Абортарий

Слонихи окружают свою соплеменницу, когда та рожает слоненка. Таким образом ее защищают от возможного нападения хищников, поскольку мало какая самка способна одновременно рожать и отбиваться от врагов. Отца тоже окружили слонихи, но с другой целью. Ему бы помолчать, пораскинуть мозгами, почуять опасность, а он до последнего дергался и выражал свой негативизм.

И вот я, зажатый, забитый в угол, смотрел на жуткую расправу. Когда там закончили, и, ошалелые, отошли в сторону – то, что лежало, было похоже, разумеется, не на отца, а на готовое удобрение для почвы.

***

– Знаешь, когда бывает обидно? – спросил меня как-то папа, во время памятного скамеечного вечера. – Когда сидишь себе с симпатичной бабой, смотришь телик, и ни о чем не думаешь. Ну, разве что – пивка бы, – папа засмеялся, показывая мне наполовину выкушанную бутылку. – А баба в это время шифрует, что это стратегия твоя такая. Обводной маневр. Напускным равнодушием, отвлеканием показывать, что секса вообще не хочешь. Вот тогда она начинает все делать для того, чтобы заставить тебя захотеть секса по-настоящему. Вроде как случайно уронит пульт тебе на ширинку и будет медленно, заграбасто его брать. Или кинет что-то на пол – и начнет наклоняться. А тебе наблюдать за натянувшимся задним видом… Уловок не перечесть, – папа приложился к пиву, – и, бесспорно, она добивается своего. Ты возбужден и хочешь ее. А после секса она торжественно заявляет, что мужики только этого и хотят. Только об этом и думают.

Папа повернулся ко мне и вопросительно поднял брови.

– Обидно, – быстро подтвердил я.

Мы сидели на большущем киевском бульваре. По обе стороны скверика пролегала широкая дорога. Маленькие, мелко гудящие электромобили сновали туда-сюда.

– Когда-то баб и близко не подпускали к рулю, – задумчиво проговорил папа. – Ведь долгое время считалось, что баба не в состоянии постичь то, что создавалось мужчиной для других мужчин. Их дело – убирать, стирать, готовить. А только глянь, что сейчас происходит.

– Обидно, – ответил с готовностью.

***

Кстати, у папы еще был брат. Его даже не успели никак назвать, потому что очень быстро умертвили.

С самого рождения в нем заподозрили неладное. Первым делом в глаза бросался его нос – с одной ноздрей. То есть, вовсе без перегородки. Малюсенькая такая дырочка, в которую, как в мундштук, Иена непременно бы вставила сигарету.

Кроме того, после генетического анализа определилось, что новорожденный имеет дефективные хромосомы, отвечающие за разум.

Другими словами, надежды на то, что когда он повзрослеет телом, то повзрослеет и умом, не было никакой. Иена тут, я уверен, сказала бы – это касается абсолютно всех мужчин.

В ходе дальнейшего детального анализа происшествия оказалось, что слабоумие папиного брата могло преспокойно передаться в наследство детям. И не могло – а практически достоверно точно наследуется. Это, конечно, при том условии, что тело человека-мундштука соизволит стать репродуктивным.

Собранный докторский консилиум, без учета мнения матери, которая тому времени уже была лакомством подземных жителей, принял решение, что особого толка от жизни родившегося нет. Будет лишь редкостные мужские штаны протирать.

Да и вообще – своим плачевным видом будет символизировать состояние теперешнего мужского сословия.

Укол какой-то гадости превратил моего дядю в настоящий человекоподобный мундштук.

Веселого мало.

Вскрытие внутренних органов показало множество недочетов – отсутствие одной почки, порочное сердце, недоразвитые легкие. Вряд ли с него вышел бы хороший спортсмен. Уже не говоря об ухажера нескольких сотен миллионов самок.

Зато папа заметил, что член у братца нешуточный. Уже у новорожденного он выглядел, как охотничья сосиска.

Меня этот факт генетической несправедливости выводит из душевного равновесия.

***

Для стимуляции вашей любознательности, туши, замечу, что самый длинный половой член у борова. Его длина достигает фантастических размеров – полтора метра плоти скрывается в кожных складках.

