Прекрасный принц существует! Он итальянец и наемный убийца

Покончить с собой.

Я рванулся к ней, чтобы удержать от этой чудовищной ошибки, но не смог приблизиться. Будто двигался в воде. Расстояние между нами не уменьшалось. Чем быстрее я разгонялся, тем больше терял контроль. В какой-то момент я выкрикнул ее имя и сам не узнал собственный голос. Робин бросила на меня извиняющийся взгляд через округлое плечо, ее бледные щеки были мокрыми от слез. Кроваво-красные губы беззвучно прошептали имя, данное мне при рождении – Валентино. В глазах цвета мяты плескались боль, страх, горечь и сожаление. На животе на белом свадебном платье расплывалось пятно крови…

И она прыгнула в пустоту.

Я резко проснулся, вспотевший, запыхавшийся и сбитый с толку кошмаром. Было 3:30 утра. Я пошел в ванную освежиться и плеснул водой на лицо. Не хотелось обдумывать значение сна. Я похоронил его на задворках сознания, принял снотворное и вернулся в постель.

Но теперь наутро меня почти лихорадит от нервов. Необычно. Я мечусь по гостиной, как лев по клетке, изредка бросая тревожные взгляды на квартиру Робин. С тех пор как проснулся, одержимый страшной догадкой, я уже выкурил десяток сигарет и выпил четыре чашки кофе.

У меня всегда была отличная интуиция. Когда за углом поджидает опасность, я ее чую. Джакомо шутит, что у меня нюх. Наверное, когда так часто соприкасаешься со смертью, вырабатывается некая сверхчувствительность.

И вот у меня ощущение, что над Робин нависла серьезная угроза.

Но я еще не знаю, не сам ли тому виной.

Робин

Боже, да я ни-ка-ка-я.

Весь день хожу как вареная. Даже клюнула носом, когда набивала клиенту иероглиф на голени. Слава богу, он этого не видел, и я не сбилась. В итоге у меня чудовищные темные круги под глазами и видок словно у зомби. Не стоило вчера вечером залпом смотреть весь третий сезон «Ходячих мертвецов». А ведь я должна подавать пример дочери, быть взрослой и ответственной!

Если я и смотрела сериал всю ночь, то лишь по одной причине: хотела занять свои мысли и не думать о Валентине Лоране.

С нашего разговора в парке два дня назад я одержима этим мужчиной. Зациклилась на каждой секунде того взаимодействия. Грудь горит, будто его большая рука раскаленным клеймом оставила на коже свой отпечаток. Вынуждена признать, что влюбилась в соседа по уши, и… это меня пугает. Я не испытывала такого влечения к парню с тех пор, как встретила Лукаса в школе.

Теперь я снова в постели. Ворочаюсь под простынями, вздыхая каждые пару минут. Я устала, но сон продолжает ускользать. Уже поздно, по крайней мере, три часа ночи.

И вдруг я слышу в гостиной металлический лязг.

Сердце начинает колотиться.

Медленно сажусь, прислушиваясь к зловещему звуку.

Холод пробегает по позвоночнику: я понимаю – кто-то вскрывает замок на моей входной двери.

Бросаю взгляд на тумбочку у кровати.

Мобильного телефона там нет.

Лихорадочно соображаю, где я его оставила.

На столе в гостиной.

Я тяжело сглатываю.

Устала, отвлеклась и так торопилась в постель, что забыла смартфон.

Ужасная расплата.

Возьми себя в руки, Роб. Возьми себя в руки, мать твою!

Сдерживая тошноту, поспешно встаю с кровати и рысью бегу на кухню. Взломщик продолжает возиться с замком. Открываю ящик со столовыми приборами и дрожащей рукой хватаю нож для мяса. Решаю забаррикадироваться в спальне Ани – подопру дверь шкафом, – но сначала мне нужно достать мобильный телефон, чтобы позвонить в полицию.

Стол в гостиной стоит прямо напротив входной двери.

