скачать книгу бесплатно
Оглядевшись, старик не увидел ничего кроме золы под ногами. Горбясь без палочки, он остановил свой скромный взгляд на божестве.
– Нет, – разочарованно произнес он. Но это была лишь хитрость. Ведь он понимал, что упрямая Тенебра не успокоится, пока не узнает всей правды. И если за такое короткое время ему на старости лет удалось открыть для себя столько чарующих истин, то отчего бы на этом останавливаться?!
– Как нет? – грозно взвыла богиня.
Тукино мотнул головой и виновато опустил взгляд вниз, к хрустящей под пробковой подошвой сандалий рыхлой золе.
– Ах, так?! – нахмурившись, сурово произнесла богиня. – Ну, раз ты упрямишься, глупый муж глупой жены, и не признаешься, что же тебя сюда так сильно тянуло, то я поведу тебя по всем Лунам вселенной, пока ты не сдашься и не раскроешь своей тайны.
Затем она схватила его за руку, да так, что кости под дряблой кожей захрустели, и утянула вслед за собой, увлекая все дальше – в глубины космоса.
Они пролетели мимо ослепительно яркого, теплого, приветливого Солнца, добрались до следующей звезды, в чьей системе была живая планета, над которой сияла такая же Луна, затем достигли второй, и третьей Луны, спутником витающей над своей невероятной красавицей, виднеющейся где-то вдалеке. Желтые, красные, синие и даже зеленые Луны попадались им на пути. Но, несмотря на всю экзотичность и многообразие, везде неизменно спутники были покрыты лишь цветной, но холодной золой.
Так они облетели ровно тысячу Лун, когда Тукино, наконец, попросил богиню остановиться. Это произошло в пределах созвездия Орион.
– Стой! – сказал старик. – Остановись! Я устал.
– Остановлюсь, если скажешь, что хотел от той первой Луны! – упрямо заявила Тенебра.
– Я хотел все… – сдался старик, – знать все.
– И ты действительно полагаешь, что успел узнать «Все», глупый предок глупых внуков? – уперев руки в бока, нависнув над старцем, надменно спросила она.
– Да! – воодушевленно ответил Тукино. – Это последнее известное мне созвездие, дальше же все чужое, незнакомое. Чужие Земли, чужие Луны. А на лавочке сидит другой старец по имени Тукино и жаждет ответов на вопросы, волнующие его с самого детства.
Наконец Тенебра успокоилась и, гордясь собой, довольно улыбнулась. Она погладила Тукино по седой голове, и он вновь превратился в маленького мальчика.
– Расскажи своему миру обо всем, что узнал, хитрец! – на этот раз ласково произнесло божество и отнесло его обратно на родную Землю.
За свою жизнь Тукино придумал множество вещей, объясняющих астрономические явления, главным из которых стало открытие «Лиц (фаз) Луны». Но, несмотря ни на что, продолжал смотреть на блеклый, но завораживающий рисовый блин той самой Луны до самой смерти. А тщеславная Тенебра, удовлетворив свое любопытство, так и не смогла понять смысла самой важной, чистейшей истины, возвысившейся даже над божеством: «Не пытайся добиться истины от того, кто сам хотя бы раз в жизни не задавался тем же вопросом.
Значение монет, подобно путешествию Тукино и Тенебры, зарождалось у темных туч и взбиралось все выше, до самого созвездия «Орион». Например, серые «Тучи», отчеканенные из добротного алюминия, имели, тем не менее, низшую цену и использовались по большей части так, для затравки жадных торгашей. Тратились они на всякую мелочевку, но чаще обеспечивали лишь вес и ощутимость кошелька в кармане. Монета с изображением серповидного «Месяца» изготавливалась из желтой меди и приравнивалась к десяти «Тучам». Следом шла монета под названием «Луна». Она делалась из серебра, и на ее аверсе в виде бледной рисовой лепешки красовался спутник Земли. «Луна» оценивалась ровно в сто монет «Месяц». А вот дальше шел завидно шуршащий в карманах толстосумов золотой «Луч». Так назвали монету с изображением Солнца. Сто «Лун» давали тому глупцу, кто решился разменять прекрасный блестящий «Луч». Или же тому, кого на то вынудили обстоятельства. Впрочем, так или иначе, глупец оставался глупцом при любом раскладе. И лишь единицы, настоящие счастливчики, оказывались обладателями легендарной монеты, имеющей величественное название «Орион». Ее, как и Тукино, достигшего созвездия, могли заиметь лишь те, кто знал толк в хитрости или же являлся предметом любопытства некоего божества. Но все чаще безупречная платиновая монета оказывалась в припрятанном ларчике того, кто имел власть и умел ею правильно распорядиться. Каждая монета «Орион» изготавливалась лучшими чеканщиками империи вручную. Они в свое время становились еще и ювелирами, так как аверс драгоценной монеты являлся настоящим произведением искусства, когда на нем вырисовывался узнаваемый силуэт созвездия из драгоценных камней. На монете были изображены лишь восемь самых ярких звезд Ориона: две блистательные рубиновые звезды сверху, символизирующие саму Империю, три превосходные темно-зеленые турмалиновые звезды «Пояса Ориона» посередине, означающие неприступный Козырек, и три смольные обсидиановые звезды снизу, представляющие беспросветное имперское запределье. Монета «Орион» с течением времени превратилась, скорее, в украшение домов элиты, и перестала быть валютой, так как за всю историю торговли на рынке империи ее еще ни разу не использовали по назначению.
