
Полная версия:
Прекрасный принц существует! Он итальянец и наемный убийца
Я валюсь, грохаюсь, растягиваюсь, но главное – оказываюсь задницей вверх. Платье задирается до бедер. К счастью, сегодня я не забыла надеть трусики! (Уточняю, потому что раз уже забыла. Или два. Или три?) Белые трусики с розовыми черепами, между прочим. Краснея, я спешу одернуть подол, молясь, чтобы мой новый сосед не успел их разглядеть.
– Ничего не сломали?
От глубокого, раскатистого голоса по коже бегут мурашки. У парня легкий акцент… кажется, итальянский. Ну вот! Мало ему иметь божественное лицо, офигенное тело и приятный запах, этот гад еще и обладает сногсшибательным тембром и сексуальным акцентом. Какая несправедливость!
Я поднимаю голову, будто в замедленной съемке. Растерянно перевожу взгляд с большой вытянутой руки к лицу с нечитаемым выражением. Вот уж правда, ходячий секс… Качаю головой, сгорая от стыда за то, что уже второй раз выставила себя перед ним дурой. Затем встаю без всякой помощи, подбирая клочья моей и без того невеликой самооценки. Его рука опускается. Пока я отряхиваю платье и поднимаю сумку на колесиках, номер пять обходит меня, приседает и высвобождает каблук моей поврежденной обуви из ловушки. Затем плавно встает и протягивает мне серебряную босоножку.
– Вот твоя туфелька, Золушка.
Легкая улыбка приподнимает уголки его чувственных губ.
Золушка? Да он издевается!
– Это не туфли, а босоножки, и пошел ты на хрен! – взрываюсь я, ковыляю к нему и выхватываю обувь из его рук.
В ответ на мою вспышку ярости красавчик лишь приподнимает бровь. Он поджимает губы, словно опасаясь сболтнуть лишнего, а затем просто поворачивается ко мне спиной и открывает дверь в квартиру 508, за которой уже скачет его собака. Мужик заходит к себе, больше и не взглянув в мою сторону.
– Мудак, – ворчу я, звоня в квартиру 511 на той же лестничной площадке.
Лили поочередно отпирает все четыре своих замка. Проходя мимо, я целую ее в морщинистую щеку и снимаю вторую босоножку, опускаясь на оливковый диван. Затем рассказываю подруге о приключившемся несчастье.
Думаете, она мне сочувствует? Затянувшись сигаретой, старуха разражается противным смехом.
– Ты ж на ногах не держишься, Робинетта, так зачем вечно бегаешь на шпильках! Уж коли родилась коротышкой, так смирись!
– От них ноги кажутся стройнее, а я не такая уж и коротышка! Во мне метр шестьдесят, а не метр двадцать!
– Вот и не бойся своих пухлых ножек и талии. Кстати, ты вроде поправилась. Думаю, с прошлой недели прибавила не меньше двух килограммов, – заявляет она, щурясь на мою грудь и живот.
– А ты сама-то как постарела! Думаю, с прошлой недели у тебя прибавилась пара сотен морщин, – парирую я с не меньшим ехидством.
– Эй, а ты сегодня в на редкость паршивом настроении! Опять месячные?
– Нет, просто тебя увидела.
Лили с трудом устраивается рядом со мной на диване.
– Зараза. Так что стряслось? Ты расстроилась, что мой новый сосед не пускает слюни на твои сиськи? Да ерунда, все равно что курица пукнула, Робинетт!
– Нет, не ерунда! Этот парень дружелюбен, как тюремная охрана. Козел.
– Будь он козлом, не протянул бы копыто, чтобы помочь тебе подняться, и не стал бы вытаскивать твою шпильку. Он тебе нравится, да? – догадывается она, скабрезно мне подмигивая. – Хочешь с ним хорошенько покувыркаться?
– Да. Нет. Может быть. Не знаю!
