banner banner banner
Сотник Лонгин
Сотник Лонгин
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сотник Лонгин

скачать книгу бесплатно


– Главный прием, который я усвоил, будучи здесь, в Риме, – это держать язык за зубами, – усмехнулся Арминий. – Впрочем, я помогу тебе, ведь ты брат мой, и с тобой мы связаны навеки кровными узами.

Братья обнялись и поклялись в вечной дружбе. Тем временем, солнце приближалось к высшей точке на небе, припекая головы зрителей. В полдень начался завершающий акт кровавой драмы. Битва, в которой на смерть схлестнулись пять пар гладиаторов…

Ретиарий, победивший в первом поединке, бросил сеть, но она соскользнула с круглого шлема секутора, и тот в ярости обрушился на врага, отчаянно защищающегося трезубцем. Арминий не сводил глаз с Германца, на которого, размахивая мечами, наступал воин-димахер. Копье, брошенное Германцем, пробило незащищенную грудь его противника, который рухнул в песок, захлебываясь кровью. Германец с одного удара оборвал его страдания… Ловко орудуя трофейными мечами, он двинулся на секутора, победившего в схватке с ретиарием (тот, лежа на песке, истекал кровью, а вскоре испустил дух).

Публика в тот день пресытилась кровавым зрелищем. Обыватели, запивающие дармовой хлеб дешевым вином, жадно следили за происходящим на арене, ловя каждое движение руки, наносящей решающий удар, наслаждаясь агонией проигравших в схватке. Над амфитеатром постоянно, словно раскаты грома, проносилось:

– Гер-ма-нец! Гер-ма-нец!

Секутору удалось выбить один из мечей у Германца, и теперь они бились на равных. Гремели короткие мечи, высекая искры на песок. Однако это продолжалось недолго. Меч Германца рассек мышцу на бедре секутора, и тот, взвыв от боли, рухнул на колени. Германец взмахнул мечом димахера, и голова, скрытая под круглым шлемом, отскочила в сторону… Толпа заревела от восторга при виде обезглавленного тела, извергающего фонтаны крови, которое качнулось и рухнуло в песок. Последний оставшийся в живых гладиатор, сопровождаемый смехом и поношениями зрителей, долго бегал по арене от Германца. Он рванулся, было, к воротам, которые вели в подземелье амфитеатра, но оттуда его погнали бичами и раскаленными прутьями. Когда Германцу надоело гоняться за этим человеком, лицо которого скрывал шлем, он пустил ему вослед копье…

Глашатай протяжным голосом объявил победителя игр. Германец, вытащив копье из тела павшего гладиатора, стоял с ним посреди залитой кровью и усеянной трупами арены, обводя взглядом зрительные ряды. Публика неистово скандировала его имя, но внезапно притихла, когда всеобщий любимец вдруг прокричал на своем родном наречии:

– Я – Тумелик, сын вождя бруктеров Ратибора, который отдал жизнь за свободу Германии. Будь проклят этот город! Да обрушат на него кару бессмертные боги! Да наступит день мщения!

Германец развернулся и внезапно метнул копье в сторону императорской ложи. В амфитеатре началась паника. Зрители повскакали с мест и, толкаясь, устремились к выходам, а Тумелик, увидев, что Кесарь не пострадал, заревел и, не глядя на бегущих к нему воинов, пронзил себя мечом…

Преторианцы в ярости кололи копьями варвара, который уже был мертв. Трибуны опустели. И только Арминий с Флавием стояли, глядя, как волокут тело героя…

Полгода спустя. Германия.

– Какие унылые места! – скривился от неудовольствия Флавий при виде торчащих из-под воды коряг посреди покрытого мхами и редкими кустарниками болота. – То ли дело живописные пейзажи Италии! Зеленые залитые солнцем луга, склоны холмов, усаженные виноградниками и оливковыми рощами… А здесь лишь непролазные топи, непроходимые леса да… рой комаров, – он махнул рукой, отгоняя назойливых насекомых.

