Чёртова Книга

– Ну, что же вы замерли, красавицы-ведьмочки? – чёрт протянул руку с длинными, узловатыми пальцами, указывая вперёд. Его хищный, восторженный взгляд скользил по их перепуганным лицам, словно оценивая добычу. – Пожаловали – так милости просим! К Купальскому костру! Все уже собрались! – Он чуть отступил в сторону, галантно пропуская их. Но в его глазах светилась не галантность, а предвкушение. И это предвкушение не сулило ничего хорошего.

Яра взглянула на подругу. Та смотрела на неё перепуганными, полными слёз глазами, на её бледных щеках блестели мокрые дорожки, а губы мелко-мелко дрожали. Яра и сама еле сдерживала рвущиеся наружу рыдания, комок страха стоял в горле. Она покрепче, до боли, ухватила холодную, дрожащую руку Миры и на негнущихся, словно деревянных ногах, двинулась вперёд, туда, куда указывал чёрт. Выхода у них не было. Бежать – означало быть растерзанными здесь же. Оставалось идти к костру, навстречу неизвестности.

Глава 10

Возле хижины кипело бурное оживление. Поляна, которую совсем недавно осматривали девочки и не нашли тогда в ней ничего примечательного, кроме красивого, но при этом достаточно обычного пейзажа, сейчас преобразилась до неузнаваемости.

Подруги будто попали в совершенно другое измерение – завораживающее, ослепительно красивое и невероятно волшебное. Оно, словно сошедшее со страниц пожелтевшей книги о русских народных сказках, казалось каким-то нереальным, нарисованным талантливой, но безумной кистью, выдуманным кошмаром, обретшим плоть и кровь. Воздух дрожал от нездешней энергии, густо пропитанной запахом дыма, прелой листвы и чем-то ещё – сладковатым, приторным, как гниющие ягоды.

В самом сердце этого преображения полыхал, громко потрескивая смолистым деревом и разбрасывая в разные стороны обжигающие, как капли раскаленного металла, искры, огромный костёр. Жар от него чувствовался даже на расстоянии в несколько метров, обжигал лица, заставляя морщиться.

Именно его, как самый яркий и крупный, девочки видели издалека. Но, подойдя поближе и рассмотрев бушующую, неукротимую стихию, подруги уже не смогли бы назвать его безобидным огоньком. Это был пугающий, первобытный монстр, грозящий вот-вот вырваться из оков и превратиться в настоящий, всепожирающий лесной пожар.

Удивительно, почти невероятно было то, что, несмотря на его чудовищные размеры и то и дело разлетающиеся яркие искры, пламя существовало в строго очерченном, невидимом глазу, круге. Языки пламени не расползались, не пытались ухватиться за сухую траву по краям, не захватывали в свой устрашающий, пляшущий танец ничего, что находилось вокруг. А раскаленные искры, едва долетев до границы круга или коснувшись земли за его пределами, мгновенно гасли, превращаясь в холодные, безжизненные угольки, будто их жизненную силу тут же высасывала сама земля.

Света, исходящего от этого адского кострища, хватало с избытком, чтобы осветить огромное пространство поляны, отбросив длинные, корчащиеся тени на деревья по краям. И девочки, застыв как вкопанные, могли разглядеть, что по всему периметру поляны и дальше, в черноте меж вековых стволов, сновало и шепталось неисчислимое множество самых разных, невообразимых существ. Их глаза, как фонарики всевозможных оттенков – кроваво-красные, ядовито-желтые, ледяно-голубые, бездонно-чёрные – светились в полумраке.

Подруги, прижавшись друг к другу, внимательно и с ужасом оглядывались по сторонам, пытаясь разглядеть и понять, кем были все, собравшиеся здесь, в этом странном, пугающем кругу. Судорожно пытаясь выудить из памяти обрывки прочитанного о фольклорных персонажах, девочки сопоставляли свои знания с тем калейдоскопом ужаса и нелепости, что видели перед собой. И не находили почти ничего общего. Сложно было определить, кто или что сновало по поляне. Очертания мелькающих фигур двоились в глазах от страха и дыма.

