скачать книгу бесплатно
А я сфокусировался на сушёной морковке, подвешенной около окошка в потолке: по ней неспешно ползла капля воды, просочившаяся из щели снаружи. Капля текла по верёвочке, устремляясь вниз по кожуре и, падая с морковки, разбивалась о землю. Я размышлял о том, как незаметно подвести разговор к амультаре так, чтобы ни Злая Девочка, ни бабуля не заподозрили лишнего.
– Алекс, о чём задумался? – спросила старушка.
– О еде, конечно, о чём мы вообще спрашиваем?! – Девочка не дала мне ответить и указала бабушке на морковку.
– Ох, она, поди, пересушенная, – бабуля расстроилась.
– Нет, хотел спросить, почему у вас столько заброшенных жилищ?
– Мрёт потихоньку деревня наша, – сказала бабуля. – Молодёжь переселяется в новые края. Вот и мельчают деревеньки, – она покачала головой. – И почему им не сидится? Ведь от амультары уходят! Совсем страх потеряли.
– А что она делает, ваша амультара? – услышав заветное слово, я едва не выдал своё волнение и прикусил костяшки пальцев.
Не слишком ли странный вопрос? Девочка прищурилась и вздёрнула верхнюю губу, обнажая клыки, она не торопилась переводить, и я затараторил, чтобы оправдать своё невежество:
– У нас, у вещих, тоже есть такие кристаллы. Они даруют энергию для наших летучих кораблей.
Чтобы моё враньё звучало убедительно, я приправил его щепоткой правды. Девочка опустила плечи, отвела глаза и начала обсуждать с бабушкой мой вопрос.
– Это защита богов, – улыбнулась старушка.
– Эра даёт нам силу взамен на кровь, отданную амультаре, – с гордостью произнесла Девочка, вскочила и сделала знак руками, воздавая уважение божеству.
– Какую силу? От чего защита?
– Амультара издревле защищает нас от пришельцев с той стороны, – сказала бабуля, понизив голос.
С той стороны… Здесь два варианта: либо имеется в виду мир мёртвых, некие тёмные силы, которых боится деревенское дурачьё. Этими пришельцами может быть любая неизвестная чушь, призраки, дикие звери или просто чужаки… Либо… Еще одна талая капля скатилась по морковке.
– Да съешь уже эту морковь! – Девочка, следившая за моими размышлениями, бросила в меня сушёнку.
Я схватил её на лету и покрутил в пальцах, пытаясь не потерять след уже готовой созреть идеи.
Либо… Пришельцы – это мы. Инопланетяне. И амультара – защита от просветов в другие десять миров. Впервые о таком слышу. Наши учёные умы должны были знать об этом, наверняка они и знали, только отчего-то со мной не поделились.
Барьер, не допускающий чужаков к поселениям, – возможно ли это? Под силу амультаре таких размеров создать нечто подобное? Да, но ей нужна энергия. А ведь над амультарой как раз установлена чаша.
– Часто вы приносите жертвы богам?
– Отчего такой интерес, Задохлик?
– Просто скажи. Часто?
– По праздникам, – процедила Девочка.
Вернувшись домой, обнаружили, что нашу нору подтопило весенними водами, и отец дикарского семейства вместе с соседом латают щели в потолке и стенах. Я любовался этим зрелищем, перебирая зерно. Вода лилась со всех сторон, мгновенно размывая глину, которой они пытались замазать трещины, и их работа становилась столь же бесполезной, как и моя.
В монотонности просеивания зёрен нашлась своя прелесть, появилось время поразмыслить о недавней догадке. Амультара даёт им какую-то «силу» и защищает от неведомого зла. Девочка сказала, по праздникам – значит, регулярно, в одно и то же время, запас энергии пополняется.
Предположим, что артефакт создаёт барьер от просветов над деревней. Тогда, если выключить амультару, то и барьер отключится, и просвет на Святую Землю откроется прямо из деревни. У меня даже сердце забилось быстрее от этой сумасшедшей надежды. Что, если билет домой всё это время лежал у меня под носом? Может ли быть всё так просто?
***
– Ночное зрение: активация, – скомандовал я, когда обитатели норы затихли и погрузились в деревянный сон.
Лишь бы дурёха Лилёк не проснулась и не увязалась следом. Я проверил малявку, спящую у входа. Оцепенела. Значит, девчонка всё-таки местная.
– Тук-тук, – постучал ей по лбу, чтобы удостовериться наверняка.
Она не шелохнулась.