– В наших краях, брат, есть своя прелесть. Ну-ка, постой, – Арминий осадил своего коня, спрыгнул на землю и скрылся из виду в зарослях кустарников. Он вскоре вернулся, держа в руках свой шлем, наполненный ягодой золотистого цвета. Флавий попробовал, и ему понравилось:

– Вкусно. Что это?

– А ты разве не помнишь? – вздохнул Арминий. – Твоя любимая морошка. Забыл, как мы детьми собирали ее на опушке Тевтобургского леса? Ты не столько собирал ягоду, сколько себе за щеки прятал, – рассмеялся он. Флавий улыбнулся:

– Да, были времена…

– Не правда ли, было хорошо тогда? – подхватил Арминий. – Мы не знали забот, мы не знали чужбины и жизни в плену!

– Не говори так, брат, – нахмурился Флавий. – Разве ты в чем-нибудь нуждался, будучи в Риме?

– Ты прав, Флавий, – усмехнулся Арминий. – У меня было все, кроме… свободы.

– Ты не был рабом, – возразил Флавий.

– Но и свободным я тоже не был, – парировал Арминий.

– Я себя пленником никогда не чувствовал, – упорствовал Флавий. – А если хочешь знать мое мнение – я благодарен Фортуне за то, что она подарила мне возможность прикоснуться к цивилизации.

Арминий, промолчав, оседлал коня, и они не спеша продолжили путь вдоль гряды невысоких холмов, поросших густым лесом. Флавий про себя вспоминал годы, проведенные в Риме, и сравнивал их с той порой своего детства, связанной с родной деревней. Впрочем, о том времени у него осталось совсем немного воспоминаний. Грязные лужи двора, по которым он любил шлепать босыми ножками, корыта, где возились свиньи, конюшня со стойлами, погрязшими в навозе. Еще всплывали в памяти громоподобные, приводящие в трепет звуки голоса строгого отца да полные слез глаза матери…

Одним словом, деревня представлялась какой-то неприглядной и очевидно проигрывала блистательному, величественному Риму с его грандиозными постройками, бесчисленными фонтанами и парками, утопающими в зелени садов.

– Мы не одни, – тихо сказал Арминий. Флавий, погруженный в себя, встрепенулся и начал озираться по сторонам.

– Пригнись, – крикнул Арминий. Тотчас легкий дротик, рассекая воздух, пролетел над его головой и плюхнулся в болото. Братья пришпорили своих коней и пустили их вскачь.

Множество варваров в звериных шкурах выбежало из леса и, ощетинившись длинными копьями, преградило дорогу всадникам. Кони, заржав, встали на дыбы. Флавий не удержался в седле и рухнул наземь. Он быстро вскочил на ноги и, выхватив длинный меч из ножен, рьяно приготовился к бою.

– Мы – сыновья конунга Зигмера, – прокричал на германском наречии Арминий, спешившись. – Что вы за люди? Из какого рода?

Германцы переглянулись, и один из них, которого Арминий принял за главного, выкрикнул:

– Сложите оружие, римляне, иначе вам не поздоровится!

– Что он сказал? – прокричал Флавий.

– Он хочет, чтобы мы сложили оружие, – пояснил на латыни для брата Арминий.

– Ни за что, – в ярости воскликнул Флавий.

– Брат, делай, что они говорят, – приказал Арминий и, достав свой меч, кинул его на дорогу, затем туда же бросил свой кинжал. Флавий нехотя последовал его примеру.

– Итак, братья, мы безоружны, – сказал германцам Арминий. – Теперь давайте поговорим.

– Не брат ты нам, римский холуй, – прокричал рослый германец и кивнул своим людям, которые тотчас кинулись на пришельцев, повалив их наземь и связывая им руки веревками.

Остаток пути братья прошли под конвоем. Варвары, захватив римское оружие и коней, гнали пленников перед собой.

– Да, не в меру гостеприимна германская земля, – не без иронии заметил Флавий.

– А что ты хочешь? Они видят в нас врагов, и в, общем-то, они правы, – вздохнул Арминий.

– Молчать, – заревел германец, толкнув в спину Арминия.

