скачать книгу бесплатно
В ту ночь после бурного обсуждения и, несмотря на недовольные молодые голоса, собрание племени приняло решение о мире. Римские легионы вскоре вошли в земли херусков. Вожди племени принесли в римский лагерь, разбитый на холме вблизи Везера, оружие, бросив его к ногам Тиберия, который немногим ранее был усыновлен Августом и тотчас отправлен им в поход на непокорных варваров. Легионы под командованием Тиберия, почти не встречая сопротивления, в последующие годы дошли до Эльбы, и им была основана новая провинция – Германия. Единственное племя, которое еще не склонилось перед могуществом Рима, были маркоманны, возглавляемые вероломным Марободом, который правил в землях за Дунаем, называемых Богемией.
Империя готовилась нанести новый решающий удар по варварам, но получила его сама, – с той стороны, откуда совсем не ждала, и этот внезапный удар едва не обрушил железного римского истукана в пропасть, на свалку истории.
Каппадокия. Два года спустя.
Первый луч восходящего солнца осторожно заглянул в крохотную комнату, где на жестком тюфяке, завернувшись в плащ, спал Гай Лонгин. За последние годы он заметно осунулся, его голова поседела, как и бородка, с которой он не расставался. Солнце своей ладошкою пощекотало его лицо, но Лонгин, видя сладкий сон, позвал ласково: «Кассандра», – и, вцепившись в подушку, еще сильнее захрапел.
Он проснулся лишь тогда, когда в окно хлынул поток яркого режущего света. Открыв глаза, Лонгин тотчас зажмурился и повернулся к стене, с недоумением глядя на пустую помятую постель. Пробуждение обернулось горьким разочарованием. Увы, Кассандра осталась лишь в его воспоминаниях, которые часто тревожили его ночами. Но к досаде примешалось еще и раздражение, когда он вспомнил, что было в этой комнате накануне вечером. Он скинул плащ, прикрывавший его обнаженный торс, и лихорадочно принялся искать деньги. Но мешочек с серебром как сквозь землю провалился.
– Воровка! – в ярости вскричал Лонгин и выбежал из номера, располагавшегося на втором этаже трактира. В коридоре было пусто и тихо. Тогда он вернулся назад и поспешно оделся. После чего спустился вниз, в таверну, где у стойки между подвешенными к потолку колбасами нашел хозяйку заведения, и приступил к ней с расспросами:
– Где та женщина, которая была в моем номере? Где эта проклятая воровка?
– Вам лучше знать, с кем вы спите, – неучтиво отозвалась хозяйка.
– Это ты мне ее подсунула. Отдавай деньги, мерзкая гадина, – Лонгин грозно двинулся на хозяйку, та перепугалась и позвала на помощь слуг. Вскоре появились двое громил с дубинками. Лонгин улыбнулся: «Наконец-то! Только вас, приятели, я и ждал». И началась потеха… Через минуту он обоих выкинул из трактира на улицу. И хотел, было, снова приступить к хозяйке. Да той и след простыл!
Тогда он вышел во двор, запряг свою лошадку, а на повозку погрузил то, что нашел в таверне: кувшины с вином, бычьи кишки, напичканные фаршем, куски вяленого мяса, – и поспешно выехал из города.
– Где деньги? – спросила Корнелия у сына.
– Нет денег, – не глядя на мать, отозвался Лонгин.
– Я еще раз повторяю свой вопрос: где деньги за вино и оливковое масло, что ты отдал перекупщикам?
– А я снова отвечаю – нет денег, – упрямо заявил Лонгин.
– Как нет? – побледнела Корнелия.
– Вот так. Потерял.
– Потерял? – рассердилась Корнелия. – Не лги мне, Гай. Лучше признайся – опять проигрался?
– Нет, не проигрался, – возразил Лонгин.
– Значит, на потаскух потратил? – спросила Корнелия и, поскольку Гай промолчал, решила, что права. – Говорила я – не связывайся с блудницами, они тебя до добра не доведут. Та женщина тебе жизнь испортила, а ты так ничему не научился…
– Не смей, – заревел вдруг Лонгин. – Не смей так говорить о Кассандре. Она подарила тебе внука и отдала жизнь свою…
Корнелия побледнела, ей вдруг сделалось страшно, как бывало всякий раз, когда сын напивался, а в последнее время это случалось часто. Она обернулась и увидела маленького Гая, отрока семи лет отроду, который боялся подойти и поприветствовать отца.
