скачать книгу бесплатно
Римлянин мотнул головой, отгоняя прочь чудовищное наваждение.
– Вот, что значит пить неразбавленное вино, – вслух проговорил потрясенный видением Квинтилий Вар. Слуги, привлеченные криками, вбежали в зал и бросились к нему с расспросами.
– Баню мне приготовьте, – заорал на них проконсул, – и тотчас созовите легатов.
В распоряжении Вара оставалось еще два легиона, но он понимал, что этих сил недостаточно, чтобы подавить мятеж в Иудее. Тогда он послал гонцов: одного – в Петру к царю набатейских арабов, другого – в Себастию, к самарянам, которые исстари враждовали с иудеями (а с тех пор как Иоанн Гиркан разрушил Храм на горе Гаризим, они и вовсе перестали с ними сообщаться). Вар отправил вперед обоз, сопровождаемый когортой солдат, а вскоре сам во главе двух легионов выступил в поход, сделав остановку в Птолемаиде, куда вел свои конные полчища арабский царь Арета.
В окрестностях Эммауса римская когорта, сопровождавшая обоз, попала в засаду. Всадники ехали впереди колонны, которую замыкали телеги, груженные продовольствием и оружием для Железного легиона. Солдаты, не защищенные бронею, шли по дну ущелья, пряча глаза от палящего солнца. Внезапно небо потемнело. Многие легионеры за мгновение до своей гибели испытали сначала удивление, а затем ужас… Туча стрел накрыла ничего не подозревающих римлян.
Стрелы застревали в головах, дробили ребра, сбивали с ног. Солдаты, пронзенные множеством стрел, корчились в муках, харкали кровью, заливая ею каменистую землю Иудеи. Римляне бросились врассыпную, но везде их настигали смертоносные железные наконечники. Немногим удалось спрятаться под обозными телегами. По прошествии некоторого времени они вылезали оттуда, думая, что опасность миновала, и надевали доспехи. Но тотчас налетели всадники, вооруженные длинными мечами. Не успел молодой римлянин, который почитал все прочие народы варварами, опомниться: блеснуло лезвие, и его коротко стриженая, бритая заносчивая голова соскользнула с плеч и покатилась по пыльной иудейской земле, – рухнуло обезглавленное тело, извергающее кровавые фонтаны. Рука римлянина еще некоторое время судорожно дергалась…
Только сорок всадников во главе с трибуном когорты Арием сумели прорваться вперед и, проскакав сто шестьдесят стадий, достигли Ерушалаима. С крепостных стен до них долетели радостные голоса и приветствия на родной латыни. Это ликовали солдаты Железного легиона, которые думали, что подошла подмога.
Лонгин поднялся на стену и, оглядев всадников, с недоумением повел плечами:
– А где остальные?
– Должно быть, передовой отряд разведку проводит, – предположил кентурион Луций.
– Они что, с ума сошли? – побледнел Лонгин, заметив, что всадники быстро приближаются к крепости. Он глянул в сторону холма, где расположились станом иудеи. Их стрелки уже натягивали тетивы своих луков.
– Назад! – заорал Лонгин, пытаясь докричаться до римских всадников. И в этот миг небо снова потемнело от взметнувшихся стрел…
***
Фаросский маяк напоминала грандиозная башня Фазаэля, которую облюбовал и сделал своей резиденцией Сабин. На квадратной башне высотой в сорок локтей возвышалась еще одна – круглая башня, вмещавшая великолепные покои, где была даже баня. Впрочем, римский прокуратор и здесь не чувствовал себя в безопасности, а о привычных развлечениях – и думать забыл! Всё время у него перед глазами стояла картина гибели конного отряда трибуна Ария, которую он увидел с балкона башни, защищенного зубцами, сложенными из исполинских каменных глыб. С тех пор бледность не сходила с лица прокуратора. Однажды он вызвал легата и дрожащим голосом потребовал от него подавить «этот жалкий мятеж». Легат, сохраняя видимое спокойствие, выслушал взволнованную речь Сабина и, вспомнив про Лонгина, сказал вслух:
– Я, кажется, знаю, что нужно делать.
