Чёртова Книга

Анна Бирон

Чёртова Книга

Пролог

– Главное не оглядываться! Главное не оглядываться! Главное не оглядываться, Яра! – словно мантру, бормотала девочка, из последних сил мчась по пустынной, погружённой во мрак улице. Слова, врывающиеся хриплым шепотом, тут же срывались в судорожные, беззвучные рыдания, застревая комом в пересохшем горле.

Каждый вдох обжигал лёгкие, ноги немели и едва слушались, подгибаясь от долгого, быстрого бега. Мерзкий, липкий страх скручивал внутренности в тугой узел, сжимал горло, заставляя сердце то неистово колотиться, то замирать в грудной клетке. Но девочка не могла себе позволить остановиться и перевести дух. Только не сейчас, не здесь, не в этой жуткой, давящей со всех сторон, тишине! Сперва нужно добраться до безопасного места!

Улица, по которой она неслась, казалась не просто спящей. Она была мертвой. Застывшей. Деревня вовсе не казалась заброшенной, напротив, то тут, то там пестрели яркие, словно выкрашенные вчера, заборы, а за ними виднелись аккуратные, уютные домики, ухоженные палисадники с яблоневыми, грушевыми и сливовыми деревьями, в окружении маленьких клумб и кустов смородины, жимолости и вишни.

Вот в одном из дворов колышется забытое на верёвке бельё. У ворот соседнего, вполне современного дома, притулилась такая же современная, припорошенная дорожной пылью машина. Но во всей этой, вроде бы, знакомой картине не было ни капли жизни.

Первое, на что Яра обратила внимание, как только оказалась в деревне – густая, плотная тьма. Нигде – ни в одном окне – не мерцал уютный, мягкий свет домашних ламп. Ни над одним крыльцом не горела тусклая лампочка, привлекающая множество насекомых в летнюю, тёплую ночь. Редкие фонари, что должны были рассекать темноту узкой дороги, стояли глухими, безжизненными столбами.

И тишина… Гнетущая, всепоглощающая, давящая тишина! Она была не просто отсутствием звука. Она была чем-то большим, ощутимым, практически материальным. Не было слышно абсолютно ничего. Ни тихих вечерних разговоров, доносящихся со дворов, ни стрекотания сверчков в траве, ни даже привычного кваканья лягушек из ближнего пруда. Даже собаки, обычно чуткие к малейшему шороху, молчали, будто не слышали бег и рыдания за забором.

Казалось, что вся деревня в один миг застыла, как кадр из фильма о живописной глубинке, поставленного на паузу кем-то невидимым и всемогущим. И этот холодный, мёртвый покой, накрывший всё вокруг, был страшнее любого воя, любого крика. Он обволакивал, проникал под кожу липкими щупальцами, сгущал воздух до состояния желе, парализуя волю, рождая одно-единственное, животное желание – спрятаться. Забиться в самую глухую щель, едва дыша, чтобы ничем не выдать своё местоположение, свернуться калачиком, слиться с темнотой и ждать, ждать, когда же это всё, наконец, закончится.

Вот из темноты выступил знакомый ярко-жёлтый забор. Надежда, острая и сладкая, ударила в виски, придавая загнанной девочке новые силы. Вот оно! Спасение совсем рядом! Только бы хватило сил добежать, влететь в спасительные ворота, рухнуть на знакомую землю двора, и тогда…. Тогда можно будет остановиться. Отдышаться. Плакать. Потому что там, за этим забором, она будет в безопасности. Всё это, наконец, закончится.

Но едва мелькнула эта мысль, как внутри, сквозь толщу страха и изнеможения, ярко, болезненно вспыхнуло другое: «Ничего не закончится, пока Мира там! Я должна! Должна вернуться за ней! Нельзя бросать её с этими чудовищами!» И слёзы вдруг разом кончились. Их место заняла волна ярости – слепой, всесокрушающей, белой от накала. Она обожгла изнутри, выжигая остатки страха и беспомощности, наполняя жилы нечеловеческой силой.

Яра закричала – нечеловечески, разрывающим душу воплем, в котором сплелись и боль, и бессилие, и эта новая, жгучая злоба. Она сделала последнее усилие, отчаянный рывок, толкнула вытянутыми руками деревянную калитку и… Яра вбежала в такой знакомый, спасительный двор. Пробежав по инерции еще несколько шагов по знакомой каменной дорожке, ведущей к разноцветному, когда-то веселому крыльцу, она остановилась.

