Плесень

Через разбитое окно внутрь залетали снежинки, морозный воздух приятно обдувал краснеющие щеки. В глазах понемногу начало темнеть, как вдруг хватка ослабла. Месса громко вздохнула. Голова закружилась, подкатила тошнота. Эш продолжал зажимать ее шею локтем, а второй рукой слегка похлопал по щеке.

– Приди в себя, солдат, – грозно сказал он. – Что случилось? – а затем добавил мягко, даже слишком.

– Он все знает. И убьет меня… – выдавила из себя Мессалин.

– Если бы это было так…– вздохнул Эшлен. – Я бы тебя пинками в этот поезд загнал. Успокойся, все нормально.

Он отпустил ее и смахнул с плеч мелкие осколки. Месса же, с трудом поднялась, вцепившись ногтями в обшивку салона. Горло сжималось в болезненных спазмах, а легкие отказывались раскрываться полностью.

Автомобиль затормозил. В окне виднелся главный вход в резиденцию.

– Давай, не глупи, – похлопал ее Эш по плечу. – Улыбайся, ну. Все хорошо, снова дома, в тепле. Сейчас пойдем с тобой, чаю попьем, да? – голос его стал таким бархатным, словно он был ее отцом, убаюкивающим после ночного кошмара. – Давай, Солнце, пошли…

Замки на дверях щелкнули и открылись. Эш вышел на улицу, потянув девушку следом, взяв под руку. Месса с трудом стояла на ногах, из-под одежды продолжало сыпаться золото.

– Золотая ты антилопа… – генерал слегка потрепал ее дубленку, выбив остатки украшений, и пальцами причесал растрепанные кудри. – Хорошо все будет. С каких пор ты такая трусиха? Ты же 315-й номер. Бесстрашная врунишка…– утешал он ее и вел к дверям.

Вновь оледенелая каменная лестница, вновь скрип коры и хруст льда. Знакомые звуки полупустых залов и треск старых стен. Мессалин не поднимала головы. С волос сыпались снежинки, а из-под одежды – маленькие бриллианты.

– Топай, все нормально, – Эш отпустил ее руку и слегка толкнул в спину.

Он ушел. Тяжелые сапоги застучали по лестнице, а затем и вовсе исчезли. Тишина застелила пространство. Так же, не поднимая глаз, Мессалин пошла вперед, медленно переставляя ноги, пока не уперлась во что-то большое. Невольно она подняла голову. У стены стоял большой диван, немного потрепанный и пыльный. Сверху он был накрыт покрывалом с простым узором, а в центре его сидел Лисандр и смотрел в стену напротив, никак не реагируя на девушку позади.

Из груди вырвался сдавленный стон. Мессалин крепко сжала губы и скомкала в ладонях край покрывала. Лисандр обернулся, растянулся в добродушной улыбке и похлопал по месту рядом с собой.

Мессалин медленно обошла его вокруг и села рядом, зажав руки между колен.

– Хочу тут камин поставить… Он тут и раньше был, но рухнул, – заговорил Лис. – Как думаешь, хорошая идея?

Мессалин с трудом повернула голову и посмотрела на Лисандра. По ее щекам лились целые водопады слез. Он продолжал смотреть в стену и, как-то наигранно, улыбаться.

– Камин? – надрывно переспросила она, сдвинув комок в горле.

– Да. Для красоты. Тепло оно вряд ли даст. Прислуга сказала, что место не очень, глупо будет смотреться. Но мне кажется, им просто лень его строить, вот и чешут языком… – рассказывал он отвлеченно. – Твое мнение решающее.

Мессалин сглотнула и перевела взгляд на пустую стену. Дыхание дрожало, зубы стучали. Мысли ее были о чем угодно, но не о камине и стройке.

Тяжелая рука легла на ее спину. Лис чуть наклонился вперед и заглянул в заплаканные глаза с немым вопросом.

– Чего плачешь? Потому что не уехала?

