Прекрасный принц существует! Он итальянец и наемный убийца

Я делаю ей сэндвич с ветчиной и сыром, пока она принимает душ, и отвожу в школу. Воспользовавшись случаем, перекидываюсь парой слов с учительницей. Та уже знает о нашей семейной истории. Не вдаваясь в подробности вчерашнего вечера, я рассказываю ей, что Лукаса выпустили из тюрьмы и ни при каких обстоятельствах нельзя отпускать мою дочь с ним, если он появится. Учительница взволнованно кивает, но успокаивает меня. Обещает быть особенно бдительной, тем более Ане разрешено покидать территорию школы только в сопровождении меня или моих родителей. Обняв свою принцессу и пожелав ей всего наилучшего на прогулке, я с тяжелым сердцем отправляюсь домой. Все гадаю, правильно ли поступила, что не обратилась к властям. Я даже набираю номер полицейского участка… но после первого же гудка вешаю трубку.

Вместо этого решаю позвонить Леа Верже, своему адвокату по вопросам домашнего насилия, и добиться от нее объяснений.

Но попадаю на ее секретаршу. Оказывается, сейчас у мэтра Верже совещание и она перезвонит мне как только сумеет.

– Нет, соедините с ней прямо сейчас. Это срочно, – холодно настаиваю я.

– Простите, но это невозможно, мадемуазель Льюис.

– Мадам, мой бывший муж только что вышел из тюрьмы на четыре месяца раньше срока, но никто мне не сказал! Если вы немедленно не свяжете меня с мэтром Верже, я заявлюсь в офис и устрою скандал в приемной на глазах у клиентов, подчеркнув вашу профессиональную халатность. Что вы предпочитаете, мадам? Отвлечь своего босса на три минуты или получить чертовски плохую рекламу?

Пауза № 1.

– Я узнаю, не проконсультирует ли она вас по телефону, – говорит секретарша.

Бинго.

Через тридцать секунд адвокат берет трубку.

– Мадемуазель Льюис?

– Мэтр Верже.

– Моя секретарша проинформировала меня о причине вашего звонка. Мне очень жаль, мадемуазель. Уверяю вас, четыре дня назад я оставила вам голосовое сообщение, что Лукас Мартин был досрочно освобожден за хорошее поведение.

Я считаю до десяти, чтобы не сойти с ума.

– Я не получала вашего сообщения, мэтр. Хотя проверяю голосовую почту каждый день.

Пауза № 2.

– Вы случайно не меняли в последнее время номер телефона?

Зараза! Да. Я взяла более дешевый абонемент у другого оператора. Нужда экономить!

– Нет, – вру я, хлопнув себя по лбу ладонью.

– Мне очень жаль, мадемуазель Льюис. Вероятно, возникла техническая проблема. Я должна была перезвонить вам, убедиться, что до вас дошла информация, но в последние несколько дней совершенно завалена работой, – говорит она искренне извиняющимся тоном, от которого мне становится очень стыдно.

Пауза № 3.

– Мадемуазель Льюис, как вы узнали об освобождении вашего бывшего мужа?

Пауза № 4.

– Мадемуазель Льюис? Он связывался с вами?

Пауза № 5.

Я откашливаюсь.

– Нет, нет, мэтр Верже. Моя мама видела его вчера в супермаркете.

Я ужасная лгунья. Поверит ли она мне?

Пауза № 6.

– Он подошел к ней?

– Нет, он ее не узнал, но она не ожидала… увидеть его.

– Не беспокойтесь о себе и своей дочери, мадемуазель Льюис. Ваши данные скрыты. После суда вы переехали, сменили район и номер телефона. Он не сможет вас отследить.

Уже отследил.

– Но что, если… вдруг это все равно случится?

Пауза № 7.

– Не буду вам лгать. По закону он снова имеет право подходить к вам и говорить с вами. Запретительный приказ…

– …больше не действует. Не сомневаюсь, – шепчу я.

