скачать книгу бесплатно
– Хорошо-хорошо! Только ради тебя, девочка моя, – не устояла перед милыми упрашиваниями своей подруги Тори. Вредному коту принцесса показала язык. – Большего ты не заслужил, лентяюга! – сказала она ему.
Кот даже всполошился, поднял голову вверх, будто понимая, что фраза адресована ему.
– Через час начинаем чайную церемонию, чтоб к этому времени были дома! – возмутился Шин.
Тори, Чоу и Зоя захихикали и убежали выбирать вечернее платье для принцессы.
Магазин находился неподалеку. Пока они топали по оживленным улицам, Чоу повернулась к Зое и объяснила, что место, куда они направляются, это магазин-мастерская известнейшей швеи женских кимоно во всем Токио по имени Асэми Ода. На удивление полячки помещение располагалось даже не на центральной улице. В ответ на что Чоу процитировала восточную мудрость нового времени: «Совершенно не важно, где пишется легенда, если позже она оказывается в библиотеке императора».
В помещении приятно пахло отпаренным хлопком, льном, шелком и вишневыми кисловатыми благовониями, разбавляющими стойкий сухой запах чистоты. Зоя начинала влюбляться в Восток. Эта земля была настоящим убежищем от той гнетущей реальности, которая царила на просторах Венца Фрачека. Ее это радовало и угнетало одновременно, ведь она знала, что где-то далеко, в ее родной Западной Пальмире, да и не только там, еще остались хорошие люди, которым выживание дается великим трудом. И речь идет не то что о магазине модной традиционной одежды, а о том, что оным жителям даже чистой воды иной раз не всегда удается достать. Но здесь, в империи, словно находясь под действием мощных афродизиаков, Зоя все чаще начинала терять связь с реальностью. Красота мест завораживала, а чувство защищенности отвлекало от правды и нагло выталкивало здравый рассудок из переполненного гнезда ощущений. Но это была утопия, самая настоящая утопия! Яркое пятно мягкого мха средь болот, оазис в пустыне, остров изобилия посреди океана… все! Но только не убежище. И уж точно не последнее. «Никто не выживет по исходу следующей ночи, даже искусственно созданный жителями Объединенного Востока Рай. В конце следующей ночи срок годности прекрасной империи истечет», – понимала в глубине души полячка.
Наконец они добрались до магазина Асэми Ода. Разнообразие кимоно производства талантливой мастерицы завораживало. Например, летняя воздушная юката, такая популярная в длительный дневной сезон новой эпохи заставляла девушек порхать от одного лишь нежного прикосновения к коже мягкой ткани. Повседневный прогулочный комон радовал своей практичностью благодаря сдержанной цветовой гамме и скромности линий изгибов. Однотонное спокойное иромудзи, предназначенное также для чайных церемоний, умиротворяло и не отвлекало от красоты окружающего мира, искусства и гармонии природы. Яркие кимоно вида фурисодэ привлекали толпы незамужних молодых девушек, желающих выделиться из толпы. А куротомесодэ и иротомесодэ, наоборот, совершенно были лишены пестроты и вульгарности, и акцент в этой одежде делался на семейный ценности благодаря изображенному на одежде гербу, который здесь называли «Камон».
Тем не менее, все эти виды женских нарядов казались полячке вполне типичными. Они не тронули ее девичье сердце. Да и Чоу, описывающая тот или иной вид кимоно, делала это без особого энтузиазма. Точно как это сделал бы любой гид, изо дня в день проводящий экскурсии для иностранцев. Но, как оказалось, у Чоу была своя миссия. Японка копила эмоции для действительно потрясающего наряда.
– Все, что видела ты до этого, – начала Чоу, – не беря в расчет отменное качество пошива одежды, на самом деле можно купить на каждом шагу, в каждом бутике или подземном переходе. Забудь и выкинь из головы! Именно сюда, к Асэми Ода, мы пришли лишь за одним кимоно! – воодушевленно произнесла она последнюю фразу, взяла полячку за руку и потащила за собой.