Они шли уже два часа, и солнце давно скрылось из виду. На небе появились первые звезды. Наконец, впереди показались огни селения, лежащего на холме и защищенного невысоким валом. Пленники прошли по деревянному мосту, перекинутому через ров, наполненный водой, и вступили за вал. Глазами, немного попривыкшими к темноте, Флавий разглядел длинные высокие дома германцев, разбросанные по всему холму в каком-то нелепом беспорядке.

«Варвары, – подумал про себя Флавий. – Жаль, если придется умереть от их рук, так и не послужив великому Риму».

В окнах некоторых домов мерцали огоньки. Вскоре появились какие-то люди с горящими факелами в руках, которые примкнули к своим сородичам, пришедшим с пленниками. Они что-то кричали, явно угрожая, но Флавий, успевший за десять лет жизни в Риме позабыть родную речь, разобрать их слов не смог. Пленники вступили на широкий двор, окаймленный со всех сторон хозяйственными постройками, откуда доносились свинячий визг и мычание коров. Германец, которого Арминий давеча принял за главного, подался вперед, и Флавий увидел, как он почтительно приблизился к статному старику, окруженному воинственной дружиною. Недолго они о чем-то говорили, потом старец подал знак рукой, и пленников подвели к нему. В свете факельных огней Флавий разглядел морщинистое лицо старика, украшенное седою бородою, а тот, в свою очередь, с любопытством рассматривал их и вдруг резко проговорил:

– Кто вы такие?

– Сыновья конунга Зигмера, – отозвался Арминий. – А вас я, кажется, знаю. Вы Сегест, друг моего отца, а это, стало быть, ваш сын Сигимунд, – вспомнил он, с улыбкой глядя на рослого германца.

– Сыновья Зигмера? – недоверчиво переспросил Сегест. – Да, были у него сыновья, но римляне много весен назад взяли их в заложники и увели в свою страну. Их давно уже нет в живых… А вы лжецы. Я хочу узнать, откуда вам известно обо мне?

– Все, что я сказал, правда! Римляне сохранили нам жизнь, – возразил Арминий.

– С чего это вдруг? – криво усмехнулся Сегест.

– Может, потому что мы им служим? – вмешался в разговор Флавий, вскричав на латыни.

– Вы служите Риму, – понял его слова Сегест. – Стало быть, вы предали родную землю и променяли наших богов на римских идолов… Зачем вы здесь?

– Мы посланы к вам от Кесаря Августа и его сына Тиберия с предложением о мирена выгодных для вас условиях, – сказал Арминий.– Если вы отвергните его предложение или убьете нас, земля херусков будет предана огню и мечу. Римским легионам под предводительством Тиберия уже покорились каннинефаты, аттуары и бруктеры. Я хочу, чтобы мой народ выжил, и потому заклинаю вас Одином – присягните на верность Риму…

– Ты вспомнил Одина? – заорал вдруг Сигимунд. – Ты, который продался Риму? – он ударил кулаком Арминия по лицу, но тот, сплюнув кровь с разбитой губы, усилием воли сдержался от выплеска гнева наружу.

– Успокойся, Сигимунд, – прикрикнул на сына Сегест и обратился к Арминию. – Если ты, который называешься сыном Зигмера, и в самом деле тот, за кого себя выдаешь, ты должен знать, что вопросы войны и мира у нас решают не вожди и старейшины, а вече племени, – до тех пор пока зинг не собрался, вы побудете у меня в гостях, – он подал знак своим людям, а сам скрылся из виду за дверями высокого дома.

Германцы потащили братьев со двора и столкнули их в глубокую яму.

– Варвары! – со злости выкрикнул Флавий, который больно ушибся при падении на твердую землю. Арминий поднялся на ноги и с тоской глядел сквозь опустившуюся решетку на звездное небо родной Германии. Вскоре они, утомленные трудным днем, заснули крепким сном.