Кто-то был отдалённо похож на человека, как встретивший их чёрт, кто-то вовсе не был похож ни на что конкретное, напоминая скорее сгусток теней, живой ком грязи или оживший корявый сук. Сложно было определить живое это существо или просто груда чего-то неясного, мерзкого на вид, пока то не начинало шевелиться странными, нелогичными движениями или, к ещё большему ужасу девочек – говорить. Их шёпот, хриплый смех, бормотание сливались в низкий, навязчивый гул, наполнявший пространство.

Пока они шли к костру, ведомые чёртом, Яра пыталась вспомнить всех существ из былин и сказок, о которых когда-либо читала. Но страх, холодный и липкий опутывал её изнутри, сковывал мысли, словно ледяная корка, покрывавшая внутренности и замораживавшая сознание. Девочка не могла вспомнить ничего конкретного, нужного.

Единственная чёткая мысль, которая с трудом пробивалась сквозь эту ледяную пелену, была странной, неуместной, но навязчивой, как зудит заживающая царапина. Она возникла у Яры, как только в её оглушённый ужасом мир вернулись звуки – этот адский гул, треск костра, голоса. И с тех пор не угасала, подталкивая к чему-то важному, но Яра всё никак не могла понять – к чему именно.

«Ворон! Я снова слышала ворона!» – билось в такт её бешено колотящемуся сердцу. Что значил этот хриплый крик в кромешной тьме до встречи с навкой? Как он мог помочь сейчас? Девочка не знала, но кожей, всем своим существом ощущала, что это не просто звук, а важный, может быть, роковой знак, подсказка.

Шагающая рядом Мира совсем затихла, её пальцы вцепились в руку Яры так, что побелели костяшки. Её остекленевший взгляд, устремлённый в какую-то точку перед собой, не выражал ничего, кроме глухого, парализующего отчаяния, а в голове шумным, бурным потоком бушевали мысли, как испуганные птицы в клетке.

Девочка лихорадочно перебирала всё, что она знала, слышала, читала о чертях. Почему-то ей казалось с железной уверенностью, что именно это рогатое отродье – главный кукловод здесь, и именно он, со своей дьявольской хитростью и силой, не даст им просто так, живыми и невредимыми, покинуть пределы этого проклятого леса.

Встретившиеся до этих пор девочкам навки, леший, и даже всё это жуткое, кишащее многообразие неведомых существ, снующих по поляне, ей были сейчас совершенно не интересны. Они казались фоном, опасным, но второстепенным. Мира была абсолютно уверена, что главная, смертельная их проблема – вот этот Чёрт, ведущий их, или тот, к кому их сейчас ведут.

Когда девочек повели вокруг костра, огибая невидимую границу жара, они увидели стоящие широким полукругом большие кресла. Ровно тринадцать. Чёртова дюжина. Деревянные, тёмные, словно вырубленные из вековых дубов, с резными, высокими спинками, украшенными странными, пугающими символами – спиралями, когтями, стилизованными рогами, и широкими подлокотниками, они напоминали троны древних и грозных владык и выглядели крайне неуместно, вызывающе чуждо, посреди поляны в настоящем лесу. Они были центром, вокруг которого вращался весь этот бесовский хоровод.

А на креслах восседали ОНИ. Широкоплечие, крупные фигуры в бесформенных, тёмных, будто впитавших всю тьму леса, одеяниях. Из-под полов этих мантий тускло поблескивали в отблесках костра настоящие, чёрные, как обсидиан, раздвоенные копыта на мохнатых, невероятно толстых ногах. Их головы, увенчанные внушительными рогами самых причудливых форм – ветвистых, как у оленя, закрученных, как у барана, острых и коротких, как у быка – представляли собой жуткий гибрид. Черты были одновременно бычьими – с широкими ноздрями, свиными – с приплюснутыми пятачками, козлиными – с узкими, злыми глазами и бородками, и человеческими – с осмысленной, жестокой хитростью во взгляде!