Хотя нет, аргентинские савки вообще вне конкуренции. У них пенис до полуметра вырастает, тогда как сами утки мелкие и незадачливые. Помимо размеров пенис имеет сложное строение – основание покрыто шипиками, а конец мягкий и напоминает кисточку. К тому закручен, как штопор.

Так вот, эти ребята собираются толпой на ток и привлекают самок совместными демонстрациями, в том числе хвастаясь своим пенисами-красавцами. И самки уже выбирают.

Есть мнение, что шипики пениса играют роль ершика – они прочищают перед эякуляцией покрываемых самок от чужой спермы.

***

Так вот, в тот памятный вечер по асфальтной дорожке к нам приближалась парочка девушек. Папа пребывал в меланхоличном настроении, смотрел себе под ноги. И заметил их только когда они подошли совсем близко.

Первая была одета в какое-то платье, сильно напоминавшее нательник. Она создавала впечатление красивой, но стервозной и распущенной барышни. На ее лице блуждала улыбка, но от нашего присутствия улыбка выглядела неестественной, натянутой.

Вторая, ее подружка, во всех отношениях была поскромнее. Джинсы и легкий топ. Миловидное, но не больше, лицо. Хорошенькая такая простушка.

Единственное, что портило общий фон, так это ее волосы. Или прическа, даже не знаю. Сразу же мне показалось, что с головы ее свисал растрепанный веник.

– Здравствуйте, девушки, – плотоядно ухмыльнулся папа.

– Здрасьте, мальчики, – весело защебетала в нательнике.

Я сразу заподозрил западню. А папа нет. У него включился палаточный режим штанов.

– Присаживайтесь к нам, побеседуем, – предложил папа и подмигнул мне.

Та, что в нательнике, без лишних уговоров уселась между мной и папой. Одежда ее, похожая на длинную узкую футболку, еще больше оголила ноги. Мне стало не по себе, а папе, похоже, наоборот. От его меланхолии и следа не осталось.

– И о чем же мы побеседуем? – кукольным голоском поинтересовалась в нательнике. Я решил, что у нее послеоперационный спазм, отчего она просто не в силах не улыбаться. А операций на ней явно было предостаточно.

– Ну, – папа запнулся, почесал щетину. – Надо придумать.

– Да тут и думать нечего, – хохотнула в нательнике. – Мы вот, например, шли с подружкой и говорили о том, что лучшая пища в мире – это арбуз. – Тут она начала перечислять превосходства арбуза, загибая длинные пальцы. – Главное, что арбузом можно наесться до отвала, но все равно не потолстеешь. Но насытишься. И к тому же арбуз отлично выводит шлаки.

Я заметил, что прическа-веник продолжала стоять, отрешенно смотрела по сторонам, будто выведение шлаков ее совершенно не затрагивало. К тому же она достала из кармана сигареты и с самым невинным видом закурила. Чуть ли не дымя мне в лицо.

Это было возмутительно.

– Да, шлаки – это зло, – подхватил папа, особо, впрочем, не отвлекаясь от просмотра голых ног и последствий множества операций собеседницы.

Курящая поглядывала на папу мутными глазами. Мне показалось, что ее расслабленность была обманчивой. И дрогнувшие вдруг губы, сомкнутые в тонкую нить, выдавали ее скрытую нервозность. В ее стойке чувствовалась настороженность.

– Но, к сожалению, арбуз не все шлаки выводит, – уверенно произнесла в нательнике.

– Это точно, – игриво сказал папа. И, не удержавшись, потянул нательник за воротничок. – А тут случайно не два арбузика припрятано?

Произошло все молниеносно быстро. Первым делом в папу полетела сигарета. Пока он отпрянул, его тут же настиг звонкий шлепок по щеке. Подбежали охранницы и оттащили курящую подружку.

– Руки не распускай, чмо ушастое! – грозно зарычала подружка.

Чмо ушастое, то есть, папа сидел с открытым ртом и алой щекой. Руки распускать ему совсем перехотелось.

На время, правда.

– Арбуз не выводит такой шлак, как мужчину, – между тем с задумчивым видом подытожила в нательнике.

***

Никогда не забуду первый папин рабочий день. Наверно, и в прежние времена мужчина до конца дней берег в памяти этот момент, когда впервые присунул. Да и вы, ребята, тоже должны помнить своих первых телочек. Не стесняйтесь, не молчите – они-то все равно не увидят, во что вы превратились.

