Плесень

– Интересная логика. Что сделано не моими руками – меня не трогает?

Калеб угукнул, как сова, и опустил лицо в воротник еще глубже.

– Мне не хватает духу её бросить. Или сделать что-нибудь такое, – он на секунду замолчал, а затем продолжил полушепотом. – Но если бы это сделал кто-то другой, я бы был очень рад.

– Нет, Калеб, – выдохнул Эш.

Юноша рассмеялся в голос.

– Да ладно, я пошутил, – улыбнулся он и поднял голову. – Пришли!

Впереди показался довольно скромный магазинчик со старым манекеном на витрине, в каких-то глупых болоньевых штанах с подтяжками. Вывеска с потрескавшимися буквами гласила: «Ваш Портной». Конечно же, ни о каких портных, на самом деле, и речи ни шло. Внутри был обычный магазин с уже отшитой одеждой по общим лекалам.

Эш недовольно смотрел на грязный порог магазина. На заляпанную непонятно чем дверную ручку и разбитое стекло, которое склеили наспех белой малярной лентой.

– Может, я лучше схожу в свой волшебный шкаф и принесу тебе что-нибудь? – натянуто сказал Эшлен, брезгливо подняв верхнюю губу.

Калеб мотнул головой и открыл дверь магазина, пропуская генерала вперед. Нехотя тот прошел внутрь, чуть пригнувшись, чтобы не задеть колокольчики у входа головой.

У небольшого прилавка сидела женщина приличного возраста и лениво перелистывала газету, не обращая на покупателей никакого внимания.

– Здравствуйте! – крикнул ей Калеб и побежал вприпрыжку вглубь магазина.

Продавщица подняла глаза на долю секунды, кивнула, а затем опустила их обратно.

– Привет, заяц, – фыркнула она забавно.

– Заяц, – тихо усмехнулся Эш и прошел следом.

Кроме них в магазине было еще пару человек. Высокий мужчина копошился в огромной корзине с дешевой одеждой. Еще пара девушек в углу прикладывали к себе разные платья и крутились у пыльных зеркал. Запах старья смешивался с тонким ароматом ванили и еле уловимыми нотками пота.

Было тихо. Слышался шепот ветра за окнами. Тихий смех девушек, шуршание газет, недовольный бубнеж мужчины.

– Хмурый вы в последнее время, – Калеб перебирал свитера на вешалках и внимательно рассматривал ценники. – Хоть вы и не признаетесь, но я чувствую, что что-то случилось…

Он снял с рейла вешалку с бордовым свитером, повернулся к генералу, приложив к себе вещь, и широко улыбнулся.

– Ну как?

– Как будто его уже кто-то носил. Лет пять… – сморщился Эш.

– А мне нравится! – Калеб закинул свитер на плечо и принялся дальше шуршать между вешалок.

Эшлен провел кончиками пальцев по нескольким вещам на полках, а затем одернул руку. На ощупь они были какие-то грязные и пыльные.

– Что-то у вас все-таки случило-о-ось… – протянул Калеб и достал еще один свитер, такой же потертый, как и первый.

Эшлен опустил голову. Расспросы заставляли створки его души шевелиться. Он уставился в деревянный паркет, уложенный елочкой. Старый и гнилой, местами со сколами и гигантскими трещинами.

– С чего ты взял? – вздохнул Эш и отошел к соседним вешалкам.

– Обычно вы натянуто хмурый. Наигранно, – бубнил юноша, набирая все больше свитеров. – И сквозь эту хмурость сами собой пробиваются улыбки. А в последнее время нет. И взгляд потух будто.

Он набрал еще несколько вещей и быстрым шагом прошел к примерочным рядом. С каждым шагом свитера слегка подпрыгивали, и в тусклом свете виднелось, как с них сыпятся тучи пыли.

– Тебе кажется, – проводил его Эш взглядом.

– Нет, – хмыкнул Калеб и закрыл штору, принявшись переодеваться.

Эш стал рядом, упершись в стенку у примерочной, и сложил руки на груди. Ком в горле становился все больше и больше. Так хотелось с кем-то поделиться, но зубы отказывались разжиматься.

Калеб резким движением распахнул штору и вышел вперед корявой модельной походкой. Прокрутился вокруг себя и упер руки в бока. Зеленый свитер с кривой вышивкой спереди: в виде смешного гнома с красным носом и коричневыми, лохматыми волосами. Гном был одет в черную военную форму и большие сапоги, больше, чем его голова. Эш грустно смотрел на эту карикатуру не в силах отвести печального взгляда.