Все тринадцать пар глаз, светящихся холодным, оценивающим светом, неотрывно следили за каждым шагом девочек, пока те, ведомые своим провожатым, медленно, словно сквозь густую воду, приближались к центру этого дьявольского полукруга.

Возле центрального, самого большого кресла Яра, напрягая зрение сквозь дым и тени, заметила ещё одно существо. Оно стояло чуть поодаль, справа от трона, на полшага зайдя за резную спинку, будто стараясь держаться в тени.

Это существо, пожалуй, больше других было похоже на человека, не считая их провожатого. Яра подумала, что издалека его вполне можно было бы принять за сухонького, сгорбившегося старичка в ветхой одежде. Но стоило разглядеть его ближе, как становилось ясно, что это совсем не человек, а нечто древнее и древесное.

Торчащие во все стороны, седые и лохматые, волосы оказались переплетёнными мелкими, тонкими веточками и сухими листьями. Самой же большой странностью в его внешности была кожа – грубая, морщинистая, испещрённая тысячами глубоких борозд и трещин, она удивительно, до жути, напоминала кору старого дуба.

На вполне человеческом, но совершенно неподвижном, как маска, лице выделялась ярким, нелепым пятном невероятно густая, лохматая борода цвета молодой, сочной травы. А над ней, из глубоких глазниц, тлели угольками яркие, недобрые, красные глаза – точь-в-точь такие же, как у встретившегося ранее девочкам лешего. Это существо стояло неподвижно, лишь его жуткие угольки-глаза скользили по девочкам с тупым, древним любопытством.

Провожавший девочек чёрт велел им остановиться прямо напротив центрального кресла, на краю света, отбрасываемого костром. Сам же он обогнал их на пару шагов и громко, с театральным поклоном, представил, обращаясь ко всем, но смотря только на восседающую в центре, самую массивную и рогатую фигуру:

– На наше скромное, Купальское, собрание пожаловали молодые ведьмы! Новые, неопытные ведьмочки к священному костру! Повинуясь зову крови и древних дорог!

Девочки, до этого момента неотрывно разглядывающие окруживших их существ, словно заворожённые этим зверинцем, переглянулись. Им обеим до дрожи в коленях не понравилось такое представление. Было в нём что-то язвительное, унизительное, неприятное, какой-то скрытый смысл, зловещий подтекст, обещающий девочкам не просто неприятности, а нечто гораздо худшее.

Их мгновенный, испуганный взгляд друг на друга не ускользнул от того самого существа, напротив которого они стояли. Сначала оно заулыбалось, оскалив ряды мелких, острых зубов, что выглядело невероятно жутко на мохнатой, гибридной морде, а после оно захохотало. ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ смехом, но таким ледяным и пустым, что кровь стыла в жилах.

Этот смех пробрал девочек до самых костей. Крупные, противные мурашки ледяной волной прокатились по их коже, и вдруг, несмотря на жар костра, стало пронзительно холодно. Яру начала мелко, предательски бить дрожь, и она судорожно сжала кулаки, пытаясь взять себя в руки.

– Глупые, дрожащие, трусливые ведьмы! – неожиданно громко, словно удар грома, проговорило существо и встало. Оно медленно приблизилось, ковыляя на копытах, обошло кругом боявшихся пошевелиться, замерших как мыши перед удавом, девочек. Встало прямо перед ними и с жуткой, невыразимо отталкивающей улыбкой продолжило – Ну и чьи вы ведьмочки будете? Чью кровь несёте в наш круг? Чей долг пришли оплатить?

– Аа ттты, то есть вы! Вы ккто? – дрожа от ужаса, срывающимся на писк голосом, спросила Яра. Онемевшие, сухие губы не слушались, говорить было трудно, язык будто прилип к нёбу. Ноги будто приросли к одному месту, тело одеревенело, стало чужим, непослушным. Девочка чувствовала, что даже если им сейчас разрешат уйти, она физически не сможет сдвинуться с места, страх сковал её надёжнее железных оков.

– Ха-ха-ха! Она спрашивает кто я! Кто Я?! – загрохотал Главный Чёрт, и его жуткий, человеческий смех вновь разнёсся по поляне. На этот раз его немедленно подхватили все присутствующие.