Мессалин мотнула головой и закусила щеки. С мокрых губ сорвался громкий, но кроткий плач. До сих пор болела шея, до сих пор кружилась голова. А от страха тряслись коленки и кололо сердце. Она посмотрела на пустую стену. Перед глазами вновь появилось лицо солдата из больницы. Мессалин выпрямилась и стиснула зубы, а затем повернулась к Лисандру. Его лицо было совершенно спокойным и безмятежным, практически без единой эмоции. Лишь совсем легкая, но кривая улыбка, давала понять, что все же, ему не все равно на происходящее.

Она разжала губы в попытке ответить, но связки не давали произнести ни звука. Лисандр покивал и опустил голову.

– Я все пойму, – выдавил он из себя с такой же тяжестью и тихо усмехнулся. – Очень постараюсь, по крайней мере…

Мессалин молчала, не сводя взгляда со стены напротив.

– Хотя то, что ты здесь, уже многое говорит, – продолжил Лис. – Я так боялся, что все же не вернешься, – он откинулся назад, на спинку дивана, и запрокинул голову, уставившись в потолок. – Я бы не пережил, если честно. В третий раз тебя потерять. Но и, привязывать не хочу. Ты ведь сама решила вернуться, верно?

Мессалин аккуратно обернулась. Все тело била дрожь, волосы прилипли к мокрым щекам, а губы тряслись, отказываясь смыкаться. Она кивнула, громко всхлипнув. Лис перекатил голову в ее сторону и тепло улыбнулся.

Она смотрела прямо в янтарные глаза, не моргая. Так хотелось вонзить в них пальцы до упора. Растерзать все лицо, разодрать грудь и сломать кулаком ребра. Но не получалось даже представить это, даже на доли секунды. Мешало странное чувство, от которого что-то хрустело внутри черепа. От которого металось сердце. Чувство, что не поддавалось логике. Чувство, что было чужеродным, что не принадлежало Мессалин никогда. Гадкое и липкое чувство, в котором она отказывалась себе признаваться.

Она убрала волосы с лица и подсела к Лисандру ближе. Голова сама опустилась на мужское плечо, а руки обвили тело.

– Я утром искала врача, – пробубнила она, уперевшись носом в его грудь

– Нашла?

Месса помотала головой и вжалась в него еще сильнее.

– Нет никаких способов. Покалечили бы только, – вздохнул Лис с легким облегчением.

Сломалось

Ангела с трудом повернула ручку двери дома и ввалилась в узкий коридорчик. Путь обратно до лагеря оказался труднее и дольше, чем ожидалось. Лицо было грязное от пыли от пота, пальцы рук слегка дрожали, из последних сил сжимая мешок с вещами и винтовку. Сапоги покрылись толстым слоем глины, которая забилась между швами и шнурками, а из растрепанных волос торчала небольшая колючая веточка, что запуталась в плотном колтуне.

Кинув сумку на пол, Ангела села на нее сверху и вытянула гудящие от усталости ноги. Каждая мышца ныла, сустав горел. Глаза высохли от постоянных ветров, а губы потрескались.

Следом вошел Сонву, такой же уставший и грязный. От лба до уха на лице красовалась толстая черная полоса застывшей глины, а вся одежда была покрыта темными пятнами.

– Я та-а-ак устал… – протянул Сонву и завалился рядом с Ангелой прямо на пол.

– Я тоже. Эта жара… Так выматывает…

Ангела приложила ладонь к груди и глубоко вдохнула. Сердце с трудом гоняло практически кипящую кровь, громко стучась о ребра, словно просило выпустить его скорее из костяной тюрьмы.

– Лучше бы мы тут остались… – шмыгнул носом Сонву.

Входная дверь вновь открылась и с диким грохотом ударилась об стену. На пороге стоял Асмир, он держал в руках мешок, из которого капала красная жидкость. Не сказав ни слова, он прошел внутрь, швырнул мешок в девушку и скрылся на кухне.

