скачать книгу бесплатно
Блошигин. Свою честь она не блюла. Иначе бы она меня на тахту не повалила.
Луфанов. Ты ее… со всех сторон обследовал?
Блошигин. В доктора мы не играли. За те пять минут, что я у нее был, я и голоса-то ее не услышал.
Луфанов. Она даже не постанывала?
Блошигин. Кроме скрипа тахты, других звуков я не уловил. Позже звук издали джинсы – застегиваемая на них молния.
Луфанов. Штаны ты надел раньше нее?
Блошигин. Она меня встретила без штанов. Брюки она, наверное, носит, но передо мной она предстала в юбочке.
Луфанов. В юбочке женщина выглядит женственнее.
Блошигин. Если под юбочкой у нее лишь ее… природное, она еще женственней. Приподняв в прихожей край юбки, она от меня то, что она женщина, не прятала.
Луфанов. А я в Новосибирске с Виктором Петровичем вечерами гулял… ряд важных проблем с ним затрагивал.
Блошигин. Спортивных?
Луфанов. Мы с ним и о лыжах разговаривали, но по его инициативе нас повело и на темы пошире. Недостаток понимания сути вещей, ожидания и идущие за ним разочарования. Виктор Петрович ожидал, что из него получится потрясающий лыжник.
Блошигин. Чтобы потом на тебя не накатило разочарование, он посоветовал тебе на себя плюнуть?
Луфанов. Он сказал мне съесть «Даниссимо».
Блошигин. Йогурт?
Луфанов. В наш с тобой номер его поставляла не администрация гостиницы. Нам его Виктор Петрович приносил.
Блошигин. Я знал, что это он. На специальный супербелковый продукт средств у него нет, а купить нам для прироста сил в магазине «Даниссимо» он может…
Луфанов. Не нужно бы тебе о нем с такой нелюбовью.
Блошигин. Я к Виктору Петровичу нормально. По-человечески он не из худших.
Взмахивая руками и пружиня ногами, Виктор Петрович Ткаченко продвигается сбоку от Зозулина с деланной раскованностью.
Ткаченко. Купфершейн! О купферштейне с тобой кто-нибудь говорил?
Зозулин. До вас нет.
Ткаченко. Это сплав железа и меди. Слово из слов металлурга Дикарева. Мы друг о друге узнали там, где продают разливное пиво. Выпили за одним по кружке и пошли проверять, кто из нас лучше в дартсе.
Зозулин. У нас в Кинешме доски для дартса в кабаках не висят.
Ткаченко. В наших и не то на стенах увидишь… женская ладонь с загнутыми пальчиками! Ты руки женщинам целуешь?
Зозулин. Я не настолько галантен.
Ткаченко. А прибитую к стенке ладошку поцеловал бы? Она женская, не мужская – у нее ноготки накрашены.
Зозулин. А для какой нужды ее повесили?
Ткаченко. Чтобы через нее учились и приучались целовать руку женщине. И если кто с пьяных мозгов целовал, ему все кричали приступать к обсасыванию пальцев. Пальчик за пальчиком! Когда ты чмокнул девушку в ручку, чего бы ей и пальчики не обсосать? Чем это не эротично?
Зозулин. К девушке из плоти и крови я бы это, возможно, применил, но к той ладони, что на стене… она из пластика?
Ткаченко. Я ее губами не щупал.
Зозулин. Но в заведение, предлагающее такие развлечения, вы наведываетесь. Ладонь на стене по размеру, как реальная? Ткаченко. Как пять реальных.
Зозулин. Не меньше, чем доска для дартса. Металлурга Дикарева вы в него перебросали?
Ткаченко. Он даос. Не знаешь, кто они есть, даосы? А то о купферштейне он мне сказал, а о даосах не растолковал.
Зозулин. Даосы, они какие-то, кажется, умные, сдержанные, контроль над собой не теряющие. Для дартса свойства самые нужные. Значит, это он вас порвал?
Ткаченко. Я. Металлург стабильно промахивался и приговаривал, что для настоящего даоса не важно, куда летят его дротики.
Зозулин. Гениально. Приехав к себе в Кинешму, я уделю изучению даосизма максимум внимания. Вы отсюда думаете на чем выбираться?
Ткаченко. Сюда на поезде и обратно на нем. Или ты самолет для всех нас зафрахтуешь?
Зозулин. С тем призовым фондом, что нас ждет, скинуться на чартер мы бы потянули.
Ткаченко. Без особой цели выкинуть столько денег? Влезть в раздолбанный «Як» и трястись, что мы и оставшееся не довезем? Я даю себе торжественное обещание на это не идти.
Зозулин. Металлург Дикарев мою затею с чартером бы не отверг.
Ткаченко. Деньги для него ничто, сдохнуть он не страшится… сравнения с даосом мне не выдержать.
Зозулин. Подробности его частной жизни вам известны?
Ткаченко. Работает он металлургом.
Зозулин. А семья, дети?
Ткаченко. О детях он говорил, что кто-то вроде бегает. Про жену сказал, что она прямая, ненасытная женщина.
Зозулин. Не в те руки он попал. Даосу бы кого-нибудь поглубже.