– С другой стороны, если он проявит по отношению к вам физическую агрессию, его надолго отправят в тюрьму. Ваш бывший муж на испытательном сроке, и судья не потерпит рецидива преступления.

Касаюсь кончиками пальцев своей опухшей скулы.

– Доказательства?

– Улики, свидетели…

На всякий случай я сфотографировала сломанный замок и следы на лице. Валентин – свидетель, но я не могу втянуть его в это дело. Может, он и защищал нас, но сам же приставил пистолет к голове Лукаса и жестоко с ним расправился. Упоминание о нем может привести к обратному результату, и у него наверняка возникнут большие неприятности с законом.

Придется отступить.

– Если это произойдет, немедленно обратитесь в полицию.

Просто заткнись.

– Так и сделаю. Спасибо, мэтр Верже.

– Мадемуазель Льюис, если позволите… Не корите себя за случившееся. Вы – боец. Я редко видела, чтобы клиенты так быстро восстанавливались после подобных испытаний. Большинство жертв впадают в депрессию и нуждаются в психологической поддержке, но вы с самого конца судебного процесса демонстрировали оптимизм и жизнелюбие. И никогда не опускали руки после развода, не так ли? Это было возрождение, полет к свободе и самостоятельности. Оставшись одна с ребенком, вы сразу же переехали и через месяц устроились на работу. Когда я слышу от клиенток, как они сомневаются, что делать дальше после ухода от жестоких мужей, то часто привожу в пример вас – разумеется, не называя имени. Когда мы впервые встретились, вы были в отчаянии. Но сами выкарабкались из пропасти, в которую вас столкнул Лукас Мартин, без веревки и лестницы вытащили себя на поверхность одной лишь силой воли. Это достойно восхищения, мадемуазель Льюис.

– В ваши профессиональные обязанности входит подлая лесть?

Мой адвокат коротко усмехается.

– Сосредоточьтесь на главном, Робин: ваша дочь, вы сами, настоящее и будущее. Прошлое осталось далеко позади.

К сожалению, недостаточно далеко…

– Доброго дня, мэтр Верже.

– И вам доброго дня.

Я вешаю трубку.

Чувствуя потребность выпустить пар, звоню Нине и выкладываю, что же произошло ночью. О таком я могу рассказать только лучшей подруге: родители с ума сойдут от беспокойства и за шиворот потащат меня в ближайший полицейский участок. Она вскрикивает: «Нет! Черт! О боже! Черт! Ты что, издеваешься?» – на протяжении всего моего монолога. Когда я признаюсь, что не сообщила властям о взломе и ударе Лукаса, Нина внезапно замолкает. И без слов понимаю, что она не одобряет мое решение.

– Нина, больше он нас не потревожит, – говорю я, чувствуя ее беспокойство. – Сосед напугал его до смерти. Лукас будет держаться от нас подальше.

– Роб, твой бывший – полный психопат с IQ, как у мидии! На твоем месте я бы не спешила трубить о победе. Будь начеку. Уж если ему в голову что-то стукнет, этот ублюдок… Он может спрятаться и ждать, пока ваш рыцарь в сияющих доспехах не уйдет из дома, а потом снова попытать счастья, да еще и с подкреплением! Пусть даже у тебя теперь есть номер твоего красавца соседа, он не всегда успеет прийти к вам на помощь.

«Придет с подкреплением».

Я сглатываю. Черт, Нина права! Валентин редко выходит из дома, но и не сидит в своей квартире круглые сутки.

– Роб, как Лукас добыл твой новый адрес?

– Понятия не имею… Не так много людей его знают, и я им полностью доверяю. Наверное, ему пришлось обратиться к своим дружкам.

– У этого ублюдка язык длиннее, чем член!

Хорошая метафора. Типичная Нина.

– А твой Валентин? Что с ним думаешь делать?