Зажурчала вода. Ангел с тихим стоном отодвинула тяжелый мешок в сторону, заглянула вовнутрь, отогнув край: необработанная тушка довольно крупного зайца с огромной дырой в голове. Сонву рядом скривил лицо в отвращении. Ничего больше, кроме усталого вдоха, Ангел не смогла из себя выдавить.

На кухне скрипнул кран, вода замолчала. В коридоре вновь появился Асмир, с полотенцем в руках.

– Выпотрошишь, шкуру снимешь, – фыркнул он и швырнул полотенце куда-то на кухню. – Зажаришь потом с луком. И быстрее, тухнет.

Ангела безвольно повесила голову, сил не осталось даже на то чтобы держать шею.

– Делай сам, – пробубнила она почти неслышно.

Асмир выпрямился в полный рост и сделал шаг вперед, угрожающей тенью повиснув над ней. С места тут же вкочил Сонву и загородил Ангелу руками.

– А Ангела нас спасла! В ночи разбойников расстреляла, представляешь! В полной темноте! – затараторил он.

– Наслышан. И что с того? Можно свои основные обязанности из-за этого отложить?

Ангела крепко стиснула зубы. Ярость накатила огромной волной. Тело истошно завыло от возмущения. Она приподняла голову и посмотрела на мужчину глазами, полными злобы.

– В мои обязанности не входит обсуживать тебя! – прошипела она. – Ни выслушивать, ни терпеть, ни готовить! – Она схватилась за мешок с тушей и швырнула его к ногам Асмира. – Сам потроши! Сам чисти! Сам жарь! Сам и жри!

Сонву испуганно смотрел то на нее, то на старшего. На лбу Асмира начала пульсировать синюшная вена, а огромные руки сжались в еще более огромные кулаки.

– Она устала! Просто очень устала! Я все сделаю! Сам все сделаю! – Сонву схватился за мешок с кроликом и потащил его к кухне. – Распотрошить, снять… Я сделаю! Сделаю! – повторял он дрожащим голосом.

– В себя поверила, женщина? – Асмир сделал еще один шаг вперед и замахнулся.

Сонву тут же прыгнул на руку мужчины и повис на ней, как на ветке. Мальчик дергался, хватался за кулак, бил ногами в бок старшего.

– Не бей! Не бей! Не трогай ее! – закричал он сквозь слезы.

Асмир отшвырнул ребенка в стену. Еще более жалобный и громкий крик раздался по всему дому. Сонву скатился по стене и сжался в клубок, спрятав голову руками.

– Только слабых и можешь быть, да? – язвительно сказала Ангела и перекатилась на бок. Встала на четвереньки, а затем, на дрожащих ногах, поднялась и оперлась одной рукой об стену. – А мне рассказали, какой ты жалкий на самом деле, – продолжила она с издевательской улыбкой. – Как ты задницы старшим вылизываешь каждый день. Как закусочки им носишь на блюдечках. А это… – она указала на мешок с кроликом. – Сам поймал? Или кто-то отдал за хороший прогиб? – Ангела громко рассмеялась и добавила. – Конечно, отдал! Ты бы даже в упор в голову не попал!

Асмир в ту же секунду налетел на нее, словно коршун. Крепкий удар пришелся прямо по хрупким ребрам. А затем еще один по лицу. Ангела отлетела в сторону, словно мяч, и распласталась на полу, уставившись широко открытыми глазами в потолок. Изо рта брызнула кровь, с вдохом из груди вырывался свист. Челюсть горела от боли. Ангела повернула голову к Сонву, что трясся от страха у стенки. Весь в соплях и слезах, он смотрел на нее и что-то шептал. Даже не шептал, а перебирал губами, боясь выдавить из себя даже тихий звук.

– Поднимайся! – взревел Асмир. Он схватил ее за шею и одним движением поднял над собой. – Языком трепать смелости хватает?!

Он впечатал Ангелу в стену и сдавил шею еще сильнее. Другая же рука нырнула под светлые одежды. Большой нож блеснул в лучах света.

– Так я тебе его отрежу! – рявкнул он и поднял руку с лезвием.