– Не смешно? – опустил руки Калеб.

– Помнишь девчонку, что с нами была в первый вечер?

Калеб посмотрел на себя в зеркало и рассмеялся.

– А похожа! – провел он руками по кудрявому гному.

– Умерла недавно.

Калеб резко умолк и закусил губу. Затем молча зашел обратно в раздевалку и принялся переодеваться.

– Вас это и тревожит, да? – бубнил он, вылезая из колючего свитера.

– Немного…

Нет, не немного. Совсем не немного. Сердце принялось сжиматься болезненными спазмами. Гортань задрожала, не давая больше выдавить ни слова.

– Я и не думал, что вы ладите. В тот вечер так… Кусались, – продолжил Калеб. – Как кошка с мышкой.

Эш невольно улыбнулся, подняв голову. В памяти всплыли глупые перепалки, что случались не так уж и редко между ним и Мессалин.

– Хотя знаете, Ган с Мартишей также постоянно собачатся… – штора вновь распахнулась, и наружу вышел Калеб в красном свитере без каких-либо рисунков. Рукава висели ниже пальцев, сам свитер сидел бесформенно, как мешок из-под картошки. – Но они точно к друг другу не равнодушны… У вас так же было?

Эш молча кивнул. Калеб провел по свитеру руками и довольно улыбнулся.

– Иногда выговориться полезно, – перевел он взгляд на мужчину. – Если все держать в себе, голова лопнет, – он зашел обратно за штору. – И это не сделает вас слабым! – добавил полушепотом.

Эшлен вздохнул и отвернулся к окну. Ночь наступала, ветер усиливался. Темнота с каждой минутой становилась все гуще и гуще.

– Порвалась лишь очередная струна. Поболит и перестанет, – тихо ответил генерал, не сводя взгляда с окна.

– А много у вас этих струн? – раздалось в ответ.

– Не знаю. Думаю достаточно.

– Достаточно для чего? Для того, чтобы оставаться равнодушным сухарем всю жизнь?

Калеб вновь выскочил из примерочной и покрутился у зеркала в очередном бесформенном свитере. Эш пожал плечами.

– Судя по вашему виду, эта струна не просто порвалась, а еще и ударила по лицу со всего размаху, – Калеб стал ровно и аккуратно коснулся мужского плеча. Эшлен молчал, пялясь в окно и не моргая. – Если надумаете все же поговорить, я буду рад, – добавил он тихо и вновь скрылся в примерочной.

– Почему-то все, кто мне хоть немного дорог, долго не живут… – сорвалось с сухих губ. – То война, то болезнь, то с лестницы упал… Как проклятье какое-то.

– Оу, – Калеб высунул голову из-за шторы. – Надеюсь, я не сильно вам дорог, – а затем спрятался обратно.

Эшлен улыбнулся и прикрыл глаза.

– Надейся. Заяц.

Недовольное лицо бармена вновь показалось из-за шторы. Он поднял бровь и нахмурился.

– Не надо меня так называть.

– А то отгрызаешь морковку?

Калеб надул губы и вновь спрятался в кабинке.

– Просто… – Эш набрал полную грудь воздуха. – Чувство вины не отпускает. Я знал, что ей угрожали. Знал же. Но не придал этому достаточного значения. Не прислушивался к словам. Она столько раз жаловалась… Но я думал: «Да кому ты нужна?».

– Грубо.

– Грубо, – подтвердил Эш. – Оказалось, что нужна. Даже лично мне. Кружилась рядом, подсказывала, улыбалась. Приятно было работать… Прямо как… Собачка?

– К вашему сведению, сравнивать людей с собаками тоже не очень хорошо!

– При первой встрече она меня укусила, – Эш рассмеялся и задрал рукав пальто. На грубой коже остался небольшой шрам от зубов. – Как тут не сравнить?

– А я тогда кто? – Калеб вышел из примерочной с несколькими свернутыми свитерами в руках: ярко-оранжевым и зеленым.

– Заяц, – дернул плечами Эш и посмотрел на огромную морковь из свитеров в его руках.

Калеб раскраснелся от возмущения.

– А хочешь быть собакой? – улыбнулся Эшлен и шагнул вперед.

Калеб фыркнул и сунул свитера в руки мужчине. А затем продолжил рыться между вешалок.

