Абортарий

Что случилось с древними амазонками – непонятно. Вымерли. Поменяли среду обитания. Возможно их постигла некая версия Великой Бабуинизации. Но зато понятно, что случилось с их современными наследницами.

Лишенные скромности женщины теперь заправляют делами в единственном мужском городе планеты. И меня в свое время они особо не жаловали.

Как вам такой уклад, тушки?

***

С отловленными троещинками, умертвившими деда, поступили сурово. В двадцать барышень, участниц погрома, заторпедировали вне очереди суппозитории.

И разве это не чудо, что среди них оказалась моя будущая мать.

***

Развитие лесбийского движения шло нога в ногу с отцовским пристрастием к алкоголю. И с его все возрастающей спесью. Можно даже четкую взаимосвязь проследить. Чем активнее отец дебоширил, тем недоброжелательней становились самки.

С момента, когда отца забили, как озверевшего мамонта, троещинки-лесбиянки расправили свои крылья. Они объявили войну. Впрочем, это скорее походило на длительные массовые беспорядки, потасовки, беготню с дубинками. Был момент, когда я думал, что мое время становиться удобрением пришло.

Возня длилась около трех лет. До моей первой поллюции.

Тогда, в торжественной церемонии, Женский Совет принял решение отстранить меня от непосредственного контакта. Лишить секса.

Это ознаменовало конец войны. И полную победу троещинок.

***

Все те три года я сидел взаперти – узник своего собственного острова. На пешеходном мосту – единственное официальное место, через которое можно попасть на остров – охранницы выставили блок-пост. Периметр острова круглосуточно прочесывали, чтобы избежать возможного нападения. Никого из женщин ко мне не подпускали.

Но однажды лесбиянки умудрились прорвать оборону. И тогда я был на волосок от жестокой расправы.

Что ж, мои отношения с лесбиянками до сих пор не обременены сентиментальностью.

***

Первый месяц после смерти отца стал самым опасным. В Киеве то и дело вспыхивали потасовки, нередко переходя в кровопролитие. Лесбиянки жаждали разобраться с последним мужчиной. По их мнению, миру от этого будет только выгода и облегчение. Запасов отцовской спермы хватило бы на рождение самца. А если нет – и поделом. Женщины найдут способ воспроизводить потомство. Ведь их подстегнет реальная угроза вымирания. При наличии хоть одного семяносца угроза не кажется столь серьезной, и это даст повод расслабиться и продолжать ждать чуда.

Против лесбиянок выступали сторонницы Женского Совета. Даже не собираюсь расписывать, как здраво они рассуждали, считая правильным оставить целым и невредимым единственного мужчину.

Единственного меня.

***

Спор, так поверхностно и кратко описанный, в реальности доводил оппоненток до исступления. В конце концов, неразрешимые противоречия вылились в атаку на особняк. Я тогда едва не отправился вслед родственникам.

***

Бойня произошла теплой августовской ночью. Заканчивался первый месяц моего заточения. Лесбиянки атаковали внезапно – и сразу со всех направлений. По словам Иены, их было не меньше тысячи. Никогда прежде, да и после, столько барышень одновременно не жаждали укокошить меня.

С суши прорвать оборону не удалось. Охранницы подожгли блок-пост, перекрыв подступ через мост. Лесбиянки были одеты в мешковатые зимние комбинезоны, а на их головах поблескивали мотоциклетные шлемы. Призванное защитить и смягчить грозные удары дилдо охранниц, облачение не могло уберечь от огня. Неповоротливая, громоздкая, похожая на вздутых броненосцев, первая волна атаки застопорилась.

***

Взорвав блок-пост, охранницы перерезали основной путь наступления. Но лесбиянки продумали запасной план. Иначе они б не одевали под комбинезоны купальники. Спешно, как саранча, они хлынули в Днепр. Подобно лососям во время нереста, лесбиянки с оглушающим плеском гребли к острову. Кто не умел плавать – атаковали на катамаранах.

А на берегу острова Трахунов их поджидали охранницы.

***

Превосходящие численностью в несколько десятков раз, лесбиянки тем не менее лишились очень важного эффекта внезапности.