Ладно. Я ведь единственный говорящий здесь самец.

Андрей IV Невыпотрошенный.

Когда папа сказал, что на следующий день запланировал первый выброс драгоценной семейной реликвии, я не на шутку разволновался. Будто это мне предстояло совершить. До этого я имел некоторое представление об интиме, но оно ограничивалось просмотром картинок сомнительного содержания и коротеньким и неудачным кулачным боем над умывальником в ванной.

Кто бы мог подумать, что это окажется репетицией моей сексуальной жизни.

С опаской я ожидал, что папе подложат свинью. Самую настоящую. Или какого-нибудь, как он в шутку говорил, «милого крокодильчика».

Деликатную тему с дедом, принудившим надругаться, совершенно замяли.

Перед открытием двери я подбодрил папу:

– Ты не ударишь лицом в грязь!

Он засмеялся, но я почувствовал, что смех был фальшивым. И тут ему пришла в голову сумбурная идея, что я тоже имею право присутствовать. Наследник, как-никак.

Только лишь успев замахать головой, он втолкнул меня внутрь. Быстро зашел сам и захлопнул за собой дверь.

***

Нас уже поджидала, развалившись, молоденькая самочка. Прелестнейшая, замечу, фигуристая и спокойная. Держала на лице лукавую ухмылку.

Приятно, что голяком не встретила. Бывали еще женщины, которые что-то смыслили в соблазнении.

– Привет, мальчики, – сказала, приглушая звук порнухи.

Папа что-то смущенно буркнул в ответ. Брюхатить с наскока, не используя слов, он станет гораздо позже.

В каждом номере находился мини-бар. Самки, готовясь ко встрече с семяносцем, не брезговали снять напряжение, закинув за ворот. Нет, до поросячьего визга доходило крайне редко. Лишь один раз, помню, заходим – а там убитая в хлам барышня сопит в болоте своего же обеда. Но сейчас не об этом.

Еще в номере, кроме плазмы с заботливо включенной порнухой и мини-баром, стоял шкаф. Там висело эротическое белье, предназначенное для ролевых игр.

Она подошла к папе и принялась мять штаны в том месте, где предполагала у него член.

– Я вижу, ты рад меня видеть, – с нарочитой лукавинкой заявила.

– От тебя ничего невозможно скрыть, – набравшись смелости, хмыкнул он в ответ.

Повели друг друга к кровати. На ней был серый корсет и высокие, похожие на рыбацкие, сапоги. Трусики-танго тоже серые, но чтобы разглядеть их, надо было раздвинуть ягодицы.

Папа, отупело ухмыляясь, открыл тревожный чемоданчик. Но она предпочла классику.

***

Первые тысячу раз меня смущала та минута, когда папе нужно было раздеться, показать свой причиндал, и деловито пристроиться. Пустая и жидкая прелюдия. Как правило, это происходило в молчании, сопении – под тихий фон зарабатывающих на жизнь порно-актеров.

Двое незнакомцев сошлись в укромном уголке для спаривания – и ничего личного. И ничего зазорного.

На первую свою женщину он лег сверху, как подстреленный конь. Она чуть приподнялась и раздвинула ноги. К счастью, некоторым вещам самки все же научились по видео-учебникам. Ведь раньше, когда активничал Андрей II Валух, девицы валялись подобно бревнам, и подобраться к ним было весьма затруднительно.

Она закрыла глаза и отвернула голову. На ее лице было стандартное выражение болезненного терпения, жертвенности. Простонав, папа впустил в нее коктейль головастиков. Тело обмякло, мышцы расслабилось, легкая испарина покрыла лоб и спину. Он свалился на постель, тяжело вздыхая, как раненый буйвол.

Пыхтел он на ней, понятное дело, сущие пустяки. Что называется – для галочки. Позы потом он всегда старался выбирать сам, потому что, во-первых, тут существовали свои нюансы с эрекцией, а во-вторых – у каждой самки свой лучший ракурс.