В полумраке я крадусь за смартфоном, живот сводит от страха.

Осталось два метра.

Скрежет прекращается, и ручка опускается.

Я замираю, как кролик посреди дороги, ослепленный светом фар автомобиля.

Дверь медленно открывается. Перед глазами проносится вся моя жизнь.

Высокая широкоплечая фигура входит в мою квартиру.

Дверь закрывается.

Раздается щелчок. Незваный гость включает свет у меня в гостиной.

Я потрясенно смотрю в серые глаза, которые не видела уже пять лет.

Передо мной стоит Лукас.

Отец моей дочери вышел из тюрьмы.

Глава 5

Хочешь меня убить? Стань в очередь!

Валентин

Не могу уснуть.

Плохое предчувствие насчет Робин за день не прошло. Напротив, усилилось и достигло пика. Я на взводе. Как бы ни старался рассуждать логично, инстинкты предупреждают меня об опасности. Чувствую, как кровь пульсирует в венах. Мышцы напряжены до предела.

Не проглотить ли снова пару таблеток снотворного? Кладу их в ямку правой ладони. Левая рука сжимает стакан с водой. Пока смотрю на таблетки, приходят болезненные воспоминания.

Пустой флакон из-под лекарства, валяющийся на ковре рядом с безжизненной женской рукой. Огромные лазурные глаза, обрамленные черными ресницами и остекленевшие в смерти. Этот взгляд преследовал меня долгие годы.

Охваченный яростью, я со всей силы швыряю стакан в ближайшую стену. От удара он разлетается на тысячу осколков, и те осыпаются на пол.

Придя в себя, убираю воду на полу и протираю стену, а затем сгребаю стекло веником. В глубокой задумчивости выбрасываю все в мусорное ведро.

Нервно проверяю экран мобильного.

3:30 утра.

Время, когда я проснулся вчера после кошмара.

Приоткрываю жалюзи кухонного окна, осознавая, что мой поступок выглядит глупо. Робин и ее дочь, должно быть, крепко спят и…

Ставня в их гостиной открыта.

Свет горит.

Моя догадка оказывается верной: Робин не одна.

Она замахивается на мужчину кухонным ножом.

Боже… Эта девчонка сумасшедшая?!

Застыв на месте и вцепившись в подоконник, я ругаюсь сквозь зубы.

Cazzo! Иногда мне очень хочется ошибиться.

«Вал, перестань, ты же почти не знаешь эту девушку! Не твое гребаное дело», – сказал бы мой кузен.

Если я рискну сорвать свое прикрытие, связавшись с этим парнем…

«Не смей! – пронзительно кричит мне голос Джакомо. – Каждому свое. Не вмешивайся!»

Остекленевшие голубые глаза пляшут передо мной.

Я закрываю свои, чтобы вытеснить из головы чувство вины.

Оно несовместимо с моей работой.

Я не гребаный герой.

Я гребаный убийца.

Указательный палец тянется к кнопке, что закрывает жалюзи.

Робин

– Не подходи, Лукас… – бесцветным голосом говорю я.

Похоже, мой нож его совсем не впечатлил.

Он чуть покачивается и воняет алкоголем, как в последний раз, когда поднял на меня руку при годовалой Ане.

По решению суда Лукас получил пять лет лишения свободы и еще два года условно за регулярное насилие в семье при отягчающих обстоятельствах. Его должны были освободить только через четыре месяца, но, судя по всему, сукин сын вышел раньше, чем ожидалось! Но почему мне никто не сказал? Мой адвокат должна была меня предупредить!

Лукас с благосклонной, почти довольной ухмылкой внимательно осматривает меня со всех сторон, похабно посвистывая. За время заключения он похудел на несколько килограммов. Цвет лица стал бледнее, а каштановые волосы намного короче, но в остальном он все тот же.

– Роб, ты так сильно похудела! Рыжие волосы и татуировки тебе идут. Черт возьми, ты так похорошела, дорогая! Даже красивее, чем на фотографиях, которые они мне показывали.