– Точно нравится, – уверенно объявляет она. – Ты сейчас красная, как твои волосы. Что ж, шалунья, у тебя хороший вкус. Мужика явно есть за что пощупать. Мне он тоже приглянулся, так что придется тебе побороться за него со мной.
Недоверчиво смотрю на нее, но похоже, старуха не шутит. Она выдыхает дым и машет костлявой рукой на лежащую на столе пачку сахара.
– Я на сто шагов впереди тебя, Робинетта! Не стала плюхаться перед ним, как блин, а пошла вчера, позаигрывала, построила глазки, покрутила задницей. Сразила красавчика наповал. Ух, я с ним оторвусь! Чуйка подсказывает, ему по нраву опытные тигрицы, – подытоживает она, царапая скрюченными пальцами воздух.
– Тигрицы столько не живут, Лили, – закатываю я глаза. – Если только он не фетишист по мумиям или тайный некрофил, шансов переспать с ним у тебя ноль.
– Ставлю двадцать фунтов, что я затащу эту шикарную задницу в постель до конца месяца!
– Живьем и в здравом уме?
– Конечно!
– По рукам, – соглашаюсь я, шлепаю старуху по ладони, а сама про себя хихикаю.
Ну все, теперь Лили будет флиртовать с ним до тех пор, пока он не захочет вздернуться. Так тебе и надо, пять баллов!
– Он напоминает мне моего Бернарда, – говорит подруга с мечтательной улыбкой.
Я бросаю взгляд на висящую на стене фотографию в рамке, где изображен лысеющий пузатый старик без зубов, и невольно кривлюсь.
Лили пинает меня в голень. Ой! А у этой гарпии еще есть силы!
– В молодости, идиотка!
– Ты бредишь. Этот парень холодный, как ледышка.
– Да ладно, Робинетта! Говорят же, что холодные мужики в постели огонь!
– Ты смотришь слишком много порно, – упрекаю я, отправляясь раскладывать покупки.
– А ты слишком мало! Вот сколько у тебя уже мужика не было?
Застыв с бутылкой водки в руке, я замираю, постукивая себя пальцами по подбородку. Год? Полтора? Мое молчание говорит само за себя.
– Господь Всемогущий, девочка моя, у тебя что, в трусах устрицами протухшими воняет? Ты отрастила там джунгли? У тебя все затянуло паутиной?
– Лили, я хожу на эпиляцию и слежу за собой. И уж кто бы говорил! У тебя секса не было со времен промышленной революции девятнадцатого века!
– Я переспала с Бернаром накануне его смерти.
– Теперь понятно, отчего он помер…
Но она, похоже, меня уже не слышит.
– У него тогда оставалось только одно яичко, но с парой голубых таблеточек аппарат еще работал. Ну и не забывай о Бертране.
Бертраном она окрестила свой любимый фаллоимитатор. Да, да, знаю, легко запутаться.
– А можно сменить тему, ну пожалуйста? Меня уже подташнивает.
– Ты сегодня работаешь, Робинетта?
– Ага, у меня запись в тату-салоне.
– Как поживает малышка Аня?
– Изводит всех мальчиков в своем классе.
– Вся в мать!
Тут мне возразить нечего.
ВалентинНе успев закрыть дверь, слышу, как неуклюжая темпераментная красотка от души обзывает меня засранцем. И как ее винить: пока она не упала, я вел себя с ней не слишком-то вежливо. «Это не туфля, а босоножка!» Давно со мной так никто не разговаривал…
Она крепко вспылила. Что ж, мне в лифте тоже было жарко. Из-за ее цветочных духов и роскошных форм, обтянутых платьем цвета нефрита, у меня приключилась жесткая эрекция, которая стала совсем уж невыносимой, когда я узрел круглую попу в невероятных белых трусиках с розовыми черепами. Если бы не встревожился, что красотка сломала себе что-нибудь, рассмеялся бы в голос.