На выходе из преднорья я поскользнулся, проехался по заледеневшей дорожке и едва не разбил колени. Сбоку мелькнула чёрная тень. Я обернулся: просто какой-то мелкий зверь. Поднялся с земли и, ссутулившись, поспешил в центр деревни.
Лица идолов зловеще подсвечивались снизу красным сиянием амультары, голоса, как назло, пробудились и высунули воздушные носики из недр сознания. Нужно сосредоточиться.
– Вас нет, – убеждал их я. – Я здесь главный, заткнитесь все.
Если я прав, сейчас решится моя судьба. На неверных ногах вошёл в круг божественных братьев, приблизился к амультаре. Сердце хотело сбить мой настрой, отдаваясь бешеным гулом в ушах. Я стянул варежки и попробовал поднять жертвенную чашу из рук близнецов, она оказалась тяжелее, чем выглядела. Свет камня погас в то же мгновение, как я снял источник энергии.
Не выдержав тяжести чаши, я опустил её на колено.
Ничего не менялось. Не обрушился небесным водопадом неведомый барьер. Не хлынули орды тёмных тварей, прорвавшиеся сквозь защиту. Мир Живы спал.
Вдруг высоко-высоко в небе что-то заискрилось, и золотой просвет растянулся между облаками, на миг я обрадовался: неужели сработало? Но минуты капали в Бездну, а вокруг ничего не менялось.
Я застонал от досады – один единственный просвет. Я вам птица, что ли? В надежде, что просветы откроются где-нибудь поближе к земле, я отчаянно вглядывался в темноту звёздной ночи. Холодное остриё ткнулось мне в шею прямо под ухом.
– Поставь на место, – раздался низкий, пугающе спокойный голос.
Повернув голову, я встретился взглядом с глазами Дэйкири. С перепугу аж вспомнил её имя. Я попытался отклониться, но копьё, которое она сжимала в руках, ещё сильнее упёрлось мне в кожу. Я медленно поднялся и взгромоздил чашу на место.
– Отойди от неё.
Я осторожно развернулся и сделал шаг в сторону, дикарка замерла, опираясь на полусогнутую ногу, готовая в любой момент нанести удар копьём. Похоже, она умела обращаться со своим оружием.
Мгновение длилось, растягивалось и продолжалось в ледяной ночи. Дэйкири молчала. На лице её не отражалось ни гнева, ни угрозы, но от её присутствия всё моё тело, голоса в голове, робкое сердечко съёжились и уползли куда-то под шубу, только вена, куда упиралось копьё, билась, предвкушая, что сейчас её течение оборвётся, а щёки наливались жаром стыда.
– Что ты хотел сделать?
– Проверить, что будет, – я еле выдавил ответ.
В горло как будто запихали пучок соломы.
– Ты хотел, чтобы на нас напали чужаки? Так они бы и тебя не пощадили.
– Нет. Я не этого хотел.
– Почему бы мне не добавить твою жизнь в жертвенную чашу? Боги любят получать в дар кровь из самого сердца. – Остриё копья продавило дорожку от моей шеи к груди.
Я не верил, что она убьёт меня, но с психическими дикарями шутки плохи.
– Живой я больше полезен.
– Ну, расскажи, почему же? – Она неторопливо наклонила голову, не отводя чёрных с красным отблеском глаз. – Удиви-ка меня. Как раб ты хуже Соплежуйки, а жрёшь в три раза больше.
– У меня богатая семья. Отвезите меня в ближайшей город, позвольте связаться со своими, и вам заплатят столько, сколько попросите.
– И почему ты только сейчас об этом говоришь? – Она выпрямилась, заставила меня развернуться и толкнула в спину, направляя к норе.
Теперь я не видел её лица, и стало сложнее отследить, поверила она мне или нет, поэтому решил сказать правду:
– Я надеялся, что за мной прилетят или будут искать. – Это прозвучало горше, чем хотелось бы.
– Чем докажешь, что за тебя заплатят?
Я задумался. Споткнулся на ровном месте, но был схвачен за капюшон. Выиграл время для подходящей мысли.
– Ты знаешь, кто меня нашёл? Я пришёл сюда с укулеле, это такой музыкальный инструмент, она была в чехле.
Дэйкири не двигалась и не подгоняла копьём. Слушала, позволяя мне говорить.
– И если укулеле не закинули в топку, можешь найти её и посмотреть. Она очень дорогая – сделана из блестящего дерева с золотыми струнами.
– Она твоя? Сможешь играть на ней?
– Конечно.