Несколько минут после оргазма папа опустошен и выпотрошен. Почти как вы, тушки. С него вышло около четырех с половиной миллилитров спермы, но это приводит к такой расслабленности, будто выкачали литр крови. После секса ему всегда хотелось скрыться, побыть наедине. Самки его раздражали и выводили из мягкого состояния посторгазмовой потерянности. Не хотелось ни обниматься, ни целоваться, ни шептать ласковые слова.

Но с той женщиной он дал маху. Ее внимание, обходительность, показная заинтересованность, его желторотость, ее подкупающая улыбка и красота – вот что сбило с толку. Он повернулся к ней, протянул руку, то ли чтобы погладить, то ли чтобы ухватить голову для поцелуя. Но увидел ее лицо.

Это лицо вдруг превратилось в отвратительную маску. Маску, на которой читалось отвращение. От нее веяло морозным холодом, будто от громадной рыбины.

***

И до меня тогда стало потихоньку доходить. Он был противен. Он возомнил себя властелином, а на самом деле находился на птичьих правах взнузданного жеребца.

По сути – он был насильником. Маньяком. Одобренным и терпимым из-за суровых внешних обстоятельств. Но женщин удручало, что он один, а потому и ничей. Общественный, бахвальный осеменитель.

Он вскочил с кровати и побежал в ванную. Я видел, как его щеки горели от стыда.

Маленький мнительный мальчик, вот кем был мой папа. И мне стало невероятно обидно. Аж слезы наворачивались.

Отвергли. Нагло использовали и бросили.

Когда папа показался – та барышня уже оделась. С безучастным равнодушием листала журнал. Искоса глянула на нас, как на грязных и вонючих кабанов.

Мрачно сказала:

– Было классно. Я даже зевнуть не успела. Дверь вон там.

***

И это далеко не единичный случай.

Теперь вы понимаете, почему я не виню папу. Он пребывал в раздрае с самим собой. Да, он кушал самую вкусную и полезную еду. Ездил на самых крутых машинах. Жил на собственном острове, в просторном и комфортном особняке. Ни в чем и нигде ему не было отказа. Благодаря стараниям женщин его жизнь превратилась а беззаботное бытие откормленного кошака.

Но именно это его и не устраивало. По негласному уговору он враждовал с женщинами, с теми, кто превратил его жизнь в выхолощенный рай. Кто лишил его всех проблем и забот, даже мелких бытовых, учитывая, что за ним чуть ли не бегали с подтирочной бумагой.

И тем самым, пожалуй, лишив возможности быть мужчиной – возможности проявить себя, как мужчина.

Он грызся с женщинами, как тасманский дьявол. То ли побочное влияние кометы, то ли поведение предыдущего самца, деда, ставшее поперек горла, – но женщины в свою очередь не особо стремились к компромиссам. Не сглаживали углы, не замалчивали, а предпочитали отвечать на конфликт. Движение лесбиянок, которое, к слову, было все же ожидаемым и неизбежным процессом, не набрало бы обороты в столь короткое время – если б отец не приложил к этому руку.

По словам Иены, мужчине плохо, когда все хорошо. Он расслабляет булки, вылезает на голову, когда его лелеешь и потакаешь всем его прихотям. Иногда мужчине жизненно необходима взбучка, иначе он сам придумает проблему и будет ее развивать до вселенских масштабов.

***

И теперь, надеюсь, вы понимаете, что я имел в виду, когда писал в самом начале – достойного мужчину найти сегодня невозможно.

Без ложной скромности и не для того, чтобы поныть и пожаловаться, я и вправду так считаю. Все, что от меня требовалось – быть мужчиной. Вести себя, как полагается мужчине. И это означало, что не только не вести себя, как отец. А гораздо большее.

Я не справился. Не осилил груз. Этой навалившей ответственности оказалось достаточно, чтобы я облажался. Непосильная соломинка, которая переломала верблюду хребет.

А затем в моей жизни появились две женщины. Мама и Иена. Тогда все и пошло окончательно наперекосяк.

Но об этом позже. Вот в чем, так в интригах я силен.

Розовая тетрадь

Часть одиннадцатая. Тонкий филей

***

Ни одно массовое мероприятие среди мужчин не было так горячо любимо, как война. Вот где просыпались поистине дремучие инстинкты. На войне, вследствие искусственного отбора, своего рода кровавого турнира, определялось, кто из самцов сильнее, умнее, ловчее и храбрее. А зачастую – просто везучей.