Интересно, что же привело ее в мой дом? Прислушиваюсь к звукам в коридоре. Она звонит в дверь и с кем-то здоровается. Узнаю голос странной соседки, которая вчера наведалась ко мне за сахаром. Может, она бабка красотки?
Хотя какое мне дело.
Одного только скрипучего голоса старухи хватает, чтобы весь мой интерес как ветром сдуло.
Я насыпаю корм в миску Лесса и сажусь за стол, чтобы внимательно изучить досье своей будущей жертвы, но перед глазами так и маячат белые трусики с розовыми черепами.
РобинВыйдя на площадку, я (разумеется) совершенно случайно читаю бумажку, приклеенную на почтовый ящик квартиры Итак, пять баллов зовут Валентин Лоран. Странно, вообще не итальянская фамилия.
Валентин… милое имя для первоклассного мудака.
«Ерунда, все равно что курица пукнула», – заверила меня Лили.
Может, она все-таки права. Самую чуточку.
Я отправляюсь в магазин, расположенный в двухстах метрах от дома, а затем возвращаюсь и опускаю кое-что в ящик мсье Валентина Лорана.
Пачку полиэтиленовых пакетов для сбора собачьих экскрементов, которую только что взяла в бесплатном автомате.
* * *На следующий день подхожу к своему ящику, чтобы забрать почту.
Моя челюсть падает на пол.
Под счетами лежит… тюбик клея для обуви.
Черт.
У этого ублюдка на все есть ответ!
А теперь он еще и знает мое имя.
Глава 3
Я не люблю утры, так что отвали до вечера
РобинВоскресенье. День уборки.
Моя еженедельная кара.
Сказать, что меня окружает бардак – не сказать ничего. Я могла бы с легкостью подать заявку на участие в передаче «Уборка по вызову», где две пятидесятилетние тетки приезжают на дом, чтобы разгрести очередной свинарник. Если не ошибаюсь, одна из них истовая католичка. Так и вижу, как она, узрев мою квартиру, осеняет себя крестным знамением и возводит глаза к небу.
Стоя посреди поля боя, я окидываю мрачным взглядом масштабы разрушений. Словно строгий генерал, осматриваю свои войска, проверяю орудия и прикидываю стратегию. Дешевый пылесос? Подключен. Метелочка из разноцветных перьев? Готова. Губка? Терпеливо ждет своего часа. Вопрос в том, с чего же начать.
Бардак буквально повсюду. У меня по гостиной словно ураган пронесся. На полу разбросана скомканная вонючая одежда. На журнальном столике, прямо посреди кучи картинок радуги (моя малышка только ее и рисует с начала учебного года) валяется позабытая коробка из-под пиццы. Здоровенная упаковка от мороженого «Три шоколада», которую мы безжалостно приговорили во время очередного просмотра «Русалочки», укоризненно смотрит на мои белые ручки. В раковине высится гора немытой посуды, в баре завалы оберток и бутылок – короче, можно снимать ремейк «Изгоняющего дьявола». Практически слышу на фоне тревожную музыку. Хочется верить, я не найду на дне тарелок жутких ползучих тварей.
Учитывая вонь, первоочередная моя команда – «Воздух!». Распахиваю окна в гостиной и на кухне. Теплый весенний ветерок врывается в мою выгребную яму. Я делаю глубокий вдох. Птицы щебечут на деревьях, солнечные лучи ласкают кожу, и мое настроение волшебным образом поднимается.
Чисто рефлекторно бросаю взгляд на квартиру напротив. Ставни там еще закрыты. Сосед, в отличие от меня, похоже, соня, хотя сейчас, в конце концов, только десять утра. Представляю, как он спит на животе в своей кровати, голый, растрепанный, умиротворенный, округлые мускулистые ягодицы торчат из-под простыни и…
Останавливаюсь, пока не чересчур увлеклась. Даже шлепаю себя по щеке, чтобы привести мысли в порядок. Уймись, озабоченная! Сейчас не время фантазировать об Аполлоне по соседству, дел по горло.