Но при всем многообразии символики на аверсе монет и металлов, из которых они чеканились, изображение на реверсе же оставалось неизменным и несло в себе гораздо больше смысла, чем мог понять обыватель. На реверсе изображалась «Цветущая Сакура[12 - Сакура – название нескольких деревьев подсемейства Сливовые; зачастую обозначает вишню мелкопильчатую.]». Испокон веков она являлась символом Японии, и, несмотря на то, что на этой территории теперь раскинулся Объединенный Восток, старые хозяева земель, расположив очень символичное изображение дерева на обратной стороне монеты, как бы намекали: «Не забывайте, кто произошел от этой земли. Мы, как и Сакура, которая, может, больше и не цветет в этих садах, но она так и продолжает теплой кровью распускаться в памяти истинных хозяев, добросердечно пустивших к себе в гости обнищавших соседей».
В империи были деньги, а значит, существовало и классовое многообразие, резко отличающее их представителей друг от друга. Но по большей части люди жили нормально. Все, за исключением бездельников. Так было во все времена.
Жители империи быстро привыкли к новой валюте. Она создавала ощущение системы и порядка. В городах можно было потратить заработанные деньги: развлечься, купить одежду, технику или какую-нибудь диковинку. Империя процветала.
Ланге и Скаврон словно очутились в чудесной утопии, которой, как и всему остальному на этой планете, к сожалению, скоро должен был настать неминуемый конец. И даже ослепительный «Орион» уже не в силах будет спасти кого-либо от погибели.
Не было времени любоваться воплощением красоты человеческого стремления к цивилизованной развитой жизни, нужно было быстрее встретиться с императором и поведать ему о процессах, в действительности происходящих на планете вне стен Козырька, вне искусственно созданного Рая, но все также неминуемо связанных и с ним в частности.
Ребята пообещали Тори, что когда все закончится, они отведут ее в Западную Пальмиру, чтобы она, наконец, смогла встретиться со своим братом. Девушка понимала, что этого может никогда не произойти, так как империя будет вынуждена столкнуться с серьезным врагом в лице затаившихся мировых лидеров и их мощной армии. И случись это, она пойдет воевать во что бы то ни стало. Как бы она ни ругала империю за эгоизм и упрямство, принцесса все ж любила свой народ. Более ее раздражала власть. Может, отношение Тори Бецу к власти тоже было бы толерантным, если б отец не был таким принципиальным и в свое время поддерживал стремления девушки, какими бы они ни были. Тем более, как ей казалось, она ни разу в жизни не преступила черту, которая могла бы вызвать такое негодование и презрение, каким был исполнен император.
Уже несколько дней они были в пути, останавливаясь, лишь чтобы перекусить и чтоб водитель смог немного отдохнуть. Кухня Объединенного Востока, как и колорит его разномастных поваров, пестрела разнообразием блюд, где далеко не последнее место занимала пища из морепродуктов. Окруженный с трех сторон океаном полуостров, на котором расположилась империя, во многом зависел от моря и представителей той фауны, которым, как и человеку, удалось приспособиться к новым условиям: например, таким, как треска, скумбрия и тунец. Они стали благодатью нового времени, основой рыболовецкого промысла и спасением десятков тысяч прибрежных городов.