– А ты что тут стоишь? – заорал на сына Лонгин. – Взрослые разговоры подслушиваешь?
– Я… я, – покраснел мальчик. – Только хотел…
– Где Филон? Где этот бездельник? – крикнул Лонгин и, когда появился грек, накинулся на него. – Ты почему не следишь за ребенком? Разве тебе не было поручено его воспитание? – он схватил палку и замахнулся ею на раба, который зажмурился и втянул голову в плечи, но вдруг передумал его бить и лишь торжественно объявил. – С этого дня я сам займусь его воспитанием!
Свою угрозу он тотчас начал претворять в жизнь и привел сына в ларарий, где рядом с нишей, в которой стояли статуэтки домашних богов, была другая ниша – с посмертными масками рода Кассиев, вывезенными из Рима во время гражданской войны.
– Смотри – кем были наши предки! – воскликнул Лонгин. – Всадники, сенаторы, народные трибуны, консулы! И помни! Никогда не забывай об этом! И будь достоин великого имени Гая Кассия Лонгина. Ты меня понял? – он гневно сверкнул глазами на сына.
– Да, отец, – тихо проговорил отрок.
– Не слышу!
– Да, отец, – громче сказал мальчик.
– То-то же! Кстати, ты знаешь, почему наш великий предок Гай Кассий удостоился прозвища «Лонгин», что значит длинное копье?
– Нет, отец, – отвечал отрок, дрожа от страха.
– Он, будучи всадником, метал копье на целый стадий и одним своим броском нередко определял исход боя. Враги трепетали перед ним и обращались в паническое бегство при одном его появлении, – в общем, отец рассказывал сыну сочиненную им самим легенду, думая про себя, что ложь бывает поучительной и не лишней в деле воспитания юношества. – Скоро, – добавил он, – ты возьмешь в руки пиллум легионера, и я хочу, чтобы ты…
Лонгин не закончил свою мысль, потому что в этот миг в помещение, шурша платьем, вошла Корнелия. Она с жаром возразила сыну:
– Гай не станет солдафоном. Он пойдет по гражданской стезе и будет магистратом в Риме.
– Да, сынок, слушай больше сказки бабушки Корнелии, – ехидно усмехнулся Лонгин. – Она умеет их сочинять!
– Между прочим, Гай преуспевает в грамматике, – заметила Корнелия и кликнула раба. – Филон, поди-ка сюда…
Грек пришел и начал уверять, что его ученик «все схватывает буквально на лету». Маленький Гай в этот миг густо покраснел и опустил глаза.
– А чем вы сейчас с ним занимаетесь? – спросила Корнелия.
– Разбираем «Илиаду», – отвечал Филон. – Уже дошли до того места, где Ахилл…
– Ладно, – махнула рукой Корнелия. – Ступай, Филон, и помни – за моего внука ты отвечаешь головой. Подготовь его как следует. Начни обучать его риторике. Ступай и ты, мой милый, – она улыбнулась внуку, – нам с твоим отцом надо еще кое-что обсудить…
Едва раб с мальчиком вышли, Лонгин заговорил первым:
– Не начинай, мама…
– Гай, я из кожи лезу вон, чтобы мы вернулись в Рим, чтобы твой сын выбился в люди. Сорок лет, Гай, – всю свою жизнь я коплю деньги. Я по крохам собираю состояние, которое позволит нам вернуть потерянное. Наше положение в римском обществе. О, боги, через сколько унижений мне пришлось пройти за это время! А что сделал ты?
– Между прочим, мама, – вспылил Лонгин, – я двадцать лет кровь проливал за Рим!