Я вздрагиваю. Фотографии?

Он что, шпионил за мной?

«Конечно, шпионил, – шепчет мне внутренний голос. – Должно быть, узнал твой новый адрес через свою чертову наркоманскую сеть».

– Я тебе не «дорогая», ублюдок! Убирайся из моего дома, тебе запрещено приближаться к нам!

Из горла Лукаса вырывается хриплый смех.

– Ну и агрессивная же ты, милашка! Твой запрет действовал только до суда. Меня освободили досрочно за хорошее поведение, Роб. Разве ты не рада встрече? Я вот рад. Так скучал по вам обеим!

Я потрясена и огорчена этой новостью. Вынесенный судом акт истек! Для нашей же безопасности Лукасу было официально запрещено приближаться к нам или связываться со мной. Чтобы получить новый охранный ордер, мне придется снова подать на бывшего заявление. Шпионаж и взлом – законные причины, не так ли?

– Разве тебе не положен электронный браслет? Или ограничения по передвижению?

Он качает головой, и его лицо внезапно ожесточается.

В животе у меня бурлит, а на языке появляется привкус желчи.

– Я должен отмечаться у своего инспектора, Роб. Хватит. Я заплатил за свои ошибки и изменился в тюрьме. Дай мне второй шанс, дорогая. Пожалуйста, прости меня.

Его взгляд смягчается, а голос становится приторно-сладким. Он мгновенно переходит от одного настроения к другому. О да, все тот же Лукас. Самовлюбленный извращенец во всем своем черном великолепии.

Прежняя Робин повелась бы на его мнимое раскаяние и приняла бы предложение.

Пара пощечин? Он бы извинился, покрывая мое лицо поцелуями.

Удар в живот? На следующий день Лукас принес бы букет роз.

Принуждение к близости посреди ночи? Он подарил бы мне золотое украшение, купленное на его грязные деньги.

Долгие годы я молча все это терпела.

Замазывала синяки тональным кремом, улыбалась, когда обеспокоенные родители справлялись о моем самочувствии, верила в каждую ложь, вылетавшую из уст мужчины, которого я любила с пятнадцати лет. Я замкнулась в своей роли жертвы, никому не жаловалась, свято веря, что заслужила свою судьбу и что сама по себе ничего не стою. Ежедневно терпела жестокость, угрозы, унижения и оскорбления Лукаса, пока не наступила точка невозврата.

Пока он не напал на мою годовалую дочь.

Больше никогда.

Тот момент послужил катализатором, который заставил меня бросить этого ублюдка, подать на него в суд и развестись с ним. Я выиграла дело благодаря упорству моего адвоката, подкрепленному медицинскими справками, фотографиями моих травм и показаниями Нины. Вердикт судьи о пяти годах лишения свободы показался тогда несправедливым и смехотворным, учитывая все, что Лукас причинил мне до и во время нашего брака…

Не окажись у меня Ани, родителей и Нины, моя жизнь была бы разбита, и я никогда бы не сумела оправиться.

– Ты все тот же, Лукас! Вижу это по твоим глазам. И даже если бы ты изменился, даже если бы до смерти винил себя за то, что сделал с нами, я бы никогда не вернулась к тебе, ясно? Уходи сейчас же, или я закричу.

Бывшему мужу не нравится мое упрямство, и он хмурится. Затем делает шаг вперед. Я отступаю, поднимая свое оружие. Мой мобильный телефон вне досягаемости…

– Ну же, Роб, не будь дурой! – резко предупреждает Лукас. – Опусти нож, я не собираюсь причинять вреда. Тебе нужно время, чтобы подумать и прийти в себя? Хорошо, валяй, переваривай мое возвращение. Но дай мне увидеть дочь. Не отнимай ее у меня. Я же гребаный отец!

– Ты потерял право зваться ее отцом в тот день, когда поднял на нее руку, – ледяным тоном отрезаю я. – Она больше не твоя дочь.