Она прикрыла глаза. Странное ощущение прошлось по разгоряченной коже лица: легкий, прохладный ветерок, колкие снежинки, будто впивались в тело и тут же таяли. Свежесть, покой. В памяти рисовался приятный хруст снега, тихая песня метелей.

Наваждение растаяло, как тонкий лед. Ангел раскрыла веки: Асмир смотрел на нее, как животное, что вот-вот готово кинуться. Каждая морщинка на его лице кричала об опасности. Но он не двигался. Асмир застыл, подняв руку с ножом к потолку. Он ждал реакции, ждал слез или криков. Но Ангела молчала, крепко сжав зубы. А затем и вовсе плюнула мужчине в лицо кровавым комком. Довольная улыбка растянулась от уха до уха, обнажив зубы. Из десен сочилась кровь и текла по сухим губам.

Асмир вытер лицо рукавом.

– Смешно тебе, да? – улыбнулся он и отвел взгляд в сторону.

Ангела криво покивала. Дышать становилось все тяжелее. Легкие горели, сломанное ребро больно пульсировало под кожей. Мысли спутывались, а лицо багровело.

– Откуда такая смелость, интересно?

– Так… Надоели… – прохрипела она. – Ваши рожи… Грязные… Потные… Уродливые…

– А ты тут значит. Красотка? – усмехнулся Асмир и приложил нож к ее лицу. – Такая вся, идеальная?

Ангела перевела взгляд за его спину. У стенки, где сидел Сонву, было пусто.

Не дожидаясь ответа, Асмир резко полоснул по щеке девушки, оставив глубокий порез от губ до виска.  В глаза потемнело. Непонятный звон раздался будто прямо изнутри черепа. Голова закружилась. Запахло порохом и гарью. Рука перестала сдавливать ее горло, и Ангела свалилась на пол, к ногам Асмира.

Она раскрыла глаза, мир снова обрел цвет. Прямо у ее носа были большие, светлые сапоги старшего, только вот, она видела лишь протектор подошвы. Асмир же лежал на полу, раскинув руки в стороны.

Сама не понимая зачем, она уперлась ладонями в его тело и приподнялась выше, взглянув ему в лицо. Которого не было. Лишь сплошная кровавая каша и обломки костей.

Звон не замолкал. Ангела повернулась к двери, с трудом удерживая собственную голову. В самом углу коридора сидел Сонву и зажимал уши ладонями. У его ног валялась винтовка, из дула которой все выходил еле заметный дым. Ангел вытянула руку к нему и подняла большой палец вверх.

– Метко… – прохрипела она и свалилась без чувств.

В этот миг входная дверь распахнулась вновь. В проходе застыл Ваен с большой сумкой одежды в руках и распахнутыми глаза от шока.

– А я к вам… Напросился…

Эш не сводил взгляда с письма. Края бумаги были помяты, буквы не всегда стояла ровно, как-то криво, словно писавший это сильно волновался или торопился. Размазанные точки в конце предложений, больше похожие на запятые. И странное, практически незаметное, пятнышко в самом низу. Словно большая капля воды упала на лист и засохла, оставив после себя темный след.

– Мама себе нашла очередного мужика и свалила… Если вам интересно…

Эш отодвинул письмо в сторону и закрыл лицо руками.

Стройная как лань танцовщица крутилась у шеста. Блестки сыпались с её тела и плавно падали на пол, медленно, не спеша, как снег в безветренный день. Старый бар был почти полностью погружен во тьму, лишь над танцовщицей горел яркий, холодный прожектор. Молодое тело очерчивалось синеватым светом, подчеркивая изящные изгибы. Она плавно спускалась по шесту вниз головой, ноги гуляли по нему так эротично, страстно, многозначно. Тонкие длинные шпильки опустились на пол с тихим стуком. Она выпрямилась, откинув длинные светлые волосы назад. Расшитое кружевное белье, чулки с подвязками, красные, просто кроваво-красные, губы были видны даже с самых дальних углов заведения. Девушка стала перед шестом, выгнулась и опустилась вниз, разведя колени в стороны. Свет гулял по почти обнаженной груди, по идеальной коже.

