Абортарий

Подвальные помещения с наваленным там добром рьяно выступали за Бабуинизацию. Там находилось все то, чем раньше мужчины уродовали и портили мир. Притом с большим энтузиазмом и находчивостью.

– Вот этим вы дырявили друг друга? – показала на стенд с автоматами, пистолетами, пулеметами.

– Выходит, что так.

– И зачем, спрашивается?

– Откуда я знаю, – проворчал я. – Мне столько же известно о тех временах, что и тебе.

– Но ты же, так сказать, представитель.

– Все равно не могу сказать, что у них тогда в головах было.

– Да у вас же всегда одно и то же в головах! – засмеялась Рупия.

В следующем зале были мины.

– Вот этим вы отрывали ноги? – заметила Рупия.

– Это в лучшем случае.

В парке у музея стоял танк. Мы подошли, потрогали – холодный, грозный металл.

– А этим вы просто крушили все подряд, – догадалась Рупия.

Я развел руками.

– Что с нас взять.

– Действительно, – согласилась Рупия. – Есть мысли? Причины создавать этот хлам.

– Может, от недостатка секса, – предположил я.

– И что? У тебя вот его вообще нет – и тебе хочется разрушить весь мир?

– Нет. Мне просто хочется секса.

– Бедняжка, – с деланым огорчением вздохнула Рупия.

Мы поднялись на первый этаж.

***

Главное, что бросалось в глаза на первом этаже – громадный затененный зал с проектором. На нем крутили слайды с изображением мужчин. Всего того огромного скопища самцов, что перед исчезновением набросали токсичных головастиков в трусы.

Количество слайдов было невероятным. Несколько десятков миллионов, если не больше. Самые яркие и оригинальные. Собранные из интернета, слайды крутили один за другим, с интервалом в десять секунд. В зале всегда сидело много праздных девиц, желающих поглазеть на диковинных самцов прошлого.

Мы просидели около часа, у меня уже задница онемела, а Рупии и остальным было интересно. Как я убедился, слайды имели не столько исторический и познавательный характер, сколько преследовали цель рассмешить и показать, что мужчины прошлого – существа недалекие и неотесанные. Само собой, попадались и бородатые красавцы, и смазливые юноши, и респектабельные мужи – но они вызывали скудные эмоции. Ибо были типичны и обычны.

Оваций заслуживали плюгавые мужички в широких шортах до колен и в носках, обутых в сандалии или шлепанцы. Радовали пареньки с невообразимыми прическами – прямые челки, сально спадающие на лоб, рвотные хвостики на затылке, лысеющие на макушке и пышно взбитые каймой вокруг ушей. Истинное удовольствие доставляли какие-то пришибленные работяги с рюкзаками и в мешковатом, угарном одеянии.

Все же я упросил Рупию пройтись по этажу. В отделе, связанном с войнушкой и различными способами убивать себе подобных, ей было более-менее все понятно. А так называемый бытовой отдел оставил кучу вопросов.

Она пыталась выяснить у меня, действительно ли так необходим мужчинам триммер для носа и ушей?

Или, к примеру, зачем вакуумными помпами надувать член? Или привязывать к нему гирьки, чтобы удлинить? Насколько это больно? И сколько вообще надо мозгов, чтобы додуматься до такого?

Кто знает, кто знает.

***

Рупия долго рассматривала инсталляцию с писсуарами. Белым кафелем обложенная комната, а в ней по периметру эмалированные емкости для мочеиспускания, похожие на подвешенные ванночки.

– Это сюда ходили по маленькому? – в ее голосе звучало недоумение.

– Ну да. Физиология позволяет мужчинами это делать стоя.

– Никаких перегородок. Все открыто. То есть, выходит, можно было подглядывать за соседями?

Я задумался.

– Технически, да. Но сомневаюсь, чтобы кто-то этим занимался.

– А я ни капельки не сомневаюсь, – заметила Рупия. – Только вот зачем, непонятно. Что, своего мало? Обязательно нужно сравнивать? Это у вас в крови заложено – соперничать?

– Если б мне выпала возможность посоперничать, я бы попробовал ответить.

– Хочешь сказать, что когда один увидит, что у соседа маленький член, он пойдет к подружке соседа и скажет – он плохой самец, у него маленький член, уходи от него ко мне, у меня больше.

– А что, вас только размер члена интересует?