Он раздраженно вздыхает.

– Это была всего лишь легкая пощечина, Роб. Ты вечно суетишься, как и твоя сука-мать!

«Легкая пощечина», которая рассекла Ане губу до крови.

«Легкая пощечина» после того, как бывший тряс дочку, точно куклу, и в итоге бросил на пол, потому что ее плач его раздражал.

Хрупкий детский череп мог треснуть при падении.

Сотрясения могли вызвать серьезные и необратимые повреждения мозга.

Мы с Аней выжили.

– Убирайся, – с ненавистью рычу я. – Убирайся из нашей жизни!

– Мама? Кто там? – От сонного голоска за спиной я застываю как вкопанная.

Сердитый взгляд Лукаса, устремленный через мое плечо, меняется.

– Аня… – с чувством бормочет он.

– Кто вы? Почему кричите на мою маму?

Лукас падает духом, осознав, что она его не помнит.

Ну а чего он ждал? Что я стану хранить его фотографии и показывать Ане? Что буду приукрашивать гнусную правду, лишь бы сохранить их связь? Она знает только его имя, но не внешность. Я объяснила дочке простыми словами, что ее отец причинил боль нам обеим и за это сидит в тюрьме. В прошлом году Аня робко спросила меня, можно ли ей послать ему туда письмо и рисунок. Я начала всхлипывать. Она обняла меня и сказала: «Все хорошо, мама. Все хорошо, я здесь».

Да, вроде просьба безобидная, но… Аня видит нормальных пап своих одноклассников и не очень понимает, почему я запрещаю ей общаться с собственным отцом.

Она не знает, что он поднимал руку на нее, что Лукас бил и насиловал меня много лет.

Не знает, что отец принимал наркотики и напивался каждый день.

Не знает, что он продавал кокаин проституткам и с пистолетом грабил пожилых людей у банкоматов.

– Аня, это я, папа, – напоминает ей Лукас хриплым голосом.

Словно в кошмарном сне, я оборачиваюсь к дочери. Она качает головой и смотрит на моего бывшего мужа. Что касается меня – я напряжена, как сжатая пружина.

– Это неправда! Мой папа в тюрьме!

– Я вышел раньше, Аня, я не…

– Заткнись, Лукас, не смей с ней разговаривать! Аня, вернись к себе комнату. Сейчас же!

– Но мама…

– Живо!

Она вздрагивает и смотрит на меня полными слез глазами.

Мое сопротивление ослабевает. Я сама готова разрыдаться, ведь напугана до смерти.

– Ты такая красивая, Аня, – говорит Лукас с нежностью, которая приводит меня в ужас. Просто копия своей мамы. Я скучал по тебе, понимаешь? Думал о тебе все время, пока был в тюрьме, не мог дождаться, когда увижу тебя снова. Ты так выросла! – Он протягивает к ней руку. – Подойди и поцелуй меня, обними, милая.

– Нет, Аня! Не двигайся!

Излишняя осторожность: видя, в каком я состоянии, дочь не шевелится ни на миллиметр.

Лукас хмурится. Его злые серые глаза мечутся туда-сюда между ней и мной.

– Твоя мама наверняка наговорила тебе обо мне кучу всякой ерунды! Роб, я чертовски устал. И без того долго просидел вдали от тебя. Вы моя семья! Ты моя жена, а она – моя дочь. Иди ко мне, Аня. Бегом, или я разозлюсь, маленькая дрянь!

Угроза и оскорбление приводят меня в чувство.

Я разворачиваюсь и мчусь к дочери, намереваясь схватить ее и сбежать.

Но Лукас с ревом бросается следом и ловит меня за волосы. Рывком оттаскивает, и я вскрикиваю от боли.

Аня в ужасе зовет меня и разражается слезами.