– У меня никто никогда из близких не умирал. Даже представить не могу, какого это. Хотя иногда… – юноша обернулся и прищурился. – Иногда я об этом задумываюсь. Если бы мать умерла, я бы не сильно расстроился. Совсем чуть-чуть, может быть.

– Всегда так кажется. Ровно до того момента, как это произойдет. А потом такая тоска грызет, даже по самым, казалось бы, неприятным личностям.

Вновь повисло молчание. Кассирша перевернула страницу. Мужчина у корзины щелкнул спиной и недовольно простонал. Колокольчики на двери тихо дзынькнули – девушки, что стояли у платьев, ушли.

Калеб снял с вешалки синюю кофту с замком и повернулся к Эшлену лицом.

– А есть у вас человек, со смертью которого вы бы не смогли смириться?

– Странный вопрос.

– Ну, все же. Знаете, если бы вы умерли, я бы очень расстроился, – Калеб грустно улыбнулся и вновь скрылся в примерочной.

В нос вновь ударил сильный запах пыли, что отлетела от шторы раздевалки. Сухой воздух окунул в давнее воспоминание на мгновение.

– Можешь тоже мне пообещать?

– Что именно?

– Не умирать. Никогда.

– Обещаю. Не умирать никогда.

– Много я видел смертей. Слишком много. С каждым новым разом не так уж и больно, как в первый, но все же… – Эш замолчал, копаясь в мыслях. – Если бы что-то случилось с Лисандром, у меня бы сердце остановилось. Хоть он тот еще мудень! – добавил со вздохом.

– Я думал о немного другом ответе, конечно… – усмехнулся Калеб и вышел наружу, крутясь в очередном потертом свитере.

Эш перевел на него взгляд, и настроение вмиг сменилось. Этот свитер был самым корявым из всех, что он надевал до этого. Из швов торчали нитки, а пуговицы болтались, вот-вот готовые отвалиться.

– Отвратительно же! – не сдержался Эшлен. – Почему тут все такое, будто с мертвецов сняли. Столетних.

Калеб рассмеялся в голос, прикрыв ладонью рот.

– Ну правда! Пылища, грязища. Ужасно! Почему именно сюда!

– Во-первых, это винтаж! А во-вторых, тут дешево.

– Дешевый винтаж? Это что-то из разряда бриллианты по цене стекла?

– Постирать, подшить и красота.

– Заняться тебе нечем. Можно сразу что-то нормальное же взять.

– Так! – возмутился Калеб и указал пальцем на Эша. – Мне нравится этот магазин, так что цыц!

Эшлен поднял брови так высоко, как только мог.

– Хорошо, раз тебе тут нравится… – добавил он удивленно.

Калеб улыбнулся и вернулся к вешалкам.

Вещь за вещью, примерка за примеркой. Каждый десять минут на плечах генерала появлялись новые свитера, кофты, брюки, шарфы. В итоге он стал напоминать огромным шкаф с ногами.

– Хватит? – забубнил грубый бас из кучи одежды.

Калеб потянулся к потолку, зевнул, а затем кивнул. Он взял генерала за предплечье и потянул в сторону кассы.

Женщина скрипнула стулом и отложила газету в сторону.

– Опять понабрал… – вздохнула она и принялась разгребать кучу одежды и складывать по пакетам, улыбаясь.

– Как дочка?

– Нормально.

– Понятно, – улыбнулся Калеб.

Женщина быстро отрывала ценники, вбивала цифры в калькулятор и паковала вещи в бумажные пакеты. Пара минут и всё было готово. Эшлен утер лицо и отряхнул плечи от пыли, скорчив ужасно недовольное лицо.

Калеб положил на стойку деньги и быстро скрылся в дверях, захватив пакеты.

– До свидания! – крикнул он напоследок.

Эш молча кивнул, а затем вышел следом. У выхода он протянул ему ладонь, предлагая понести сумки. Калеб, ни секунды не думая, передал вещи.

– Домой?

– Да, – ответил Калеб кротко и пошел вперед.

Ночь окутала город окончательно. Сияние в небе все еще виднелось, но уже не так ярко, как пару часов назад. Мороз вновь занялся своим любимым делом и стал щипать за щеки и нос. Ни слова больше не проронив, они пошли в обратном направлении.

– Эта женщина – хозяйка магазина, – разрушил молчание Калеб. – А её дочь – моя одноклассница. Лихорадкой заболела. Год уже мучается.

– Обычно лихорадка душит быстрее.

