолкнуться от старика, затем дернула ногой, и лишь после этого осознала свое положение. 

– Нет-нет-нет. С этим всем нельзя! С этим нельзя! – закричала она вполголоса, стараясь сохранить наигранную вежливость. 

Старик поправил очки и снова надавил на мягкое тело костлявыми пальцами. 

– Охрана! – завопила Джейн уже во все горло.

Никто не пришел, даже шороха за дверью не раздалось, хотя обычно хватало лишь слишком натяжного писка, чтобы в комнату уже начинали ломиться вышибалы. Джейн снова завопила, надеясь, что все просто куда-то отошли, либо не расслышали. В ответ снова лишь молчание.

Джейн попыталась вырваться, выкрутить ноги или руки из пут, но бесполезно. Конечности были натянуты как струны, из-за чего даже просто согнуть локоть или колено было той еще задачей на гибкость.

– Я работал ассистентом в хирургии десять лет назад, – начал старик и взял в руку один из скальпелей. – И однажды, напутал что-то. Проснулась больная прямо посередине операции, с кишками наружу. Ох, этот взгляд, этот взгляд напуганной овечки, полный ужаса и отчаяния, боли, агонии. Я готов отдать все, лишь бы видеть это снова и снова. Эти горячие слезы, что бегут по щекам. Этот жалобный вопль, – он наклонился к лицу Джейн и коснулся скальпелем ее носа. – И сегодня я это увижу! Увижу вновь! Снова! – добавил он и рассмеялся.

Она стиснула зубы так крепко, как только могла, сдавив плач в горле, не дав вырваться ни звуку. Жизнь стала медленно проноситься перед глазами, кадр за кадром. И ничего хорошего в этих кадрах не было, совершенно ничего, отчего стало еще печальнее.

Старик смотрел в ее глаза в ожидании. Он так жаждал услышать крик, увидеть истерику, огромные слезы и жалобные мольбы. Но Джейн молчала, снова провалившись в свои мысли. Он выпрямился и улыбнулся, уперев скальпель в ее живот.

– Я дождусь… Дождусь… – сказал старик и сделал первый, совсем крошечный надрез под ребрами. Голос его чуть задрожал от нетерпения, дыхание участилось.

Наконец, Джейн вернулась в реальность, и с глаз покатились первые слезинки. Что делать она не знала. Руки сильно сдавливали веревки и единственное, что получалось сделать: выкручиваться из стороны в сторону, как слизень на кучке соли. Старик убрал руку и вытер пот со лба рукавом. Глаза его бегали вверх-вниз по юному телу, что дрожало от страха. По животу медленно стекала маленькая капля крови, от вида которой мужчина стал дышать еще чаще. Легкие буквально не успевали наполняться воздухом, настолько часто он вдыхал и выдыхал. Неожиданно он схватился за свою грудь. Лицо посинело, исказилось в гримасе то ли боли, то ли удивления. А затем он рухнул без чувств прямо на Джейн. 

От испуга она завопила с полную силу, принялась извиваться как червяк, пытаясь скинуть с себя старика, как вдруг замерла, а затем затаила дыхание, вслушавшись. Ни хрипа, ни сопения, ничего. Он умер. 

Дальше ничего не вспомнилось. Лишь душный, горячий ветер и колючие ветки под голыми ногами. Мессалин сползла с кровати на пол, уперлась в шкаф спиной и закрыла голову руками. Стена в сознании вновь начала выстраиваться, закрывая остальные воспоминания. Казалось, будто кто-то издевается. Нечто внутри рушит эти стены против воли хозяйки и строит обратно, просто чтобы посмеяться. Откапывает самые ужасные воспоминания и показывает лишь их.

Свет в ванной включился сам собой, кто-то внутри показательно громко зевнул.

– Это действительно отвратительно, Джейн. Или Месс? Тебе как самой больше нравится?… – прозвучал писклявый голос Дану.

В комнату громко постучали, перебив демоншу. Свет в ванной тут же погас. Стук повторился еще раз, ручка опустилась вниз. Дверь медленно открылась, и яркие лучи от ламп в коридоре полосой осветили темную комнату. В проходе замер Эш с бледным, безэмоциональным лицом.