Я вслепую замахиваюсь ножом, но Лукас хватает мое запястье и безжалостно выкручивает, пока я не роняю оружие. Мне удается вырваться, пнув бывшего по голени. Он пытается удержать меня, но я не поддаюсь: царапаю ему рожу, как тигрица, даю пощечины и молочу кулаками по груди.

– Прекрати, Роб! Прекрати! – орет Лукас, сжимая мои плечи.

Я пытаюсь ударить его коленом по яйцам, но мой пьяный бывший оказывается быстрее. Его кулак врезается мне в лицо с такой силой, что я отлетаю к стене. Падаю на пол, оглушенная ударом. В ушах звенит. Зрение помутилось, но я вижу, как ко мне бежит дочь. Ее испуганный голос разрывает душу на части.

– Мамочка! Мамочка! Что ты с ней сделал? Ты не мой папа! Ненавижу тебя!

– Нет… – хриплю я, когда Лукас хватает Аню за талию и поднимает вверх.

– Ты не оставляешь мне выбора, Робин! – бушует бывший муж, не обращая внимания на крики дочери, которая тщетно пытается вырваться. – Все было бы иначе, если б не твое упрямство!

Моя жизнь рушится буквально на глазах.

Ругаясь под нос, Лукас шагает к двери, унося мою дочь.

Он собирается украсть у меня Аню. Увезти ее бог знает куда.

И я больше никогда не увижу дочку.

Я этого не переживу.

Боль, пронизывающая все тело, просто отвратительна, но мне удается подняться на ноги, опираясь на стену.

– Мамочка! Помоги мне! Помоги! – умоляет Аня.

– Пожалуйста, Лукас… – издаю я слабый стон. – Не забирай ее у меня! Я сделаю все, что захочешь!

Бывший замирает в метре от полуоткрытой двери.

Я моргаю. Разве он не закрыл ее?

– Все, что я захочу? – повторяет Лукас, оглядываясь на меня через плечо.

Этот взгляд, полный извращенных фантазий и злобы, мне до боли знаком. Но я киваю, застыв на месте. Ради дочери я готова на все.

Мерзкая улыбка растягивает губы Лукаса. Судя по всему, ничего хорошего меня не ждет.

Вдруг я слышу щелчок снимаемого предохранителя.

Улыбка моего бывшего застывает.

К его виску приставлен ствол пистолета.

Мой сосед-итальянец, Валентин Лоран, держит Лукаса на мушке.

Валентин

Если и есть какой-то тип мужиков, что раздражает меня больше прочих, так это вот такие уроды, которые плохо обращаются со своими женами и детьми.

У Робин, как я вижу, шары крепче, чем у ее бывшего.

– Ты кто такой, мать твою? – кричит человек, на которого я наставляю пистолет.

– Да ты редкий дебил. Будь у тебя хоть немного ума, не стал бы интересоваться, кто я. Тебе было бы интересно, что я могу с тобой сделать, если ты не отпустишь ребенка в ближайшие десять секунд, figlio da puttana[19], – отвечаю я с ледяным спокойствием.

– Ты не знаешь, с кем связался, ублюдок! У меня есть приятели, с которыми шутки плохи. Если не уберешься отсюда, так отметелим, что родная мать в морге не узнает!

Я лишь смеюсь. Это он не знает, с кем связался. Как и его друзья.

– Моя мать мертва, coglione[20], а вот твоя плохо тебя воспитала. Я обязательно сообщу ей об этом, когда в следующий раз трахну на столе твоего отца.

Мой сарказм усиливает его ярость в десятки раз. От этого мерзавца несет дешевым виски: алкоголь делает его смелее и непредсказуемее. Я не могу просто врезать ему без риска навредить ребенку. Так что приходится думать. Я никогда не был хорош в дипломатии, и терпение нельзя считать моей главной добродетелью. Не держи он Аню, я бы устроил ему побоище всей его жалкой жизни и сунул бы головой в унитаз, чтобы хоть так отрезвить.

Сильнее прижимаю пистолет к его виску.