Хихиканье, хриплый хохот, гогот и визг слились в оглушительный кошмарный звук, накатывая волнами. Казалось, все эти твари в тени, все эти светящиеся глаза жадно впитывают унижение девочек, внимательно наблюдают за разворачивающимся спектаклем и готовы во всём поддерживать своего явного повелителя.

Чёрт оборвал свой смех так же резко, как и начал. И словно по мановению невидимой дирижёрской палочки, вторивший ему со всех сторон хохот тоже оборвался, оставив после себя гнетущую, звенящую тишину, нарушаемую лишь треском костра. На секунду Яре даже показалось, что все звуки вновь исчезли, но тут существо снова заговорило, и его голос, внезапно ставший тихим и опасным, как шипение змеи, заставил её внутренне съёжиться:

– Я, милая заблудшая овечка, тот, в чьей лапе сейчас твоя судьба! Твоя и твоей перепуганной подружки! Я – Хозяин здешних мест! Главный в этих краях Чёрт! От моего Слова зависит: унесёте вы отсюда свои души или оставите их здесь навсегда. Ну а теперь, когда столь очевидные вещи стали для глупеньких девочек чуть яснее, отвечай! Чьей крови вы носители? К какому роду колдовскому принадлежите?!

– Мы… мы не родственницы. – Тихо, но неожиданно твёрдо, будто и вовсе не испытывала леденящего душу страха, проговорила Мира. Яра даже резко повернула голову в сторону подруги, чтобы удостовериться – рядом всё ещё стоит знакомая, хрупкая рыжеволосая девчонка, а не кто-то другой, вселившийся в неё.

Ещё минуту назад Мира буквально тряслась, слёзы катились по её щекам, а сейчас стояла почти по стойке смирно, с неестественно прямой спиной и вздёрнутым, вызывающим подбородком. Единственное, что всё ещё выдавало истинные чувства девочки – были глаза. Они блестели от непролитых, навернувшихся слёз и смотрели не на Чёрта, а куда-то вдаль, поверх его рогатой головы, поверх голов всех этих чудовищ, будто ища спасения в тёмном небе.

Главный Чёрт явно был удивлён и даже слегка раздражён этой внезапной попыткой девочки выглядеть храброй. Он внимательно, медленно оглядел Мирославу с ног до головы, его взгляд-шило задержался на её полных слёз, но упрямо смотрящих в никуда зелёных глазах. Чёрт хмыкнул, и его голос, когда он заговорил снова, чуть смягчился, но в этой мягкости таилась ещё большая опасность:

– Вижу. Теперь вижу. Сила у вас разная. Пахнет по-разному. От неё – он ткнул толстым, кривым пальцем с длинным, грязным, чёрным ногтем в сторону Яры, и та невольно отпрянула, – смертью веет, холодом могилы. Навью. А от тебя – теплом, соками земли, дыханием жизни, нашим миром, Явью. Противоположности. И кого-то ты мне, ведьмочка, ой как напоминаешь! Знакомый огонёк в глазах, упрямство в подбородке… Очень знакомый!

Яра, внимательно ловившая каждое слово Чёрта, вздрогнула всем телом. Что он несёт? Какая Навь? Какая Явь? Что это за странные слова? Но главное – он говорит про Силу! Вот оно, то самое, ради чего Яра вообще решилась на этот безумный поход, то, что она так отчаянно хотела узнать!

– Я внучка Григория Василевского. – Твёрдо и уже громче, перекрывая шорохи и шипения толпы, проговорила Мира. Она чувствовала, всем своим существом, что их единственный шанс на спасение – попытаться вести себя более уверенно, вызывающе даже, дать понять, что они, действительно, ведьмы, наследницы Силы, а не просто перепуганные дети. И тогда, возможно, их примут, если и не за равных, но хотя бы за весомых, значимых фигур, с которыми стоит считаться.