– Судья нужен, собирайся,– негромко сказал он и, не закрыв дверь до конца, скрылся в коридоре.

***

Глубокая ночь, привычный снегопад. Печка авто хрипя выплевывала еле теплый воздух. Весь салон окутало напряжение. Напряжение, что сдавливало голову и грудь.

Эш не сводил взгляда со своего собственного отражения в черном окне и сжимал челюсть так плотно, что трещали скулы, Лисандр опустил голову, почти что, нырнув носом в воротник, и ковырял собственные пальцы, сдирая заусенцы, Мессалин же просто смотрела вперед, в лобовое стекло, наблюдая за тем, как огромные снежные кучи падают откуда-то сверху и разбиваются на миллионы снежинок. На ее коленях лежала толстая папка с бумагами, что приятно шелестели каждый раз, когда авто подпрыгивало на снежных кочках.

Мимо мелькали деревья, крупные елочные ветки скреблись об корпус авто. И спереди, и сзади виднелся свет фар от других машин: несколько легковых и один большой черный грузовик с крестом.

Все молчали. Молчали с того самого момента, как в спальню Мессалин постучался генерал. Ни слова, ни звука. Глубокое, томящее молчание. Все будто и так знали, что произошло. Но по тяжелым взглядам можно было понять, что каждый, кто сейчас ехал по лесу, мечтал о том, чтобы ошибаться.

Автомобиль стал замедляться, снег под колесами пугающе заскрипел. Как только Маркус выкрутил руль и нашел место, где встать, Эшлен отвернулся от окна. Так резко, будто увидел сквозь стекло призрака или чудовище. Послышался скрежет лопат об замерзшую землю. Ритмичный, тяжелый.

Месса подняла голову и медленно осмотрелась: темный лес, несколько людей с большими фонарями-прожекторами и работники с лопатами, что активно раскапывали довольно большую яму.

Никто не торопился выйти наружу. Все застыли на своих местах, боясь даже двинуться. Лишь Мессалин непонимающе бегала глазами по окружению. Лисандр грыз губы, именно грыз, не кусал: из разодранной тонкой кожи начала выступать кровь, но он будто этого не замечал, продолжая отрывать от них мелкие кусочки.

– Чистка, – нарушил тишину Эшлен и дернул ручку двери.

Генерал вышел из машины, буквально растворившись в густой тьме. Маркус поправил фуражку, чуть привстал с места и выдохнул.

– Еще не раскопали, вроде… Можно не спешить, – прохрипел он.

Мессалин передвинулась ближе к двери и уже было собиралась выйти, как вдруг Лис крепко схватил ее за рукав.

– Что тебе нужно записать? – он взял папку с бумагами с ее колен, бегло пролистал все пустые листы.

– Пока не знаю точно. Место, события, людей…

– Это не работа судей, – шикнул Лис, смотал папку в тугую трубку и засунул в карман. – Домой ее отвези, – обратился он к водителю, а сам вышел на улицу, хлопнув дверью.

Маркус прочистил горло и уже потянулся к рычагу передач, как Месса выскочила наружу следом за Лисом, ничего не сказав. Водитель лишь успел непонимающе раскрыть рот, глядя ей вслед.

Лопаты продолжали звенеть и грызть замерзшую землю. Мужчины ругались между собой вполголоса, вздыхая и утирая потные головы. Несколько старших прикрикивали на них в ответ, требуя ускориться. Рядом с “раскопками” медики раскладывали мешки и носилки:

– Тридцать взяли…

– Тридцать? А остальное во что заматывать? Потом сам будешь салон отмывать…

Люди суетились вокруг, расчищали снег, держали лампы. Кто-то прочесывал местность неподалеку, периодически выкрикивая “чисто”.

Мессалин спрятала руки в карманы, нахмурив брови. Недалеко от ямы она приметила Эшлена. Казалось, он стал еще бледнее и мрачнее. Мимо носились работники, периодически что-то спрашивая у генерала, но тот молчал, будто не слышал.

– Поезжай домой, – хмуро сказал Лисандр из-за спины.

“Подняли среди ночи, везли сюда больше часа, ничего не объяснив, а теперь домой?…” – думала Месса про себя.

– Нет, – но ответила лишь одним словом.