Победитель получал ресурсы проигравшего, а проигравший, как правило, превращался в удобрение для почвы.

Война – это обратная сторона мужской дружбы.

***

Главное правило войны – как можно скорее и эффективней начинить вражеского самца умертвляющими приспособлениями. Образно говоря – оплодотворить смертью. О взрыве хризантемы или прочих извращенных штучках и речи не шло.

На войне самцы называли себя солдатами. Каждый солдат – потенциально на сносях. Но семенем выступали не хвостатые клетки, а маленькие металлические шарики. Пули. Вонзаясь с огромной скоростью в тело, эта металлическая сперма превращала противника в роженицу мужским плодом. Со всеми кроваво вытекающими последствиями.

На заре человечества первым оружием самцов был кулак. Поскольку наследственность отягощала всех по-разному, то и кулаки вырастали разные. Обладателю мелких, немощных кулачков приходилось выдумывать что-нибудь посерьезней, как-то исхитряться, ибо стать удобрением ни у кого не было в почете. Кроме японцев-камикадзе, само собой.

Гонка вооружения могла тянуться бесконечно. Меряться, у кого длиннее или толще – так по-мужски. Но внезапно нагрянувшая Великая Бабуинизация внесла свои коррективы, уровняв всех подчистую.

Количество штуковин для войны было невероятно большим. Например, деда лишили головы с помощью охотничьего ружья. Это продолговатая трубка, с которой под действием удара газов, вылетает кучка маленького железного семени. И поражает она весьма болезненно.

В этом и суть войны, туши. Болезненно обрюхатить железом как можно большее количество мужиков. А потом завладеть их пожитками. Любую войны частенько подстегивала старая добрая жажда обладания.

Ох и забавы были раньше.

***

Кстати, Иена утверждает, что в основе любого оружия заключен фаллический символ. У нас на роду написана потребность что-то в кого-то вонзать. А вот что – зависело от испытываемых чувств. Это еще раз подтверждает, как мы зациклены на своем мутаторе. Считаем его венцом творения.

И если могли бы, то с нежностью целовали себя в пах каждое утро, желая превосходно провести день.

***

Продолжим ваше просвещение, туши.

Я ведь уже упоминал, что Киев разукрашен, будто подвергся акварельной бомбардировке.

Бомбардировка, туши, – это сбрасывание с самолета или другого летательного аппарата штуковин, взрывающихся при прикосновении с землей. Штуковины называются бомбами.

В то время, как мужской плод в организме женщины – бомба замедленного действия. Высовываясь наружу, она причиняет непоправимый вред носителю.

***

А троянским конем называли на самом деле огромную деревянную кобылу, жеребую кучкой воинов. В древности случилась такая история. Одна кучка несмышленых мужланов затащила в свой город эту кобылу, не подозревая, что вторая кучка враждебно настроенных мужланов сидела внутри. В результате те, что сидели внутри, незаметно выползли и порубили несмышленых в щепки.

Город, в который они контрабандно заехали, назывался Троя. Те, кто там жил, были с явными суицидальными задатками.

Но до японцев-камикадзе им все равно далеко.

***

В Киеве проживает около пяти миллионов женщин. Это пять миллионов особей с ярко выраженными суицидальными задатками.

Треть населения – на сносях.

Треть населения – работает в Доме Матери.

Так же там обитает около тысячи валентинок и пара сотен охранниц. Этот контингент я не решусь называть женщинами.

И да, чуть не забыл – один стопроцентный мужчина.

Как видите, дотошность вошла в мой наследственный пакет.

Тем не менее, факт ежедневного истребления не мешает остальным женщинам стремиться попасть в город, как китам – выбрасываться на берег.

***

Когда первая, основная волна Великой Бабуинизации стихла, унеся миллиарды жизней, женщины впопыхах основали так называемые Лагеря Надежды. Огромные научно-исследовательские комплексы, а на деле инкубаторы для незрелых мужчин. Ведь помимо деда, унаследовавшего планету, в живых осталось несколько миллионов младенцев, мальчиков, отроков. Еще безусых, безобидных и дрожащих от страха.

Пронесло стороной также стариков, чья репродуктивная функция оставляла желать лучшего. Потому они и мало кого интересовали.