– Она к каким-то западным врачам ходит. Много денег тратят. Поэтому я у нее и покупаю вещи. Просто так она не берет, гордость. А мне все равно, что носить, никуда кроме работы не хожу… – Калеб утер нос и оглянулся на Эшлена. – Знаю, вы не спрашивали, но просто…

– Все хорошо, – перебил он. – Мне интересно.

– Правда?

Эш молча кивнул, вытянув губы.

– Просто, никогда ничего не спрашиваете. Почти…

– Мне кажется, когда есть, что рассказать, то спрашивать и не нужно. Мне даже нравится, что ты не ждешь вопросов.

– Зато из вас ни слова не вытянуть.

– У меня скучная жизнь. Могу рассказать, что ел на обед. Это самое впечатляющее событие, которым можно поделиться.

– Неужели ничего более? Уверены?

– Не знаю… – вздохнул Эш и взял пакеты в другую руку. – На улице, как всегда, снег. Как и всегда, утром его убирают дворники. Каждый день разминка, душ. На завтрак бекон. Марсала ныла о каких-то женских вещах. Затем разбирал горы документов. Прислужницы чистили в коридоре пол. А Лисандр сходил с ума… – На последних словах он запнулся, но тут же одернул себя и прочистил горло. – И так каждый день.

– Ладно, не буду вас трепать, раз не хотите рассказывать… – Калеб слегка стукнул генерала в локоть.

Не заметив как, они быстро оказались у подъезда старого дома. На лавке по-прежнему спал мужчина в тулупе и злобно похрапывал, как сторожевой пес. Снежинки покрыли черный мех его одежд тонким слоем.

Калеб забрал пакеты, встал лицом к Эшу и отпустил глаза.

– Спасибо, что составили компанию, – сказал он с легкой улыбкой.

– Спасибо, что выслушал.

Юноша кивнул и сделал неторопливый шаг назад, хрустнув снегом.

– Пойду тогда?

– Конечно.

Эшлен убрал руки в карманы и пожал плечами. Густой клуб пара вышел изо рта и растворился в морозном воздухе. Широкая улыбка, медленно, начала растягиваться по его лицу.

Калеб поднял одну руку и слегка помахал ладонью, а затем отошел к двери.

– Приходите еще, – сказал он, а затем скрылся в залитом желтым светом подъезде.

– Конечно… – ответил шепотом Эш, как только дверь закрылась.

Дом, милый дом

Статья из газеты «Серый Вестник» 

Раздел медицины и инноваций. Автор д. **** ********* 

Редактор ******** *******

Северный институт никогда не бросал разработки методов лечения менкоиновой зависимости и продолжает этим заниматься по сей день во благо страны. Из последних исследований стало ясно, что помимо всем уже известных симптомов «менкоинщиков» в виде галлюцинаций и болей в конечностях, существуют и менее заметные, но не менее разрушительные для личности, последствия употребления этого опиата. 

Во-первых, хочу начать с самого важного открытия за последний год. Ранее считалось, что при регулярном употреблении у менкоина нет негативных эффектов, кроме внезапной смерти. Но это оказалось не так. Прошло достаточно времени, наш институт наблюдал за рядом «добровольцев» и сейчас мы можем с уверенностью сказать, что побочные эффекты есть, но имеют накопительный эффект. Спустя два-четыре года регулярного употребления наблюдаются нарушения психоэмоционального вектора личности. Самым главным последствием приема опиата на данный момент мы считаем «синдром главного героя». Человек перестает ощущать реальность такой, какой она является. Может мнить себя носителем власти или даже Богом, игнорируя окружающую действительность. Заявлять о своей безнаказанности, вседозволенности и «избранности».

Наш пациент Х, принимающий менкоин уже на протяжении пяти лет, стал вести себя крайне вызывающе и смело, что раньше было ему несвойственно. Испытуемый полностью лишился чувства страха за свою жизнь и уверяет, что ему «можно все». Также хочу отметить излишнюю нервозность, мнительность или же, наоборот, невероятную уверенность в своих действиях и мыслях в разные дни.