Не будь их так много, охранницы перебили бы незадачливых воительниц еще на сыром песочке. Едва лесбиянка касалась ногами, обутыми в резиновые чешки, суши – ее тут же настигал удар дилдо. Но пока вырубили одну, три успевали выскочить на берег и наброситься.

В защите охранницам помогали добровольные дружины. Большей частью это были зрелые мамаши, повидавшие жизнь, консервативные, бывалые. Они не хотели лишать мир единственного самца – и ставить человечество на грани полнейшего вымирания.

В свою очередь основная масса лесбиянок состояла из молодых, не нюхавших пороха самочек.

***

Схватка была ожесточенной. Синяки и ушибы, выдранные клоки волос, исцарапанные лица, обломанные ногти. Девушки, что в обычной жизни могли произвести впечатление хрупких и легко ранимых цветочков, на тропе войны вели себя, как бешеные медведи.

Разбуженные взрывов, мамаши-добровольцы повыскакивали из постелей, тех самых, предназначенных дедом для любовных утех, и ринулись помогать охранницам. К тому времени защищавших оттеснили к парку перед самым особняком.

Краем глаза мне удалось увидеть схватку. Зрелище масштабное и лихое. В бледном свете полной луны сцепились сотни разъяренных женщин. На охранниц набрасывались пачками, облепливали и валили наземь, как упирающихся буйволих. Растрепанные тетки в ночнушках или в одних лишь трусах, отчего на бегу их полные и оплывшие груди колыхались, как вымя, с остервенелым рыком дубасили молодых, тягали за патлы, дико кривясь и ругаясь. А те брыкались, лягались, иногда визжали, норовя как можно больнее ущипнуть за вислые груди.

И все это происходило в какой-то приглушенной, отчаянно сдавленной сосредоточенности.

***

Когда невесть откуда полетели в сторону особняка камни, охранницы схватили меня за шкирки и отволокли в морозильную камеру. Видимо, с тех пор на подсознательном уровне я считаю это место самым безопасным из всех существующих.

Десяток лесбиянок все же прорвалось внутрь дома. Не найдя меня, они подожгли шторы.

Особняк удалось быстро потушить. Подоспевшая с Подола подмога заставила лесбиянок отступить.

Больше они не нападали.

***

Разумеется, без жертв не обошлось. Это протрезвило лесбиянок. И пристыдило.

Войны, которыми так изобиловало прошлое, вдруг повторились и после ужасной катастрофы.

Все думали, что с подобным омерзительным человекоубийством покончено. Но, как показывает практика, пока существует хоть один представитель мужского рода – войны не миновать.

***

Впереди у меня было еще почти три года. Чтобы как следует обмозговать произошедшее. И прийти к неутешительному выводу.

Во всем виноват мужчина.

***

Затишье продолжалось до тех пор, пока я не испачкал трусы. Проснувшись в одно замечательное утро, обнаружил, что вот оно – приплыли. Мелкие подсохшие хлопья.

Когда воцарилось, хоть и шаткое, но все же перемирье, и когда остров расчистили от следов побоища, я и сам не горел желанием выходить за пределы особняка. Еду мне приносили каждые два часа – большие кульки с судочками, где еще теплились самые разнообразные блюда. Охранница стучала в дверь, а затем оставляла пакеты у порога. Кормили меня, как гуся – чуть ли не заталкивая пищу в горло. Дверцы холодильников едва закрывались. Я только то и делал, что тяжело дышал от переедания да смотрел передачи про животных.

Трехгодичное пребывание в изоляции было лучшим периодом в моей жизни.

Не мудрено, что я теперь среди вас, тушули. Уроборос.

Часть двенадцатая. Подпашек

***

Очевидно, что с момента, как мужчины принялись вычесывать друг друга, мир потерял прежнее обличье. Многие вещи остались на уровне пятидесятилетней давности, застопорились в своем развитие. Много чего пришло в упадок. Например, медицина.

Например, операции по смене пола.

***

В расцвет Эры Клоповьего Рая, когда любвеобильный до неприличия дед совершал по закоулкам нападения, чтобы пошелестеть кулечком, – до женского сообщества наконец дошло, что мир преобразился окончательно и бесповоротно. Они, безнадежно вздохнув, сообразили, что отныне руководить и хозяйничать придется самим. И не скрытно, как раньше, а явно и реально.