Её хитрый взгляд с прищуром замер на единственном непустующем столике. На единственном мужчине. Но в его глазах читалась лишь скука, такая холодная, что обжигала, колющая, даже оскорбительная.

Ган потягивал сигару с непривычной жадностью. Горький дым царапал горло изнутри, выжигая остатки здоровой плоти. Стол был усыпан белым порошком почти полностью. Руки, одежда, лицо: тоже были покрыты менкоином. В широких зрачках тонул любой свет, не оставляя после себя даже блика.

Танцовщица замерла. Тонкие руки подрагивали от напряжения, а грудь вздымалась слишком часто.

– Можно мне замену? – неуверенно спросила она.

Дилер дважды моргнул, придя в себя, и посмотрел на танцовщицу совершенно новым взглядом.

– А кто тебя держит? – Ган швырнул недокуренную сигару куда-то в сторону и тут же взял новую. – Иди, рыбка, иди. Отдыхай, лежи. Ты же тут для этого, да?

Девушка непонимающе покрутила головой.

– Полчаса вертишься тут как курица, а у меня даже глаз не дернулся. Хотя должен был дернуться совсем не глаз! – прикрикнул Ган. – Двигайся нормально. Либо проваливай.

Танцовщица вновь схватилась за шест. Блестки осыпались снегопадом с голых бедер. В два прыжка она долезла до верха и прогнулась назад. Уставшая рука дрогнула, пальцы разжались. С диким визгом танцовщица полетела вниз. Но, не пролежав на полу даже секунды, она вновь встала и зажала разбитый нос ладонью.

– Браво! – крикнул дилер и поджег сигару. – Не возбудила, так рассмешила. Прекрасно! Хоть что-то!

– Правда? – пропищала девушка в ответ.

– Проваливай.

Сдержав слезы, танцовщица быстро скрылась за кулисами, роняя по пути блестки и перья.

Ган набрал в ладонь горсть порошка и прижал её к носу, глубоко вдохнув. Эйфория разлилась по всему телу: от макушки до кончиков пальцев. Яркие вспышки забегали внутри, теплые, убаюкивающие. Ган тихо, почти что шипя, рассмеялся и вытер ладонь об пиджак.

– Хватит уже жрать эту дрянь в таких количествах! – возмутилась Мартиша где-то за спиной.

Каблуки защелкали по полу, сладковатый запах тонких сигарет стал ярче. Женщина села напротив мужа и стряхнула почти весь порошок со стола на пол.

– Ты сам от него дуреешь! – добавила она. – Зачем мучил девочку? Хорошо танцевала.

– Плохо.

– Плохо, от того что твой дружок не двинулся? Или потому что ты вообще не смотрел? В чем дело?!

– Пусть заставит на себя смотреть. Заманит, увлечет, – взгляд его снова затуманился. Дилер уставился на огни у потолка и слегка приоткрыл рот.

– Ган, прием! – Мартиша привстала и дала ему несколько совсем легких пощечин.

– Этот бизнес себя изжил, – сказал он тихо. Из тонких губ выпала сигара и упала на стол. – Посмотри вокруг! —он вскочил с места, уронив стул, и прокрутился вокруг себя. – Выходной день! Никого! Ни души! Одни шлюхи ходят без дела туда-сюда, туда-сюда.

Он схватился за голову и оттянул короткие темные волосы вниз.

– Он себя изжил потому что ты поубивал весь персонал, придурок!

– И что? Из-за этого они не будут работать? – дилер посмотрел на жену еще более пустым взглядом.

– Ты идиот?

Странная пауза повисла в воздухе. Глаза дилера бегали по залу, словно искали ответы. А Мартиша же, не отрывала от него удивленного, даже немного испуганного, взгляда. Неожиданно он широко раскрыл рот, обнажив зубы, согнулся пополам и громко рассмеялся.