Мой план – пожирать его глазами на расстоянии, оплакивая личную жизнь. Горячий итальянец не хочет нарываться на неприятности, а я, как оказалось, ходячий нарушитель спокойствия с красной мигалкой на голове.

– Мой Валентин? Моя хорошая, ты что-то путаешь!

– Роб, не говори мне, будто между вами не искрит! Думаешь, он пришел бы тебе на помощь, если бы ему было на тебя плевать? Или…

– Или что?

– Он серийный убийца!

– Серьезно?

Она что, весь ковролин у себя в комнате скурила?

– У него есть пистолет, треска! – запальчиво напоминает Нина.

– Он просто обычный парень, который держит оружие для самозащиты. В конце концов, мы живем в довольно неспокойном районе, – возражаю я, но без особой убежденности.

– Ну-ну, конечно! Ты же говорила, он вроде умеет им пользоваться.

– Да, наверное, на курсы ходил! Он и мне посоветовал это сделать.

– Лукас – не легковес и дерется еще со школы. А твой итальянец отметелил его как в «Бойцовском клубе»! Может, он мафиози?

А эта дурочка умеет утешать друзей…

– Нина, не доставай меня со своими параноидальными теориями! Ты смотришь слишком много фильмов и шоу по телику!

– Иди и спроси его, Роб! «Спасибо за помощь, красавчик, я у тебя в долгу! Кстати, чем занимаешься на досуге? Часом не рубишь девушек на куски и не закапываешь их ночами в лесу? Что задумал для меня? Выпотрошишь, зарежешь, задушишь, расчленишь?»

– Ты зарываешься, Нина. Зачем ему приходить и спасать нас от Лукаса, если он сам хочет меня убить?

– Чтобы втереться в доверие, треска! Может, он играет с тобой, как кошка с мышью. Может, ты – его следующая цель. Может, ему не нравится, что твой бывший обошел его на повороте. «Роб – моя игрушка, а не твоя!» Может, он планирует освежевать тебя и сохранить твою татуированную шкурку в качестве трофея!

– Может, тебе стоит научиться держать рот на замке, – рычу я, бросая трубку.

Она сразу же пишет мне сообщение:

У тебя талант притягивать психически больных людей!

Ага, а наша дружба – наглядный тому пример

Она присылает мне селфи: зажав в кулаке нож для писем, Нина притворяется, что перерезает себе горло.

Я смеюсь в голос. Она неисправима!

Еще одно сообщение от нее:

Шутки в сторону, будь осторожна, треска. Решишь пожить у меня несколько дней – всегда пожалуйста

С улыбкой печатаю ответ:

Ты прелесть, но все будет хорошо

Затем я звоню слесарю и договариваюсь о встрече на завтрашнее утро. Придется потратить свои скудные сбережения на ремонт замка, но выбора нет.

Мой взгляд устремляется на открытые ставни квартиры напротив. Удивительно. Обычно сосед просыпается позже. Я заметила – совершенно случайно, конечно, – что Валентин не любит рано вставать.

Кстати, вчера вечером я даже не поблагодарила его!

В моем воспаленном мозгу возникает моральный конфликт эпических масштабов.

«Пойти к нему и сказать спасибо – это самое малое, что ты можешь сделать. И надень свое самое откровенное платье!» – подсказывает один внутренний голос.

«Нет, просто отправь ему лаконичное вежливое сообщение», – возражает другой.

«Нет, стоит держаться от него подальше», – шепчет третий.

«Ой, да заткнитесь все, ничего она не сделает, у нее духу не хватит туда пойти!» – рычит четвертый, самый злобный из всех.

Да, в моей голове их несколько, разве я не говорила?

Поколебавшись, поразмыслив и побормотав, я прислушиваюсь к первому голосу.