– Скажу так. Я бы поостереглась иметь дело с мужчиной, который ходит мочиться в писсуар.

***

На втором этаже была представлена история моего рода.

Андрей I Овощ, еще когда он был активным и передвигающимся, симпатично ухмылялся в синем приталенном костюме. Андрей II Каплун, еще когда он был целеньким и здравомыслящим, в окружении миниатюрных самочек в купальниках, уводящих внимание от его коротких ног и пакетика. Андрей III Отельный, еще когда он радовался жизни и не был дни напролет под мухой, сидел на скамейке в тени деревьев.

Ну и Андрей IV Пробирочный, ваш покорный слуга, еще малолетний, не осиротевший и не затурканный – улыбался на фоне особняка.

***

Отдельный сектор имел название «Время не первых».

Там были представлены фотографии всех братьев дедушки. Их было девятнадцать штук. У того ручонки, как у тираннозавра, у того вмятина на полголовы, у того крендель вместо живота, у того вообще тело, словно взорванная колбаса.

Мягко говоря, конкурсом красоты и не пахло.

Дед шел под номером восьмым. По сравнению с родственничками – хоть с лица воду пей. Сразу чувствовалось, что он родился самым живучим и стойким. Несмотря на закрытый задний шлюз и укороченные конечности. И рахитичную грудную клетку. И кривые и мелкие, как семечки, зубы. И полнейшую сексуальную невменяемость.

Вроде ничего не упустил.

Часть девятнадцатая. Кострец

***

Что ж, вот я и подошел к описанию дня, нынче известного миру, как Минетный Банзай.

Тот день начался довольно эксцентрично. Хотя беды ничего не предвещало.

Эта беременная возникла из ниоткуда. Но сказать, что, мысленно содрогаясь, я не готовился к подобной встрече – значит соврать вам, туши. А так делать нельзя.

Она была не одна. В качестве боковых заводил за ней подвязались еще две самки – худощавые, томные, будто оглушенные рыбы. Сестры, мамы, невесты – неясно. Со мной никаких контактов налаживать не собирались, сторонились, равнодушно посматривая на прохожих. А прохожих было не так уж много. А спасти меня – и того меньше.

Не было таких вообще, откровенно говоря.

Идея подойти явно принадлежала беременной, а перечить ей ни у кого духу не хватило.

А сама беременная оказалась существом вредным и коварным.

– Привет, – хохотнула и села рядом. Я тут же отодвинулся, хотя места и так хватало с головой. Был бы темный угол, я бы забился туда.

Рупии еще не было, и я с нескрываемой надеждой поглядывал за поворот, откуда она обычно появлялась.

– Здравствуй.

Она весело назвала свое имя, но я даже не пробовал запоминать. Согласно кивнул головой. Принял тактику пассивного сопротивления.

– Я скоро рожать буду, – отрапортовала со смешком. Я снова согласно кивнул. Отрицать было невозможно и опасно.

– Девочка, – призналась. – Маленькая милая девочка. И здоровая, главное. Ты рад за меня?

– Места себе не нахожу.

Тут же она, задорно хихикая, подскочила, схватила мою руку – и заставила погладить свое оголенное, надутое, как барабан, пузо.

– Вот там дочь, – самодовольно заявила. – И она, кстати, твоя.

– Всегда держу это в голове.

– Уже совсем скоро родится.

– Скорее бы, – заверил. Не скажу, что чувствовал отвращение, но и блаженного наслаждения не испытывал уж точно. Под натянутой кожей, белесовато выпирающей прямо мне в нос, бесшумно зрела очередная самка. По срединной линии пуза вилась темная полоса, словно барышня неудачно загорала на балконе. Пупок напоминал средних размеров торчащий пельмень.

– Чувствуешь? – спросила, благоговейно замерев. Я ощущал холодное гладкое пузо, и как мои горячие ладони начинали потеть.

Беременная склонилась ближе и горячо зашептала:

– Что ты чувствуешь?

А что я мог чувствовать? Настороженность, волнение, страх.

Когда то, что внутри, появится на свет – где буду я? И когда оно вырастет – каким будет мир? Что, если троещинки укрепят свои позиции, а лесбийство обретет повсеместное распространение? Что, если оно вырастет и станет убийцей последнего в мире мужчины?

Вот что я чувствовал.

***

Испугавшись своих мыслей, я отдернул руку. Но беременная держала меня крепко. Тиски ее пальчиков-колбасок сжались еще крепче.