– Ну, конечно, не будут! Я шучу! Шучу! Шучу… Кто же знал, кто же знал. Кто же знал, что крыса будет жить в барной стойке…

Мартиша плотно сжала губы и чуть отвернулась. Глаза заблестели, совсем незаметно, но не для Гана. Он поднял стул, сел обратно и чуть наклонился вперед. Тревога читалась в лице напротив.

– Ты так боишься его? Этого щенка? Этого слабого, трусливого слизня?

– Эш взбесится. В этот раз точно взбесится.

– Мартиша! – Ган стукнул по столу с такой силой, что подпрыгнули даже белые пылинки. – Сколько уже времени я творю черт знает что. Сколько точек с менкоином мы уже поставили по городу? Сколько сладких конфеток мы раздали детишкам на улицах? Он даже глазом не повел.

– Солдат стало больше!

– И что?! И что?! Хоть что-то они делают, кроме хождений из стороны в сторону? Хоть один пришел сюда? К нам. Прямо в логово к зверю с ружьем? Нет. Нет, Мартиша, не пришел! Пришел только сопляк, что разнылся и что-то промямлил о не знаю даже чем. Ой, как страшно. Ой как боюсь. Я уверен, что даже крысу не он послал. А этот рыжий придурок сам решил вынюхивать всякое, чтобы подлизаться к генералу, и не более!

– Я чувствую! Я чувствую, что что-то плохое точно случится! – с надрывом прокричала Мартиша. – У меня сердце не на месте.

Ган поднялся с места и быстро обошел столик вокруг. Остановился за женщиной и обнял её сзади, положил подбородок на мягкое плечо.

– Я их растил. Я их ломал. Я им шептал в уши что хорошо, а что плохо. Я видел их слезы, передо мной два малолетних идиота на колени падали. Молили о помощи, о прощении. Я, как долбанный паук, оплел тут все своей липкой паутиной. Я топил все человеческое в Лисандре, из года в год. И я, навязал Эшлену стремление к власти. Никогда. Мартиша, никогда, никому из них духу не хватит пойти против меня. А никого кроме них, в этой стране, нет. Ни у кого не хватит знаний, влияния, ресурсов, чтобы меня задавить! Я тут главный герой! Я – самый важный персонаж этой истории! Вот увидишь, миледи, скоро мы будем сидеть в королевских кабинетах и раздавать приказы. А эти двое, будут чай приносить и бояться глаза поднять!

Мартиша дернула плечами, скинув с себя голову Гана и встала из-за стола. Перед уходом, она окинула взглядом мужчину. Он улыбался, не так как обычно. Невозможно было понять, что именно скрывает под собой эта улыбка. Уверенность, радость, или же просто – безумие.

– Я с самого начала к этому вел, Мартиш. С самого, мать его, начала. Как только узнал, что новенький пацан, что облизывается на Рокель – не просто фармацевт при дворе, а чертов принц. И пока все идет по плану. По пунктикам. По галочкам. Верь мне. Я нигде не просчитался.

Мартиша лишь отвернулась, промолчав. И практически неслышно, словно на цыпочках, ушла.

– Нигде! – крикнул Ган ей вслед.

“Хранилище”: гласила надпись на стальной двери.

Что-то заставило Мессалин остановиться прямо возле нее. Среди светлых, залитым утренним солнцем, коридоров, железный вход казался чем-то чуждым.

Она оглянулась— совсем недалеко две прислужницы натирали окно и шепотом обсуждали злободневные будни. Легкий сквозняк гулял по полу, заставляя длинное платье приятно шелестеть. Напротив двери висела большая, старая картина. Краска облупилась по краям холста, а лак, которым покрывали полотна, немного пожелтел. В центре картины стоял воин в доспехах, с огромным мечом в руке, что он направил к небу. Облака сгущались прямо над его головой, образуя из вихрей что-то наподобие озлобленного лица. Под ногами война лежали тела его погибших собратьев, утонувших в собственной крови. “Мститель”: короткая подпись в самом уголке полотна была написана красным маслом. Мессалин пожала плечами и вновь повернулась к хранилищу. Смело опустила ручку, шагнула внутрь.