Тяжело, с хрипом и свистом втягивая в себя обжигающий воздух, Яра опустилась на землю, а затем обессиленно завалилась набок. И тогда рыдания нахлынули с новой силой – громкие, истеричные, сотрясающие все её хрупкое тело. Рыдания облегчения, ужаса и леденящего душу осознания того, что побег – только начало.

Страх, сковывавший её всё это время, начал медленно отступать, выпуская из своих ледяных объятий. Но на смену ему пришла другая, не менее сильная эмоция – чувство вины, острое, как нож. Оно пульсировало в висках, заставляя поднимать голову, озираться, впиваться взглядом в тёмный силуэт дома. «Вставай! – кричал внутренний голос. – Нет времени ныть и жалеть себя! Ты не одна! Мира… Мира осталась ТАМ!» Мысль о подруге, которая была сейчас совсем одна в этом жутком лесу, была сильнее любой усталости. Сильнее страха возвращения.

Зачем? Ну зачем они полезли на этот проклятый шабаш? Дуры! Любопытные, наивные идиотки! Дем ведь предупреждал! Отговаривал! Но они – Яра и Мира – ослеплённые романтическими образами из книг, жаждой прикоснуться к тайне, почувствовать себя настоящими героинями, лишь отмахнулись. В ведьмочек решили поиграть! Как в тех захватывающих историях, где всё заканчивалось победой добра и обретением волшебной силы. Идиотки! Доигрались. Вляпались по самые уши в самую гущу «приключений».

И эти приключения оказались далеки от книжных фантазий. Не было здесь места романтике и лёгкому волшебству. Девочки попали в самые настоящие, реальные проблемы. И самое обидное – не сработал главный закон жанра. Не явилось внезапное спасение. Не помогли им их Силы. Не появился могущественный наставник. Не было волшебного меча или заклинания, способного развеять кошмар. Они остались одни. Две обычные, перепуганные до смерти девчонки, лицом к лицу с настоящим магическим миром, о котором они по-настоящему то и не знают ничего.

Всё, что Яра с таким упоением читала о ведьмах, обрядах, фольклорных существах, о магических битвах – всё это рассыпалось в прах при столкновении с реальностью. Её знания оказались бесполезным хламом, детскими картинками. А ведь она так мечтала! Так хотела оказаться на месте отважных героинь, чьи приключения заставляли её сердце биться чаще. Ну вот, оказалась. Исполнила мечту. И теперь стояла на пороге родного дома, разбитая, в слезах, и единственный вопрос, сверливший мозг, был: «А дальше-то что?» Когда сказка обернулась кромешным адом, когда магия предстала не сияющим потоком добра, а тёмной, извивающейся, опасной субстанцией, пахнущей страданием, когда за каждым углом таились не мифические существа для победы над ними, а настоящие черти, смотрящие на тебя жуткими, бездонными глазами…

Открытие этого настоящего, подлинного магического мира больше не вызывало восторга. Оно принесло с собой лишь леденящий ужас и одно-единственное, страстное желание: чтобы всё это оказалось кошмарным сном. Чтобы можно было проснуться в своей кровати, в тепле и безопасности, стряхнуть остатки дурного сна и навсегда забыть о нём, как о страшной, но нереальной сказке.

Колдовство потеряло ореол таинственности и привлекательности. Оно стало синонимом опасности. Приключения – путём в бездну. Но, к великому сожалению, это была жестокая реальность. И Яре предстояло пройти этот путь до конца, нравилось ей это или нет. Даже относительная безопасность родного двора не приносила успокоения. Она была лишь короткой передышкой. Потому что ей, силой воли подавившей дрожь в коленях, предстояло самое страшное – вернуться. Вернуться в это чёртово логово. Туда, откуда она только что чудом вырвалась.

Яра судорожно, со всхлипом, втянула воздух. Глаза невыносимо горели и чесались, будто в них насыпали песка. Губы пересохли, во рту стоял привкус металла и пыли. Она с трудом поднялась с земли, ощущая, как каждая мышца ноет и протестует. Её пальцы, цепляясь за шершавую кору ближайшей яблони, дрожали. Но она выпрямилась. Сейчас она не имела права быть слабой. Не имела права поддаться панике или жалости к себе. Позже. Если… Когда… они с Мирой вдвоём окажутся в безопасности, за крепкими стенами дома, тогда она выплачется. Выкричится. Отдаст волю чувствам и сможет прорыдать хоть целый день. Но сейчас она должна пойти в дом. Найти эту чёртову книгу и вернуться за подругой. До рассвета. Только бы успеть до рассвета. Тиканье невидимых часов в её голове звучало громче собственного сердца.