Двигаясь к столице вдоль побережья Тихого океана, ребята притормозили в местечке под названием Хамамацу – «Городе Музыки», как звали этот город еще в былые времена, выбрав одно из попавшихся по пути кафе. Ганс заказал себе запеканку из лосося по-японски, и в качестве столовых приборов ему принесли палочки. И пока все набивали себе рты, кто чем, парень мучился, осваивая тонкую технику владения теми самыми палочками, совершенно не ведая, как правильно их держать в руках и использовать. Сначала он попытался отпилить кусочек горячей запеканки, и, с горем пополам, ему это все-таки удалось. Но когда он решил наколоть кусочек острием палочки, то рис, скрепляющий слои лосося, совсем неаппетитно расползся белой однородной массой по сторонам. Ганс начинал медленно выходить из себя. Тори заметила это и предложила рассказать ему секрет использования их традиционного столового прибора, благодаря которому они едят абсолютно все: супы, роллы, суши, европейские блюда и так далее. Но раздосадованный Ланге отказался. «Принесите мне нормальные приборы!» – раздраженно прокричал он худосочному хозяину кафешки. Плюс ко всему, после контузии, произошедшей на Козырьке, он был еще немного глуховат на левое ухо. Помещение, в которое они забрели, вмещало несколько столиков внутри деревянной лочуги, и его хозяином был человек, который являлся здесь и администратором, и поваром, и официантом одновременно. Ему помогал лишь угрюмый маленький толстый азиат с тоненькими редкими усиками под приплюснутым носом, в заляпанном фартуке и измятом грязном колпаке, делал он лишь заготовки для будущих блюд. И то ли хозяин заведения не услышал, то ли намеренно проигнорировал его просьбу, парню было не совсем ясно. Зато компания молодых японских рыбаков, сидевших неподалеку и обхохатывающихся с неуклюжей манеры чужеземца использования их традиционных столовых приборов, теперь возбудились, взбунтовались, заерзала на потертых фанерных негостеприимных стульях с расшатанными спинками и начала бросать дерзкие фразы в адрес недовольного посетителя. «А сам подойти взять не можешь, что ли?» – выкрикнул один. «Нашелся тут, аристократ!» – не удержался другой. «Может быть, мне встать и принести тебе ложечку, сынок?» – перешел черту третий.
– Да что вы разлаялись! – взорвался в ответ Ланге, искоса глядя на провокаторов. – Я к вам, что ли, обращаюсь?
Рыбаки не ожидали подобной реакции от небольшого, на первый взгляд, парня, выглядевшего вполне беззащитным тюфячком. А физическая сила в нынешние времена решала многие вопросы.
– Что ты там вякнул? – поднялся с места самый здоровый из них, сурово опершись кулаками о стол.
На минуту Ганс почувствовал, что малость перестарался.
– Вот же черт! – прикусил он губу. – Не стоило вообще на них реагировать.
Почувствовав растерянность друга, Скаврон попыталась подняться с места и вступиться за него, но ее остановила Тори Бецу, схватив за плечо.
– Пусти! Что ты делаешь? – не поняла сразу полячка.
– Не надо! – смакуя куриную ножку, ответила Тори, некультурно чавкая блестящими от жира губами. – Он мужчина, может и сам разобраться. Ты ведь мужчина, Ганс? – пыталась задеть самолюбие парня хитрая японка.
– Действительно! – поддержала ее Зоя и вернулась на место, облокотившись вальяжно о спинку стула, и в позе Наполеона деловито скрестила руки на груди. – И чего это девушкам лезть в разборки?! Ты права, принцесса, мужики сами разберутся.
Глаза у Ганса забегались по сторонам, перескакивая с Зои на Тори, затем на офицера-водителя, спокойно сидевшего рядом с ним, и обратно на Зою. Парень понимал, что выбора-то у него особенно нет, и теперь поддержки ждать неоткуда.
– Вспомни, кем ты был, когда защищал Зою от стаи голодных зверей… – намекнула ему Бецу. – Вспомнил? – увидев понимающий, но слегка напуганный взгляд парня, уточнила она. – Теперь иди и задай жару этим деревенщинам!