– Хватит шуток, – властно говорю я. – Отпусти девочку. Она не хочет идти с тобой.

– Она моя гребаная дочь! Не лезь не в свое дело, гадский испанец!

– Он итальянец, а не испанец! – кричит Аня, молотя кулачками по ноге отца.

А мне нравится этот ребенок.

Только вот ее папаша все больше раздражает.

Бросаю короткий взгляд на Робин. Та прикрывает рот дрожащей рукой.

Соседка остолбенела, увидев меня здесь с оружием, и, естественно, боится за дочь. Бывший сильно избил Робин: из разбитой скулы течет тонкая струйка крови. От ее вида я лишь сильнее злюсь на мерзавца.

Говорил же, что не отличаюсь ни дипломатичностью, ни терпением.

Лукас не успевает предугадать мою атаку, я двигаюсь слишком быстро. Приклад пистолета разбивает уроду нос. Треск костей разносится по гостиной, а из глотки ублюдка раздается рев боли. Не медля и полсекунды, я выворачиваю ему плечо жестоким точным приемом.

Верный расчет. Лукас роняет девочку, и я ловлю ее, не дав упасть на пол. Притягиваю Аню к себе одной рукой и бегу к ее матери, чтобы передать девочку ей. Робин крепко обнимает дочь, шепча на ухо что-то успокаивающее.

Мы обмениваемся взглядами, затем я поворачиваюсь к Лукасу, который прижимает ладонь к окровавленному носу, согнувшись пополам от боли.

И чего ноет? Он же все еще жив.

Заслоняя собой соседку и ее дочь, я снова направляю ствол пистолета ему в голову.

– Последний шанс, придурок. Вали.

Он смотрит на меня со смесью ненависти, ярости и страха.

Хочешь меня убить? Стань в очередь!

– Это еще не конец, Роб! – угрожает он ей гнусавым голосом, сверля нас взглядом.

– Отвали, Лукас! – кричит соседка из-за меня.

– Не смей возвращаться к ним, coglione, – добавляю я обманчиво-ласково. – В следующий раз я не буду к тебе так снисходителен.

Лукас демонстративно сплевывает кровь на пол и убегает.

Следую за ним и проверяю лестницу. Поскольку он и впрямь удрал, я закрываю дверь, так и держа в руке свою «беретту». Выжидаю пару мгновений на случай, если он окажется настолько stupido[21], чтобы вернуться.

Робин стоит перед окном кухни и оглядывает парковку, нежно поглаживая волосы дочери, уткнувшейся лицом ей в плечо. Руками Аня обхватывает мать за шею, а ногами – талию.

Из груди Робин вырывается вздох облегчения. Расслабилась – хоть немного.

– Он прыгает в машину. Заводится. Уезжает, – сообщает она.

Я ставлю пистолет на предохранитель и засовываю его под футболку за пояс брюк. Сжав зубы, осматриваю рану соседки.

– Вам нужно в больницу, мадемуазель Льюис.

– Нет, это всего лишь царапина, – гордо отрезает она, вытирая капли крови со щеки тыльной стороной ладони.

– Никогда не знаешь, вдруг…

– Мне не нужно в больницу, говорю вам! В прошлом он поступал со мной гораздо хуже.

Напрягаюсь, услышав последнюю фразу. С удовольствием бы вышиб мозги этому ублюдку.

Что до женщины, она упряма как мул.

Хотя в своей черной ночнушке выглядит чертовски смелой и сексуальной.

– Как малышка?

– С малышкой все в порядке! – фыркает Аня.

– Bene[22], – соглашаюсь я, хватая со стола мобильный Робин, и разблокирую его щелчком большого пальца.

– Эй, вы чего! Кто дал вам право туда лезть?

– Я не лезу, мадемуазель Льюис. Просто записал свой номер, чтобы вы могли позвонить мне, если этот подонок решит вернуться и поиздеваться над вами. Я бы посоветовал вам всегда держать телефон заряженным, поставить более надежные замки на дверь и купить оружие получше, – подытоживаю я, махнув смартфоном на кухонный нож, что так и валяется на полу.