Поскольку с пустыми руками идти глупо, ищу, что бы предложить соседу. «Свое тело!» – с лихорадочным энтузиазмом скандирует первый голос. Все остальные кричат в унисон, и я заглушаю ими неуместную мысль. Идеальным вариантом стала бы бутылка хорошего вина, но у меня ее нет. Я достаю из холодильника шоколадный кекс с малиновой начинкой из последней партии, которую мы с Аней испекли, на ходу смотрюсь в зеркало – прическа в порядке, макияж в порядке, наряд в порядке – и неуверенным шагом пересекаю парковку, разделяющую два наших здания.

В домофон звонить не нужно: как раз выходит пожилой мужчина и придерживает мне дверь. Я благодарю его приветливой улыбкой, вхожу в лифт и поднимаюсь на пятый этаж.

При виде двери 508 меня внезапно охватывает паника. Сердце колотится в груди, а ладони потеют. Я переступаю с одной ноги на другую. Стоит мне идти, не стоит? Должно быть, со своим несчастным кексом я выгляжу как идиотка. Мой неоспоримый талант. Валентин наверняка рассмеется мне в лицо. Или скажет, что не любит шоколад или что у него аллергия на малину. Или отмахнется от меня. Или посмотрит в глазок и решит вообще не открывать, поскольку считает меня занозой в заднице. Или…

Внезапно дверь открывается, а я даже не постучала.

БО. ЖЕ. МОЙ.

Я атеистка, но на долю секунды верю в провидение. Это знак. Чудо. Божественное вмешательство. Господь явно сжалился над бедной грешницей. Я могла прийти в любое другое время, но нет, мне повезло, и теперь передо мной открывается захватывающий вид, который я не раз представляла себе с тех пор, как сюда переехал итальянец.

Валентин только что из душа.

Спасибо, Господь милосердный. Спасибо.

Мои фантазии ничто по сравнению с реальностью.

Его мокрые каштановые волосы торчат во все стороны.

Капли воды стекают по смуглой коже.

Угольно-черное полотенце повязано на талии. Я уже видела Валентина без рубашки, издалека, на балконе, что дало мне многообещающее представление о его телосложении. Но вблизи? Визуальный оргазм, как сказала бы Нина. «Ням-ням», – облизывается шаловливый гремлин в моей голове.

Бицепсы и трицепсы обхватом с мои бедра. Широкие плечи. Ярко выраженные косые мышцы виднеются над полотенцем. Темная поросль украшает верхнюю часть груди и живот с заметным прессом. Ни грамма лишнего веса. Татуировки лишь подчеркивают мускулы. Или мускулы подчеркивают татуировки, как посмотреть. Рисунки просто завораживают. Этнические мотивы, смысл которых мне неизвестен; в основном геометрические фигуры и спирали. Никаких животных, фигур или надписей, как у меня, только абстрактные рисунки. Вдобавок Валентин, похоже, весит не менее девяноста килограммов. Лукас, хоть и крепко сложен, рядом с ним кажется почти дохляком. Тем более что от этого мужественного тела исходит аура чистой, почти животной силы.

Не будь я в таком восторге от вида, испугалась бы до смерти.

«Sexbomb, sexbomb, you're a sexbomb»[24], – поет Том Джонс в моей голове.

Кажется, я покраснела как вареный рак. И все же не могу оторваться от его точеного торса. Наверняка выгляжу как идиотка. Да еще и нахалка. Я заставляю себя снова поднять глаза и, осознав, что он тоже изучает меня, роняю кекс.

Валентин с ловкостью жонглера ловит его одной рукой в тридцати сантиметрах от земли. Ошеломленная его реакцией, я выдаю:

– Вот дерьмо!

– Да нет, вроде выглядит очень аппетитно, – едко отвечает сосед, разглядывая кекс.

Я нервно смеюсь. Черт побери, ну и дура. Я безнадежна.

Валентин молча осматривает меня, словно чего-то ожидая. Я откашливаюсь. Все слова будто улетучились из головы. Мои многочисленные внутренние голоса молчат. Я предоставлена сама себе перед этим, мягко говоря, обескураживающим мужчиной с пронзительным взглядом.