– Так действуй, Марк, не медли. Всю ответственность я беру на себя, – заверил Сабин легата, а тот только усмехнулся, наперед зная, чего будут стоить обещания знатного римлянина в случае провального исхода.
Легат нашел Лонгина в одном из многочисленных двориков, утопающих в зелени царских садов. Трибун играл в кости со своими солдатами, которые слишком поздно спохватились и повскакали с насиженных мест вокруг каменной плиты, приспособленной для игры. Легионеры выстроились в шеренгу, и раздалось громогласное: «Ave!» Сделав вид, что он ничего не заметил, легат подошел вплотную к небритому Лонгину и с улыбкой спросил его:
– Что, Гай, варварские обычаи перенимаешь?
– Это вы о чем? – нахмурился Лонгин.
– Да о твоей бороде, – усмехнулся легат.
– А я-то думал… Нет, командир. И рад бы побриться, да где тут цирюльника сыскать?
– А где твой слуга? Как его…?
– Александр, – подсказал Лонгин. – Я его отослал к матери еще до выступления в поход…
– Дело у меня к тебе, Гай, – заявил легат.
– А я думал, что вы просто соскучились по моему обществу и потому решили лично навестить меня, – затаив улыбку в уголках губ, проговорил Лонгин.
В глазах легата на мгновенье сверкнули гневные огоньки и сразу же потухли:
– Всё шутишь. Впрочем, чувство юмора – это хорошо, особенно теперь! Отойдем в сторонку…
Они шли по аллее царского сада, где стояла первозданная тишина, и было слышно, как легкий ветерок гуляет среди верхушек деревьев.
– Мы не знаем, что стало с войском Вара, – говорил легат. – Возможно, оно разгромлено. Если это так, значит, помощи ждать нам неоткуда. Мы обречены, если ничего не предпринять…
«Наконец-то. Давно бы так!» – подумал про себя Лонгин, но вслух сказал другое:
– Я с вами полностью согласен. Самое время для вылазки. Если позволите, я пойду…
– Сколько тебе нужно людей?
– Думаю, двух кентурий будет достаточно.
– Не мало ли? – усомнился легат. – Варвары перебьют вас как мух.
– В самый раз, – возразил Лонгин. – Большая масса людей сразу же привлечет внимание.
– Что ты задумал, Гай?
Лонгин загадочно улыбнулся:
– Слиться с ночью и застать нашего противника врасплох. Мы не возьмем с собой ни щитов, ни доспехов, ни бликующих шлемов. Темные плащи будут нам защитой, а короткие мечи грозным разящим оружием…
Сгущались сумерки, на небе появились первые звезды. На Храмовой горе, где на ночь оставалось несколько сотен человек, горели костры. Во дворце Ирода стояла тишина, слишком необычная для места, превращенного в казарму для целого легиона. Стан иудеев, разбитый напротив Иродовых башен, спал безмятежным сном. Караульные грелись у костров, шептались и прислушивались к тишине. Глубокой ночью все разговоры прекратились, а огни потухли…
Римские солдаты, связывая концами веревки, спускались по ним с высоких стен Иродова дворца. Под покровом ночи они, никем не замеченные, перебежали на холм Нового города и тихо подкрались к спящим караульным. Острое лезвие кинжала хлестнуло по горлу иудея, из которого вылетел только приглушенный хрип. Перерезав одного за другим караульных, легионеры ворвались в палатки. Вскоре оттуда вырвался предсмертный вопль, который прокатился по округе и поднял на ноги весь лагерь. Завязался кровавый бой…
Царедворец Шимон, разбуженный вбежавшим слугою, который в истерике кричал: «Римляне в лагере!» – наскоро облачился в доспехи и велел трубить отступление. Он, вскочив на коня, ворвался в гущу боя и, разрубив на скаку двоих врагов, помчался вниз по склону холма, увлекая за собой остальных. Округу сотряс трубный глас шофара. Иудеи обратились в бегство. Римляне посылали вдогонку бегущим дротики.