Словно по указке, воодушевленный Ланге встал и зашагал по направлению к молодым японцам, которые не прекращали провоцировать его, и даже перешли на оскорбления. Пока парень шел, к нему медленно вернулся рассудок, твердящий: «Какого черта! Кому ты и что пытаешься доказать, дурачок?!» В один момент он даже хотел развернуться и пойти обратно, но пересилил себя, крепко зажмурившись, чтобы заглушить голос трусливого, расчётливого, трезвого разума, портящего всю его жизнь. Он открыл глаза, уже уткнувшись бедром в стол тех ребят, и почувствовал, как гнусавый голос разума в голове, наконец, заткнулся. Стол пошатнулся и стакан, наполненный терпким наваром из шиповника, упал и намочил штаны одного из рыбаков, не успевшего своевременно отодвинуться в сторону. Тот резко вскочил и назвал Ганса «слепым растяпой». Теперь уже двое крепких ребят стояли и злобно таращились на него.
Совершенно не представляя, как нужно вести беседу с людьми, знающими толк лишь в разборках, глуме и драках, Ганс, на свой страх и риск, решил первым завязать беседу, которая в худшем случае может закончиться парой ссадин, сломанным носом, ребром или конечностью. «Не смертельно!» – неожиданно произнес его внутренний голос, и тут уже парня понесло.
– Ребята! – начал было, он. – Не знаю, как вы, а я не люблю разборки. И подошел я к вам (вы сейчас удивитесь), не для того, чтобы драться, а для того, чтобы, наоборот, драки не случилось. Разрешите угостить вас чем-нибудь. Мне не жалко! – окинул он взглядом парней. – Ну же! Соглашайтесь.
Тори и Зоя подкатили глаза. С каждым словом они все больше убеждались в том, что в случае с Ланге уже ничего не исправить. «Ну, не выйдет из зайца волка!» – окончательно убедилась принцесса.
– Где ты тут ребят увидел? – выдвинул вперед подбородок щекастый крепыш. Он, как и его друзья, слышал лишь то, за что можно было зацепиться. И, даже если таких слов не звучало, приходилось выискивать что-то обидное, цепляющее там, где этого и в помине не было. Такая вот «нетипичная» логика самопровозглашенных борцов за иллюзорную идеологию.
– Послушай, а чем тебе не нравится слово «ребята»? – уточнил Ганс, когда уже нужно было нанести дерзкий удар, может и не в челюсть, но точно в сердце, не кулаком, но, вероятно, уверенным, цепким, калечащим словцом. Ведь за бычьей рожей может запросто оказаться испуганная мордочка паршивой овечки.
– Ты что, базару учить меня вздумал? – напоказ пытаясь отодвинуть стол в сторону, взвыл здоровяк.
Ганс слегка вздрогнул, интуитивно дав понять парням, что ему страшно. А страх на таких, как они, действовал, словно красный платок на быка. И поняв, что дело плохо пахнет, когда те начали вскакивать с мест и напирать на него, Ланге резво повернулся и выхватил стеклянную бутылку у старика, сидевшего за соседним столиком, довольно наливающего себе напиток в стакан. Худощавый старик, будто не понимающий, что происходит в шаге от него, поднял жалобный взгляд к парню, только когда тот схватил бутылку и оставил его без драгоценного пойла. «Я все верну! Обещаю!» – успел крикнуть он, и, подкинув полупустую бутылку вверх, перехватил в полете у основания за горлышко и хорошенько стукнул ее о край стола. Осколки вместе со зловонной жидкостью посыпались на пол, а в руках Ганса осталась розочка, пользоваться которой он совершенно не умел.
Тори довольно ухмыльнулась, как и офицер, мгновение назад равнодушно наблюдающий этот беспредел. Наконец японка узрела в Гансе задатки бойца, которые были зарыты невероятно глубоко в вязкой трясине добродушия. Чего она, собственно, и добивалась, и во что искренне верила.
Наблюдающую эту несправедливую разборку Зою Скаврон бросило в жар, когда в ход пошло оружие. Она попыталась обратиться к принцессе и офицеру, не уделяющим должного внимания зарождающемуся конфликту, но вновь была подвержена критике Тори.
– Да не лезь ты! – сказала тихо она. – Кому-то пора понять, что значит «Постоять за себя»! Ну, что ты моргаешь, как лампочка в патроне! Будь палачом. Помоги ему убить в себе мальчика, чтобы возродиться уже мужчиной. Успокойся. Ничего с твоим драгоценным спасителем не случится, – положив свою руку на руку взволнованной полячки, посоветовала принцесса.
С Тори Бецу сложно было спорить. Но хоть и не соглашаясь с некоторыми ее доводами, Зоя все-таки вновь притихла.