Дед, в самцовом экстазе сношающий любое дышащее существо, в расчет не принимался.

И женщины взялись менять мир, приспосабливая его к своим нуждам и потребностям.

***

Первым под раздачу попал Киев. Были созданы так называемые отряды, каждый из которых отвечал за преобразование города в отдельно взятой сфере. «Пейзажные отряды» занимались разрушением заводов, фабрик, теплоэлектростанций – очагов загрязнения окружающей среды. «Ландшафтные отряды» приводили в порядок улицы и дома – разукрашивали, меняли фасады, сносили и воздвигали.

В обязанности «декорных отрядов» входило обустройство быта домашнего. Замена сломанных приборов, которая до сих пор воспроизводится за счет провозных из других городов, полу сожженных и опустевших. Ведь после Великой Бабуинизации количество людей изрядно поредело, а вещи остались ничейными.

Что будут делать женщины, когда закончится все новое и рабочее – мне неизвестно.

***

До сих пор существуют также «отряды поддержки». В их число входит практически все население города. Часть женщин освобождают от текущих дел и отправляют на выполнение насущных работ. Участие добровольно-принудительное. Но тех, кто отлынивает – налагаются штрафы. Они заключаются во временном запрете на определенные косметологические и эстетические услуги.

Мало кто из женщин согласна иметь неухоженный, заклеванный вид. В особенности, когда остальные выглядят блестяще.

***

В обязанности «отрядов поддержки» входят крупные, быстрые и не требующие большого ума задачи. Разгрести разваленный завод, выкрасить в салатовый улицу, высадить бульвар гладиолусами, убрать от мусора квартал.

Благодаря массовости привлеченных женщин Киев очень скоро превратился в сияющий чистотой и хозяйственностью центр увядающей мировой цивилизации.

***

Так или иначе, но, по моему скромному мнению, вершиной женской технической изобретательности по праву считается электронный браслет.

Так же, как «Пенисное кольцо со штопором-закруткой» является верхом архитектурного чаянья.

***

В виду того, что человеческий ресурс стал качественно ограниченным, а в ближайшем будущем грозился стать ограниченным и количественно, во внимание принималась любая женская единица. Так, женщины с отклонениями умственными были претендентами на охранниц самца. А женщины, неспособные к деторождению, становились в очередь на превращение в валентинок.

Разумеется, учитывались два основных фактора – здоровье и личное согласие.

***

Если с охранницами все достаточно просто – вталдычить в голову, что носителя кожаного мешочка с троянскими конями нужно беречь и защищать. То вот превращение нефертильной самки в более-менее успешного самца оказалось на деле задачей непосильно.

Все, кроме нас с папой, называют валентинок – псевдо. Звучит научно, согласен. Но это такой небрежный ярлык, который с головой выдает отношение женщин к валентинкам.

Во время операции удаляются молочные железы, если они есть, создается кадык, если его не было, искусственно атрофируются голосовые связки. Но главное, то, из-за чего и затеивался сыр-бор, потерпело фиаско. Если гениталии и можно беспардонно вылущить, то вот нарастить клитор, воссоздав с него некое подобие члена, – это вам не пирожки печь.

Затея потерпела поражение. Ни стимуляция электричеством, ни наполнение кровью не давали должного результата. Тонкокожий нарост никак не хотел превращаться в могучий эрегированный член, а продолжал уныло болтаться, как сырая сосиска.

***

Валентинки, или, если угодно, псевдо, превратились в бесполых существ. Ни рыба ни мясо. Одно отчекрыжили, другое не припаяли. Во избежание насмешек и недоразумений, вялый клитор-переросток убрали, отчего кожа между ног у валентинок гладка и пустая. Как дедов задок при рождении.

После операции псевдо откармливают мужскими гормонами. Параллельно они ежедневно потеют в тренажерном зале, накачивая рельефную мускулатуру.

Но мы-то знаем, туши, что даже если вставить курице в зад перышко – павлином она не станет.