– Сейчас-сейчас! – воскликнула. – Почувствуй же!

Да, в следующее мгновение из раздутой утробы закопошилось. Некая конечность уперлась в живот, угловато растянув. Меня это изрядно напрягло.

– Ножкой стучит! – экзальтированная брюхастая расплылась в улыбке. Я с мольбой поглядывал на охранниц. Но те безмятежно терлись о кору деревьев.

В их понимании, насильственное ощупывание чужого пуза, в котором брыкается живность, не несло для меня опасности.

Тупое бабье.

– Чувствуешь? – не унималась беременная.

Тут одна из девушек, которым надоело ждать и хотелось поскорее уйти, не выдержала и раздраженно сказала:

– Да ему противно, не видишь, что ли?

И, словно по волшебству, беременная очнулась. Внимательно посмотрела на меня, сфокусировалась – и, пораженная, медленно разжала руки. Быстро переменилась лицом, улыбка сползла, будто вязкое варенье прошлось по складкам.

Я что-то замямлил, невнятно оправдываясь, но это выглядело так нелепо, что вскоре затих. Она стояла надо мной, возвышаясь, как древний жестокий божок. Пузо нависало угрожающе и лихо, этакой тяжеленой глыбой, что вот-вот рухнет и задавит. И, как на зло, там активно ворочался плод. Округлые возвышенности появлялись то тут, то там, будто у беременной катастрофический метеоризм.

Невидимый отросток вытянулся вперед, изрядно деформировав кожу. Я неосознанно отпрянул.

Представляю, какое у меня было выражение.

– Сволочь, – выговорила сверху беременная. – Сволочь ты, а не мужчина.

***

Рупия пришла, когда беременной и след простыл. Я рассказал о своем злосчастном приключении, видение шевелящегося пуза еще долго стояло перед глазами.

– Терпеть не могу беременных, – призналась Рупия. С Дома Матери как раз вышла очередная, и мы наблюдали, как она громоздилась в электрокар. Издали живот напоминал оттопыренный, лишенный ногтя палец. – Если кто-то скажет тебе, что женщине идет быть беременной – плюнь ей в лицо. За меня.

– Плюнуть? С меня шкуру сдерут за такое.

– Ну, покрути пальцем у виска.

– День мудрых советов.

– Хорошо. Не связывайся просто с беременными вообще.

– Для этого нужно всего лишь зарыться в глубокой норе.

– Правда, вот посмотри сам. Она мне похожа на безмозглую воришку. Будто запихнула под футболку дыню и тащит теперь домой. Еще и показывает всем, мол, полюбуйтесь, какая я классная и смелая воришка – и никто мне ничего не сделает. Наоборот, зауважают меня.

– Воришка дынь, – усмехнулся я. – Их очень обрадует сравнение.

– Так а что? – наивно возмутилась Рупия. – Неуклюжее такое, неповоротливое. Плетется, как объевшаяся корова. Еще и права качает.

– Слышала б тебя сестра, – укоризненно вставил я.

– Иена? – простодушно переспросила. – Та она сама их терпеть не может!

– Ладно тебе, – с недоверием глянул на малолетнюю трещотку.

– Еще бы, – со знанием дела кивнула Рупия. – Они ее ужасно бесят. Говорит, что беременные глупые и вонючие.

– Прям уж вонючие?

– Именно. Говорит, что от беременных очень неприятно пахнет. Не то чтобы они не моются, хотя может и это тоже, с таким пузылом попробуй помой себя нормально. От их тела исходит густой гормональный аромат.

– Не слышал.

– А ты принюхивайся.

– О, еще один советик подъехал. Уткнуться носом в пах.

– Ну, тут ты быстро сообразил…

– Слушай, мне кажется, что по поводу Иены и ее отношении к беременным ты немного преувеличиваешь.

– Сам спроси, – небрежным тоном бросила.

– Обязательно, – ответил с иронией. – Если учесть, что все ее ответы – или вздохи или сигаретный дым в глаза.

– А что ты хотел? Тут подход нужен.

– Сзади? – не выдержал я.

– Вот видишь. Это все, на что ты горазд. Сзади, спереди. Котелок варит строго в одном направлении.

– Тогда жду очередной мудрый совет.

– Торчать, как дуб, возле машины, и бэкать не понять о чем – не совсем подходящая тактика. Это, конечно, твой вариант, и ожидать чего-то большего смешно.