– Вот увидишь, все происходит вовремя, – добавила принцесса, чувствуя смятение во взгляде Скаврон.
Парни, взъевшиеся на Ганса, опешили от такого поворота событий. Розочка в руках дурачка выглядела не менее острой, нежели в руках заядлого жулика. Уж такой прыти от этого мямли никто явно не ожидал. Теперь неуверенность поглотила их самих. Вроде, с одной стороны, как-то паскудно было убегать с таким-то численным перевесом, а с другой, никому не хотелось оказаться тем неудачником, которого порежет взвинченный, напуганный незнакомец. Да и неприятно это, когда в разорванной стеклянными челюстями ране остаются мелкие, вечно голодные до плоти скребущие по кости и жилам осколки. Некоторые из них знали об этом не понаслышке.
– Эй, пацан, не глупи! Брось погремушку! – попытался договориться здоровяк. Его челюсть больше не была так дерзко выдвинута вперед. Теперь она снова скрылась под занавесом розовых обвисших щечек.
– Ты где тут «погремушку» увидел, клоун? – выдал Ганс, чем вызвал блеск восхищения в глазах Зои и уважение у принцессы. Побывавший в подобных ситуациях офицер оценивающе кивнул.
– Собирайтесь и проваливайте отсюда! – стиснув зубы, проговорил Ганс.
– Да не кипишуй ты! Мы все здесь люди культурные, что, не решим вопрос? – рассудительной интонацией попытался утихомирить парня верзила, миротворчески расставив руки в стороны.
– У вас был шанс решить вопрос. А теперь валите! Что, не понятно? – прорычал Ганс. Дерзость давалась ему не очень просто. Он будто бы вытягивал из тихого стойла своего упирающегося пыльными потрескавшимися копытами и поросшими паутиной рогами старого ленивого демона.
– Нашелся тут культурный! Считаю до трех… – вошел он в роль и начал быстро считать, не давая выродкам возможности успеть что-либо предпринять.
– Ладно, воля твоя! – поднял руки верзила.
Ланге лишь на миг отвлекся на него, внутренне ликуя от победы. И как раз в этот момент парень с мокрыми от навара из шиповника штанами резко выхватил спрятанный под выпущенной рубашкой позади брюк нож и собирался уже было пустить оружие в ход. Но только он двинулся в сторону Ганса, пытаясь ударить парня исподтишка, как к его горлу прислонилось что-то невероятно острое и холодное, подпираемое твердой, словно железо, рукой.
– Только двинься – и тебе конец! – предупредила Тори Бецу.
Полячка успела лишь заметить, как что-то промелькнуло перед глазами. Зато принцессе хватило времени, чтобы перескочить через стол, в полете достать катану из сая и рассчитать расстояние до горла отморозка, чтобы не прирезать его, как свинью.
– Вам что-то не ясно? Валите отсюда! – процитировала она слова Ганса.
Рыбак, подняв руки, стоял с приставленной к горлу катаной. Взгляд его машинально скользнул по безупречно выполненному лезвию оружия. Казалось, оно резало глотки одним лишь беспощадным блеском, который отталкивался от изящной удобной рукояти, останавливаясь лишь в самом конце острия. Парень замер, когда увидел изображенную на конце лезвия выгравированную символику. Он узнал эту печать. Мурашки побежали по его телу. Это была «Цветущая Сакура», как та, что изображалась на обратной стороне монет. Но, в отличие от денег, такой искусно выкованный меч мог позволить себе лишь великий самурай.
В течение пары мгновений от банды в кафе уже и след простыл.
Уверенной походкой Ганс подошел к хозяину заведения и вежливо попросил вилку. Ведь он еще не доел свою запеканку из лосося. «Присаживайтесь! Я сейчас принесу вам свежую порцию запеканки и вилку с ножом!» – теперь уже уважительно, кланяясь после каждого слова, предложил хозяин забегаловки.