Лисандр развернулся и обошел машину сзади. Щелкнула зажигалка, к пару от горячего дыхания добавился густой, горький дым. Месса молча встала рядом, сложив руки на груди. Меньше минуты и окурок улетел куда-то во тьму леса, зажигалка снова щелкнула.

– Ган проводил чистки, – начал Лис, одним вдохом вытянув почти половину сигареты. – Редко, но метко. Иногда по делу, иногда просто так. Иногда чтобы просто показать, что может это сделать. Мы были там один раз, но хватило до конца жизни.

– Вам обоим не привыкать видеть смерти, – брезгливо ответила Месса.

– Ты правда думаешь, что те, кто росли буквально в теплице, где тебя любят, улыбаются, кланяются, могли просто взять и очерстветь? – Лисандр удивленно поднял брови, глупо усмехнувшись. – Вот так взять и озлобиться? Пойти стрелять в людей в один прекрасный день и начать наслаждаться этим? Шутишь? – он наклонился к Мессалин ближе, уставился прямо глаза, широко раскрыв веки. – Мы тогда только начинали. Только-только первые склянки начали находить своих покупателей. И это было весело, действительно весело. Мы, двое малолеток, что вышли из своих теплиц в реальный мир и охренели с того, какой он может быть. Но при этом, даже не догадывались, что не всё вокруг сахар, понимаешь? Мы возили порошок и тратили деньги на то, на что “садовники” не давали. И все казалось так просто, так легко. А потом начались первые смерти… – его взгляд резко переменился на суровый. – Думаешь, нам было плевать? Нет, не было. И Эшлен, и я тут же все это решили бросить. Пока не поздно, пока мы думали, что еще не поздно. И испугались не одни мы. Ган понабрал в курьеры и распространители таких же наивных придурков, напев песни о прекрасном будущем. И все они, как крысы с корабля побежали при первой опасности. И мы побежали, побежали так быстро, как только могли. Но, как думаешь, Гану это понравилось? Он, сверкнув своей гадкой, золотой улыбочкой, махнул рукой и сказал: “Да ладно, плевать”? Нет, Месс, нет…

Лис выкинул очередной окурок в сторону, не сводя взгляда с Мессалин. Выражение его лица пугало, казалось, он вот-вот накинется на нее с кулаками или еще чего.

– Он привез нас обоих в этот лес. Кажется, даже на то же самое место, – продолжил Лисандр. – И устроил тут “зачистку”, как сам сказал. Устроил тут массовую казнь с особой жестокостью. Он собрал всех, не только самих беглецов, но их семьи. Пока его вышибалы с людей кожу живьем снимали, он сам улыбался. Улыбался и смотрел на нашу реакцию, – Лис поднял голову к небу и прикусил губу. – Их живьем закапывали в эту каменную землю вместе с детьми. Старики, женщины, даже младенцы, плевать. А в конце этого кошмара он протянул две лопаты и спросил: “Вы тоже хотите уйти или как?”. Эшлен взял ее. Взял и замолчал. Замолчал и принялся закапывать этот могильник.

– А ты?

– А я… – Лисандр буквально перестал дышать, слегка раскрыв рот, словно забыл, как разговаривать. – Я не смог, – все же выдавил слова. – Я не смог ее взять. Но это было ему и не нужно. То, что Ган хотел, он получил.

Звон лопат резко умолк. Все, кто был возле ямы, засуетились как муравьи. Первые тела стали поднимать на поверхность.

Лис сделал шаг назад, освободив путь, достал из кармана скрученную папку с бумагами.

– Это правда не твоя работа, – стукнул он свертком в грудь девушки. – Отдай любому старшему: их тут как грязи, только стоят и глазами хлопают.

Месса схватила бумаги и двинулась к яме, ничего не ответив.

Тело за телом вытаскивали на поверхность: изуродованные порезами, с пулевыми ранениями, с огромными ранами на голове и теле. Работники быстро паковали их в мешки и равнодушно утаскивали к катафалку. Казалось, для всех это привычное дело. Никто из служащих даже удивленно не вздохнул, когда очередной обезображенный труп оказался на снегу. Они, как роботы, поднимали их вверх, застегивали молнии пакетов и уносили тела вдаль, как мусор.