Во-вторых, ситуация оказалось более плачевной для тех испытуемых, что находились в так называемой «завязке». Для них свойственны следующие симптомы:

1.Нарушения терморегуляции: человек жаловался на жару при температуре в -30 градусов, или же на безумный холод, находясь в теплом помещении. (56% случаев) 

2. Ломота в конечностях, которые сами пациенты описывают как: «кости перекручиваются». (100% случаев)

3. Галлюцинации (зрительные и слуховые), которые человек не в силах отличить от реальности. (100% случаев)

4.Резкие перепады настроения без объективных причин. Вспышки необоснованной ярости, агрессии, а также и противоположного – полной апатии и безразличия. (36% случаев)

5. Навязчивые идеи и бессвязные логические цепочки. Один из пациентов утверждал, что наша лаборантка в него влюблена, так как на улице идет снег, и не понимал, почему мы не видим в этом связи. (21% случаев)

6. Провалы в памяти. (34% случаев)

7. Гиперфиксация на травмирующих событиях. А также «ложные воспоминания». (14% случаев)

8. Склонность к депрессиям. (77% случаев)

9. У небольшого процента испытуемых проявились симптомы, схожие с симптомами психопатии. (6% случаев)

10. Слабоумие (2% случаев)

Дозировки и частота употребления вещества перед отказом от менкоина не показали существенных различий в симптоматике.

– Я ничем не могу вам помочь… – немолодой врач лениво смотрел на девушку перед ним. – Аборты незаконны, уже очень много лет.

– Да я знаю! – почти что закричала Мессалин, пряча лицо за высоким палантином.

В простой рубашке и сарафане поверх, с убранными волосами под платок так, что ни одной волосинки не было видно. Колени дрожали от напряжения, как и голос. – Я и не прошу вас этого делать. Дайте мне какую-нибудь таблетку, она же наверняка есть. Или не знаю, совет! По-любому же есть какие-то способы контрацепции?

Врач поднял бровь и тихо хмыкнул.

– Какие умные слова вы знаете, мисс, – фыркнул он недовольно. – С таким умом странно, что вы не знаете, что и это тоже незаконно.

– Я заплачу! – она наклонилась к врачу чуть ближе и шепнула. – Сколько вы хотите? Сто тысяч? Двести? Миллион?

Мужчина вздохнул, взял листок бумаги и принялся что-то быстро писать. Мессалин улыбнулась до боли в щеках.

Врач передвинул листок ближе к ней, подпер лицо рукой. Месса схватила бумагу и бегло прочитала, улыбка тут же спала.

– Советую вам молиться. Три раза в день, чтобы Аен простил вам такие греховные мысли. Либо же ехать на Запад, к безбожникам. И пусть они на свою душу берут такой грех, – добавил врач. – А теперь уходите.

Мессалин раскрыла рот от досады.

– Издеваетесь? – пискляво спросила она.

– Вон! – мужчина поднялся с места и указал на дверь рукой. – Пока я на тебя донос не написал на имя короля.

Мессалин замотала головой, отказываясь верить в услышанное.

Все эти законы она знала наизусть, но все же, глубоко в сердце, была надежда, что все не так плачевно, как пишут в книгах.

– Вон! – повторил мужчина более грозно.

Она поднялась с места и поплелась к двери.

– Днями и ночами сюда женщины ходят, молят о детях. А ты… – бубнил вслед врач.

Мессалин вышла в коридор и застыла у входа. Мужской голос затих и сменился на перешептывания других пациенток, что сидели у кабинета. Где-то вдали кричали младенцы, вопили дети, что играли в конце коридора, прыгая по плиткам. Недовольный бубнеж мужей и сыновей, вздохи женщин, что потирали огромные животы, крики рожениц где-то еще дальше, может быть, на других этажах. Мессалин подняла глаза на женщин у противоположной стены. Они все стыдливо отвернулись, и лишь одна, с самым большим животом, не сводила с девушки колкого взгляда.

– И не стыдно тебе? – буркнула женщина, сморщив нос.

Совсем рядом громко закричал младенец, а следом за ним, словно по команде, завыли и остальные дети. От этого зазвенело в ушах. Мессалин опустила голову и еще раз прочитала то, что написал врач на желтоватом листке. Глаза округлились, ярость накатила волной.

– Шлюха ты, понятно все… Лицо еще прячет… – снова заговорила женщина напротив.

Мессалин смяла листок в плотный комок и со всей силы швырнула в стену. Бумажный снаряд пролетел рядом с головой женщины на скамейке, задев щеку, и ударился об побелку. Тяжелые охи дополнили и без того давящую атмосферу больницы. Женщина схватилась за свою щеку, на скуле проявилась красная, горящая полоса.

– Ах ты… – привстала она и замахнулась картонной папкой.