Признание Миры возымело эффект даже больший, чем рассчитывала девочка. Мгновенная, ледяная тишина. Затем по поляне покатилась волна шёпота, сначала тихого, будто сомневающегося, недоверчивого, а потом всё громче и громче, нарастающего и, кажется, возмущённого, злобного. Имена "Григорий", "Василевский" перелетали из уст в уста, обрастая зловещими интонациями. Очевидно, её дедушку здесь знали слишком хорошо и, судя по реакции, вовсе не в лучшем свете. Он был не союзником, а врагом.

Морду Главного Чёрта после слов Миры исказила гримаса отвращения, смешанного с внезапной, жадной заинтересованностью. Теперь он полностью сосредоточился на Мирославе, как хищник на добыче, потеряв всякий интерес к её подруге.

Яра поняла, с горечью и обидой, что её шанс что-то узнать упущен. Чёрт больше ничего про неё не скажет. Она снова стала невидимкой, фоном. Облегчение от того, что жуткое существо потеряло к ней интерес, смешалось с досадой и почему-то едкой, жгучей злостью.

Девочка была раздражена. Зачем Мира сказала про своего деда? Перетянула одеяло на себя! Это из-за неё Чёрт больше не интересуется Яриным происхождением и Силой! И как теперь всё узнать? Кто она? Что за "Навь" в ней?

– Григория значит! Василевского! К нам пожаловала внучка самого Григория Василевского! – выплюнул Главный Чёрт. Но сквозь отвращение и презрение в его интонации явно пробивалось что-то еще – злобное, торжествующее удовлетворение. Будто Чёрт не просто узнал нечто важное, а получил долгожданный подарок, будто он годами ждал появления потомка именно этого колдуна.

Мира, собрав всю свою волю в кулак, наконец, заставила себя прямо посмотреть на стоящего перед ней монстра. Старательно скрывая дрожь в коленях и ком страха в горле, она спросила ровным, насколько это было возможно, голосом:

– Вы… вы его знали?

– Знал ли я его? – воскликнул Чёрт. – Она спрашивает, знал ли Я этого старого, самонадеянного идиота! – Он повысил голос, обращаясь уже ко всей поляне, чтобы его слышали даже в самом дальнем и тёмном углу, где свет костра едва достигал земли: – Я не просто его знал, дорогуша! Мы, как бы это сказать помягче… тесно сотрудничали по долгу службы! Наши пути частенько пересекались в роде нашей… деятельности. Черти, ведьмы, колдуны, оборотни, вороны вещие, прочая нежить – все мы тут, в этом лесу и за его пределами, так или иначе связаны одной паутиной. Иной раз волей-неволей приходится и сотрудничать. Так вот, твой драгоценный дед очень много лет совал свой длинный, любопытный нос куда не следует! Мешал! Очень сильно мешал МНЕ и моим делам!

На последних словах чёрта, заполонившие поляну существа снова зашумели, заворочались. Со всех сторон понеслись нечленораздельные выкрики, шипение, явные ругательства в адрес старика Григория. Толпа заволновалась, начала напирать, подбираться всё ближе и ближе к беззащитным девочкам. Казалось, вот-вот невидимая черта, удерживавшая их за креслами, будет прорвана. Но никто пока не решался сделать первый шаг, бросая жадные, нетерпеливые взгляды на добычу.

Мира с леденящим ужасом осознала всю глубину своей ошибки. Нельзя было! Ни в коем случае нельзя было упоминать дедушку! Нельзя! Она, ослеплённая идеей внушить уважение, совсем не подумала, что дед мог быть не почитаемым мудрецом, а лютым врагом всей этой нечисти! А теперь… теперь ей придётся нести ответ за него. То, что она оказалась внучкой местного колдуна, не стало их спасением, а наоборот, превратило и без того шаткое положение в откровенно безнадёжное! Они были не гостями, а пленниками, и, возможно, заложниками.

Пока Мира в отчаянии размышляла над тем, как её необдуманные слова повлияли на исход событий и на призрачную возможность побега, Яра краем глаза, стараясь не привлекать внимания, оглядывала поляну, ища хоть какую-то лазейку, слабое место в этом кольце ужаса. Существ становилось всё больше и больше! Они будто стягивались со всех уголков леса, материализуясь из теней, выползая из-под корней, сползая с деревьев. Ну не могло в их, казалось бы, обычном лесу обитать СТОЛЬКО нежити!