Мессалин раскрыла папку, взяла ручку, и уже было собиралась что-то записать, как вдруг приметила у противоположной стороны ямы Эша. Он не сводил с кучи тел взгляда. Что-то он явно там увидел. Что-то такое, отчего не мог оторваться.

Очередное тело подняли на поверхность, и генерал скрылся, буквально исчез в тот же миг, будто никогда его там и не было. Труп, как и остальные, принялись быстро упаковать в мешок. Обезображенное полностью обезображенное лицо юноши скрылось за черным, нетканым полотном. Тело тут же утащили за остальными.

Еще труп кинули на снег: танцовщица, в привычном костюме с перьями, и со вспоротым животом от лобка до ребер. Увидев это, Мессалин свалилась назад, в снег, выронив все бумаги, что тут же подхватил холодный ветер.

Эш шел к машине, смотря под ноги. Перед глазами все еще стояло обезображенное лицо трупа. Настолько обезображенное, что узнать его было практически невозможно. Но лишь для того, кто не знал его так хорошо, как сам Эш. Уродливый свитер в катышках и потрепанная куртка, этого было достаточно для того, чтобы узнать его. В мыслях все еще была надежда, что это совпадение, что просто показалось, что это случайность, но рассудок тут же показывал еще одну деталь: рыжие кудри, покрытые засохшей кровью. С каждым шагом сердце билось все медленнее. Казалось, что та самая последняя струна в душе оборвалась. Все чувства отключились и печаль, и радость, и ненависть. Все и сразу, ни осталось ничего. Эш сел в машину, тихо прикрыл за собой дверь. Маркус слегка обернулся и вопросительно кивнул, Эш же мотнул головой, натянув совсем легкую улыбку. Водитель пожал плечами и только было хотел что-то спросить, как тут же закрыл рот, отвернулся и вышел прочь. Эш буквально сложился пополам, положив лоб на колени. Пальцы вцепились в белые волосы, натянув их до треска.

***

– Задрал уже этот грибок, – возмущался отец семейства, сдирая со стены плесень шпателем. – Каждый день его снимаю, а он разрастается все больше.

– Мда… – мужчина в комбинезоне растер крошку грибка между пальцев.

– Сможете убрать? Сил моих нет. Оно скоро всю стену сожрет. Жить невозможно, вонь невероятная.

Мастер кинул небольшую сумку с разными баночками на пол, озадаченно почесал голову, рассматривая реагенты.

– Попробовать могу. Но сказать вам честно, эта дрянь скорее всего уже так глубоко разрослась, что проще будет стену снести и новую построить. И дешевле…

– Да что это за напасть-то такая. Откуда оно вообще взялось? Жена каждый день убирается, дома чистота.

– А эту гадость становится видно, только когда она уже свои грибные корни распустила. То, что на поверхности, лишь её «плоды». И чем больше их рвете, тем глубже корни уходят, – мужчина достал одну из банок, накрутил насадку-распылитель. – Едкая и редкая плесень. Она сначала все будто ощупывает своими корнями, изучает, разрастается, а потом уже наружу вылезает и начинает все буквально жрать, – он сделал несколько брызг средства на стену, плесневелое пятно зашипело. – Жрет и жрет, даже бетон «прогрызает», если находит там какие-то трещинки. Знаете, будто разумное существо, ищет слабости в материале и если находит, то хрен ты её остановишь. Еще название такое красивое – мессалин. А по факту, такая дрянь.

Протерев тряпкой часть пораженной стены, мастер надавил на дерево пальцем. Бревно тут же треснуло и провалилось во внутрь. Весь палец покрылся липкой грибковой массой. Дерево было мягкое, как бумага. Сделав еще несколько прикосновений к стене, в ней образовалась приличных размеров дыра, полностью заполненная плесенью и древесной трухой.

– Только сносить…

***

Лаборант соскабливал с карамельного леденца верхний слой обсыпки, лениво болтая ногой под столом.

– Фигней какой-то занимаемся, – обратился он ко второму работнику, что сидел рядом. – Конфеты в сахаре, ничего интересного.

– Сказали проверить, значит, проверить. Откуда ты знаешь, что в сахаре, на вкус попробовал?