Шепот и шорох разбудили Флавия, когда еще солнце не взошло. Сквозь сон раздавались голоса на германском наречии. Один из них принадлежал Арминию, другой был женским. Флавий протер глаза и вгляделся в темноту. Вскоре ему удалось различить силуэт девушки, которая через решетку о чем-то разговаривала с его братом. Из их беседы он понял лишь несколько слов. Девушка, увидев, что второй чужак проснулся, тотчас скрылась из виду. Арминий обернулся к Флавию, а тот спросил у него:

– Кто она?

– Ты разве не помнишь? Впрочем, как ты можешь помнить! Ты тогда был совсем крохой, – вздохнул Арминий. – Это дочь Сегеста, ее зовут Туснельда, – он улыбнулся. – Это та девочка, в которую я был когда-то влюблен. Мы были, конечно, детьми, но…

В этот момент над ямой снова нависла тень, и раздался девичий голос:

– Герман…

Арминий поднял глаза и встретился взглядом с Туснельдой.

– Лови, – тихо проговорила она и кинула вниз корзину, в которой был глиняный кувшин, наполненный ячменным пивом, и два крупных куска дичины. Братья, ничего не евшие со вчерашнего утра, накинулись на угощение, а девушка снова пропала из виду. Впрочем, Флавий не сразу прикоснулся к еде.

– Ты чего? Боишься, что мясо отравлено? – засмеялся Арминий. – Нет, мы им нужны. А что касается девушки, то я вообще не могу предположить, что она…

– Что, старая любовь не ржавеет? – усмехнулся Флавий и, выхватив из рук брата кувшин с пивом, жадно припал к нему губами.

На рассвете решетка поднялась, и в яму была спущена деревянная лестница.

– Вылезайте, – грубо крикнул германец. Это был раб Сегеста. Он препроводил пленников во двор своего хозяина. Несмотря на ранний час, двор был полон народа. И все что-то кричали, потрясая копьями и щитами.

– Что это они? – тихо спросил Флавий у брата.

– Тебе лучше не знать, – мрачно отвечал Арминий. Он оглядывал людей, окружающих Сегеста. И вдруг встретился взглядом с седовласым человеком, который стоял на пороге дома старейшины. Едва завидев пленников, этот человек побледнел и нетвердой поступью двинулся им навстречу.

– Отец? – сказал Арминий и громко завопил. – Отец! Артур, это наш отец!

Старик Зигмер подошел к своим сыновьям. В его глазах блестели слезы, и он что-то силился выдавить из себя, но его язык словно прилип к гортани. Толпа вдруг притихла, наблюдая за происходящим.

Сегест подал знак, и его люди развязали пленных. Флавий потер свои руки, свободные от веревок. Арминий обнял плачущего отца и сам не удержался от слез.

– Я думал, вы оба мертвы, дети мои, – говорил Зигмер, оглядывая сыновей. – Какие же вы стали большие! А почему молчит Артур? – он покосился на младшего сына, который стоял в сторонке.

– Потом объясню, отец, – сказал Арминий. – У нас еще будет много времени для разговоров, а пока я должен сообщить тебе главное.

– Герман, я все знаю, – помрачнел Зигмер. – Сегест говорил, зачем вы пришли…

– Да, отец, мы теперь служим Риму, – вздохнул Арминий. – Прости нас, если сможешь.

– О чем ты, Герман? Это я во всем виноват! Это я отдал вас в руки врагов, – повинился перед сыновьями Зигмер, пряча глаза от них. – Вы правильно все сделали, а я… едва не потерял вас…

В этот миг к ним подошел Сегест.

– Я рад, что всё прояснилось, – сказал он. – Вы, должно быть, голодны. Пройдемте в дом. Там все и обсудим. На трезвую голову дела у нас не принято решать.

Сегест, который был одним из старейшин племени херусков, вдруг переменился к пришельцам, и тех, кого по его приказу давеча бросили в грязную яму, теперь он, как самый радушный хозяин, посадил за стол по правую руку от себя. Женщины и рабы суетились, прислуживая гостям. Арминий, беседуя с отцом, украдкой то и дело поглядывал на Туснельду, успев при дневном освещении рассмотреть, какая она красавица. Встречая его взгляд, девушка смущенно опускала глаза. Кубки наполнились вином, которое в Германии было большой редкостью, и грянул раскатистый голос Сегеста:

– За тебя и твоих сыновей, Зигмер! Слава Одину – они живы!