Позавтракав, ребята заплатили хозяину за еду и нанесенный ущерб ровно 5 серебряных лун и 47 медных месяцев. Тучами никто не расплачивался в общепитах или других общественных заведениях, это было неприемлемо и неуважительно по отношению к работнику, обслуживающему посетителя. Но иногда это делалось намеренно, если гостю, например, не понравилось качество услуг или отношение обслуживающего персонала. Но делалось это редко. Хозяин кафе знал эти правила и, несмотря на то, что оскорбления алюминиевыми грошами со стороны гостей вовсе не было, он все же отказывался брать оплату с принцессы и ее друзей, но те настояли. Затем Ганс лично подошел к старику, чью бутылку он превратил в оружие, и с улыбкой поставил ему на стол новый сосуд, наполненный лучшим алкоголем, что был в этом заведении. Старик открыл пробку, понюхал, скривился, и недовольно поплелся на выход, ворча себе под нос что-то несвязное: «Уж перед смертью не дадут глотку смочить. Барьер-то он не вечен. Попомните мои слова! От Сенегальской нечисти, что чумой разлетится по континенту, никто не спрячется».
Скрипучая дверь захлопнулась за его спиной.
В зале грязной кафешки воцарилась гробовая тишина. Слова старого пьяницы заставили присутствующих встревожиться. Всех, кроме хозяина заведения. Он никак не реагировал на сказанное странным гостем. Он потом рассказал, что недовольному старику больше по душе была та жидкость со скверным запахом под названием «Неочищенное Саке», бутылку от которой Ганс использовал в бою в качестве розочки. А по поводу его слов о барьере в Сенегале, собственно, о самой Колыбели Апофиса, он поведал следующее:
– Этот несущий ахинею пожилой китаец участвовал в возведение защитного барьера в Сенегале после падения астероида. Тогда он был немного моложе, и маразмы не так часто посещали его голову, как сейчас. И, как большинство зрелых мужчин, испытывающих в то время серьезные трудности с поиском работы, воспользовался возможностью подзаработать на строительстве барьера вокруг территории пораженного астероидом Сенегала. Там неплохо платили, кормили, у каждого работника было чистое место для ночлега и один заслуженный выходной день. День… – сентиментально ухмыльнулся хозяин кафе и покачал головой, будто бы рассказывал о том, как в первый раз влюбился. – Старик, видимо, и тогда любил приложиться к стакану, – продолжил он, – вот к старости от мозгов ничего и не осталось. Улетучились с парами спирта. Осталась лишь пустая черепушка, словно чан для заполнения вонючим пойлом да всякими бредовыми идеями! – улыбнулся он. – То-то он постоянно твердит о выживших неведомых существах, которые явятся из окованной и по сей день электрическим барьером территории Сенегала. Мол, еще тогда, чуть ли не сразу же после падения Апофиса, на пораженной земле, которое правительство планировало тщательно сокрыть от посторонних глаз, начали появляться странные существа. Сначала некие видоизмененные жуки, черви, пауки… а однажды он увидел неизвестного вида грызуна с пастью, усеянною множеством мелких зубов в несколько рядов. Вроде бы та тварь даже не откусила, а оторвала вместе с костью и жилами палец одному из его знакомых копальщиков траншеи для фундамента барьера. Тот говорит, что полез вытаскивать товарища из передряги, но тварь оказалась сильнее, и, оторвав бедняге палец, уволокла его с собою в нору. Но мы-то знаем, что это все бред! Скорее всего, его товарищу просто чем-то тяжелым придавило палец, он запаниковал и оторвал его, пытаясь быстро освободиться. А ему еще и второй дурило помог с этим, пытаясь оттянуть в сторону. Дурья башка! Не дергался бы, был бы цел. В общем, видимо, солнышко макушку напекло нашему старичку с богатой фантазией, поэтому он и обезумел. Как он говорил, что после этого случая разорвал контракт со строительной организацией, осуществляющей проект по строительству барьера, и уехал восвояси, а затем даже успел поучаствовать в возведении Великого Козырька, – почтенно произнес хозяин заведения. – Но эта его скверная фраза сильно въелась мне в мозг, никогда ее забуду, – резко перевел тему он после небольшой паузы, – «От малого, до великого – разница в одно поколение. Ровно столько, сколько спит Змей. И не жди добра от дремлящего Змея, – это он говорил про мифического Апофиса, – пояснил мужчина, – ведь когда тот откроет глаза, проснутся и твари, что принес он с небес на своем грязном, черном теле».
– Но почему вы ему не верите? Он ведь правда мог что-то видеть! – возмутился Ганс.
– Не вижу смысла спорить о таких вещах. Немало странностей произошло за последние десять лет. Но неведомые твари – это уже слишком.
– А как же корри и анубисы? Они-то откуда взялись? – немного даже вышел из себя парень.