Набравшись решимости, беру пульт управления колонкой и включаю бодрую музыку, но не слишком громко, чтобы не разбудить мою принцессу. Хотя обычно она спит как убитая. Землетрясение начнись, глаз не откроет. Впрочем, затишье у меня ненадолго: по воскресеньям она обычно просыпается где-то между 9:30 и 10:30.
Поехали! Я мысленно закатываю рукава и грозно смотрю на посуду.
Фальшиво подпевая колонке, чищу, полирую, скребу, драю, отмываю столовые приборы, чашки, миски, кастрюли и сковородки. Что я приобрету, едва разживусь деньгами? Чертову посудомоечную машину! Ненавижу эту возню. Еще и вечно что-нибудь разобью, с моей-то неуклюжестью. Приходится каждый месяц покупать новую утварь. Я пыталась уломать Аню мыть посуду за меня, но она мамина дочь и терпеть это не может. Даже когда я отчаялась и предложила ей десять евро за работу, она лишь перевела недоуменный взгляд с купюры на переполненную раковину и улизнула к себе в комнату. Предательница! Неблагодарная! Ничего-ничего, я ей припомню, когда она своего первого парня приведет знакомиться (лет в сорок, не раньше, иначе я его грохну). С поистине садистским удовольствием достану семейный альбом и продемонстрирую все компрометирующие фото любимой доченьки. Аня голышом на горшке с измазанной в какашке ручкой. Аня вся в следах от ветрянки. Аня с полным ртом камамбера. Полюбуйся, зятек. Я спец по уничтожению любви на корню и ударам ниже пояса.
Стоит лишь представить ситуацию, и я захожусь маньячным смехом.
– Мам, а чего ты тут сама с собой хохочешь? – раздается за спиной сонный голосок.
Я оборачиваюсь, гордо перебрасывая через плечо мокрое полотенце. Первая битва выиграна.
Робин – Уборка 1:0
Утрись, посуда.
– Да так, дорогая. Хорошо спала?
Моя взлохмаченная принцесса кивает и зевает, потирая глаза кулачком. На нежно-розовой ночной рубашке с радугами остались засохшие следы слюны. Под мышкой Аня держит розового зайца. Ну как не растаять от такой милоты? Не выдерживаю, наклоняюсь и осыпаю поцелуями еще теплые щеки.
– Мам, прекрати, ты меня сейчас задушишь! – смеясь, ворчит Аня.
– Кто? Я? Да ни за что. Я самая клевая мама на свете, – заявляю я, указывая на фиолетовую чашку, которую мне подарили на последний день рождения. Надпись на ней гласит: «Я не люблю утры, так что отвали до вечера».
Я делаю долгожданный перерыв в уборке, чтобы приготовить дочери завтрак: свежевыжатый апельсиновый сок, шоколадные хлопья с молоком и кусочек бриоши, намазанный «Нутеллой». Да, знаю, некоторые скажут, что это не самое сбалансированное питание, но, во-первых, дочке всего шесть лет, и она очень худенькая, а во-вторых, эти самые некоторые могут засунуть свое мнение себе в задницу.
Каждое утро, пока Аня жует хлопья, мы болтаем. Она пересказывает мне свой сон. Аня очень любит читать и у нее, как и у меня, живое воображение, поэтому ее сны часто абсурдны и всегда смешны. Я улыбаюсь, киваю, а сама записываю их в блокнот, чтобы не забыть, и сопровождаю иллюстрациями. Возможно, дочка сама потом с удовольствием перечитает свои истории и увидит мои рисунки. В худшем случае, если они ей не понадобятся, я буду рада полистать блокнот, когда стану дряхлой и окажусь в доме престарелых. Если не ослепну или не потеряю рассудок. Учитывая мое несколько шаткое на данный момент психическое состояние, все возможно.