Для Яры становилось предельно ясно: абсолютно не важно, договорятся они сейчас с этим Главным Чёртом или нет. Даже если он, по какой-то прихоти, отпустит – остальная нечисть не даст им уйти. Напрямую перечить Чёрту, конечно, не станут – его тут явно боялись и, возможно, даже уважали. Но это же нежить! Они хитрые, изворотливые, коварные и беспощадные существа. Если они захотят крови, страха, забавы – а они обязательно захотят! – то найдут тысячу способов добраться до девочек, как только те отойдут от костра на пару шагов. Заманят в чащу, напустят видений, просто набросятся из темноты…

– Были времена, – вновь заговорил Главный Чёрт, негромко, но толпа, заслышав его голос, сразу стихла, как по мановению волшебной палочки, – когда твой дед и сам присутствовал на наших праздниках. Был желанным гостем. Отдавал дань уважения Силе, участвовал и проводил сам обряды, занимался тем, чем и положено истинному колдуну. Знался с духами, торговался с лешими, знал язык ветра. Но этот старый кретин желал обрести больше. Больше Силы, больше знаний, больше власти. Больше, чем ему было отмерено. Мы – Черти, такое, безусловно, одобряем. Жадность, тщеславие, жажда власти – основа нашего бытия! Как можно не потакать этим порокам? Они наша пища. И я… я помогал ему. Мы сотрудничали. И даже… заключили сделку. Я дал ему одну вещицу… Очень дорогую. Крайне важную. Невероятно редкую и нужную вещь. А он, в свою очередь, поклялся не препятствовать нам в наших… делах. Закрывать глаза на некоторые вольности.

Девочки, затаив дыхание, боясь пропустить слово, внимательно слушали Чёрта. Они даже и представить не могли, что весь этот мир устроен так. Что за фасадом сказок скрываются договоры и предательства. Нежить сотрудничает друг с другом, а дедушка Миры, о котором ещё совсем недавно Валентина Прокопьевна так хорошо отзывалась, мог заключить сделку с самим Главным Чёртом.

Когда они, заворожённые записями в дневнике, собирались на этот шабаш, Яра мечтала лишь об одном – чтобы всё оказалось правдой. Чтобы магия существовала, чтобы сказочный, таинственный мир, о котором она грезила с детства, оказался явью.

Когда у девочек сработали заговоры, и Яра поняла, что колдовство реально, она по-настоящему испугалась, но и обрадовалась тоже. Страх и восторг смешались в головокружительный коктейль. Наконец, то о чём она мечтала всю жизнь, сбывается.

Но теперь, когда они стояли лицом к лицу с этим миром, когда Яра увидела его истинное, жуткое, полное жестокости и коварства лицо, когда она почувствовала на себе ненависть и голод этих существ… теперь она была в ужасе. Больше всего на свете, до боли в груди, она хотела, чтобы всё происходящее оказалось просто кошмарным сном. Чтобы можно было проснуться в своей уютной кровати, в комнате на втором этаже бабушкиного дома, под стук дождя по крыше, в безопасности.

Подумав об этом, девочка перестала сдерживаться. Горячие, солёные слёзы покатились по её щекам, застилая взгляд, глаза защипало. Хотелось зареветь навзрыд, некрасиво распялив рот и выть от бессилия и страха, прямо как то существо, чей вой они слышали перед появлением навки.

Но позволить себе этого Яра не могла. Никого здесь не тронули бы её слёзы, не вызвали бы ни капли жалости. Никто бы не отпустил их из сострадания. А вот за проявленную слабость, за эту минутную потерю контроля – обязательно бы зацепились, как хищники, чуя кровь. Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь болью заглушить рыдания.