Раздвигая вешалки с кимоно, «Бабочка», что на японском означало имя «Чоу», и как иногда ее шутливо называли друзья, вместе с Зоей настырно пробиралась вглубь магазинчика, где находился настоящий шедевр мастерицы.
– Знакомься, это Аметистовый Хёмонги! – широко раскрыв глаза, сказала Чоу.
На лоснящееся на свету ярко-розовое шелковое хёмонги, со свисающими ниже кистей широкими рукавами, накинутое посреди комнаты на манекен, с потолка было направлено несколько софитов. Большие белые и бледно-розовые изящные лепестки цветущей сакуры, растущие на тонких ветвях дерева, украшали своей пышностью и слегка оттеняли броский ослепительный фон всего наряда. Контуры искусно выведенной картинки плавно переливались на этом ласковом мелодичном фоне. Ветви, украшенные молодыми цветками, будто бы спадали с плеч хозяйки и рассыпались у самых пят. В области поясницы фон плавно переходил из ярко-розового в нежно-кремовый цвет, и это создавало впечатление, будто с небес сыплется дождь из лепестков сакуры. Левый рукав был полностью розовым. Он являлся частью картины с изображением ветвей. А правый указывал на плавно переходящий из одного оттенка в другой ненавязчивый фон. Для талии также был специально соткан широкий аккуратный парчовый белый пояс мару-оби[14 - Мару-оби – старинный жёсткий парчовый пояс. Носится с особенно торжественными кимоно.] с искусным узором из золотой нити.
Полячка, наконец, ощутила эстетический восторг. Это было настоящее произведение искусства. Даже воинственная Тори потеряла дар речи от этой игры изящества, традиций, оттенков и фантазии. Цена за комплект из хёмонги, мару-оби и еще нескольких аксессуаров превышала тридцать золотых лучей. Хороший автомобиль в Токио можно было купить дешевле, чем этот наряд. Но он того стоил, поскольку такой хёмонги был единственным в своем роде. Истинный ценитель кимоно отдал бы за него даже легендарный платиновый орион с вкраплениями самоцветов. Но ориона почти ни у кого не было, а у кого был, не стал бы тратить его на барахло. Просто не тот тип людей. Просто с другими ценностями, целями и предпочтениями.
Даже у дочери императора не было с собой тридцати лучей. Тори Бецу никогда не брала денег у своего отца. А во время службы на Козырьке она заработала столько, что ей едва бы хватило на пару типичных повседневных кимоно.
Жадно глотая слюну, принцесса поглядела на Аметистовый Хёмонги и, развернувшись, собиралась было уйти, чтобы подобрать что-то скромнее, как вдруг позади себя услышала знакомый хрипловатый женский голос:
– Этот наряд я шила специально для тебя, моя прекрасная принцесса, – сказала маленькая пожилая женщина, зажимая в поколотых швейными иглами пальцах дымящуюся сигарету, вставленную в мундштук из темного дерева. – Ты меня вдохновила на создание этого Аметистового великолепия.
– Асэми Ода… – улыбнулась Тори Бецу. Она подбежала к низенькой мастерице и, склонившись, крепко обняла женщину.
– Где же носила тебя судьба, Тори-тян[15 - – тян – примерный аналог уменьшительно-ласкательных суффиксов в русском языке. Указывает на близость и неофициальность отношений.]? – ласково приложив свою, пропахшую папиросой, ладошку к лицу принцессы, поинтересовалась знаменитая Ода.
Зое показалось, что женщина выглядит максимум лет на 65, но никак не на 83-и, сколько было той на самом деле.
– Судьба всегда была строга ко мне, Асэми-сэмпай[16 - – сэмпай – суффикс, используемый при обращении младшего к старшему.]. Но сейчас мне кажется, что я уже надоела ей со своим упрямством и она окончательно решила меня погубить.
– Что ты такое говоришь, моя принцесса! Судьба не наказывает за упрямство, она наказывает за глупость и гордыню. Ты запуталась, дитя мое. Чем я могу тебе помочь?
– Мы хотели бы купить вот эти три иромудзи. Шин пригласил нас на чайную церемонию, – скромно улыбнулась Тори и полезла в кошелек за монетами.