Помещение без окон, лишь с маленькой, тусклой лампочкой, что, кажется, не выключалась никогда. Внутри было тихо. Множество стеллажей с керамическими вазами, бумагами, коробками. Ни охраны, ни заведующих, никого. Хотя, судя по огромному слою пыли и паутины на полках, только паукам было дело до этого места.

Лампа мигнула, два желтых глаза загорелись среди стеллажей, а затем погасли.

– Уже не страшно, – фыркнула Месса и пошла вперед, попутно рассматривая полки с вещами. Задорный смех раздался в ответ.

Под каждым предметом находилась наклейка с именами либо цифрами. Где-то были даты, где-то и вовсе лишь пара букв и трудноразличимые символы. Некоторые из них настолько сильно покрылись пылью, что текст и вовсе не был виден.

– Холодно-холодно, – захихикала Дану.

Мессалин остановилась, закатила глаза и сделала демонстративный шаг назад.

– Теплее, – отозвалась демонша вновь. Мессалин отошла еще дальше назад. – Горячо-горячо!

Небольшая ваза оказалась прямо у глаз. Относительно чистая, еще не успевшая покрыться толстым слоем пыли.

– И куда смотр… – не успела Месса договорить, как ее взгляд сам упал на табличку под вазой: “Морсевада П…”. Сердце на мгновение остановилось.

– Вот, даже интересно… – зашипела Дану со всех сторон сразу. – Почему, как только у твоего носа начинает мелькать кое-чей член, ты все забываешь. Даже, казалось бы, то, что зареклась не забывать.

Месса достала вазу с полки. Все мысли разбежались в разные стороны. Она подняла керамическую крышку: в вазе был лишь прах.

– А хочешь, я тебе расскажу, что произошло в тот вечер? Что вообще со всеми вами случилось?! – стук копыт послышался за соседним стеллажом. – Даже я, плотоядный, страшный и злобный демон, не смогла досмотреть то, что творилось в той комнате.

Мессалин не отвечала и не сводила глаз с вазы. Язык отказывался поворачиваться, а мозг, хоть что-то анализировать. Воспоминания нахлынули огромной волной. Она села на пол, обняв урну с пеплом.

– Вас всех продали. Продали за не такие уж и большие деньги, кстати. Для этих толстосумов – считай, подарили, – стук копыт становился все ближе. – А Мартиша потирала свои пальцы-сосиски, смеялась и хохотала, смотря на это.

Месса подняла голову, прямо возле нее остановилась Дану, с горящими золотом глазами. Демонша опутилась на пол, положила когтистые руки на колени девушки и продолжила:.

– Тебе повезло. Тебе ой как повезло. Тебя ведь принц ублажал, да? Стелился перед тобой, лоснился как кот. Улыбался во все зубы? А знаешь, что было с Морис, пока тебя холодные ладошки трогали в разных местах?

– Хватит, – отвела взгляд Мессалин.

– Старый хрыщ имел ее в такие места, которые природой для этого задуманы не были! Издевался, душил, угрожал… Невинную, юную девочку. Напоили до беспамятства… И ты это видела! Видела и продолжила развлекаться.

– Я не знала… – Месса уперлась лбом в вазу, зажмурившись.

– Знала! – крикнула Дану. – Еще как знала! Но даже не попыталась, даже не задумалась о том, чтобы ее остановить. Действительно, а зачем? Зачем, когда тебе под платье лезет…

– Замолчи, Дану. Замолчи!

– А знаешь, что, – не прекращала демонша. – А она была не первой. И не последней. И даже не сотой! Представляешь, сколько юных красавиц на себя руки наложили после такого? Какие унижения прошли, из-за того что просто однажды попались на глаза Мартише? А своих дочек она под семью замками держит… Почему ты все это забыла, Мессалин?