– Я ведь тебе рассказывала, что и то и другое – результат разработок обезумевших ученых! – неожиданно вступилась за хозяина кафе Зоя Скаврон, чем и закончила этот нелепый спор. На самом деле ее до самых костей пронзали ледяные стержни жути от только что услышанного рассказа. Ей совершенно не хотелось верить в то, что это все может оказаться истинной правдой, и впереди их ожидают еще большие кошмары и встречи с неизвестными созданиями.
3
Солнце пока лениво поднимало свою макушку над горизонтом. Но на автомобиле уже запросто можно было двигаться по дороге без включенных фар, не боясь наткнуться на упавшее трухлявое дерево или осыпавшийся оползень. Становилось заметно теплее.
На въезде в Токио ребят встретили друзья Тори: Шин и Чоу.
– Остановите машину! – попросила принцесса и спешно выскочила на улицу.
Кинувшись на шею молодому парню со спадающей на глаза густой черной челкой, Тори начала целовать его в щеки, ликующе выкрикивая: «Шин, друг мой, я так рада, так рада тебя видеть!» Они прыгали в обнимку и просто кричали от счастья. Затем к ним подбежала девчонка со смешной прической на голове в виде большого бантика из длинных, выкрашенных в синий цвет волос. Ее звали Чоу, что на японском означало «Бабочка». Чоу не выпускала из рук белого откормленного ухоженного кота, судя по физиономии которого явно прослеживалось если не отвращение, то точно пренебрежительное отношение к коллективным объятиям. Это пушистое с виду, но ненавистное внутри животное звали Ватрушкой. Кто знает, может, именно поэтому кот и ненавидел весь мир?!
Спустя некоторое время Тори подошла к офицеру-водителю и сказала, что больше не смеет его задерживать и дальше они последуют своим ходом. Она очень хотела показать гостям с запада свой дивный город, да и просто утомилась от долгой езды.
– Но я обещал доставить вас прямо к порогу дворца императора! – встревожился мужчина.
– Не беспокойтесь! С этим мы сами разберемся.
Офицер недовольно буркнул и отправился восвояси. Мужчина понимал, что инспектор Юл обязательно отчитает его за эту недоработку. Но изменить что-либо было невозможно. Все равно своенравная принцесса не станет выслушивать обычного офицера или сопереживать ему в грядущем наказании за некачественно выполненные служебные обязанности. Здесь уже каждый был сам за себя.
Шин и Чоу жили неподалеку от фешенебельного центра мегаполиса – в районе под названием Тайто, квартале искусных гейш – Асакуса, почти на самом берегу реки Сумида. Но даже на таком не большом расстоянии от центра разница в архитектуре, культуре общения и чистоплотности самих жителей была слишком заметна. Прогуливаясь среди хоть и полуразрушенных частыми землетрясениями небоскребов самого центра, ребятам чаще встречались улыбающиеся, красиво одетые, приятные интеллигентные люди, но только они покинули его пределы, как над городом словно нависли тяжелые серые тучи. Улыбки жителей Тайто казались какими-то перевернутыми, а лица вообще были вдоль и поперек изрезаны смятыми усталыми морщинами. Здания тоже казались обветшалыми и неухоженными. «Зато здесь можно достать все, что угодно!» – похвастался задорный парень Шин, как бы оправдывающий свое мещанское происхождение. Но ребятам было плевать, кто он и откуда пришел. Он был хорошим парнем, и это было самым главным его достоинством, скрывающим любую шагрень глупых формальностей. Чоу казалась слегка легкомысленной. Но это на первый взгляд. Девушка, судя по рассказам Тори, могла уговорить самого упрямого человека на планете. Её личико с небольшими ямочками на щеках, очаровательная улыбка были способны растопить даже ледяную поросль, словно мох, налипшую на сердце какого-нибудь бедняги.
– Проходите! – пригласил ребят Шин, приоткрыв дверь. – Чоу, ставь воду! Я хочу угостить друзей своим фирменным чаем! – радостно добавил он.