Первый поднял брови и пожал плечами, промолчав. Когда на гистологическом стекле собралось достаточно белой крошки, мужчина кинул скальпель в сторону и вышел из-за стола.

– Слушай, ну не хочу я этой фигней заниматься. Работы и так тьма. Паранойя у военных разыгралась, вот и чушь несут. Давай напишем бумажку, что все чисто, и займемся основной работой, а? Мы сколько уже этих карамелек просмотрели? Сахар это, просто сахар. Иногда лимонка.

– Сказали все проверить, значит, все проверить, – повторился второй, не отвлекаясь от работы. – Найдем что-нибудь, может премию выпишут…

– Ага, рукопожатиями. А если не найдем, то еще и подзатыльниками за то, что кучу других дел просрочили.

– Если хочешь, – второй развернулся и грозно посмотрел на коллегу, – занимайся чем-то другим. Только мне не мешай.

– Ну и буду! Ботаник! – язвительно шикнул лаборант.

Он подошел к своему столу и показательно распаковал несколько конфет, закинул их в рот и, громко топая, вышел прочь из лаборатории.

– Придурок…

Второй работник поправил очки, в очередной раз заглянул в микроскоп, но увидел в нем лишь кристаллы сахара и лимонной кислоты. Затем вытащил очередную горсть конфет из мешка. Карамельки и леденцы в цветных обертках рассыпались по столу.

– Что-то же явно есть… – лаборант покрутил одну из конфет в руке и развернул обертку.

Положив ее на небольшую металлическую пластинку, он разбил конфету молотком и положил осколок все под тот же микроскоп. Снова лишь сахар. Повторив это практически со всеми леденцами на столе, мужчина откинулся на стуле назад. У потолка кружило несколько мошек, ртутная лампа слегка пошикивала, будто пыталась их от себя отогнать.

– Леденцы, леденцы… Плавленый сахар… – бубнил лаборант. – Сахар, сахар, плавленый. Плавленый сахар, который нужно рассасывать. Ну да, не глотать же или грызть. А если проглотить?

Мысли кружились, как мушки у лампы, иногда сталкиваясь между собой. Часы медленно тикали на стене, где-то в дали капал кран, напоминая метроном. Тик-так, стук-стук: лаборант принялся стучать пальцем о край стула, подыгрывая остальному “оркестру”, как вдруг вскочил на ноги и рванул к тому самому капающему крану. Вода хлынула в лабораторную мензурку, конфеты посыпались в почти что кипяток. Карамельки тут же начали растворяться, окрашивая воду в разные цвета, пока не исчезли вовсе.

Поставив мензурку на держатель над спиртовкой, лаборант принялся активно перемешивать сироп палочкой, пока другой рукой копался в ящике стола, разыскивая нужные реактивы. Буквально две капли прозрачной жидкости из пипетки и цветной раствор окрасился в яркий розовый цвет.

– Все копаешься? – первый лаборант вернулся и застыл в проходе лаборатории, громко чавкая конфетами.

– Выплюнь! Сейчас же выплюнь! – буквально закричал второй. – Мы идиоты. Просто идиоты. Они не сверху в менкоине, он внутри. Он в карамели. Его слишком мало, чтобы заметить лишь по одной. Нужно хотя бы десяток…

Тревожный голос коллеги заставил первого задуматься на мгновение. Он перекатил конфеты за щеку и громко сглотнул.

– В смысле? – испуганно спросил он, смотря на то, как мужчина потрошит мешок с остальными леденцами и кидает их в горячую воду.

– Слишком мало, чтобы заметить. Слишком мало, чтобы ощутить. Но достаточно, чтобы подсесть.

Испуганное «ой» раздалось на всю аудиторию.

***

Вилка гоняла одинокую оливку по тарелке туда-сюда, кусок в горло не лез. Ни одно другое блюдо на столе не тронуто, даже пирожные, что всегда пропадали первыми, стояли на своем месте, поблескивая кремовыми шапками. Мессалин несколько раз пыталась хотя бы надкусить несчастную оливку, но перед глазами тут же появлялись образы с прошлой ночи, отбивая аппетит напрочь. Лисандр же сидел рядом, где и обычно, и даже не пытался взять прибор в руки или хотя бы убрать сервировочную салфетку с блюда.