– А еще ей не в чем идти на ужин к отцу… – как бы случайно вставила фразу Чоу.
– Чоу! – возмутилась принцесса. Ей вовсе не хотелось давить на жалость Асэми Ода.
Пожилая женщина нахмурилась.
– Ах, вот в чем оно дело… – странно произнесла Ода, а затем добавила. – Судьба наказывает за глупость и гордыню, не забывай! – напомнила мастерица и принялась снимать Аметистовый Хёмонги с манекена.
– Не стоит, Асэми-сэмпай! Я все равно не смогу за него расплатиться, – еще сильнее смутилась Тори.
– А разве я прошу у тебя денег? Это мой тебе подарок, Тори-тян. Я ведь сказала, что сшила его для тебя. И если бы ты не исчезла в ту ночь, то уже давно бы примерила этот наряд на себя. Да и выставила на продажу его я только от того, что тебя не было рядом. И сейчас ты здесь. Судьба все-таки свела вас с Аметистовым Хёмонги.
Тори не смогла от стыда даже взглянуть мастерице в глаза.
– Все равно это слишком щедрый подарок! Ты можешь выручить за него целое состояние. Ты ведь так старалась! Нет, прости, Асэми-сэмпай, я не приму его! – сказала она.
– Поди сюда, дитя, мне нужно сделать замер.
– Иди уже, не вредничай! – подбадривала ее Бабочка.
Зоя старалась не влезать в их беседу.
Хоть Тори и упиралась, но, в конце концов, все же вошла в примерочную.
Спустя некоторое время Тори и Асэми вернулись в зал.
– Я же говорила, что этот хёмонги шился на тебя, Тори-тян. Ни одной лишней складки, никаких дополнительных швов, ничего! Ты настоящая принцесса, настоящий эталон красоты и изящества, не стоит об этом забывать, дитя! – мудро изрекла мастерица и, когда девушки вдоволь налюбовались великолепным нарядом, принялась упаковывать свое произведение искусства в бумажную коробочку, обтянутую белоснежным хлопком. – Держи, радость моя! – закончив, сказала она.
Тори с благодарностью приняла этот более чем щедрый подарок и вновь со всей нежностью обняла добродушную пожилую женщину. Также девушки взяли три иромудзи разных цветов для чайной церемонии, которую тем временем старательно подготавливал для них Шин в компании Ганса. И за все наряды девушки заплатили лишь символичных сто двадцать серебряных лун, большую часть из которых пришлось выложить Чоу.
Они распрощались с самой талантливой швеей всего Токио – Асэми Ода – и отправились домой. Впереди их ждала душевная японская чайная церемония.
4
Пока девушки примеряли на втором этаже приобретенные иромудзи, парни, облачившись в бирюзовые кимоно и такого же цвета хакама[17 - Хакама – традиционные японские длинные широкие штаны в складку, похожие на юбку или шаровары, первоначально носимые мужчинами.], подготавливали гостиную для знатного традиционного чаепития. Шин не смел тревожить своего гостя. Это было против правил. Нечестиво. Низко. Но Ганс сам настоял на том, что желает помочь хозяину дома. Они вынесли лишний столик на улицу, постелили на его месте плотный льняной желтый ковер в редкую зеленую полоску и расставили в определенной последовательности необходимую церемониальную утварь.
Обычно чайная церемония начиналась со входа во двор, где гостя встречает хозяин и, любуясь пейзажами его ландшафтного дизайна, максимально приближенного к дикой природе, провожает к колодцу, наполненному чистой водой, с бамбуковым ковшиком сверху, чтобы он смог вымыть там руки, лицо и прополоскать рот. Но поскольку в данном случае действо происходило непосредственно в доме, глиняную чашу вместо колодца с ковшиком и сливным тазиком парни установили у лестницы, куда должны будут спуститься девушки. Перила лестницы были густо обвиты искусственными плетущимися растениями. Домашние растения не выжили после столь резкой и кардинальной смены циклов дня и ночи. Но для Шина важнее всего было создать антураж, иллюзию дикого сада. Весь интерьер был исполнен таким образом, чтобы человек внутри дома чувствовал себя спокойным и умиротворенным, открылся окружающему миру, наслаждаясь компанией хозяина и остальных гостей.