– И чего ты добился своим героизмом? – усмехнулась Корнелия. – Что ты приобрел? Богатство, славу, власть? С тех пор как умер твой дед, стараниями которого ты получил гражданство… Он был на все готов ради тебя! Отправился в Рим опальный, кланялся в ноги друзьям Кесаря. Ты не представляешь, через сколько унижений довелось пройти этому благородному человеку! И все ради тебя, для того, чтобы мы когда-нибудь смогли вернуться и вернуть то, что нам принадлежит по праву. Понимаешь ты это?
– Да понимаю я, мама! Но что ты от меня хочешь? Зачем ты меня терзаешь? – воскликнул Лонгин, отвернувшись в сторону. Корнелия подошла к нему и коснулась его плеча:
– Сынок, ты знаешь, как я люблю тебя и Гая. Прошу – займись, наконец, делом…
– Каким делом, мама? – возмутился Лонгин. – Торгашество ты называешь делом? Я – Гай Кассий Лонгин. Во мне течет кровь Кассиев и Корнелиев! Мои предки…
– Всё так, милый мой, всё так, – прослезилась Корнелия. – Но пойми – мы слишком много теряем, сдавая продукцию перекупщикам. Мы гораздо больше приобрели б, если бы…
– Об этом не может быть и речи. Я не замараюсь в торгашестве. Никогда! О, боги, за что мне всё это! – завопил Лонгин и бросился в подвал, где он часто скрывался, поругавшись с матерью, и где находил самое желанное – забытье. И теперь он с горя откупорил кувшин и, припав к его горлышку губами, жадно начать пить, изрядно проливая вино на свою тунику. Внезапно в подвале, где царил полумрак, Лонгин увидел нечто, что привело его в неописуемый восторг. Вскоре он вытащил из темноты на свет божий чучело, обряженное в парфянскую распашную одежду вроде халата, и бросился искать мальчика. Гая он нашел во внутреннем дворике, в затененной виноградными лозами беседке, где они с Филоном занимались грамматикой.
– Да забудь ты этих Приамов и Гекторов, – весело проговорил Лонгин. – Пойдем лучше займемся делом, которое тебе точно пригодится.
Отец с сыном взобрались на возвышенность, с которой открывался вид на всю округу. Вдали возвышались каменные грибы, высеченные ветром из известняка, совсем рядом несла свои шумные воды местная речушка, в ложбинах расстилались пашни, и зеленели виноградники, разбитые на залитых солнцем склонах холмов. Пока мальчик любовался красотою здешних мест, его отец, тем временем, был занят – ставил чучело, закапывая его шест в землю.
– Что это? – удивился отрок, обратив внимание на странные приготовления своего отца.
– Это, сынок, – улыбнулся Лонгин, – злой парфянин, который много лет назад обучал меня воинскому ремеслу.
Глаза отрока округлились от изумления:
– Это как?
– Смотри и учись, пока я жив, – усмехнулся Лонгин и, выхватив деревянный меч, нанес пару ударов по чучелу, которое вдруг завертелось, размахивая своими широкими руками.
– Здорово! – восхитился отрок. – Я тоже так могу!
– Конечно, можешь. Ты всегда должен верить в себя, в свои силы. Лови, – крикнул Лонгин, и маленький Гай поймал деревянный меч на лету. – Неплохо, – он некоторое время глядел на то, как сын управляется с чучелом, а потом покачал головой. – Гай, так не пойдет. Запомни главное. Меч – это продолжение твоего тела. Держи его крепко и сам твердо держись на ногах. Все движения должны быть плавными…
Лонгин подхватил с земли второй деревянный меч и, пригибаясь, преподал сыну пару уроков. Он явно поддавался, но под конец все равно обезоружил Гая. Отрок, выронив меч и получив удар по руке, взвыл от боли. Слезы брызнули из глаз его.
– Не реветь! – заорал Лонгин. – Не смей. Успокойся. Терпи боль: она будет верным спутником всей твоей жизни. Привыкай… Пойдем.
Они отошли на несколько десятков шагов назад, Лонгин остановился и сказал, не глядя на заплаканное лицо сына:
– Легионер должен уметь не только драться на мечах, но и метко бросать копье. Смотри, как это делается, – он метнул короткий дротик, который, молнией преодолев расстояние до чучела, порвал его одежду и исчез в зарослях кустарников.