Глава 1

– Ба, а у тебя тут что, интернет совсем нигде не ловит?! – догадываясь, какой ответ получит, прокричала Яра, быстро спускаясь по деревянной лестнице. Ее ладонь скользнула по гладким, когда-то замысловато резным перилам – знакомым до каждой зазубрины, но теперь чужим из-за слоя свежего лака.

В этот дом, когда-то казавшийся ей огромным и полным тайн, Яра приехала всего час назад после пятилетнего перерыва, и девочке уже всё здесь не нравилось. При мысли о том, что ей целых три месяца предстоит провести в деревне, в гостях у бабушки, на Яру накатывала тягучая, как смола, тоска. Какому подростку понравится такое лето? Ни друзей, ни привычных городских развлечений, даже стабильного выхода в интернет! Сплошной цифровой вакуум и предсказуемое деревенское однообразие. Мрак средневековья какой-то!

– Яра, ну мы же в деревне, а не в лесу живём! Всё тут ловит, даже телевидение есть, я вот каждый вечер сериал турецкий смотрю. Там такие страсти кипят! Так затягивает! – послышалось из кухни, расположенной на первом этаже бревенчатого дома. Голос бабушки, Валентины Прокопьевны, был таким же тёплым и чуть хрипловатым, как в детстве.

Раньше Яра проводила в деревне каждое лето и хорошо помнила этот дом другим: скрипучие половицы в прихожей, каждую из которых она знала «по голосу», тяжёлую дубовую дверь, которая с грохотом захлопывалась, если её не придержать, терпкий запах древесной смолы, смешанный с ароматом свежей выпечки – запах детства, который, казалось, навсегда въелся в самые стены.

Но время неумолимо. Пока Ярослава не приезжала, бабушка устроила в доме настоящую революцию, или, другими словами, – капитальный ремонт. Теперь не скрипела ни одна доска – все полы были ровными и безмолвными под новым линолеумом. Тяжёлую дверь заменили на современную пластиковую, обладающую большей теплоизоляцией, что было так ценно в морозные зимние дни. А такой родной запах был безжалостно вытеснен искусственным – на комоде в прихожей теперь стоял модный диффузор, источающий химический аромат «Хвойного леса». Исчезли все знакомые Яре детали, и когда-то родной дом теперь казался чужим и совсем незнакомым.

– Тогда почему у меня ничего не грузит? Я и с телефона, и с ноута пробовала, сеть есть, но скорость – ноль! Страницы не открываются, ничего не грузится! – недоуменно спросила девочка, заходя на кухню. Она покрутила в руках смартфон, словно предлагая бабушке убедиться лично: вот, мол, смотри, не ловит. В воздухе витали знакомые, но уже редкие нотки – ваниль и дрожжи для теста.

За столом, накрытым белой клеёнкой с нарисованными яркими, желтыми лимонами, стояла Валентина Прокопьевна. Не молодая, но сохранившая статную осанку и какое-то внутреннее сияние женщина. На миг она отвлеклась от замешивания теста в большой эмалированной миске и рассеянно посмотрела на внучку. В ее глазах мелькнуло что-то неуловимое – то ли усталость от упрямства девочки, то ли грусть от непонимания.

Внешне Яра и Валентина Прокопьевна совершенно не были похожи, посторонний человек, скорее всего, и не заметил бы между ними родства. Хотя в детстве, проводя каждое лето с бабушкой, Яра часто копировала мимику и всячески старалась подражать любимой родственнице, перенимая многие привычки, которые так и остались с девочкой. Например, она до сих пор поджимала губы, когда о чём-то крепко задумывалась.

Ярослава была очень красивой: густые, иссиня-чёрные волосы, заплетенные в две тяжелые, как канаты, косы, перекинутые через плечи. Ее бледная кожа являлась последствием бесконечных часов с книгой вдали от солнца и делала еще ярче алые, полные губы. Но главное – глаза. Невероятные, ярко-зеленые, как молодые листья после дождя, глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Они могли быть холодными и отстраненными, а могли затягивать в свою глубину, как лесное озеро.