– Слава Одину! – единодушно воскликнули германцы, сидящие за столом, и принялись разделывать жаренного на вертеле кабана. Флавий, глядя на то, как варвары рвут свою добычу на части, потерял аппетит. Он выпил еще вина и более ни к чему не притронулся.

– Герман, – обратился Сегест к Арминию, – ты в Риме был?

– Я там жил, – улыбнулся Арминий.

– И как там?

– Рим – это большой город (лат. urbis).

– А что такое «город»?

– Место, где всё – из камня, – немного подумав, отвечал Арминий. – Жилища, храмы. Там много людей и мало места, так, что они лепят свои дома впритык друг к другу. Оттого часто бывают пожары. В Риме много зрелищ и блудниц…

Германцы слушали его рассказ, затаив дыхание, а Арминий продолжал:

– Они часто устраивают гонки на колесницах в цирке, и каждый болеет за своего возничего. Даже не так – за цвет одежды, в которую он наряжен. Так, одни поклонники «белого», другие – «красного», третьи – «зеленого», четвертые – «голубого».

– А ты Кесаря видел? – спросил Сегест, внимательно выслушав Арминия.

– Не только видел, но и разговаривал с ним, – слабо улыбнулся Арминий. – Он мне пожаловал римское гражданство и всаднический перстень. Вот он, – он показал кольцо на пальце.

– Гражданство? – удивился Сегест. – Стало быть, ты теперь римлянин?

– Вроде того, – сконфуженно проговорил Арминий. – Но, клянусь богами, что жену себе я выберу из нашего племени, – он мельком взглянул на Туснельду и, как будто невзначай, проговорил. – Римлянки порочны и легкомысленны, а наши девушки – настоящие богини. За них и умереть нестрашно… Давайте выпьем за германских женщин! – провозгласил он, нетвердою рукою наливая вина в свой кубок. И тотчас залпом опустошил его. Видя, что гость уже созрел для откровенного разговора, Сегест приступил к главному:

– Итак, Герман, с чем вас послали римляне?

Арминий тряхнул головой, пытаясь понять смысл заданного вопроса, и, когда до него дошло, проговорил хмельным голосом:

– Они предлагают нам мир в обмен на нашу покорность, но… мы не должны поступаться нашими обычаями. Никому, – он громко выкрикнул это слово, так что все германцы обернулись к нему, – нас не победить! За свободу на смерть!

– Сынок, ты что? – удивленно проговорил Зигмер. Сегест усмехнулся про себя: да, вино развязывает языки.

– А что я? – повернулся к отцу Арминий. – Ах, да. Меня же послали сказать… – он быстро протрезвел и вспомнил, что следовало передать вождям херусков. – Вы должны сложить оружие, в таком случае – римляне вас пощадят и не вменят вам в вину мятежа. Кроме того, они восстановят разрушенную вами крепость на Везере вблизи ущелья, оставят там немногочисленный гарнизон, а сами пойдут дальше на восток – к Эльбе. Словом, они не посягают на обычаи племени, и власть старейшин останется такой, как прежде… Напротив, обещают нам приобщение к благам своей цивилизации, но только если мы сами того захотим и обеспечим безопасность торговцам, которые придут в их города на Везере и Липпе.

Два дня спустя при свете полной луны все взрослые мужчины племени херусков собрались на опушке священной дубравы в окрестностях Тевтобургского леса. Старики сидели на пеньках, молодые дружинники, не выпуская из рук щиты и копья, рассаживались на траве рядом со своими смелыми предводителями. Толпа, гудящая как потревоженный улей, притихла, когда колесница, запряженная белоснежными лошадями, выехала из священной дубравы, и правивший ею жрец племени воскликнул:

– Я просил богов, и они послали нам знамение. Боги повелевают нам остановить кровопролитие и до времени спрятать щиты и копья, завещанные нам предками!