– Это уже совет? – с иронией хмыкнул. – Обнадеживает.

Рупия молчала. Долго молчала. Решалась.

– Эй! Ждешь, пока я помру?

– Ладно. Я тебе ничего не говорила, но попробуй пригласить ее на свидание, – выпалила скороговоркой.

– Свидание? – ошарашено прохрипел. – Серьезная заявка. Ты не забыла, что я один, а вас много? Если приглашать одну, то что подумают остальные?

– И что они подумают?

– Что так несправедливо.

– А вот по-другому никак. Нужно выделить ее среди остальных. Одной жопой на миллионе стульев не усидишь.

– О, за мою жопу беспокоишься.

– Просто ты тормоз, – ответила спокойным тоном. – А нужно не тормозить, а действовать.

– Я учту. Еще будут мощные советы?

Рупия молчала. Сосредоточенно вперилась в асфальт, болтала ногами. Думала.

Затем произнесла:

– И ближайшие дни – самые благоприятные.

– Почему это?

– Потому что к ней недавно приходил гномик с кусочком тортика.

***

Вечером Иена вышла из Дома Матери медленнее обычного, не наблюдалось этой ужаленной или, извините, спешно-диарейной ходьбы. Вскинула сигарету в зубы, подняла умиротворенное лицо навстречу заходящему солнцу.

Я стоял возле доджа. Увидела меня, даже не вздохнула с безнадежной интонацией. Остановилась рядом, подперев задницей борт авто. Дымила и наслаждалась теплым вечером. Привыкший к отторжению и молчаливому отпору, я от неожиданности сконфуженно мял фразы.

– Какой замечательный день, – рассеянно проговорила. – Солнышко, птички. Чудо же. Вечно бы так стояла и наслаждалась.

– А что мешает?

– Забота о спасении человечества, – вздохнула с легким огорчением.

– И она на твоих плечах?

– Можно и так сказать. Сегодня отловила шесть жизнеспособных спирохет. Я довольна. Это лучший результат за последние полгода.

Моя мошоночная кунст-камера. Не лучшая тема для разговора.

– Угу, круто.

– Слушай, тебе не надоело еще? – вдруг спросила. Спокойно так, миролюбиво.

– Что именно?

– Ну, вошкаться тут около меня каждый вечер. Я не в обиде, что так получилось. И чувство вины загладил, молодец. Просто шел бы домой, делом занялся.

– Какое ж у меня дело, интересно?

– Известно, какое – попугайчика кормить, – ответила равнодушно. – Ведь девочки не всегда такие добрые могут попадаться тебе. Однажды отпаяют яйца – и лишимся мы самца. Не подумай, что я переживаю за твою судьбу, как-то параллельно. Головастиков нам хватит еще на несколько лет оплодотворений. А вдруг этого мало? Вдруг с них не родится мальчик? Что тогда?

Я пожал плечами.

– Значит, так вам и надо. Не цените меня, вот и получайте.

– Еще как ценим. Ты просто не замечаешь.

– Намекаешь, что хватит доставать тебя?

– Нет, не намекаю. Я бы прямо так и сказала. Ты и не достаешь, просто твои увиливания возле меня совершенно бессмысленны и бесперспективны. Давай забудем нашу встречу и продолжим жить каждый своей жизнью. Поверь мне, это будет лучше для всех.

И почему, туши, я ее не послушался.

***

Что может сделать самец, когда он прижат к стенке? На что он способен, когда ситуация критичная и привычных выходов не осталось? Как далеко он готов зайти?

Да, он может выйти за рамки. Сделать то, что его учили никогда не делать.

Я взглянул на кафе, куда я наведывался освободить мочевой пузырь. Где, на летней террасе, мы вели беседы с Рупией. Где меня недавно подстерегла валентинка.

Нервно махнув головой в сторону кафе, будто спазмировало шею, я ответил Иене, что хочу пригласить ее на свидание.

Она глубоко и разочарованно вздохнула. Метко пульнула окурком в мусорник и уселась в спорткар. Окошко отъехало.

За секунду до того, как машина с ревом рванула, она сказала:

– Ты ведь пожалеешь.

Как оказалось, это означало, что Андрей IV Раритетный получил согласие.

Часть двадцатая. Ссек, подбедерок

***

Иена пришла на сорок минут позже. Зашла, как ни в чем не бывало, и уселась за столик. Не успел моргнуть, как уже щелкала у рта зажигалка.