Валентина Прокопьевна же была воплощением скромной деревенской красоты, увядающей, но не утратившей достоинства: жиденькие, некогда светло-русые, а ныне совершенно седые волосы были собраны в тугой, аккуратный пучок на затылке. Черты лица – острые, скульптурные. Голубые глаза, когда-то, наверное, ясные и смеющиеся, с возрастом утратили былой блеск, поблекли, покрылись сеточкой морщинок у уголков. В них никогда не было такого магнетизма, как у Яры, зато была глубокая, спокойная мудрость и терпение.

– Так, то из-за вчерашней грозы. Ночью ветер совсем разошёлся, прямо ураган. Ветки у деревьев переломало – видела же, пока к дому ехали? Вся дорога ими усыпана. Ну, вот и упала одна такая здоровенная ветка на провода. Что-то там основательно сломалось, даже искрило. Теперь нужно ремонтников ждать, – спокойно, с привычной деревенской неторопливостью ответила бабушка, возвращаясь к своему занятию. Ловкие руки снова погрузились в тесто. – Ты пока поставь чайник, Ярочка, я сейчас тесто довымешиваю, под плёночку положу и на два часа оставлю подходить. Потом напеку – пирожки с капустой и яйцом, с картошкой, с повидлом… ну, в общем, пировать будем не скоро. Давай пока чайку с тобой попьём, у меня вон варенье свежее, малиновое, и мёдом вчера соседка Татьяна угостила, с пасеки. Говорит, липовый, самый душистый.

– А когда эти твои ремонтники приедут-то? – недовольно пробурчала Ярослава, подходя к раковине. Она взяла электрический, пузатый чайник и стала набирать в него воду из-под крана. Вода пахла железом и чем-то земляным. – Я же книги онлайн читаю! С собой бумажных не брала, даже не скачала ни одну, потому что думала – ну деревня, ну бабушка, но интернет-то есть! – Ее голос звучал как обвинение всей этой «цивилизации».

– Так в понедельник и приедут, сегодня же суббота, у всех выходной, – терпеливо пояснила Валентина Прокопьевна, смахивая со лба мучную пыль тыльной стороной ладони. – Починят твой интернет в понедельник, и будешь книжки свои читать хоть до утра. А пока… – бабушка сделала паузу, глядя на внучку с немым укором, – …погуляла бы, воздухом подышала! Ты же в деревню приехала, Яр! В де-ре-в-ню! Тут тебе и речка с песчаным бережком, и в лес за грибами – белые уже пошли, говорят, и ягоды поспели – земляника, черника…. А ты опять в свои книжки закопаться хочешь, как крот! – в который раз, пытаясь убедить внучку провести каникулы, наслаждаясь природой и всеми прелестями деревенской жизни, проговорила Валентина Прокопьевна. Однако по её интонации и обречённому покачиванию головы было понятно, что женщина уже потеряла всякую надежду вразумить Яру.

– А до понедельника мне что делать? Считать мух на потолке? – возмущенно воскликнула Яра, игнорируя нравоучения.

В голове тут же нарисовалась удручающая картина: бесконечные часы в тишине бабушкиного дома. Чем заняться четырнадцатилетней городской девочке летом в глуши, где нет ни друзей, ни интернета, ни даже спасительной бумажной книги? А ведь она так хотела прихватить с собой несколько любимых томов – ту самую эпопею про магические академии и сборник мистических рассказов! Но родители, как всегда, влезли со своими «мудрыми» советами. «Ты едешь в деревню, а не на слёт книжных червей!» – вещал отец. «Тебе нужен свежий воздух и движение, а не чтение!» – вторила мать. По их мнению, она должна была целыми днями носиться по лугам, лазать по деревьям, плескаться в реке и играть в догонялки с деревенскими ребятишками. Казалось, родители напрочь забыли, что их дочь – не пятилетний ребенок, а подросток, для которого все эти «прелести» выглядели дикостью и скукой. Она давно выросла, а родители упорно отказывались это принимать. Или попросту не замечали.

Впрочем, книги тоже далеко не каждому подростку были интересны так фанатично, как Яре. Но для нее это было не просто увлечение – это была отдушина, целая вселенная. В этих историях она проживала сотни жизней: ярких, наполненных невероятными приключениями, опасностями, которые всегда заканчивались победой. Даже влюбилась впервые Яра именно в книжного персонажа. Конечно, это было не то же самое, что испытывать чувства к живому парню в школе. Но что поделать, если реальные мальчишки казались ей нелепыми, инфантильными или просто скучными? Никто из них не мог сравниться с её книжными героями, самоотверженными, харизматичными, готовыми на всё ради спасения возлюбленной или мира.