***

Кстати, старшая сестра Иены занималась тем, что наращивала псевдо волосы на лице. Волосок за волоском создавала структуру роста бороды, усов и бровей. Операция могла занимать до пяти часов.

Но это того стоило. Уходили от нее валентинки брутальные – с эспаньолками, бальбо или бреттой.

***

Да, чуть не забыл.

По вполне понятным причинами всем псевдо давали мужские имена.

Впрочем, как и резиновым членам, в изготовлении которых принимала участие сестра мамы.

***

Валентинки могут использовать страпон в качестве настоящего биологического оружия. И я не шучу, туши. Дело в том, что тело искусственного члена имеет специальный кармашек, куда можно вставить маленькую капсулу. Капсулу, начиненную четырьмя опасными, юркими клетками.

Эти пульки изготавливались лишь на одном оружейном заводике, расположенном у отца между ног.

Без малого год поработав, у отцовского оружейного заводика появился филиал. Правда, как оказалось, совсем никудышный. Сейчас он в припадке независимости заморозил все свои активы.

И скармливает их ракам в аквариуме.

***

Что касается охранниц, то тут, мне кажется, туши, все предельно ясно. Надрессированное, не шустро соображающее бабье, вооруженное резиновыми фаллосами.

С одной из охранниц я был дружен. А все из-за того, что она видела, как я мастурбирую. Кроме нее, это видел лишь Чак. Ну и вы, мои друзяки.

Однажды я так сильно переволновался, что вбежал в свою комнату, забыв запереть дверь. За мной помчалась охранница. Думала, что я в опасности. Что я от кого-то убегаю, пытаюсь скрыться. А я всего лишь торопился сбросить пар.

Спешно, без прелюдий я заполнил пробирку. Я пребывал в страшно возбужденном состоянии, не обращая внимания на беспокойное чириканье Чака. А он давал сигнал, что в комнате мы не одни.

Лишь когда пробирка наполнилась, и я удовлетворенно перевел дыхание, повернул голову и заметил, что у дверей стояла охранница.

Мы долго и пристально смотрели друг на друга. Она молчала, вглядываясь в меня своими загадочными, нечеловеческими глазами с расширенными, отрешенными зрачками. Физиономия ее была каменной и пресной. Ни один мускул не дернулся. Стояла и апатично убеждалась, что я в полной безопасности. Безопасней некуда.

– Интересно? – спросил сухо. Никакой реакции не последовало. Поморгав, она ушла.

Возникло ощущение, будто с зубной щеткой пообщался.

Но где-то в уголку, я чувствовал это, в самом затаенном уголку ее глаз блеснула искорка.

***

С тех пор, движимый странным чувством – то ли укора, то ли обладания общей тайной – я не упускал ее из виду. С замиранием сердца я ожидал, что она подыскивает удобный случай во всеуслышание опозорить меня. С хохотом карикатурно изобразить меня, убогого распаленного самца в момент кормежки попугая.

Но она этого не делала. Я все чаще выделял ее среди остальных охранниц, подходил, разговаривал. Она никак не подавала виду, что понимает меня. Но эту искорку я иногда все же наблюдал.

Если прочие охранницы интереса во мне вызывали не больше, чем громадные голуби с дубинами, то этой охраннице я даже дал имя. Люся.

Чего греха таить, это была моя первая попытка завести друга среди людей.

***

Скажу так. Если б не Люся, сидеть мне сейчас не в соседней комнате, а быть среди вас – подвешенным на крюк и выпотрошенным.

Люся – человек, спасший меня от неминуемой расправы на Троещине. Куда я, как последний склещенный дурачек, поперся искать Иену.

Люся – человек, разобравшийся с валентинкой Юриком, когда та грозилась оттяпать мой драгоценный мешочек с головастиками. Или, точнее, натянуть его мне на уши.

Люся – мой ангел-хранитель. С крохотными сменными тампончиками у края губ, чтоб стекающая слюна не пачкала одежду. И с тяжеловесным дилдо, чтоб оглушить непочтительно настроенную самку.

***

Да и вообще, меня до сих пор не покидает мысль, что охранницы не такие уж глупые существа, какими выдавали себя. Бывало, отвлекусь на минуту, гляну в их сторону, и меня встречал такой странный взгляд – смесь ухмылки, иронии, насмешки.