Для пенсионеров наступили тяжелые времена.

***

В Лагерях Надежды, разбросанных по всему миру, женщины отчаянно боролись за жизни маленьких безусых существ. Мальчиков каждый день подвергали исследованиям. Они пребывали в стерильных, лишенных и намека на микробы условиях. Им не разрешалось выходить на улицу без специальных защитных костюмов и кислородных масок. Вода, начиная, от мытья рук и заканчивая питьем, проходила не одну стадию обеззараживания и фильтрации.

Дети отсиживались в замкнутых, напрочь изолированных комнатушках. Лаборатории денно и нощно анализировали их кровь и мочу. Но все усилия оказались напрасны. Каким-то странным, невообразимым, мистическим образом они продолжали погибать. И объяснить, как и почему это происходит, ученые дамы не могли.

В ночь, когда безусый паренек видел сладострастный сон, происходила его первая поллюция – совершенно неосознанная, неконтролируемая и скромная. И на этом все заканчивалось. Мальчик, едва ставший мужчиной, отходил тихо и мирно. Так и не просыпаясь.

А трусы его можно было только выбросить. Первая сперма въедалась в ткань намертво.

***

Ни одной утешительной вести с Лагерей Надежды так и не пришло. Последняя тысяча безусых мальцов умирала, окутанная проводами и трубками, в криогенных капсулах. Но все равно умирала. Кто-то или что-то безотказно находило их в тот момент, когда заложенный в организме механизм запускал процесс превращения в мужчину.

Активно продвигалась идея отправить хотя бы одного паренька на орбитальную станцию. Тем самым лишив его вероятного пагубного воздействия планеты.

Но этому не суждено было случиться. Женщины в очередной раз убедились в том, как много действительно важной информации и нужных умений лишали их мужчины.

***

Туши, без обид, но я совершенно не в восторге от нашего обиталища. Понимаю, что я незваный гость, меня никто сюда не приглашал, но все же.

Вот если б я жил в морозильной камере роскошного особняка, того, что построил дед – другое дело. Мне довелось там побывать, всего несколько часов, но впечатления незабываемые.

Дед с унаследованной дотошностью контролировал строительство особняка. По его разумению, жилище единственного мужчины должно служить чем-то наподобие перевалочного пункта для любой страждущей дамы. Ему хотелось не уютного тихого гнездышка, а шумного и развеселого притона. Множество комнат были обустроены с минимальными запросами – кровать по центру, стул, вешалка, уголок санузла. И теперь попробуйте, туши, догадаться, какое предназначение данных комнат.

Отец называл их каморками для обрюхачивания.

В радужном будущем Андрей II Каплун видел себя истинным царьком, со своим переменчивым гаремом. Сотни женщин чинно и величаво расхаживают по дому, а дед решительно шелестит просторы, хватает избранную – и тащит в ближайшую каморку, чтобы перфорировать. И так нескончаемым хороводом.

Властный был старик, ничего не скажешь.

Кстати, гарем, туши, – это коллектив разношерстых баб, собранных вместе с одной единственной целью. Ублажать самца.

***

Когда с дедом перестали хороводиться, назрел бунт. До размеров войны тогда, правда, не дошло. Деду просто отстрелили голову.

Тем самым была проторена дорожка лесбийскому движению. Все, кто участвовал в погроме особняка, были с киевского района под названием Троещина. Оттуда и зародилась публичная гомосексуальность среди женщин. Их теперь так и называют – «троещинки».

Тут прослеживается некоторая аналогия с амазонками. Девицы до сих пор базируются на массиве Троещина.

Ядром лесбийства по праву считается организация, нынче известная миру, как Джинсовый Союз.

***

Кстати, туши, Амазонка – большущая речка далеко за пределами Киева. Она знаменита неприветливой живностью, населяющей ее мутные воды. Огромными змеями-анакондами, рыбами-людоедами пираньями и женщинами-амазонками. Это древнее племя не признавало никаких авторитетов, и было весьма воинственно настроено, особенно им чем-то не угодили мужчины.

Размножались амазонки каким-то фантастическим способом.

Подозреваю, что просто воровали маленьких девочек с соседних, более безобидных поселений. Или брали в плен зазевавшегося мужчинку – и злобно надругивались над ним.