Шум боя долетел до Храмовой горы, где не спали. Воины повскакали со своих мест и по приставным лестницам поднялись на крышу галереи. Заметив приближение всадника на белом коне и толпы бегущих за ним людей, иудеи признали в них своих и бросились открывать тяжелые ворота…
Створки распахнулись настежь. Однако произошло то, чего не ожидали защитники Храма. Иудеи, вышедшие навстречу к своим друзьям, внезапно столкнулись лицом к лицу с неприятелем. Из темноты появились одетые в плащи воины, вооруженные короткими мечами. И прежде чем иудеи смогли опомниться, римская кентурия во главе с трибуном Лонгином обрушилась на них…
Разделив вверенных ему людей на два отряда, Лонгин отправил одних в неприятельский стан, а других обходными путями повел к Храмовой горе. Там, под аркою высокого моста, пересекающего долину Тиропион, они и прятались, пока не пробил час…
Лонгин двигался, словно в танце, и разил противников по кругу. Он отсек голову одному иудею, другому – всадил клинок по рукоятку в грудь. Тот прохрипел и, едва меч вышел из его тела, рухнул замертво на каменную плиту. А Лонгин схватился в поединке с каким-то юнцом, участь которого была предрешена. Быстро разделавшись с ним и обагрив беломраморную колонну, Лонгин, с головы до ног обрызганный чужой кровью, бросил вдогонку убегающему иудею кинжал и ворвался на площадь Храмовой горы, где закипал новый бой. Вытащив из обездвиженного тела кинжал и вытирая кровь с него об одежду убитого, Лонгин огляделся по сторонам и то, что он увидел, ему не понравилось. Пока он с увлечением разбирался с врагом под крытой колоннадой, иудеи взобрались на крышу галереи и, натянув заранее приготовленные луки, сверху обрушили на головы ничем не защищенных римских воинов тучу стрел…
Лонгин увидел, как рухнул наземь поверженный кентурион Луций. Сам он вовремя отскочил в сторону, громогласно прокричал: «Назад!» – и бросился обратно в колоннаду.
Несколько десятков римлян осталось неподвижно лежать посреди площади. Остальные успели укрыться в галерее. Те, кто не пострадал, теперь помогали своим раненым товарищам вытаскивать стрелы, переламывая их со стороны оперенья. Сверху на корявом греческом наречии кто-то постоянно призывал римлян сдаться.
В когорте Лонгина служил могучий воин Марк Деций. Он был так силен, что легко рукою гнул подковы, а кулаком мог размозжить голову взрослого человека. Теперь он, пронзенный в грудь стрелою, взревев как бешеный зверь, вытащил ее и зарычал так, чтобы было слышно наверху, на крыше галереи:
– Заткнитесь. Варвары, я перебью вас всех до единого, одного за другим!
Вскоре, отдышавшись, он поднялся, чтобы претворить свою угрозу в жизнь, но был остановлен Лонгиным:
– Марк, это глупо.
– Отойди в сторону, командир, – заревел Деций.
– Марк, послушай меня. Мы отомстим, но не так… Так ты только себя погубишь. Ты мне живым нужен, Марк, – говорил Лонгин. Вкрадчивый голос командира внезапно подействовал на вспыльчивого громилу. Тот умерил свой пыл и спросил:
– Командир, скажи, что делать?
Лонгин измерил глазами высоту потолка галереи, в которой они находились, затем окинул взглядом площадь, где лежали тела их убитых товарищей, приметил вблизи каменной ограды, называемой по-еврейски «сорег», сваленные горой стволы деревьев, которые повстанцы не успели распилить на дрова, и сказал:
– Принеси мне это древо и горящую головню. Справишься, Марк?