В самом конце подготовки Шин вынул из деревянной коробочки некий свиток из рисовой бумаги с жуткой картиной и положил в специальную нишу в стене, также плотно заставленную цветами и курильницей. На картине была изображена площадь с людьми, вокруг которых снуют брюхастые страшные крупные человекоподобные создания. Отвратительные и гадкие. В некоторых местах валялись обглоданные человеческие скелеты. Знатное любопытство Ганса не выдержало. На его вопрос: «Что за чудики изображены на этой картине?» – хозяин ничего не ответил. Шин мог бы сказать правду, но промолчал лишь потому, что хотел немного подразнить парня, не устраивая из культурного мероприятия балаган.
Наконец-то девушки нарядились, сделали себе макияж и спустились вниз.
Сердце Ланге замерло, его бросило в жар, щеки воспылали от страсти и радости, когда он увидел медленно спускающуюся по ступенькам улыбающуюся довольную Зою, плотно окутанную небесно-голубым иромудзи. Формы ее сложно было скрыть, тем более под халатом, создатели которого, согласно истории, ценят в женщине ровность и плоскость. К слову, остальные девушки тоже были обладательницами весьма выдающихся первичных женских половых признаков, с виду привлекательны и экзотичны в изумрудном и синем кимоно, но душа парня тянулась именно к полячке.
После стандартной процедуры с омовением, символизирующей телесную и духовную чистоту, Шин раздал всем по маленькому вееру. Ганс тут же раскрыл веер и хотел было уже взмахнуть им, но хозяин схватил парня за руку и жестом показал, что этого делать не стоит. Девушки захихикали, глядя на недоумевающую физиономию Ганса, совершенно не разбирающегося в этикете Японии. Зоя была в свое время предупреждена и, увидев, что парень смущен, подмигнула ему и улыбнулась. Гансу стало немного легче. Успокоившись, они все дружно встали на колени и почтительно поклонились, затем вновь поднялись исключительно с правой ноги и расселись на коврик по кругу. Посреди коврика стояла большая металлическая чаша с углями, на которую был установлен чугунный котел с чистой водой.
Все проходило в тишине. Шин убрал свиток из ниши в стене и положил на его место тябана – в данном случае композицию из ветвей сосны и цветов камелия, после чего хозяин дома присел, взял в руки чистую белую хлопковую салфетку и тщательно протер ею посуду и приборы. Затем открыл шкатулку с зеленым душистым чаем, зачерпнул мелкозернистый измельченный порошок светлой бамбуковой ложкой и насыпал в глубокую керамическую чашу на невысокой ножке. Само растение, чайный куст, не пережило изменений климата и в империи, где сосредоточились одни из самых ярых поклонников чая, как напитка. Теперь он был на вес золота. Из-за хорошего чая, хранящегося только у истинных почитателей традиции, могли и убить, словно то был платиновый орион с самоцветами. Вся чайная утварь досталась Шину от отца по наследству. Он очень бережно и трепетно относился к церемониальным предметам. Для него это были не просто приборы и посуда, для него они были частью его японской души, наследием и памятью.
Хозяин взял в руки бамбуковый ковшик и аккуратно добавил в чашу с чайным порошком горячей воды. И лишь потом принялся тщательно размешивать напиток предметом, чем-то напоминающим мужской бритвенный помазок. «В Японии эту штуковину называют «Часен» – пояснил Шин. Взбивание продолжалось около пяти минут. В итоге вместо обычного мутного напитка, который знали Ганс и Зоя, в чаше показалась густая зеленая матовая пена.