– Я хотела… я пришла сказать вам… ну… вот, – заикаюсь я, неопределенным жестом указывая на кекс.

– Вы сами его приготовили?

– Мы с Аней. Вчера. Утром. До.

Он кивает, как будто понял мою тарабарщину.

Опять повисает тишина. В коридор влетает муха. И жужжит.

Я вытираю ладони о белое платье в красный и зеленый горох – наряд для дальтоников, как называет его моя дочь, – что привлекает внимание соседа к моим голым ногам. Валентин вновь устремляет свой острый взгляд на меня.

«Говори! Говори! Говори!» – кричат все мои голоса в унисон.

– Спасибо-что-вчера-вечером-в-смысле-сегодня-утром-это-было-благородно-с-вашей-стороны-не-знаю-что-бы-я-без-вас-делала-и-вы-не-должны-были-но-я-не-звонила-полицейским-и-надеюсь-вы-любите-шоколадно-малиновые-кексы, – выпаливаю я на бешеной скорости, не переводя дыхания.

Мой сосед вздергивает брови. Затем медленно, миллиметр за миллиметром, его губы растягиваются в улыбке. Мои же кривятся в пародии на ухмылку. Не милую, а как у психопатки.

– Ок, – просто говорит он.

«А ты болтун».

Я думала, он спросит о нас с Лукасом. Но сосед не развивает тему. Из уважения? Безразличия? Презрения?

Этот парень, несомненно, ходячая загадка и определенно не похож на других. Он подстегивает мое любопытство – и не только его. Я тереблю подол платья и замечаю, что Валентин пытливо изучает мое лицо.

– У вас не видно синяка на щеке, мадемуазель Льюис.

– О, я профи в макияже! – с деланой беззаботностью отвечаю я. – Немного тонального крема и все. Обычно я…

Проглатываю остаток фразы, заметив тень убийственного бешенства, внезапно мелькнувшую в его бирюзовых глазах. Этакая контролируемая жестокость…

Дрожь пробегает по спине.

– А что с Аней? Он бил ее? – серьезно спрашивает Валентин.

Качаю головой и не могу сдержать глубокий вздох. Обстановка давит. Я вынуждена заполнить тяжелую тишину признанием, известным только самым близким мне людям.

– В ту ночь я дождалась, пока он уснет, собрала чемодан и ушла с ней на руках. Дочка еще ходить не умела. Я не могла смотреть, как он срывается на ней. Его бесили ее крики. Лукас надавал Ане пощечин, тряхнул и бросил на пол, как мешок. Самый страшный момент в моей жизни. Я поклялась, что он первый и последний раз поднял на нее руку.

Валентин с минуту смотрит на меня, затем выражение его лица чуть смягчается.

– Вы хорошая мать, мадемуазель Льюис.

Я краснею еще больше. Его неожиданный комплимент проникает прямо в сердце, хотя мы едва знакомы.

И снова мой сосед хмурится.

– Спасибо за кекс, – сухо говорит он.

– Не за что, мсье Лоран, – отвечаю я, немного разочарованная его внезапной холодностью.

Он формально кивает мне и закрывает дверь, завершая наш разговор.

Выхожу в общий коридор и моргаю. Не могу понять этого угрюмого парня. От него постоянно веет то жаром, то холодом. В его присутствии я чувствую себя одновременно желанной и нежеланной.

Поворачиваюсь на каблуках, разрываясь между раздражением и горечью.

Валентин

Я не люблю кексы.

Мне также не нравится хаос, который эта женщина вносит в мою упорядоченную жизнь.

Я услышал ее шаги еще из ванной, стук каблуков по коридору в сторону моей квартиры. На комоде лежал пистолет – осторожность никогда не помешает… Рассмотрев в глазок свою утреннюю гостью, я долго не решался открыть дверь. Но когда увидел, как Робин мнется на пороге, взял инициативу на себя. Мои пальцы отодвинули засов и повернули ручку еще до того, как мозг успел сообразить, что происходит.