В подобные минуты мне казалось, будто я то самое претенциозное животное с зоопарка, что начинает кусать клетку, стоит на него взглянуть. То есть, совершающее абсолютно глупое и лишенное логики действие.

Потеха да и только.

Часть тринадцатая. Завиток

***

Имя моей матери Карина. Она коренная киевлянка. Медик Зина, заменившая мать деду и отцу, тоже была коренной киевлянкой. Так исторически вышло, что экспортированные яйцеклетки исполняли роль сугубо статистическую.

Все жители Киева состоят на учете в Доме Матери, с того момента, образно выражаясь, как их лодочка между ног дает ежемесячную течь. До того и после того они являются удобрением для городской почвы.

Все желающие попасть в осажденный город обязаны пройти контроль на границе. Дорожные пути открыты лишь для въезда к огромной пригородной агломерации, куда сплавляют дамочек, чья лодочка израсходовала ресурсы и навсегда потоплена. Образно выражаясь.

***

Так вот, моя мама. Она работала в аэропорту. В одном из отделов Бюро Регистрации. В ее обязанности входила тщательная проверка приезжающих барышень.

Бюро Регистраций решает, можно ли впустить самку в Киев, или оставить ее в диких условиях жалкого прозябания – где-нибудь на периферии, в Риме там или в Токио. Мама проводила детальный медицинский анализ, проверяла психику, наследственность, личностные характеристики. Насколько мне известно, там даже груди взвешивают, измеряют длину ресниц, а также определяют степень кривизны ног.

Мама была среди тех, кто вершил судьбы. Выбирая, какая девушка достойна быть оплодотворенной, а какая нет.

Хотя в жизни она была вполне скромной, маленькой, тихой женщиной. Без мании величия. Она смотрела на прилетающих отовсюду девиц и оценивала их красоту. Отыскивала изюминку, оригинальность контуров и необычность черт. Куклы ее мало интересовали. Она понимала, что вызывающе броская, набившая оскомину типичность и пропорциональность рано или поздно начнут вызывать лишь зевки.

Мама отдавала предпочтение тем неожиданным заскокам, которые чудит природа, наделяя ту или иную барышню чем-нибудь ярким и неординарным.

Таким образом, стоит полагать, и оказались в Киеве все эти страшные кикиморы.

***

Мама, вместе с сестрой, участвовала в той мелкой потасовке, что случилась после отстрела деда. Разбили пару стаканов, опрокинули стульчик, разлили алкоголь. Сущие пустяки.

Охранницы оперативно выловили хулиганок. Изначально было решено выгнать их за пределы города. Ссылка грозила как сестре мамы, так и самой маме. Но заступились сердобольные сослуживцы. Мама уже тогда работала в Бюро Регистраций, и была на хорошем счету. У нее был наметан глаз на оригинальных барышень.

Ну и сестра ее, конечно, умела лепить члены, как никто другой.

Вот их и оставили. Наказав лишь посильным оплодотворением.

Я даже не уверен, что поступок этот был гораздо гуманней.

***

После того, как мама неожиданно для мира родила меня, да еще и выжила после этого – общественность всколыхнула незначительная деталь. Мама была заядлой курильщицей, также могла иногда и приложиться к винцу.

И покуривала даже тогда, когда меня вынашивала.

Следовательно, подобные вредные привычки особого влияния на беременность не оказали.

Папа рассказывал, что в следующие несколько недель казалось, будто в Киеве горят торфяники.

– Но на самом деле, – говорил он, – огромное количество баб принялось отводить душу с сигаретами в зубах.

Это происходит и до сих пор. Одна Иена чего стоит. Пыхтит, как паровоз.

***

Как я уже заметил, творческая работа перепала и сестре мамы. Она работала в цеху по изготовлению фаллосов. Припоминаете, туши, что фаллосы – это такие самодельные пенисы, в которые, как патрон, вставляется капсула с четырьмя сперматозоидами. В процессе самоудовлетворения или с помощью валентинки нажимается кнопка – и с фаллоса выстреливает сперма.

Разве это не чудо?