Первым по традиции напиток пробовал самый почетный гость. Им была Тори Бецу. Шин поклонился девушке и передал ей чашу. Принцесса поклонилась хозяину в ответ, поставила чашу на левую ладонь, поднесла сосуд ближе к лицу и несколько раз плавно повернула ее правой рукой вокруг своей оси, осмотрев со всех сторон. Это был очередной ритуальный момент. Затем Тори сделала несколько неспешных маленьких глотков, протерла тряпочкой место, где касалась чашу губами и передала дальше, Чоу. Чаша должна была обойти кругом всех гостей. Данный процесс олицетворял единение собравшихся.
Следом за Чоу сидела Зоя. Пригубив зеленую пену истинного японского густого церемониального напитка, полячка закрыла глаза, чтобы лучше распробовать чай и насладиться им, ощутить тот же восторг и блаженство, которые пережили Тори и Чоу, теперь терпеливо ожидающие реакции девушки. Она и не подозревала, каким крепким и терпким может быть зеленый чай на самом деле. Девушка непроизвольно кашлянула. Шин оставался серьезным. А девушки засмеялись. Каждая из них прекрасно помнила тот момент, когда сама впервые посетила чайную церемонию, и каким на вкус тогда казался им чай.
– Ты в порядке? – распереживался Ганс.
Чай был настолько насыщенным и плотным как по консистенции, так и по вкусу, что у полячки даже слезы выступили на глазах.
– Тсс! – прямо намекнул Шин.
Зоя, улыбнувшись, кивнула Гансу и сделала еще один маленький глоток. Рецепторы на этот раз встретили напиток не так враждебно. Зоя, вновь закрыв глаза, выдохнула горячий пар, и неожиданно для самой себя ощутила неистовое блаженство. Ее мысли унеслись куда-то вдаль. Будто бы с легким ветерком, жадно уносящим за собой терпкий аромат напитка, она неслась над зелеными горными чайными плантациями. Девушка пролетала над древними буддистскими храмами, над розовыми садами цветущей сакуры и прудами, усеянными девственными цветками лотоса. Это был полет фантазии и той доли крохотных знаний о культуре Японии. Но, что самое важное, она ощутила этот дух, прониклась уважением к местным жителям и их давним традициям, так почтенно сочетающим в своих церемониях понимание красоты истинного мира, драгоценности дара природы и жизни в целом. Но в итоге полет ее мыслей остановился где-то в невесомости, когда она вспомнила о том, что это всего лишь фантазия, бред, вызванный некоторыми веществами, содержащимися в этом напитке, лишь притупляющие ощущение реальности. Очередная иллюзия. Девушка вспомнила свою бабушку Грасю, по которой очень скучала, друзей из Западной Пальмиры, команду «Искателей» и еще много кого, чьи лица теперь были словно прикрыты пеленой редкого тумана. Она не могла больше сдерживаться, и, передав Гансу чашу, расплакалась, извинилась и убежала на второй этаж. Это было неуважительно по отношению к хозяину, но никто не подал виду.
Ганс сидел последним. Сделав несколько глотков, он поклонился и передал сосуд хозяину дома. Чаша сделала еще один круг, чтобы гости молча смогли ее внимательно осмотреть со всех сторон, как отдельный объект восхищения, с долгой и насыщенной историей, с исполненными смыслом изображениями на ней. И только после этого можно уже было начинать беседу.
Шин раздул угли под котлом, раздал рисовое пирожное на салфетках и принялся готовить теперь уже легкий чай для каждого по отдельности. К этому моменту Зоя Скаврон успокоилась и вернулась к остальным. На извинения Шин передал ей свежее пирожное и ответил:
– Настоящий чай вызывает настоящие чувства. Да, чаще это положительные эмоции, но всякое бывает.
– Но поначалу я будто бы воспарила над землей. Это чудесно. А затем… – задумалась она.
– Это твой внутренний мир. Нельзя полностью уйти от тревоги, хоть к тому и стоит стремиться! – философствовал Шин.
Ганс не согласился с ним.
– Уходя от тревоги, причина ее появления тем не менее не исчезнет! – возмутился он.