Изумрудные глаза Робин обожгли огнем. Она смотрела на меня так, словно хотела съесть. А когда я заметил, как ее короткое платье подчеркивает все чувственные изгибы и обнажает ноги, мне пришел конец. У меня встал. Я вновь стал представлять, как задираю подол ее платья и прижимаю к стене.

Она восхитительно пахла. Свежими цветами… как в лифте.

Лицо ангела, перед которым исповедался бы даже демон, и дьявольское тело, которым соблазнился бы даже святой, – вот какое впечатление сложилось у меня о Робин.

Мне нельзя приближаться к ней, а ей – ко мне. Я хуже, чем ее бывший. Ей стоило понять это еще вчера вечером. Вероятно, она скрытая мазохистка, иных объяснений нет.

Под конец разговора я специально повел себя неприятно. Надеюсь, Робин от меня отстанет. Она и ее девочка уже достаточно натерпелись. Я для нее не решение, а проблема. Короче говоря, нельзя мне с ней спать, совсем. Даже если я буду хотеть ее все больше и больше.

Она – милая девушка. А я – убийца. Мы совершенно несовместимы.

Я должен был выбросить этот дурацкий разноцветный кекс в мусорное ведро.

Но потом ни с того ни с сего попробовал угощение.

Черт, как же вкусно.

Я не люблю кексы, предпочитаю соленое сладкому, но это… черт. Проглотил бы дюжину таких. Пока не начнется несварение желудка.

Позже, когда я застегиваю рубашку, мне приходит сообщение… от Робин.

Невероятно.

Вараниха, не поверишь! Я пошла поблагодарить своего горячего итальянского Терминатора, а он как раз вышел из душа. Чистый восторг. В одном полотенце. Пресс как бетон и грудные мышцы как у Криса Хемсворта[25]. А его гребаные татуировки! У меня так намокли трусики, что дома пришлось сушить их феном:)

Хохочу так, как не смеялся уже много лет.

Ее горячий итальянский Терминатор? Что ж, по крайней мере, комплимент оригинальный!

Спустить бы все на тормозах, но ничего не могу с собой поделать. Пишу ей ответ.

Мадемуазель Льюис, мне кажется, вы ошиблись номером

Десять секунд… Двадцать… Тридцать… Представляю ее выражение лица! Оно, должно быть, уморительное. Ответит ли она, станет все отрицать или просто сольется?

ОМГ!!! Извините!!! Это просто отстойная шутка, я писала подруге. Мне очень стыдно!

ОМГ? Что это значит?

При иных обстоятельствах я бы ответил:

Жаль, что я испортил твои трусики. Нет, не жаль, я в восторге. В следующий раз при встрече, если хочешь избежать подобных инцидентов, не надевай их вообще

Но я такое не напишу.

Мой мобильный снова пищит.

Кстати, а как вам кекс? Уже съели?

Ох, не кекс бы я сейчас съел, моя прекрасная соседка…

Еще нет. Я не голоден, оставлю его на потом. Что значит ОМГ?

Это сокращение от Oh My God. Вам сколько лет, шестьдесят? Старый пенек?

Пенек, ага. И в штанах у меня сейчас натурально сучок торчит. Какой же я жалкий.

А вы как-то уж очень дерзите старшим, мадемуазель Льюис. Особенно тем, кого описали как «чистый восторг». Ваши трусики уже просохли?

Флирт меня ни к чему не обязывает, это просто безобидная игра. Ну так я себя уверяю.

Еще нет, мсье Лоран. На такое потребуется время

М-м… а в переписке она смелее и откровеннее, чем при личном разговоре.

Наверное, не очень приятно сидеть в сырых

Воистину. Пришлось их снять, чтобы не испортить диван

Cazzo! У меня член ноет. Она победила, придется сперва подрочить, прежде чем идти выгуливать собаку!

Завязывай, Вал.