Убивать меня она передумала. А если найдёт укулеле – это действительно будет неплохим доказательством моего богатства для деревенских простаков. Тогда они охотнее повезут меня в город. Что ж, если не через просвет, тот хоть так, лишь бы убраться отсюда.
Перед входом в нору Дэйкири встряхнула меня и предупредила:
– Я слежу за тобой, Задохлик. Ещё одна ночная вылазка – и ты станешь весенней жертвой вместе с Лилёк, – с этими словами она толкнула меня в лаз, и я едва ли не скатился с лестницы до самой земли.
Той ночью я долго не мог устроиться в запечном углу: план с амультарой провалился. Возможно, что-то ещё не даёт открываться просветам ближе к земле, а может, нужно больше времени, чтобы они открылись? Так или иначе, теперь сумасшедшая дикарка будет настороже, а я не хочу рисковать жизнью, добираясь до кристалла.
Что ж… Если она поверила, что за меня дадут выкуп, и скажет об этом взрослым, появится шанс выбраться из этой дыры и найти Наукоград, тогда мой сегодняшний поход не прошёл совсем впустую.
Глава 5. Прощание с хлебом.
Алекс. Деревня Меркитасиха.
Дэйкири заваривала чай, а я пытался выяснить у бабули, не знает ли она что-нибудь о Наукограде, однако же ответом мне было:
– Нет, милочек, о таком месте я не слыхала.
Хотя чего я ожидал от дремучих деревенщин?
Моя помощь с бабулей сводилась к минимуму, дикарка почти всё делала сама, и мне подумалось: она таскает меня за собой только потому, что не хочет оставаться наедине со старушкой.
Мы с Лилёк и бабулей пили чай, когда в уют норы пургой, сокрушающей на своём пути веники и корзины, внеслась младшая из сестёр. По её лицу и задыхающейся речи я понял – случилось нечто ужасное.
Дэйкири вскочила с подушек, едва не снеся стол, и они с сестрой бросились на улицу. Я вопросительно уставился на бабулю, но без переводчика наш разговор наткнулся на гвоздь непонимания и повис на нём, грустно свесив ножки. Лилёк распереживалась и опрокинула кружку на столешницу, по скатерти расползлось мутноватое пятно. Пришлось прибраться, после чего бабуля замахала руками, отправляя нас на свободу. Видимо, испугалась, что мы с Соплежуйкой ещё что-нибудь испортим.
Солнце окрасило засыпающее небо в бордовые краски и, зевнув, закатилось за горизонт. Холодало. Шляться по деревне днём мне не нравилось, а от компании Лилёк не было никакого толка, к тому же, чтобы она не потерялась, приходилось тащить малявку за капюшон. Недолго думая, я решил выяснить, что же случилось у сестёр.
Пока мы добрались до норы, наступили сумерки, и из дремлющей космической тени выглянул зелёный хвост Бездны. В норе царила суматоха: незнакомые бабы грели и таскали воду в дальние комнаты. Кто-то схватил меня за воротник и потащил с дороги в запечный угол. Там стало тесновато. Я стянул шапку с себя и доху с Лилёк и недовольно поглядел на сестёр, занявших мою спальню. Дэйкири ответила мне скучающим взглядом, старшая девочка сложила руки на груди и отвернулась в сторону, а мелкая высунула язык. На это я показал ей неприличный жест, но она, по малости лет, его не расшифровала.
Вскоре тётки убрались с кухни, и последняя, закрывая дверь, отдала сёстрами приказ на своём языке. Девочки открыли окно в потолке, холодный ветер тут же разгулялся по дому. Посреди комнаты они затеяли что-то странное: старшие вдвоём оттащили стол к стене, а младшая скидала в сторону подушки. На освободившееся место они поставили большую бадейку, высыпали в неё муку, какие-то специи и налили воду. Младшая сестра притащила огромный обтянутый кожей бубен. Этот инструмент сразу привлёк моё внимание, и я потянулся к нему, но Дэйкири наступила мне на руку.
– Эй! – возмутился я.
Она не ответила и, развернувшись на пятках, выбежала из комнаты. Тем временем, оставшиеся девчонки расставляли маленьких деревянных божков вокруг бадьи. Хлопнула кухонная дверь: Дэйкири вернулась, неся что-то в руках.
У меня перехватило дыхание – знакомый чехол. Она присела рядом и, хмурясь, вручила его мне, я осторожно открыл застежку. Укулеле оказалась живой и здоровой. Я засмеялся от восторга, осматривая её. Встретился глазами с Дэйкири – та щурилась с любопытством, изогнув бровь.