Вот так и получалось, что книги для Ярославы были не просто способом интересно провести вечер. Они были для неё всем: и окном в другие миры, и источником знаний, и заменой реального, столь необходимого в её возрасте, жизненного опыта. Они формировали её представления о добре и зле, о дружбе и предательстве, о любви и долге. Они дарили эмоции – страх, радость, грусть, восторг – куда более яркие, чем серая повседневность. И вот теперь, лишённая возможности окунуться в красочные, выдуманные миры, она чувствовала себя узницей в самой скучной тюрьме на свете – в своём собственном, ничем не примечательном мире, лишённом красок и смысла.

В деревне Яра не была целых пять лет. Старые приятели по песочнице давно выросли, разъехались или просто стали чужими. И чем ей теперь заниматься? Изучать бабушкины старые журналы со схемами вязания салфеток крючком? Перебирать вёдра смородины для варенья под нудное жужжание мух? Вот уж поистине «замечательные» каникулы устроили ей родители!

Нет, Яра, конечно, понимала, почему её отправили сюда на целых три месяца. И даже, в глубине души, была этому отчасти рада. Долгий совместный отпуск родителей за границей – их последняя попытка спасти трещащий по швам брак. А это, пожалуй, было для Яры самым важным. Ради этого она готова была потерпеть. Но понимание не отменяло острого чувства досады и обиды от необходимости провести лучшее время года в столь унылом и непривлекательном месте, отрезанной от всего, что ей было дорого.

Последние полгода отношения между супругами Лутак окончательно испортились. Не то чтобы они постоянно скандалили – нет, криков, битой посуды и взаимных оскорблений не было. Было хуже. Тишина. Холодная, гулкая тишина. Каждый жил в своём замкнутом мирке, словно соседи по коммуналке, совершенно чужие люди, а не семья. Они пересекались в коридоре, на кухне, но разговоры сводились к формальностям: «Что в школе?», «Ужин в холодильнике», «Я на дежурстве».

Мама Ярославы, Мария Павловна – биолог, всю жизнь горевшая желанием совершить какое-нибудь открытие, внести незаменимый вклад в науку или написать революционную работу. Она пропадала в лаборатории, а дома засиживалась допоздна за статьями и исследованиями. Её мечта, её научная страсть поглощали её целиком, не оставляя места ни для мужа, ни для дочери. Иногда Яре казалось, что мама просто забывает об их существовании, настолько глубоко она погружалась в микромир клеток и вирусов.

Отец же, Андрей Михайлович – блестящий хирург, отдавший медицине всю жизнь, – в ответ на отстранённость жены стал ещё больше зарываться в работу. Он брал дополнительные дежурства, ночные смены, сложные операции. Его горячо любимое хирургическое отделение областной больницы стало его настоящим домом. Он уходил затемно и возвращался затемно, часто проводя в больнице по двое суток подряд.

На фоне этой всепоглощающей занятости общение между супругами сошло на нет. Недоговорённости переросли в молчаливые претензии, непонимание – в холодную отстранённость. А нежелание или неумение тратить время и силы на решение семейных проблем неумолимо вело к разрушению брака.

Яра, чувствуя эту ледяную пропасть между родителями, оставленная без их внимания и тепла, всё больше замыкалась в себе. Реальность, с её неразрешимыми проблемами и одиночеством, стала невыносимой. И она бежала. Бежала в волшебные миры книг, где всё было ясно: где были чёткие границы добра и зла, где герои преодолевали любые преграды, где находилась дружба крепче стали и любовь сильнее смерти.

Эти миры давали иллюзию понимания, контроля, значимости. Но подобная искусственная замена реальной жизни привела к печальным последствиям: у девочки пропали другие интересы. Она забросила художественную школу, стала отказываться от встреч с немногочисленными подругами, считая их разговоры пустыми и неинтересными по сравнению с книжными диалогами. Постепенно она отдалилась от всех, предпочитая общество выдуманных героев реальным людям.

И вот теперь, когда родители, наконец, осознав масштаб катастрофы, пытались наладить свои отношения в долгожданной поездке вдвоём, Яра была сослана на отшиб цивилизации. Без нормального интернета, без горячо любимых книг, без права выбора.