Что-то я вам не верю

Да что на меня нашло?

Экран гаснет. Робин молчит. Неужели я ее обидел?

Женщины…

Вывожу Лесси на полчаса прогуляться в парке, а по возвращении заглядываю в почтовый ящик. Только вместо писем оттуда выпадает клочок лазурного хлопка… причем влажный.

Ну ничего себе. Она восприняла мое последнее сообщение как вызов!

Достаю мобильный и печатаю:

Мадемуазель Льюис, а вы не из трусих. И без трусов

😉

Теперь верите?

Теперь верю

Пишу это, запихивая свободной рукой трусики соседки себе в карман.

Затем стремительно поднимаюсь по лестнице, но как раз, когда собираюсь войти к себе, слышу долгий, жалобный крик из квартиры 511, от старушки, которая одолжила у меня сперва сахар, а недавно и соль. Лесси яростно лает, царапая дверь. Должно быть, соседке очень плохо.

Я громко стучу к ней. С той стороны доносится стон, а затем слабый крик о помощи. Она не может подняться. Наверное, упала, а может, расшиблась. Господи, я превращаюсь в чертова благотворителя, дайте мне кто-нибудь медаль! К счастью, дверь не заперта, иначе пришлось бы выбивать ее ногой. Мой пес врывается в квартиру старушки и несется внутрь, как пуля. Через три секунды его торжествующий лай из ванной извещает, что он нашел соседку. Я бросаюсь туда.

И замираю на пороге. Ее сморщенное, костлявое тело лежит на плитке рядом с ванной. Не похоже, что она истекает кровью. Я не обращаю внимания на ее наготу, сосредоточившись на лице, и опускаюсь рядом с ней на колени. Глаза старушки полны благодарности.

– Мадам, вы меня слышите?

– Слава богу, ты здесь, мой маленький Валентин… Я поскользнулась.

– Где болит?

– В основном в правом бедре, ниже бедра…

Я вынужден посмотреть на место, которое она… ласкает. Вообще-то, там ни синяка, ни покраснения. Невольно мой взгляд перемещается на…

Вид морщинистого безволосого лобка наполняет меня тихим ужасом. Вот и как мне теперь с этим жить?

– Вы можете пошевелить ногой, мадам?

Она слабо качает головой.

– Я вызову скорую, – успокаиваю я ее, доставая из кармана мобильный.

– Нет, нет, ничего страшного! – возражает старушка, с неожиданной силой перехватывая мое запястье. – Не беспокойте их по пустякам, молодой человек. Мне не впервой падать, так что я просто приму обезболивающее и через час буду как новенькая. Если только вы отнесете меня на диван…

Я хмурюсь, с сомнением глядя на ее милую улыбку. Сахар, соль и теперь… Она что, притворяется? А ведь из крана не течет вода. Наверное, старушка успела его выключить, но кто, кроме ребенка, станет принимать ванну в десяти сантиметрах воды? Что-то тут нечисто. Более того, входная дверь не была заперта, странное совпадение…

Я беру с вешалки махровый халат, накрываю им пожилую соседку и осторожно поднимаю. Она легка как перышко, но цепляется за меня мертвой хваткой, облизывая свои шершавые губы. Я содрогаюсь от отвращения.

Сомнений нет: вовсе она не падала. А я как дурак угодил в ловушку.

Надо выбираться отсюда как можно скорее!

– М-м, такой сильный, – бормочет она, слегка поглаживая мои грудные мышцы. – Мой герой.

Trappola![26] Все больше нервничая, я ускоряю шаг и опускаю ее на диван. Затем поспешно шагаю назад, но не успеваю: одним быстрым, точным движением старая извращенка с довольным выражением лица шлепает меня по попе. Я даже застываю от неожиданности.

– Большое спасибо, молодой человек! Если хотите чашку чая, угощайтесь, а я…

– Мне нужно идти, у меня назначена встреча, я опоздаю, – отрезаю я, отступая.