– …а еще там была такая толстая тетенька в платье из мяса, она несла корзинку с одуванчиками, розами и грибами, и вот этим всем кидалась в гадкого бородатого эльфа и синего единорога с двумя рогами, – серьезно подытоживает дочь, помешивая хлопья.
«А сурок пока заворачивал шоколадку в фольгу», – отчего-то хочется добавить мне.
– Если у единорога два рога, то он уже не единорог, – замечаю я, дописывая ее рассказ.
– А кто тогда?
Отличный вопрос, дитя мое… Ломаю голову, постукивая ручкой по подбородку, а потом выдаю очевидное:
– Лошадь с двумя рогами.
– Лодварог, – от души хохочет Аня.
– Новое слово запатентовано, одобрено и утверждено матриархом! – восклицаю я и откладываю ручку, чтобы поаплодировать ее лингвистическому изобретению.
Затем выпиваю третью за утро чашку кофе, прежде чем вернуться к уборке.
Аня вызывается мне помочь, что весьма приятно. Обычно же вдвоем люди управляются быстрее.
Но если речь о нас…
Мы склонны несколько распыляться.
Поначалу все идет чудесно: Аня ходит по квартире и складывает нашу одежду в корзину для белья, а я собираю пустые упаковки в мусорное ведро. Пока все хорошо, мы максимально собраны и старательны – уверена, даже мегеры из «Уборки по вызову» прониклись бы. Но затем я, натирая барную стойку, забываюсь и начинаю мурлыкать себе под нос – и включается колонка. По квартире разносятся первые ноты «Happy» Фаррелла Уильямса.
It might seem crazy what I'm about to saySunshine she's here, you can take a break…[11]Я радостно взвываю, и дочка тут же ко мне присоединяется. Швыряю губку в стену и бегу к Ане, а та уже подпрыгивает, точно мячик, радостно хлопая в ладоши. Ее зеленые глаза сияют, улыбка просто ослепительна.
Это же наша песня!
Она безумно заводная. Стоит услышать – и хочется подпевать, трясти головой и скакать как ненормальный. Понятия не имею, в чем секрет, но эта музыка стабильно вводит нас в такое состояние. В любом месте. Однажды мы спокойно брели себе по улице, как вдруг услышали мотив из окна проезжающей машины, тут же принялись орать припев и дергаться на мостовой под изумленными взглядами прохожих, словно две сбежавших из дурки психички. Мы знаем слова наизусть, даже если от нашего прекрасного акцента у англоговорящих зубы сводит.
Хватаю дочурку за протянутую руку и лихо кручу. Мы вопим громче исполнителя, хлопаем в такт и пританцовывая скачем по гостиной. Хорошо, что от дурости не умирают.
Because I'm happyClap along if you feel like a room without a roofBecause I'm happyClap along if you feel like happiness is the truthBecause I'm happyClap along if you know what happiness is to youBecause I'm happyClap along if you feel like that's what you wanna do[12].Одна знаю точно – теперь я куда счастливее, чем когда проснулась.
ВалентинПросыпаюсь в отвратном настроении.
Спросите почему?
Да просто с улицы несется дебильная музыка.
Твою мать, у местных вообще совести нет, что ли? Воскресенье, дайте человеку поспать нормально. Я устал и хочу отдохнуть. Вчера, пока душил проволокой одного типа в его постели, жутко вымотался. Он так дергался. Пришлось серьезно попотеть. Этот coglione[13] меня пару раз локтем по ребрам двинул, наверное, синяки остались.
Надо было мне с вечера закрыть окно.
Захлопнув ставни, испускаю яростный стон и прячу голову под подушку. Зажимаю уши. Бесполезно. Назойливый мотив вгрызается в мозг, точно паразит.
Ненавижу эту песню. У меня от нее мурашки. Ее постоянно крутят на радио, показывают клип по телевизору, мотив вечно напевают прохожие. Застрелиться хочется. Вся эта наивная чушь про счастье – такое лицемерие в нашем мире. Хеппи, твою мать! Что-то я сейчас вообще не счастлив!