Римлянин оценил расстояние до изгороди, ухмыльнулся и, ни слова не говоря, стрелою метнулся в сторону костра. Легионеры Лонгина затаили дыхание. На галерее поднялся переполох…
Впрочем, иудеи очухались далеко не сразу. Марк Деций успел взвалить себе на плечо тяжелое бревно, и тогда только его настигла первая стрела. Но, казалось, боль лишь придала ему сил. С ревом он поспешил обратно, на бегу выхватил из костра горящую головню и, отмахиваясь бревном, словно щитом, от летящих в него стрел, вбежал в галерею…
Легионеры тотчас окружили его, а он, скинув свою ношу на каменные плиты, дрожащей обожженной рукой передал головню и рухнул в бессилии наземь, ломая воткнувшиеся в него стрелы.
Такого еще никто не видел даже среди бывалых легионеров!
– Ты сотворил чудо, Марк, – проговорил потрясенный Лонгин. – Ты настоящий герой! Родина тебя не забудет. Если выкарабкаемся, представлю тебя к высшей награде…
– Командир, – слабым голосом отозвался Марк Деций. – Не надо наград. Только отомсти за меня…
Он вдруг потерял сознание, а воины подумали, что великан Марк мертв, и преисполнились ярости. Тотчас они подожгли бревно, сотворив из него подобие огромного факела, подняли его вверх, направив языки пламени к крыше галереи. Белая штукатурка отвалилась, обнажилась древесина кедра, которая мгновенно вспыхнула, и огонь неудержимо пополз по кровле…
Среди защитников Храма поднялась паника. Они метались по горящей крыше, а огонь преследовал их по пятам. Вскоре всю кровлю царской стои охватило чудовищное пламя. Пылающий как факел человек внезапно сорвался вниз. Он был еще жив и долго вопил, пока, вконец, не затих…
Римляне вышли из своего укрытия, которое стало для них небезопасным, вытащив и тело Марка Деция. Как раз вовремя. Вскоре крыша галереи, объятая пламенем, обрушилась.
Мощный запах жареного мяса разнесся над округой. Несколько иудеев, охваченных пламенем, выскочили из огня… Только Богу известно, за какие грехи своих прошлых жизней эти молодые люди приняли столь страшную мучительную смерть. Ненасытная стихия пожирала человеческую плоть с такой яростью, что оставила после себя лишь кучи обгоревших костей.
Тем временем, легионеры устроили охоту на тех, кто спасся на крышах других галерей и пытался спуститься вниз. Некоторые иудеи от безысходности и страха перед стихией убивали себя сами, бросаясь на мечи… Когда не осталось ни одного вооруженного противника, римляне, движимые местью и жаждой наживы, ворвались во внутренний двор Храма. Они не ведали жалости и убивали всякого, кто вставал у них на пути. Жертвами ярости римлян стали служители храма – левиты и несколько священников, которые пытались остановить захватчиков, рвущихся в Святилище.
Лонгин, расправившись с безоружным священником, прошел по темному притвору в помещение, залитое ярким светом. Здесь, в огромных золотых светильниках горело множество огней, а напротив них стояло несколько золотых столов с жертвенными хлебами. В воздухе струился аромат благовоний. Да, это оно – Святилище…
– Ищите казнохранилище, – приказал Лонгин, и солдаты рассыпались в разные стороны. Вскоре они нашли сундуки с золотом и вынесли из Храма огромную сумму – четыреста талантов. Лонгин же некоторое время стоял возле золотого жертвенника, глядя перед собой неподвижным взором. Он не мог оторвать глаз от высокого занавеса, расшитого золотыми узорами, изображающими виноградные лозы, пальмы и каких-то существ с крыльями.
– Какие сокровища скрываются за этим занавесом? Золото? Слоновая кость? А, может, мудрость, запечатленная в древних рукописях? Ответы на все вопросы бытия? Может, там живет оракул, которому открыто грядущее?
Тайна, скрытая за этим занавесом, манила Лонгина. Он двинулся вперед между рядами золотых столов и семисвечников…
Он приблизился к разгадке тайны и остановился в шаге от нее, – на расстоянии вытянутой руки от занавеса, по которому вдруг пробежала легкая рябь, похожая на слабые волны. Он почувствовал дыхание ветра, который влетел в Святилище, едва не затушив свет, источаемый еврейскими менорами. Внезапно из-под занавеси повалил густой сизый дымок. Лонгин опустился на корточки и протянул руку… Тотчас все поплыло у него перед глазами. Промелькнули лица людей, тех, которых он убил за свою жизнь… Младенец, лежащий у его ног… Дорога, утопающая в грязи. Густой лес. Свист стрел… И какой-то человек, повешенный на древе, с терновым венцом на голове…
Откуда-то издалека до него донесся глас:
– Командир, пора уходить!