– Ты опоздала? – тут же заметил ворчливо.

Задиристо вздохнула.

– Да, я знаю. Хочешь извинений?

– Боже упаси. Что я, совсем дуболом?

– Правильно. Потому что я нарочно. Чтоб ты понервничал и десять раз пожалел.

– Как любезно с твоей стороны.

Состроила гримасу улыбки. Огляделась.

– С подружками пришел, – кивнула на охранниц. – Что, поджимает самому?

– Я не вправе отказаться от них.

– В душ они тоже лезут с тобой?

– Разумеется. Спинку же мне кто-то должен намыливать.

Сделав глубокую затяжку, Иена иронично повела бровью. С мочек ее ушей свисали серьги в виде обезьянок – одна закрывала лапами глаза, другая закрывала лапами уши. Той, что должна закрывать рот, было не видать.

На ее губах отчетливо и сочно выделялась малиновая помада. Как налепок кровавой пиявки.

***

И вот сейчас, прохлаждаясь в морозильной камере, я могу позволить себе предположение. Если женское население все же ни малейшим образом не было затронуто в ходе Великой Бабуинизации – в виде краснеющих задов от отсутствия любовных утех, к примеру. То это с лихвой окупается наполненными губами с насыщенной помадой.

***

Ее помада была в тон маникюру. А дикобраз на голове был все в том же бордовом оттенке. Стрелки на веках крутыми запятыми стремились к вискам. Я невольно опустил взгляд с изящной шеи на выступы ключиц – а затем в разрез, где покоилась мягкая гроздь нежнейших желез.

Я быстро отвел взгляд. И заметил, что она внимательно смотрит, сощурив глаза.

Нужно было срочно исправляться, и я нечаянно выдал то, отчего папа бы содрогнулся.

– Классно выглядишь.

– Спасибо.

– Просто супер.

– Да поняла я. Это маленькое черное платье, в нем даже динозавру неплохо будет.

– Насчет динозавров не уверен, но тебе идет.

– Ускоренные курсы по соблазнению прошел? Давай ты меня впредь избавишь от подобной туфты.

– Может сегодня, чисто для разнообразия, пообщаемся без издевок?

– Условия выставляешь, – надменно заявила. – Тебя забыла спросить, как мне общаться.

Теперь пришел мой черед безнадежно вздыхать.

Подошла официантка. Обделенная миловидностью, но не орлиным клювом белобрысая кляча. Поинтересовалась, что мы будем заказывать. Иена взглянула на нее, сквозь свою дымовую завесу, и громко хмыкнула.

– Накатим чего-нибудь!

– Я же не пью, – замялся.

– Ну, сиропчика какого-нибудь витаминизированного наверни. А мне, пожалуйста, двойной ром со льдом.

Пока они с официанткой препирались в выборе рома, я заметил, что за соседним столиком мне строили глазки две оплывшие бегемотихи. Седалищные части свисали с-под стульев, будто желе. Большие округлые головы с крепкими жевательными отсеками, реденькие, будто для галочки, поросли волос.

Мамины протеже, однозначно. До тошноты специфичная красота.

– Что, высмотрел дам на вечер? – вставила с иронией Иена.

– Конечно. Вот только грузовой кран закажу.

Она устало закатила глаза. Принесли ром и апельсиновый сок.

– Кстати, ты чего так отреагировала на официантку?

– Смешная ситуация. Сегодня работают девушки, которых я ни разу еще здесь не видела. Хотя бываю тут стабильно раз в неделю. Бывала, по крайней мере, пока ты не взял в моду подкарауливать. Так вот, заметь, новенькие все до единой страшные, как утренние черти. И посетительницы туда же. Убедись сам.

И вправду, нас окружали какие-то сплошь тазобедренные существа, лишенные и проблесков женственности. С вывернутыми губами, холенные, самовлюбленные, гладкие, как тюленьи спинки. Затянутые, откормленные, по-царски расфуфыренные.

Зашли еще две, заметили меня, улыбнулись. Это было похоже на то, как мамонтихи показывают бивни.

Иена самодовольно затянулась.

– Вывод – ты под очень плотным колпаком, хоботок.

***

С началом поглощения рома Иена поубавила прыть в раздаче колкостей. Стала покладистей и милей.