Откидываю одеяло, встаю и устало провожу рукой по лицу. Даже если музыка заткнется, уснуть больше не получится, а валяться в кровати я не привык. Раз уж спать не дали, хоть над новым контрактом поработаю.
Умываюсь, надеваю пижамные штаны и иду на кухню. Готовлю кофе – утром первоочередное дело – и, взбодрившись первыми глотками, нажимаю кнопку автоматических жалюзи в гостиной. Распахиваю балконные двери и жмурюсь на солнце. От гадской музыки кровь из ушей. Per l'amor di Dio![14] Выглядываю с балкона в поисках источника шума. Знай я, что будет толк, мигом позвонил бы в полицию, только сомневаюсь, будто кто-то захочет шевелиться ради такого вызова.
Певцу оглушительно вторят два женских голоса с дичайшим акцентом.
Huh, because I'm happyClap along if you feel like a room without a roofBecause I'm happyClap along if you feel like happiness is the truthBecause I'm happyClap along if you know what happiness is to youBecause I'm happyClap along if you feel like that's what you wanna do[15]Шум доносится из квартиры напротив.
И почему я не удивлен?
С чашкой в руке я облокачиваюсь на перила, чтобы не упустить ни единой детали спектакля, который мне дарят пин-ап красотка – Робин Льюис, если верить бумажке на ее почтовом ящике, – вместе с дочерью. Настолько завораживает, что глаз не оторвать. Сушилка убрана, и ничто не мешает обзору.
Тихо посмеиваюсь. Дурное настроение куда-то испарилось.
Мать с дочкой явно очень близки, можно сказать, на одной волне. Их радостное пение то и дело прерывается взрывами смеха. Движения беспорядочны, но не лишены грации. Обе кружатся по комнате, держась за руки, их волосы развеваются от скорости. Вот Робин подхватывает дочурку, опрокидывает на диван и принимается щекотать. Вот девочка выкручивается и швыряется в мать подушкой, которая тут же летит обратно. Вот малышка скачет на диване, точно на батуте, хлопая в ладоши от восторга, пока Робин, словно рок-звезда, поет в пластиковую бутылку, как в микрофон. Девочка хохочет. Они буквально сияют. Такие трогательные. Такие простые, естественные и жизнерадостные…
– Да вашу ж мать, заткнитесь на фиг, тут люди спать пытаются! – нарушает идиллию грубый мужской голос, сопровождаемый грохотом.
Робин с дочкой застывают от неожиданности. Я стискиваю зубы и зло смотрю на их пожилого соседа, что, собственно, и ударил им сейчас в общую стену. Неужели никто не потрудился научить мужика манерам?
Девочка растерянно смотрит на мать. Робин мгновенно вскидывается, сжав кулаки от ярости, несется к стене, молотит по ней сама и орет в ответ:
– Вали в гребаный ад, старый мудень!
Я невольно проникаюсь уважением к ее познаниям в области ругательств. Судя по всему, сосед тоже.
– Мам, ты говоришь плохие слова! – с упреком восклицает девочка.
– Прости, милая. Дорогой, ни в одном месте не уважаемый сосед, а не сходить бы вам прогуляться в преисподнюю, дабы Сатана разнообразил вашу личную жизнь?!
Приходится зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос. Побледневший сосед ретируется без дополнительных вопросов.
Вновь смотрю в квартиру напротив. Девочка протягивает уже наполовину полную банку с монетами Робин, и та со вздохом вываливает туда содержимое своего кошелька. Судя по ехидной улыбке малышки, это плата за ругательства. Девочка что-то говорит матери, но слишком тихо, не разобрать, и убегает к себе. Дурацкая «Happy» успела закончиться, и началась какая-то новая, незнакомая песня. Робин немного убавляет громкость и продолжает в одиночку заниматься уборкой. Обмахивает разноцветной перьевой метелкой мебель, перебегая из одного угла комнаты в другой.