– Теперь твоя очередь, – сказал Лонгин, подавая сыну второй дротик. В этот миг внезапно налетел ветер, который сорвал с парфянина его халат и унес его прочь, обнажив высокий шест с перекладиной. Отрок прицелился и метнул копье, которое угодило прямиком в перекрестие.
– Неплохо. Весьма неплохо, – проговорил удивленный Лонгин. – Молодец.
– Отец, – сказал раскрасневшийся отрок, – я хочу быть похож на нашего великого предка, который первым удостоился прозвища Лонгин.
– Молодец, Гай, – похвалил сына отец. – Молодец, что запомнил. Никогда не забывай, кто твои предки.
– Я не забуду, отец.
– Верю. Ты… – Лонгин подошел к тому, что осталось от чучела, и выдернул дротик. Вдруг на месте шеста с перекладиной вырос огромный крест. И Лонгин увидел повешенного на нем человека, увенчанного ободком из колючего терна. Копье проткнуло обвисшее тело, и из него хлынули кровь и вода… Он отпрянул назад и протер глаза, отгоняя прочь наваждение:
– На сегодня довольно, – сказал Лонгин. – Идем домой.
Отец и сын шли по берегу реки и впервые тихо, спокойно и непринужденно беседовали.
– Ты плавать умеешь?
– Нет, отец.
– Я займусь с тобою на днях.
– Хорошо. Я буду стараться… А ты с парфянами дрался, отец?
– Нет, не приходилось. Сейчас у нас с ними мир. Я воевал с германцами, паннонцами, иудеями, арабами… Словом, всех не перечесть.
– А ты командовал людьми?
– Я был начальником когорты, а в когорте от пятисот до тысячи человек.
– Целая тысяча! Вот это да!
– Это еще что! В легионе бывает до десяти тысяч человек. И это не считая вспомогательных войск и конницы, которые прикрепляют к легиону.
– И как же такой массой людей можно управлять? – удивлялся отрок.
– Вот вырастишь, поступишь на службу и узнаешь. Ты всё узнаешь. Главное – понять, что ты хочешь на самом деле, к чему стремиться. А, раз увидев свою цель, иди к ней и ничего не бойся!
– Я хочу, как ты, быть воином и разгромить парфян.
– Это похвальное рвение, сынок, – улыбнулся Лонгин.– Помни, хотя ты и живешь в Каппадокии, ты гражданин Рима, а это высокое звание ко многому тебя обязывает. Рим – не просто город, это идея! Идея великой державы, которая покорила весь мир… ну, или почти весь мир.
Так, разговаривая, они не заметили, как пролетело время. Солнце клонилось к закату. Подходя к вилле, они издали увидели, что к воротам дома подъехал всадник на гнедом коне.
– Кто же это может быть? – подумал Лонгин и двинулся вперед, ускоряя шаг. Всадник спешился и обернулся в его сторону. Лонгин, приглядевшись, не поверил своим глазам:
– Неужели? Марк?
Вскоре он убедился, что не ошибся, и поспешил навстречу старинному другу.
– Принимай гостя, хозяин, – широко улыбался Марк Деций.
– Дружище! – просиял Лонгин. Ему показалось мало крепкого мужского рукопожатия, и в порыве нахлынувших эмоций он обнял своего боевого товарища, вместе с которым ему довелось столько всего пережить.
– Полегче, командир, – мрачно усмехнулся Деций.
– Что, старые раны тревожат? – догадался Лонгин.
– Да есть немного…
– Ты, верно, устал с дороги? Ну, идем в дом. Слуги баню истопят. Попаришься. Отдохнешь.
– А это что за явление? – обратив внимание на идущего позади отрока, осведомился Деций.
– Мой сын, – улыбнулся Лонгин.
– Гляжу, командир, ты в увольнении даром времени не терял!
– Видел бы ты, как он метко бросает копье…
– Охотно верю. Иначе и быть не может у сына столь славного командира когорты, каким мне запомнился Гай Кассий Лонгин. Подойди ко мне, воин, – кивнул мальчику Деций.
Отрок робко приблизился, глядя снизу вверх на великана в пурпурном плаще и кровавой тунике.