Мы обсудили, как я приехал на Троещину. Иена рассказала о регистраторше. И о том, что она художница. Показала на телефоне ее картины.

Одна из картин – на лесной опушке, полной пеньков и сохлых сучьев, крольчиха подгоняет свой маленький лохматый выводок.

– Кстати, ее сестра, – Иена имела в виду сестру регистраторши, – занималась проектом, связанным с облегчением твоей участи. Она обучала всех желающих оральному сексу. В твои двадцать планировали сделать подарок – разрешить предоставлять свой член для оральных утех. А там, глядишь, мог бы и дослужиться до полноценного секса.

Я мучительно сглотнул. Огромный ком слюны едва не застрял в горле.

– А что сейчас с этим проектом? – как можно равнодушней спросил.

– Отложили, насколько мне известно, – заметила, – на неопределенный срок.

– Почему? – выдохнул Андрей IV Мозолистый.

– Рассудили, что рановато тебя ублажать. Нестабильное поведение. На Троещину с какого-то перепугу поехал, где тебя чуть не угрохали. Торчишь, как пень, у Дома Матери. А сейчас и вообще с дуба рухнул – лесбиянку на свидание пригласил.

***

Иена тоже побывала на обучении. Как она выразилась, для личностного роста.

Вот что она поведала. В просторном и прохладном помещении вокруг круглого стола рассаживаются девушки. В центре стола возвышается горка фаллосов. А прямо перед каждой ученицей небольшая платформа, с рельефами бедер и тугим рифленым мешочком. К мешочку крепится резиновый пенис. С огромного количества, сваленного в центре, каждая ученица может выбрать тот, к которому лежит сердце.

Так они и сидят перед торчащими, как маяки, пенисами. Меняя наклон платформы, они отрабатывают навыки со стоящим самцом, сидящим самцом, и даже с самцом лежащим.

За спинами учениц вальяжно расхаживает учительница. Четко поставленным голосом дает команды – как открывать рот, как держать, какие производить движения. Проходя мимо ученицы, корректирует ее огрехи, подсказывая, когда можно и нужно пощекотать яички, оттянуть сильнее плоть, легонько прикусить, мягко причмокнуть.

Помимо классического натягивания презерватива с помощью руки, преподаются более изысканные способы, как то ртом, или даже ногами.

Как надевание ногами презерватива на член влияет на развитие личности – для меня до сих пор загадка.

***

Урок длится два с половиной часа. По окончанию каждая ученица сдает экзамен. Показывает перед комиссией, что и как она научилась вытворять.

В билете значится стиль, или же метод, в котором требуется предоставить оральное удовольствие.

По словам Иены, сестре регистраторши, той, что потом сама стала учить, попалось задание – «сонное дождливое утро».

Еще несколько знакомых подружек, успешно окончивших мастер-класс, делились своими заданиями. У одной было – «после плотного ужина», а у второй – «когда не побрито и пахнет».

Вот чего я лишился, туши.

***

По большому секрету, только вам, выпотрошенные друзяки, поделюсь, какое задание выпало Иене. Она проболталась однажды, будучи совсем заплывшей от алкоголя.

Задание называлось – «когда провинился и нужно наказать».

Почему-то я не удивлен.

***

Кстати, если вы не в курсе, презервативы – это резиновые чехольчики для пениса, предназначенные для отлова сперматозоидов. Этакие маленькие геноцидные кулечки для головастиков.

***

Новость о Минетном Банзае вогнала меня в ступор. Свидание грозило превратиться в вечер рыданий.

Между тем Иена попросила повторить ром. Официантка взглянула на нее так, словно ром был слезами ее собственной матери.

Чтобы скрыть всю мощь отчаяния, я зацепился за первое попавшееся.

Спросил:

– Ты ведь лесбиянка?

– И как ты только догадался.

– Сознательно пришла к этому?

– А у меня был выбор? – едко отпарировала. – Лесбиянки – это будущее нашего мира. Неизбежное и единственно верное будущее. Так что я иду в ногу со временем. А ты что, плохо относишься к лесбиянкам? – иронично усмехнулась.

– А у меня был выбор? – воскликнул в свою очередь. – Ну, вообще-то я их обожаю. И ничего страшного, что они мои злейшие враги.

– Враги? Та брось. Твой главный враг – твои мужланские замашки. Которыми руководит отяжелелая мотня, – Иена отпила треть стакана.

– А что насчет валентинок?