Тем временем Главный Чёрт принялся неторопливо расхаживать перед девочками, задумчиво потирая свою козлиную бородку и продолжая свой рассказ, изредка бросая на Миру взгляды, полные ядовитого любопытства:

– Он взял мою вещь… и даже некоторое время исправно выполнял свою часть уговора. О, как мы были этому рады! Наконец-то нам никто не мешал! Мы могли гулять всю чёртову неделю напролёт, могли вволю потешаться над человеческими пороками и глупостью, могли питаться их страхами и слабостями, могли… – он многозначительно усмехнулся, – …прихватывать то, что плохо лежит. Григорий же был настолько увлечён моей книгой и собранными там… познаниями, что ему больше не было дела до происходившего ни в этом лесу, ни в ближайших деревнях. Пока он не связался со Стражницей. Старуха, долгие годы стоявшая на страже проходов меж мирами – Явью, Навью, Правью – заинтересовалась, что за книжица появилась у местного колдуна и что он с помощью её тёмных секретов может натворить. И вот они… спелись. Начал Гриша шастать по её следам, выспрашивать, а потом… – голос Чёрта стал жёстким, – …в обмен на МОЮ книгу, он выторговал у старухи возможность ходить в миры Иные! Пускала она его в миры, которые должна была охранять! И поплатилась за это своим местом. Никто толком не знает, что там у них случилось, но в один совсем не прекрасный день старая карга исчезла. Просто испарилась. Избушка её, – он презрительно махнул рукой в сторону знакомой девочкам хижины, – осталась, стоит себе. Да только внутрь теперь толком никого не пускает. А сама старуха больше оттуда не показывалась.

– Что же с ней случилось? – вырвалось у Яры, забывшей на мгновение о страхе. – Если это та самая стражница меж мирами, о которой пишут в сказках, то она же и так… между мирами! Умереть-то она не может, разве нет? – Осеклась она, поняв, что выпалила слишком громко.

Расхаживающий из стороны в сторону Чёрт остановился. Медленно, с откровенной, злобной ухмылкой он повернул свою рогатую голову к Яре, несколько раз покачал ею, словно удивляясь её глупости, и, встав прямо напротив неё, так что Яра почувствовала его сернистое дыхание, продолжил с подчёркнутой медлительностью:

– Умереть? Нет, не могла. И если избушка здесь, – он снова ткнул кривым пальцем в сторону хижины, – да ещё и, ха! Функционирует, как видишь! Значит, всё со старухой в порядке. Дух её крепко держит запоры. Вот только КУДА она подевалась? Где она теперь? Месяца полтора прошло после её таинственного исчезновения, как вдруг… является сам Григорий. Подходит к избе. И – о чудо! – заходит внутрь без малейшего труда! Защита, что на других действует железно, его, как, впрочем, и продолжающих летать туда-сюда воронов-проводников да прочую мелочь, и не думала трогать. Вот только вышел старик… – Чёрт сделал театральную паузу, его глаза злобно блеснули, – …с младенцем на руках! Живым, здоровым, ревущим младенцем! Откуда он его там притащил, из какого именно мира, я понятия не имею. Но был я в ту пору поблизости… и решил, что нашему племени дитя куда нужнее будет! У Григория тогда как раз наследник народился, – он язвительно кивнул в сторону побледневшей Миры, – все знали, что Силу есть кому теперь передать. Зачем ему какой-то чужой подкидыш? Вот я и счёл справедливым забрать дитя себе… да только не дал этого сделать старый хрыч! Воспротивился! Силу свою применил! Получается, договор наш нарушил! Книгу он теперь обязан был вернуть! По уговору! Да только… – Чёрт зарычал, его голос наполнился лютой, кипящей ненавистью, – …заперся он в своей проклятой деревне! Как в консервной банке! Не выковырять, не выманить! И так и помер там! В лес, к нам, дорогу себе заказал! Зачах в своем гнезде, усох, усоп! А от расплаты за сломанное слово – увернулся! Сбежал в могилу! – Под конец рассказа Чёрт сорвался на настоящий, звериный рык, от которого задрожали искры в костре. Его пальцы с когтями сжались в кулаки, и казалось, он готов был растерзать воздух, представляя ненавистного колдуна.