С виду небольшой двухэтажный домик с двускатной крышей и большими окнами оказался достаточно просторным и уютным внутри. Правда, умещалось-то в нем всего две комнаты. На первом этаже расположилась столовая, объединенная с гостиной, а на втором спальня Шин и Чоу. Они были парой, хоть долго этого и не признавали. Как и сами ребята, домик был светлым и теплым. Гостеприимным. На скрипучих половицах повсюду лежали теплые ковры, глубокие деревянные подоконники, на которые падали первые, еще совсем слабенькие, лучи Солнца, блестели от свежей краски, на стенах висели развернутые картины-свитки с различными пейзажами и иероглифами, а по углам расставлены ароматические свечи и благовония в глиняных чашах. Вроде бы ничего особенного, но вместе все это создавало невероятную атмосферу домашнего уюта, где хочется еще ненадолго задержаться. Как оказалось, в этом помещении долгое время находился небольшой участок полиции. Под самой верхушкой двускатной крыши, над окном второго этажа, прямо со стороны входа, так и осталась висеть соответствующая символика страж порядка еще цивилизованной Страны Восходящего Солнца. Спустя некоторое время участок был расформирован, а двухэтажное здание выставлено на продажу. Через пару лет безуспешного простоя на рынке недвижимости цена на здание была сильно снижена, и отец Шина купил его. За два года помещение сильно обветшало: крыша кое-где просела и начала течь, покоробились половицы, да и оконные стекла заметно помутнели. Тогда новый хозяин отремонтировал помещение и переделал его в жилое. У него было много недвижимости во владении. Он заботился о приданом для своих потомков. И после ремонта этот домик сразу же был вписан в завещание Шину. Он мог стать его полноправным владельцем в день своего совершеннолетия, достигнув 20-ти лет. Но разверзлись небеса, затем грянул гром, и на Землю упал астероид Апофис. Затем спустя шесть лет планета прекратила вращение вокруг своей оси. В 2035 году, в первую ночь, растянувшуюся на целых полгода, Шину как раз и стукнуло двадцать. И, несмотря на всю суровость условий, больной пневмонией отец сделал сыну подарок. Через год отца Шина не стало. Лихорадка и недомогание все же свалили его, как и многих других, большинство, так и не сумевшее подстроиться под рваный темп флейты мастера, исполняющего пьесу известного композитора постапокалиптической современности под названием: «Долгий рассвет после долгого заката».
Послышался стук в дверь.
– Оперативно! – неожиданно выдала Тори.
Никто не понял, что она имела в виду.
– Шин, открой, будь любезен! – попросила принцесса. – Наверняка это отец прислал за мной своих людей. Если что, скажи, что меня нет дома, – прошептала Тори. – Я пока не готова, – объяснила она ребятам.
За дверью действительно оказался слуга императора. Человек в нарядном бежевом кимоно поклонился хозяину дома. Шин сделал соответствующий жест в ответ.
– Приветствую тебя! – обратился человек императора. – Ходят слухи, что дочь нашего императора Хиро-сама[13 - – сама – суффикс, демонстрирующий максимально возможное уважение и почтение.] сейчас в городе. Позови ее, будь любезен!
– Она отлучилась! – торопливо проговорил парень, что вызвало подозрения у доверенного правителя.
Слуга императора уставился на парня. Но Шин был непоколебим. Тогда тот попытался заглянуть в дом, но хозяин вышел на улицу и захлопнул за собой дверь, чтобы больше не провоцировать посланника великого Хиро Бецу.
Ребята замерли в тишине, дожидаясь возвращения Шина. Через полупрозрачную занавеску дверного окна было видно лишь как два размазанных силуэта что-то сумбурно обсуждают и как один из них кланяется, затем уходит, садится в дорогой автомобиль и уезжает.
Шин спешно вернулся и замкнул дверь изнутри.
– Ну что там? – тут же набросилась на него Тори.
– Фу! У твоего отца все слуги такие мерзкие и дотошные? Не удивительно, почему ты сбежала! – возмутился Шин. – Да ничего… – наконец ответил он на вопрос, – попросил передать, что император ждет тебя к семи часам на ужин. И, как бы случайно, упомянул о том, чтоб ты оделась поприличнее.
Тори непроизвольно скривилась и подкатила глаза.
– Ура! Мы идем за платьицем! – радостно захлопала в ладоши славная Чоу.
– Как же мне надоели эти его правила! – разозлилась принцесса.
– Ну, перестань, Тори, мы ведь так давно не ходили по магазинам. Сделай это хотя бы ради меня. Ну, пожалуйста! – вытянула губки Чоу, а Ватрушка, нагло развалившийся на мягких ручках хозяйки, заманчиво протянул: «Мррр», будто поддерживающий ее и намекающий принцессе: «Ну, чего ты выпендриваешься?! Соглашайся уже, не томи!»