– Так, стоп! – остановила их Тори Бецу. – Уважаемые гости, чтобы вы поняли суть происходящего, выслушайте меня, пожалуйста. Чайная церемония – это не отталкивание проблемы, как таковой, а, наоборот, возможность быстро набраться сил для ее решения. Если ты сейчас не говоришь о проблеме, то это не значит, что ты ее игнорируешь. Мы таким образом расслабляемся, даем возможность духу насытиться новой чистой энергией. Вы знаете, что означает свиток, установленный Шином в нише в стене – токонома? А эта, пришедшая ему на смену композиция из ветвей и цветов – тябана? Нет? Я вам поясню, – добродушно сказала принцесса. Ей искренне хотелось, чтобы ребята действительно прочувствовали все волшебство древней традиции. Ведь кроме самой церемонии, выбор хозяина того или иного символа для ее проведения означал нечто негласное, сокровенное и несомненно актуальное. Шин, поклонившись, передал свиток Тори. – Спасибо тебе, друг мой! – поклонившись в ответ, проговорила она. – Это бесценный свиток XII века под названием «Гаки Дзоси». Переводится как «Сказания о голодных духах». На этом шелке изображены вечно голодные демоны, в которых после смерти перерождаются те, кто при жизни на Земле был обжорой и мог позволить себе выкинуть вполне съедобную еду. Голод демонов настолько неутолим, что они готовы пожирать даже собственных детей. Ведь при попадании в мир людей они, несомненно, становятся людоедами. Они не могут насытиться, и погибнуть тоже не могут. Таково их наказание за постыдно обжорливую жизнь. Такова их судьба после смерти.
– Кажется, я была знакома с некоторыми из них! – вникая в суть рассказа принцессы, вставила Тори, вспоминая Масуда Вармажа и его семью. Она сама чуть не пала жертвой одного из таких демонов.
– Ты чувствуешь параллели? Видишь ту прозрачную шелковую прочную нить, связывающую эти легенды с реальным миром? Понимаешь, как хозяин дома, Шин, тонко разглядел в твой душе, в душе незнакомого ему человека, то незримое, неосязаемое страдание, предложив картину автора, жившего много веков назад? А художник не знал этого мира, но ощущал его какими-то внутренними каналами. Ведь спустя много веков его творение остается актуальным, даже более актуальным, чем в эпоху, в которую он жил. И картина теперь не оставляет никого равнодушным. Я думаю, у каждого, глядя на этот свиток, в душе встрепенется хотя бы одна струнка. И затем внутри заиграет своя, особая музыка.
Тори передала свиток другим, чтобы они смогли увидеть изображение. А сама принялась объяснять символичность композиции из ветвей сосны и цветов камелия, где на фоне хвойной ветви, означающей прочность и долговечность, красуется воплощение нежности в виде цветка камелии. «Словно человек, погрязший по пояс в болоте, все-таки верит во спасение и, несомненно, в прекрасное будущее», – так это поняла Тори Бецу.
– У нас еще будет время поговорить о настоящем, – сказала принцесса присутствующим. – А пока что предлагаю насладиться моментом и отдать дань уважения прекрасным творениям прошлого, и просто послушать звук горящих углей или кипящей в котле воды. Кто знает, может, это последняя чайная церемония в нашей жизни.
Глава 4
1
За окном грянул гром, вслед за которым пришел ливень. Утренние капли дождя были очень холодными, почти ледяными. Одев свою черную кожаную куртку поверх восхитительного Аметистового Хёмонги и мотоциклетный шлем на голову, Тори подкатила снизу халат, открыв тем самым надетые на ноги утепленные легинсы, села на байк и отправилась на ужин к императору. Время подошло. Остальные тем часом, спокойно закончив чайную церемонию, запланировали заглянуть в магазинчик торговца лодками седеющего прохвоста Минору. Им нужно было приобрести водный транспорт. Неизвестно, как могла закончиться встреча принцессы с отцом, который настолько погряз во лжи и властогрешимости[18 - авт. Властогрешимость (доб. исходное слово для «Власть», доб. исходное слово для «Грех») – злоупотребление властью.], что смог изгнать собственного сына из дому из-за женщины, скрывая свой поступок под маской любви и небывалой страсти. Именно поэтому они придумали запасной план, для чего им и потребовалась лодка.