Просто замечательно! Глухая, детская обида клокотала внутри: почему, когда у взрослых проблемы, страдать должны дети? Почему они не оставили её одну в городской квартире? Она же взрослая! Ей четырнадцать, она сама может о себе позаботиться. Яра бы прекрасно справилась: разогревала бы еду, убиралась, ходила в школу на летние курсы английского. Зачем было тащить её в эту забытую богом деревню, под опеку бабушки, как какую-то несмышлёнышу? Три месяца – это же целая вечность!

Но спорить тогда, когда мама и папа, с редким единодушием, объявили ей о своём решении, Яра не решилась. Она и вправду была достаточно взрослой, чтобы понимать: это их последний шанс. И если она хочет сохранить хоть какое-то подобие семьи, то должна проглотить обиду, стиснуть зубы и пожертвовать своими каникулами ради их шанса на счастье. Ради призрачной надежды, что, когда они вернутся, их семья вновь станет целой.

– Ладно, – тяжело вздыхая, сдалась Валентина Прокопьевна, откладывая миску с тестом в сторону. – Я знаю, тебе неинтересно, но… в соседнем доме, через дорогу, помнишь? Там раньше дед Гриша жил, добрейшей души человек был. Так вот, там сейчас живёт девочка. Мира. Твоего возраста, может, чуть младше. Вы с ней не знакомы, они с матерью переехали как раз, когда ты уже перестала ко мне на каникулы ездить. – Бабушка укоризненно взглянула на внучку. – Тихая, скромная, не то что некоторые…

– Я не собираюсь бегать по соседским девочкам, великодушно предлагая каждой свою дружбу, как королева милостыню, ба! – перебила бабушку Ярослава, резко повернувшись от чайника. – Мне не пять лет! Не нужны мне подружки, чтоб вместе куличики лепить в песочнице или в куклы играть! – Она покачала головой и закатила глаза так выразительно, что, казалось, они вот-вот останутся смотреть в потолок навсегда. Ну как бабушка не понимает простой вещи? Единственное, что ей нужно для относительного комфорта в этой ссылке – стабильный интернет, чтобы погрузиться в свои миры. А не навязчивые знакомства с какими-то деревенскими девчонками, с которыми у неё наверняка абсолютно ничего общего! Если бабушке так хочется общения – пусть сама дружит со всеми соседками, благо времени у неё полно.

– Яра! – голос Валентины Прокопьевны зазвенел от возмущения. – Ты бы дослушала сначала, прежде чем возмущаться и глаза закатывать! Что за строптивая, невоспитанная девчонка выросла? Перебивает старших! Маленькая была – ангелочек! Всюду за мной хвостиком ходила, «бабуля» да «бабуля», слушалась, просто умница-красавица! А сейчас что? Совсем избаловалась в городе?

– А что сейчас? Не умница и не красавица? – огрызнулась Яра.

– Ой, Яра! Дать бы тебе ремня хорошего, чтоб со взрослыми так не разговаривала! Совсем распустилась! – поджимая губы, воскликнула женщина и резко махнула рукой, отсекая возможные возражения, но через секунду, взяв себя в руки, продолжила уже более спокойно, с привычной усталой интонацией: – Я это к чему… Мира девочка хорошая, тихая. И тоже, между прочим, читать любит. За книжками сидит, не разогнать. Вот сходила бы, познакомилась. Да взяла бы у неё какую-нибудь книгу почитать, раз ты без них жить не можешь. У неё, вроде, много книг дома. А может, и правда подружились бы? Тебе тут со мной одной целых три месяца куковать, Яра. Не будешь же ты и впрямь всё это время в четырёх стенах сидеть, как монашка в келье! Надо заводить знакомства, социализироваться!

Ярославе снова захотелось закатить глаза и фыркнуть. «Читает фигню, наверное, какие-нибудь учебники по агрономии или сборники рецептов варенья», – язвительно подумала она. Но вовремя остановила себя. Лишний повод для скандала и нотаций ей был не нужен. Вот чего бабушка прицепилась со своими воспитательными беседами? Как будто без подружки Яра тут с ума сойдёт! Хотя… мысль о книге была как луч света в тёмном царстве. Пусть даже и не электронной.

– Ладно, ба, я подумаю, – сдавленно пробормотала девочка, делая шаг к бабушке. Она обняла женщину за плечи, прижалась щекой к знакомой, чуть колючей от вышивки ткани домашнего халата, вдыхая тот самый, едва уловимый, но такой родной запах ванили и тёплого теста. – Может, и схожу к твоей соседке. Ну не злись ты, ладно?