– Подыграй нам, докажи, что умеешь, но не произноси ни слова до окончания обряда. – Она хищно оскалила зубы. – Понял, Задохлик?
– Понял, понял, Злая Девочка.
– И эту дуру не выпускай. – Она легонько пнула ногу Лилёк.
Свечи, расставленные по углам, давали неровный свет. Три фигуры замерли в центре около бадьи, окружённые деревянными идолами, раздались ритмичные удары в бубен.
Старшая сестра надела маску лисы, обвязанную разноцветными нитями, укрывшими её плечи, и запела тихим шёпотом, будто боясь потревожить высшие силы. Пальцы мои невольно поддержали ритм, а в ритуальное пение вступила средняя сестра – неожиданно звонким зазывающим кличем. Голос старшей набрал силу, его подхватила младшая, и песня троих слилась в единый призыв.
Лилёк задёргалась, но я не мог оторвать глаз от трёх фигур, взявшихся за руки и кружившихся в хороводе демонических теней. Песня взметнулась дикой птицей, словно проникая в стены тесной норы, юбки забились чёрными флагами, подхваченные ветром. Сёстры вскинули ладони, подняли лица к потолку, и мои уши наполнил всепоглощающий зов. Грозовой бурей он поднялся из глубин груди сестёр и раскатился по комнатам, шерсть вздыбилась у меня на руках, а струны звенели в такт. Лилёк заплакала.
Всё оборвалось в одно мгновение. Страшная молитва, или заклятие, кончилась. Сёстры обратились в деревянные статуи, видимо, впали в транс. Я отлепил пальцы от укулеле, на них остались чёткие отпечатки струн. Лилёк громко всхлипнула в тишине.
Из дальних комнат отчётливо прозвучал женский крик. Оцепеневшие с поднятыми руками сёстры ожили, приобрели привычный облик и тяжело задышали, старшая достала нож и зашептала на своём диком языке. От того, как это было похоже на голоса в моей голове, я скривился и в отвращении передёрнул плечами.
Эхом её слова повторили сёстры и протянули руки вперёд. Старшая в три резких удара разрезала ладони, и девочки соединили раненые руки, медленно опустились на колени, и кровь полилась в бадью. Втроём сёстры замешали тесто, затем молча скатали шар и, посадив его на подставку, отправили в печь.
Все замерли, не решаясь случайно спугнуть тишину. Трещали свечи. Криков из дальних комнат больше не было слышно. Лилёк вертела в руках соломенную куклу. Печь с открытой трубой остывала. Воск таял, и свечи наклонялись, будто искривлённые болезненной судорогой тела.
С треском взорвавшейся молнии распахнулась кухонная дверь: вошли три женщины. Мамаша, босая, с растрёпанными по плечам волосами, рыдала и прижимала что-то к груди, двое других поддерживали её под руки.
Они направились к печке, а сёстры достали новый противень. Мать, не вытирая слёз, уложила на него неподвижное, одеревеневшее тело. Мёртвый младенец. Я закусил нижнюю губу, а дикарки открыли заслонку и поставили противень с телом ребёнка в печь.
Тишина. Три удара сердца. Женщины что-то забормотали. Сёстры сидели, склонив головы, мамаша опиралась на стену. Магический заговор прекратился. Силы покинули мать, и она сползла по стене на пол, женщины достали противень из печи.
Визгом пилы о металл взвился вопль младенца. Ребёнок ожил! Мать протянула руки, и ей передали малыша. Взрослые засмеялись, облегчённо заговорили и, счастливые, покинули кухоньку. Сёстры, наоборот, молчаливые и скорбные, склонились над испечённым ими ритуальным хлебом.
Дэйкири и младшая сестра заревели, упав на колени, старшая спеленала хлеб в тряпицу и, прижимая его к груди, с причитаниями понесла к лазу. Младшие, обливаясь слезами, пошли за сестрой.
Что они затеяли? Я не утерпел и отправился за ними. У лаза столкнулся с отцом семейства, спешившим поприветствовать новорождённое дитя. Он не обратил на меня внимания, и я юркнул по лестнице вверх, на ходу натягивая шубу, припустил за сёстрами. Старшая, всё ещё с маской на лице, возглавляла скорбную процессию. Кто-то сзади зашлёпал по снегу: Лилёк, босая, в ночном платье, неслась по ледяной дорожке. Пришлось завернуть дурищу в мою шубу и взять на руки.
– Когда ты успела так отъесться?