– Слезоточивый газ или перцовый баллончик?

– Складной нож. В первую очередь.

– А во вторую, мсье Лоран? – иронично спрашивает она.

– Учитывая вашу ситуацию, как можно скорее получите лицензию на огнестрельное оружие, потренируйтесь в тире и купите ствол.

Кладу ладонь на дверную ручку. Теперь, когда опасность миновала – по крайней мере, на сегодня, – я не хочу задерживаться рядом с ними, не говоря уже о том, чтобы вступать в долгие беседы.

– И последнее, мадемуазель Льюис… Решите вызвать полицию, я буду признателен, если вы не расскажете им обо мне.

Робин у меня за спиной молчит.

Терзаемый сомнениями, не сотворил ли я сейчас огромную глупость, иду домой.

Глава 6

Освежует тебя и сохранит твою татуированную шкурку как трофей

Робин

В ту ночь я не сомкнула глаз.

Лежала в постели Ани, обнимала ее и напевала ей на ухо «À la Claire Fontaine»[23], пока она не уснула. Когда дыхание дочки стало спокойным и размеренным, я осторожно выскользнула из ее кровати.

Не выпуская из руки мобильный, всю ночь пила кофе, чтобы не задремать. Караулила на случай, если вернется мой кретинский бывший муж. Не сводила взгляда с входной двери, для верности загородив ту комодом. В голове царил хаос.

Часы тянулись как дни. Казалось, я вновь перенеслась на пять лет назад, в то время, когда пугалась малейшего шума и жила в атмосфере постоянного страха и неуверенности. Как же больно вернуться в самое сердце прошлого и опять ощутить связанное с ним отвратительное чувство бессилия. Я проклинала Лукаса, что он все еще такой ублюдок. И задавала себе тысячу вопросов о человеке, который помог нам, показав себя с пугающей стороны. Его последняя фраза меня не отпускала. «Решите вызвать полицию, я буду признателен, если вы не расскажете им обо мне». Итак, он не был полицейским, но пистолет носил.

Возможно, нелегально.

Здравый смысл подсказывал бежать от этого парня, который излучал опасность каждым сантиметром своей татуированной кожи. Опасность куда более серьезную, чем та, что представлял собой Лукас.

Но мои инстинкты не предостерегали меня от него самого. По правде говоря, я была бесконечно благодарна Валентину за вмешательство. Без него бывший похитил бы мою маленькую девочку.

Я долго колебалась, но в конце концов, перебрав все аргументы «за» и «против», не стала звонить в полицию. Солгать бы не сумела, да и нервы бы сдали. Полицейские бы догадались, что я не сама прогнала бывшего мужа. Посоветовали бы мне подать жалобу, возможно, переехать. Стали бы допрашивать Аню. А я не хотела подвергать свою дочь такому испытанию. Лишь молилась, чтобы Лукас на сей раз усвоил урок. Я никогда не видела бывшего таким испуганным, как в тот момент, когда Валентин сломал ему нос и вывихнул плечо. Меня накрыло чисто садистское ликование. Наконец-то роли поменялись: хищник стал добычей перед лицом гораздо более сильного зверя.

Наверное, есть две категории мужчин, с которыми лучше не пересекаться. Лукас относится к разряду «плохишей» – горластых головорезов, которые в основном нападают на людей слабее себя, за исключением тех случаев, когда сбиваются в стаи. А есть еще высшая категория: опасные мужчины, у которых практически нет границ и перед которыми плохиши – жалкие клоуны…

Нутром чую, Валентин как раз из вторых.

Около 7:30 я бужу Аню. Утром она выглядит немного поникшей, отчего у меня щемит сердце. Предлагаю ей прогулять школу. Дочка отказывается. Ее учительница запланировала пикник на берегу озера, а затем сплав на каноэ. Идеальный способ отвлечься.