Лонгин вздрогнул и оглянулся по сторонам. Он, как прежде, стоял возле золотого жертвенника, на котором тлели уголья, источая дивный благоухающий аромат. А впереди, в конце Святилища, возвышался занавес, изображающий неведомых крылатых существ…
***
Иегуда, разбуженный под утро начальником гарнизона, в одном хитоне прибежал на пепелище и прослезился при виде останков своих солдат.
– Они храбро сражались, – заметил Биньямин. – Римлян полегло не меньше…
– А мне что, легче от этого?! – воскликнул вне себя Иегуда. – Их уже не вернуть. Где были твои люди, Биньямин? Почему не пришли на помощь? От крепости до Храма рукой подать!
– Государь, все произошло слишком быстро. Мои люди просто не успели… – попытался оправдаться Биньямин.
– Не успели? – возмутился Иегуда. – И ты так просто об этом говоришь? Да знаю я все – проспали они. Все проспали: и нападение на Шимона, и вторжение римлян в Храм, и пожар. Потеряли бдительность, напились, пренебрегли своим долгом…
Биньямин пал на колени:
– Виноват я, государь. Вели меня казнить…
– Мне не смерть твоя нужна, а жизнь, Биньямин, – запальчиво возразил Иегуда. – Жизнь и преданная служба… Эх, – он махнул рукой и, отдав распоряжение собрать останки, вернулся в Антониеву крепость.
На другой день состоялись похороны. Останки погребли за городом, в пещерах Кедронской долины. Город снова погрузился в траур. Но, увы, беда не приходит одна… Вскоре издалека долетела весть о приближении большого римского войска. Ее принес Йосеф из галилейского Ципори. Он нашел Иегуду в стане, напротив башни Фазаэля (Иегуда руководил работами по строительству укреплений). Они зашли в палатку.
– Римляне идут, – взволнованно проговорил Йосеф. – Вар ведет два легиона, к нему присоединилась арабская конница и наемники, себастийцы.
– Откуда у тебя такие сведения? – задумчиво переспросил Иегуда.
– Так… Мойше все разведал, – отрывисто отвечал Йосеф и пояснил. – Это мой родственник, который живет в Птолемаиде. Он меня предупредил, а я, значит, тотчас примчался к тебе… От Птолемаиды до Ципори, сам знаешь, рукой подать. Государь, Галилее без твоей помощи не выстоять.
– Согласен я, – мрачно проговорил Иегуда и приказал Биньямину готовиться к походу. В Галилею были посланы соглядатаи. Вскоре один из них вернулся и принес совсем уже безрадостные известия:
– Слишком поздно, государь. Город сожжен, а все его жители закованы в цепи и угнаны в рабство…
Иегуда взглянул на Йосефа, заметив, как тот побледнел.
– А что римляне? – спросил он гонца.
– Римляне уже в Самарии, а значит, через несколько дней будут здесь. Их предваряет арабская конница… Арабы лютуют страшно, сжигают все на своем пути. Никого не жалеют.
– Оставьте меня, – сказал Иегуда и внезапно задержал выходящего из палатки галилеянина. – А ты останься, Йосеф.
Теперь они были наедине. Иегуда пытался поймать взгляд Йосефа, но тот старательно прятал от него глаза.
– Давеча ты сказал, что сразу примчался ко мне, как только получил сообщение от своего сродника.
– Да, это так, – чуть краснея, проговорил Йосеф.
– Тогда как получилось, что твое донесение слишком запоздало?
– Я не знаю, Иегуда. Римляне обрушились внезапно… – густо покраснел Йосеф.
– Не пытайся лгать мне, Йосеф. Лучше прямо скажи. Что тебя задержало в пути?