***

Могу себе только представить. Сестра мамы, сосредоточенно сопя, насаживает на вертящийся круг еще горячий брусок пластика и лепит фигурку. С любовью нажимает пальцем, и в мелькающем образе прорисовывается вмятина. Затем нежно, но вместе с тем властно и крепко сдавливает кулаком основание. Водит верх-вниз, вниз-верх – придавая бруску продолговатую цилиндрическую форму. Останавливает круг. Берет скребок и выделяет из верхней части две спадающие выпуклости шляпки. Аккуратно проделывает прорезь в центре. Прихватив у корня теплый и податливый пластик двумя пальцами, будто ущипнув, хаотично ведет верх. Создавая набухшие бороздки вен. И, завершающий штрих, давит рукой чуть в сторону, образуя изгиб.

***

Сколько она их слепила – трудно вообразить. Среди ее изделий невозможно найти два одинаковых. У одного шляпка широкая, у другого приплюснутая. У одного вены вздуты, другой гладкий, как баклажан. Изгибы, искривления, родинки, прожилки – каждый пенис по-своему уникален. Как когда-то в природе.

И, разумеется, им всем дают имена. Каждый фаллос становится членом семьи и передается по наследству, как реликвия.

Сестра мамы забеременела от фаллоса по кличке Игнат.

А у самой мамы их целая коллекция, на все случаи жизни. Это роскошь, но положение позволяло. От какого именно она погибла, сказать трудно. Такая вот у меня непредсказуемая мамаша.

Иена баловалась дома маленьким, как тюбик помады, фаллоимитатором под названием Карл.

***

Первая встреча с Женским Советом состоялась тогда, когда более-менее уладились разборки с троещинками. Я тогда оплакивал свою сиротскую долю в разваленном особняке, как заявились неизвестные матроны.

Вид у них был строгий и официальный. Они заверили, что Женский Совет приложит максимум усилий для моего благополучного и гармоничного развития. Я ни в чем не буду нуждаться, никто меня не обидит, ничто не даст почувствовать себя одиноким и брошенным. При этом они улыбались, но так, как это делала бы стая собак динго.

Среди этих важных дам была и моя мама. Она не вымолвила ни слова.

Отец называл Женский Совет не иначе, как Клуб Климактеричных Клуш.

***

В мою бытность Женский Совет состоял из десяти отборных матрон. В репродуктивном плане давно отстрелявших свое. Пожалуй, они являлись чуть ли не единственными представителями клана менопаузных. Если не считать всех тех бабушек, подпольно спрятанных в подвалах и чуланах киевских домов.

В их руках сосредоточена власть. И контроль меня.

Сейчас в Женском Совете из десяти монструозных самок три являются лесбиянками. И это не предел. Скоро девушки, желающие секса с мужчиной, будут вымирающим видом. Их начнут сажать в клетки. Где они в свободное от самцовых грез время будут грызть решетку.

Чем не занятие.

***

Три года понадобилось для того, чтобы состоялась вторая встреча с Женским Советом.

Потому что все это время ждали моей первой поллюции. Каждое утро приходила специально обученая тетка и только тем и занималась, что заглядывала в мои трусы, нюхала подмышки, проверяла волосатость.

В первую очередь ради того, чтобы тут же громогласно объявить – никакого секса.

Меня избавили от мук выслушивать каждую. Говорила лишь одна – кабанячьего вида клуша с зобастой шеей. В общих тонах зобастая обрисовала ситуацию. Что в городе по-прежнему неспокойно, смутно, тревожно. Что мир и так в опасности, и вот я еще добавил масла в огонь – созрел давать приплод.

И что мне следует вести себя с долей ответственности. Большей долей, чем моим предшественникам.

Помню, говоря это, зобастая поднялась и прошлась по залу. Меня как магнитом тянуло наблюдать за ее отдельно двигающимся задом. Точнее, даже не задом, а огромным откормленным дуплом, в котором мог бы свободно перезимовать средних размеров медведь.

Эта жирная клуша с сожалением в голосе высказалась, что виноват не лично я. А мои гены. Мой отягощенный наследственный пакет. Далеко ходить не нужно. Что дед, что отец вели себя крайне дико. И ей, зобастой, стыдно, что от лучших мужских качеств мы переняли так мало.