Ткаченко. А даосом он стал не до того, как женился. До женитьбы и всего с ней связанного он, как мне говорил, был веселым, дурашливым, ну а когда его охомутали, тогда он в даоса и перевоплотился.
Зозулин. Пассивно, но он сопротивляется.
Ткаченко. С замкнутой траектории ему не сойти. К жене и детям можно быть невнимательным, но жена же ему этого не спустит. Она блюдцем рассекла ему бровь!
Зозулин. Кинула в него блюдце?
Ткаченко. Швырнула и чашку, но не попала. Играя в дартс, он мне сказал, что у него ужасное настроение. Абсолютно спокойно сказал.
Зозулин. Даосы, они люди без нервов. Такие они не одни… об отношении к даосом я хочу порасспрашивать ваших парней. Я останавливаюсь.
Ткаченко. Если ты встал, и я встану, но твое решение…
Зозулин. Оно дискуссионное.
Ткаченко. Да бредовое оно! Наш отрыв от них будет сведен на нет!
Зозулин. Поговорить с ними о даосах для меня сейчас насущнее победы.
Ткаченко. А что с ними насчет даосов обсуждать? Что они они о даосах слышали?
Зозулин. От вас-то о металлурге Дикареве им что-то перетекло.
Ткаченко. Им я о нем не распространялся.
Зозулин. Почему?
Ткаченко. Почему… почему я на лошади, а он меня догоняет?
Зозулин. Кто?
Ткаченко. Скороход! С его ноги сняли гирю, и он почесал! И не сообщение передать, а того, за кем его послали, палашом изрубить. Как тебе его поведение?
Зозулин. Один персидский суфий заявил, что «за пределами представления о дурном и праведном поведении расстилаются бескрайние просторы. Встретимся там». Суфий говорил, что встретимся. Не я вам говорю. Взгляните на ту ель! Я видел на ней белку.
Ткаченко. Она уже соскочила?
Зозулин. Угу… или это был дятел.
Ткаченко. Непонятная добавочка… мама дорогая! С кем я здесь нахожусь!
Зозулин. А вы не согласны, что нас не должно заботить, кто это был?
Ткаченко. Тысячу раз не согласен.
Зозулин. Но металлург Дикарев бы…
Ткаченко. Даосу даосово, а нам действительное и объективное! Если увидел белку, то белку, а если дятла, то, извини меня, дятла.
Зозулин. А разница между ними для вас в чем?
Ткаченко. Ни в чем, но кого мы видим, осознавать нам следует. Чтобы доказать не кому-то, а себе, что мы не ополоумели.
Зозулин. Осознавать, да. Но вместе с осознанием нужно уметь равнодушно относиться к тому, что мы осознаем. И к типу бывшего на ветке животного, и к самому осознанию. Как по-вашему, успехи в даосизме я делаю?
Ткаченко. Меня вам в свою веру не обратить. Мало мне металлурга Дикарева, так еще и ты… даже на душе стало нехорошо.
Зозулин. Молодняк вас развеселит.
Ткаченко. Парни наконец подкатили…
К Зозулину и Ткаченко подъезжают Блошигин и Луфанов.
Луфанов. Вы чего не на скорости?
Зозулин. Это входило в наши планы.
Луфанов. А что же у вас за планы-то… план перехват?
Блошигин. Они нас, похоже, думают приостановить. У них согласованное намерение не пропустить нас дальше.
Луфанов. А кто из них верховодит? Если Виктор Петрович, мы с ним можем попытаться пойти на мировую.
Блошигин. Ну а если он прогнулся под Кинешму? Вы, Виктор Петрович, среди вас двоих не на побегушках?
Ткаченко. Дубина…
Зозулин. На побегушках у нас я. Виктор Петрович забросил в лес его электронные часы, и я сейчас за ними сгоняю.
Зозулин сходит с лыжни и пропадает за деревьями; звуки от продавливаемого лыжами снега постепенно смолкают.
Блошигин. Порядочно вы их зашвырнули.
Ткаченко. Мои часы у меня на запястье.
Блошигин. А с чего он по снегу ушлепал? В чем ваша комбинация?
Ткаченко. Она его единоличная… сказанное им о часах и его за ними отъезд меня, как никого, обескураживает.
Луфанов. А это у него не отступление?
Ткаченко. От здравомыслия?
Луфанов. Он сообразил, что мы ему… или ему и вам не по зубам и решил отступать. Вы его отступление прикрывать не обязаны?
Ткаченко. Кинешься за ним – я на тебе не повисну. Давайте вы оба за ним: нагоните его, настучите, я не вмешаюсь.
Блошигин. Мы за ним, а Виктор Петрович по лыжне на финиш.
Луфанов. Чтобы с самим собой первый приз рызыграть! Пока мы за его подельником вдали от трассы гоняемся, он от нас уезжает и выигрывает! А затем они осуществляют дележку!
Блошигин. Первый и четвертый приз на двоих принесут им больше, чем четвертый и третий. Лыжник из Кинешмы и так четвертым бы был, но без этой уловки вы, Виктор Петрович, первым бы не стали.
Луфанов. Третьим бы он пришел! Ехали вы, Виктор Петрович, конечно, довольно впереди, но отрыва бы вам не хватило. Вы же понимаете, что мы бы вас съели!