Покосившаяся лачуга торгаша Минору с вычурным резным корабельным штурвалом над входом находилась в каких-то пятидесяти метрах от дома Шин и Чоу, прямо у моста Комагата, построенного в 1927 году и ведущего через реку Сумида в другой район. Здесь этот коммерсант проводил все свое время. Вообще торговля судами обычным гражданам в империи была строго запрещена, так как браконьерство и истребление обедневшей фауны океана могли негативно сказаться на общем фоне. Никто не знал, как обстоят дела с популяцией адаптировавшейся к новым условиям рыбы, и происходит ли это вообще. Может быть, эти стойкие особи, как и люди, просто доживали свои последние пасмурные деньки. Но, несомненно, нашлись те, кто смог обернуть данную ситуацию в свою пользу. Одним из таких пройдох был заядлый рыбак Минору, больше известный в Токио как «Прохвост, Рыбий Хвост» или просто продавец лодок. А дразнили его из-за формы носа, напоминающего рыбий хвост. Когда он нервничал или торговался, его ноздри раздувались, и возникало ощущение, что поверх носа к нему прилип отрезанный шевелящийся рыбий хвост. Но, несмотря на свою комичную внешность и шуточное прозвище, человеком в вопросах торговли он был толковым. И хитрым. Все прекрасно знали, что «на воду могут выходить только рыбаки, и никакого личного водного транспорта в распоряжении обычного жителя империи быть не может». Так гласил закон от 8 мая 2037 года №26 списка «Законов о рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов на территории империи». Еще тогда – во времена зарождения законодательства Объединенного Востока – Минору с несколькими своими коллегами придумал план обхода этой системы. Сам-то он был рыбаком отменным, только вот последние несколько лет ни разу не ступил на палубу судна. Страсть, якобы, потерял. Зато красивые монетки полюбил всем сердцем. А тухлую, вонючую, скользкую рыбу да холодные мокрые сети в грязном черно-сером иле почему-то разлюбил. В общем, у Минору и его друзей была стратегия, благодаря которой они могли зарабатывать на торговле старых списанных судов обычным людям. Немножко подремонтировав лодку и спихнув ее в дальнейшем какому-нибудь увлеченному обывателю, романтически настроенному покорять бескрайние просторы Северного Полярного океана, ушлый старик мог безбедно существовать еще целых полгода. Рыболовство в прибрежных городах империи в последнее время стало делом почетным, приносящим хорошую прибыль. Рыбакам не нужно было искать рынок для сбыта. Каждая голодающая семья отдавала последние деньги за свежую рыбу. А рыбаки тем временем соревновались между собой по количеству улова, и лучшие результаты освещались журналистами в рубрике «Рыбацкие Будни» еженедельника «Вести империи», транслирующие самые яркие события, происходящие от Козырька до Северного Полярного океана. Каждый рыбак мечтал попасть в этот список, но удавалось это лишь самым отъявленным и везучим. С каждым днем рыбаков становилось все больше. Минору купался в золоте, и его дела шли в гору. Но лишь те, кому доверял Рыбий Хвост, могли получить лицензию и лодку. Изобретенная им схема под названием «49 лучей и 101 луна на пути рыбака», по которой он и работал, оставалась в тайне до того момента, пока сам торговец не был убежден, что человеку можно доверять и карманы его не пусты.
Входная дверь лачуги скрипнула, и в нее вошли четверо мокрых от дождя человек.
– Вам чего? – оторвавшись от свежего еженедельника, поинтересовался нахмурившийся Минору.
– Мы пришли за лодкой. Я хотел бы стать капитаном рыбацкого судна! – ответил Шин.
– Документы есть… лицензия? – недоверчиво прохрипел тот.
– Н-н-нет! – растерянно произнес Шин.
– Тогда приходи через полгода, как получишь разрешение. Если получишь! Х-х-ха! – ехидно ухмыльнулся старик.
– Я слышал, есть иной способ получить доступ к воде, – прищурившись, намекнул парень.
– Какой еще способ? Где ты слышал? От кого? – возмущенно жестикулируя руками и пряча глаза, встрепенулся Минору.