Я потягиваю крепкий кофе, не покидая своего наблюдательного пункта, чтобы рассмотреть соседку повнимательнее. Ее сегодняшний наряд ничем не хуже того зеленого платья, в котором она попалась мне в лифте две недели назад. Пышная грудь – судя по всему, уверенная «четверка» – втиснута в белую хлопковую майку с принтом из шоколадных кексов. Да уж, вкусняшка что снаружи, что внутри. Талия тонкая, но майка, которая, похоже, села после стирки, открывает чуть округлый животик. Пара коротких нежно-розовых шорт мало что скрывают. У нее широкие бедра и аппетитные ягодицы. Там, где кожа не покрыта татуировками, она кажется молочно-белой. Волосы собраны в высокий, украшенный перьями хвост, который хлещет Робин по спине при каждом шаге. В общем, эта фигуристая, неуклюжая и языкастая женщина ужасно сексуальна.
Предательский член в штанах, похоже, приходит к тому же заключению, твердеет, прямо как в прошлый раз.
Зараза.
К счастью, деревянные перила прячут мое неуместное состояние.
Мне надо уходить, нечего играться в вуайериста, но оторваться невозможно. Это сильнее меня. Чертова Робин Льюис активирует все мои неприличные фантазии, особенно когда вновь начинает танцевать.
На сей раз это не дикие пляски, а нечто более… эротичное. Едва ли не стриптиз. Не переставая обмахивать этажерку метелкой, Робин виляет бедрами и покачивает тазом. Обалденная попка, лишь подчеркнутая короткими шортами, будто специально дразнит определенную часть моего тела. Лифчика на соседке нет, и полные груди свободно колышутся при движении. Непристойные образы заполоняют мой воспаленный разум. Эрекция становится невыносимой, почти болезненной, приходится поправить штаны. Cazzo![16] Ну не должен я возбуждаться от этой женщины, какой бы красоткой она ни была.
Это запретная зона, опасная. Соваться туда нельзя.
Робин томно потягивается всем телом, точно ленивая кошка. Запрокинув голову, встает на цыпочки, поднимает руки и выгибает спину. Кончик метелки почти достает до потолка. Стой я немного ближе, увидел бы, как соски проглядывают сквозь ткань майки. Закусываю губу, сжимаю в руке чашку, завороженный чувственной красотой женщины, которую я не могу трахнуть. Она поворачивает голову в мою сторону…
И подпрыгивает от неожиданности.
Сердце колотится как чокнутое. Она меня спалила.
РобинДа твою ж мать направо и налево!
Это сколько он уже на балконе торчит?
Таращусь на него, не в силах отвести взгляд.
А он даже не пытается притвориться, будто ни при чем. Открыто меня рассматривает.
Полуголый Валентин Лоран с чашкой в руке стоит, облокотившись на перила. Если б у меня рот был открыт, весь пол бы слюной залила. Крепкие мышцы перекатываются под загорелой кожей, облитой полуденным солнцем. По геометрическим узорам на ней так и хочется провести языком. Каштановые волосы взъерошены со сна – ни одной женщине не устоять перед таким видом.
Однако очнувшийся здравый смысл дает мне хорошую затрещину.
Божечки, божечки, божечки!
Я краснею до кончиков ушей. Как же ужасно стыдно.
Он видел мои жалкие попытки убраться.
До сегодняшнего дня я уже дважды выставляла себя дурой перед этим шикарнейшим мужиком.
А где два, там и три, если верить пословице.
Он что, слышал, как я материла нашего соседа?
Видел, как я чокнутой белкой скакала по гостиной вместе с Аней, горланя «Happy»?
Судя по его насмешливой широкой улыбке… да и да.
Кровь стынет у меня в жилах.