Мессалин тут же рванула в сторону. Следом послышались выкрики, осуждения и даже проклятия с угрозами. От обиды наворачивались слезы. Она не останавливалась, все глубже ныряя в палантин, в попытках спрятаться от этого всего. Детский вой стал еще громче, сильнее давил на голову, выкручивал сознание. От виска к виску летали настоящие молнии, что безумной болью расползались по всему телу. Каждый шорох и крик лишь усиливал ее.

Почти у самого выхода из здания Мессалин стянула платок с головы и прижала его к лицу. Утерев остатки слез, она схватилась за ручку дверей и толкнула ее вперед, но та не поддалась.

– Вам помочь? – раздался грубый мужской бас справа.

Крепкая ладонь уперлась в дверь и толкнула ее вперед. Распухшая от влажности древесина издала истошный скрип, проскользила в старом косяке и открылась. Мессалин благодарственно кивнула, чуть обернулась, заглянув в глаза мужчине рядом. Сердце ударилось о легкие и затихло. На нее смотрел солдат из резиденции, которого она часто видела в коридорах. Он был одет в обычную гражданскую одежду, а позади него стояла та самая женщина, в которую она попала скомканным листком.

– Это она!… – хмыкнула женщина.

Мужчина прищурился, разглядывая Мессалин, а затем резко поднял брови. Сердце вновь ударилось о ребра. Не успев ничего придумать лучше, Месса пулей вылетела на улицу и скрылась за поворотом. Запрыгнув в машину, она громко захлопнула за собой двери.

– Домой-домой-домой! – забубнила Месса и сползла вниз по сидению, боясь, что ее заметит еще кто-то.

Водитель молча тронулся с места. Мимо замелькали полузаброшенные здания. Машина быстро помчалась в сторону центра с самой окраины города.

В это же время Маркус припарковал свой автомобиль в привычном месте, недалеко от дома Калеба, и вышел на улицу. Потянулся вверх, размяв старую спину, а затем отправился к нужному подъезду. На лавке, как всегда, спал мужчина в тулупе, издалека напоминающий огромного сторожевого пса.

Не особо торопясь, Маркус поднялся по лестнице и тихонечко постучал в дверь. Еще раз и еще раз. По ту сторону было тихо. Совсем тихо. Старик озадаченно почесал голову через фуражку и опустил взгляд на наручные часы.

– Опаздываете, юноша… – сказал он тихо и спрятал руку обратно в карман.

Взгляд сам упал на белый конверт на полу. На краю бумаги остался яркий след от чьего-то ботинка. Маркус поднял его, покрутил в руках. На обороте было изображено кривенькое сердечко.

Старик прочистил горло, сжал письмо в руке, а затем еще раз постучал в дверь: «Может, спит?». В ответ по-прежнему была тишина.

– И сколько мне тебя тут ждать, мальчик? – Маркус прижался к стене, снова взглянув на конверт.

Открыть письмо не давала совесть, но интерес настойчиво шептал в уши. Он спрятал письмо в карман. Затем достал обратно, а потом снова спрятал, не в силах решиться.

– А чего это оно, собственно, тут валяется? – сказал он вслух и достал конверт вновь. – Раз валяется, значит, ничье? – торговался он сам с собой.

Старческие пальцы потрепали край конверта: он оказался не заклеен. Маркус пожал плечами и аккуратно достал письмо.

«Уехал к маме на недельку-другую! Не серчайте, извините, что не предупредил! Надо срочно ей помочь.

Калеб.»

Маркус раздосадовано поднял брови, спрятал письмо обратно и направился к выходу.

Добравшись до резиденции, Мессалин бегом рванула в свою комнату. Сердце билось как сумасшедшее. В голове всплывали угрозы, что давно говорил ей Лисандр.

Дыхание сбивалось. Она бежала сломя голову, игнорируя всех вокруг, расталкивала прислугу, что попадалась на пути. Перед глазами стояло лишь лицо солдата из больницы: «Он расскажет. Расскажет…».

Наконец, показались двери спальни. Вбежав внутрь, она закрыла все замки и прижалась к стене спиной. Глаза забегали по комнате.

– Откупиться? Надо было откупиться! Нет-нет-нет, уже поздно. Как я его найду? – разговаривала она сама с собой. – Когда придет на службу? Тогда будет уже поздно! Искать сейчас? Расспрашивать? – сердце стучало все громче, долбясь о свою костяную клетку, все тело горело. – Он же меня убьет! – крикнула она и схватилась за волосы, оттянув их назад.

Ноги закружили по комнате. Месса носилась из угла в угол, всматриваясь во все подряд, будто среди вещей и хлама мог быть ответ или спасение.