– Отец рассказывал, когда жив был.
Старик замолчал на полуслове, уставившись на парня. Лицо Шина ему кого-то напоминало.
– Ну, так что, договоримся? – парень снова задал вопрос.
– Ты сын покойного Кеничи? – поинтересовался торговец.
– Да. Ну, так какой ваш ответ, Минору-сан[19 - – сан – нейтрально-вежливый суффикс, довольно близко соответствующий обращению по имени-отчеству в русском языке. Широко употребляется во всех сферах жизни японцев: в общении людей равного социального положения, при обращении младших к старшим и т. д.]? – поторопил Шин.
– Деньги-то у вас хоть есть? – окинул старик взглядом остальных ребят и передал грязный, весь в жирных пятнах, с потертыми уголками и пахнущий рыбой листок с некой сводной таблицей. – Ознакомьтесь. Затем продолжим беседу, – сказал он, опустил очки на нос и вернулся к чтению еженедельника.
«Стратегия Минору по продаже судов и получению гражданами лицензии на рыбацкую деятельность в обход «Законов о рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов на территории империи», под названием:
«49 лучей и 101 луна на пути рыбака»
Шпаргалка:
– 1 золотой луч = 100 серебряным лунам;
– Все сроки официального прохождение того или иного этапа имеют лишь приблизительную точность;
– Успешное официальное прохождение одного этапа не гарантирует тот же успех в последующем. Каждый этап в целом, как и подпункты, входящие в него, крайне важны. Провал в одном из них означает крах всего проекта;
– 49 лучей 101 луна = полному пакету услуг Минору. Можно варьировать способ оплаты услуг, комбинируя его лишь с теми подпунктами, где гражданин не уверен в своих силах. Кроме этапа №2 «Получение лицензии». Здесь гражданин либо платит за весь этап с входящими в него подпунктами полностью, либо проходит его самостоятельно»
– Имперская лицензия обязует рыбака отдавать 25% своего улова империи. Лицензия, полученная при содействии Минору, исключает это правило.
Содержимое таблицы говорило прежде всего о том, что услуги Минору насколько дороги, настолько и необходимы. Ведь получить лицензию на ведение почетной деятельности рыбака без связей было практически невозможно. Ради этого народ продавал все, что имел, влезал в долги и воровал, а затем шел к Минору и договаривался о сделке, которую тот решал в течение нескольких часов. Бывали случаи, когда человек, оплативший лишь часть услуг торгаша, проваливался на какой-либо ступени одного из этапов, и в итоге оставался с носом. Торговец делал свое дело, но заказчик все равно оставался недоволен. Ведь теперь на нем еще и долги висели, а иногда, после попытки перехитрить систему, ему было просто некуда вернуться. Минору предупреждал об этом своих клиентов, но те на радостях игнорировали его предостережения, и только тогда, когда оказывались в долговой яме или на улице, начинали вникать в суть всей схемы торговца, пытаясь обвинить его в мошенничестве. И лишь при полной оплате всего пакета услуг Минору таких казусов не случалось.
Вся система лицензирования в империи была крайне коррумпирована, и лишь единицы получали право на рыболовство собственными силами.
Посоветовавшись в стороне с ребятами и изучив предложение Минору, Шин спустя некоторое время вернулся к старику, который, не отрываясь, жадно листал еженедельник за деревянной стойкой.
– Я согласен! – сказал Шин, улыбнувшись торговцу. – Вот 50 золотых лучей, о которых здесь говорится, – поставил он черный бархатный мешочек со звенящими внутри монетами на стойку.
– Ты хорошо изучил мое предложение? – исподлобья посмотрел на него старик.
– Ну, да! А что не так? – удивился парень.
– Явно не в отца пошел… – выпрямив позвоночник, съязвил старик и ехидно ухмыльнулся.
– Да как ты смеешь говорить о моем отце, ты, Рыбий Хвост! – нахмурился Шин и уже собрался схватить его за рубаху.
– Да не кипятись ты! – успокоил его тот. – Я сделал комплимент твоему отцу. Он был умным человеком.
