скачать книгу бесплатно
Петрялова. Трава была зеленой. От усталости ноги отваливались, а скамейка мне не попалась. Из машины меня увидели и включили музыку. Ты какую слушаешь?
Глухов. Шансон.
Петрялова. Они врубили тяжелую. Планируя вызвать у меня нервное истощение.
Глухов. С чего тебе кажется, что их музыка направлялась на тебя?
Петрялова. Когда я начала под нее с явным кайфом покачиваться, они ее выключили. Потому что смекнули, что обломились.
Глухов. Ритм этой музыки тебя потащил.
Петрялова. Я его схватила и где-то минуту провела с наслаждением.
Глухов. Оставшись без музыки, в настроении ты не потеряла?
Петрялова. Скачок вниз произошел.
Глухов. Значит, своей цели они достигли. Не сразу, так после.
Петрялова. У них был беспроигрышный план… кто находился в той машине, я не разглядела. Не ты? У тебя какая машина?
Глухов. Голубая.
Петрялова. А страны какой?
Глухов. Корейской.
Петрялова. Машина, в которой играла музыка, марки «фольксваген». Цвета она, может, перекрашенного, но она не твоя.
Глухов. Я музыку для женщин, что снаружи моей машины, не включаю.
Петрялова. А тем, что внутри нее? Бабенок нередко на ней катаешь?
Глухов. В мои средства обольщения автомобильные прогулки не входят.
Петрялова. Привычные для тебя способы добиваться близости ужас на меня не навеют?
Глухов. К чему мне тебя пугать. Ты биатлон по телевизору смотришь?
Петрялова. Случается.
Глухов. Если биатлонист проигрывает конкурентам и в скорости, и в точности стрельбы, чем ему брать?
Петрялова. Чем?
Глухов. Я не знаю.
Петрялова. Красивым и умным мужчинам ты, конечно, уступаешь, но не все же такие. А среди самых обычных ты не худший. О твоем голосе я, наверное, вполне могу сказать, что он мне приятен.
Глухов. У меня не фальцет.
Петрялова. Фальцетом ты бы меня не приворожил. Беседуй ты фальцетом, я бы с тобой не пошла. Ты помнишь, кто из нас кому идти предложил?
Глухов. Я тебе.
Петрялова. Ты мне сказал, а я тебе кивнула. Потому что у тебя не фальцет. Попискивающему мужчине я бы до последнего не отдавалась.
Глухов. В переходе метро я из-за фальцета потратился. Заткнул рот мужичку, что им пел. Несколькими скомканными купюрами.
Петрялова. Без скандала всунул? По башке он тебе не съездил?
Глухов. Я посещаю спортивный клуб «Десантник».
Петрялова. Этим ты говоришь, что побои для тебя не в новинку?
Глухов. Там в меня попадают, но параллельно происходит и обучение. Высокочастотному певуну, вломи он мне, трепку бы я задал чувствительную.
Петрялова. Деньги из его рта после драки бы вытащил?
Глухов. Кому их отдать, я бы сообразил. В переходе и женщина сидела. Прямо на каменном покрытии. Ты присаживалась на газетку, а она ничего не подложила.
Петрялова. Она, видимо, алкоголичка или наркоманка.
Глухов. По тому, как от нее разило, я понял, что она не ширяется, а выпивает. Для сокращения дистанции нам с тобой бутылочка вина пришлась бы впору.
Петрялова. Наш тюремщик выпивку нам не предоставил.
Глухов. Он желает понаблюдать за нашим трезвым сексом. С Валентиной, что жила на улице Подбельского, у меня до него доходило. Но однажды, когда я с охапкой цветов пришел к ней на день рождения, под юбкой у нее уже кто-то был.
Петрялова. Ты открыл своим ключом и обнаружил ее… в подобном виде?
Глухов. Да они даже дверь забыли закрыть. В мои девятнадцать лет я воспринял это чудовищно.
Петрялова. Для кого? Для ублажавшего ее парня? Расправляясь с ним, в чудовище превратился?
Глухов. Сейчас бы я его размазал, но тогда я подобной техникой не владел.
Петрялова. И тот, кому пересчитали зубы, оказался тобой?
Глухов. Никто никого не бил. Цветы к их ногам бросил… я оставил их вдыхать аромат одиннадцати алых роз.
Петрялова. Во дворе ты не одумался?
Глухов. Порыв вернуться и кого-то прибить меня не одолел. Я понуро утопал и за последующие полгода потерял из-за переживаний восемь килограммов веса.
Петрялова. И шесть сантиметров роста.
Глухов. Рост я сохранил прежний. Тоже самое я скажу и о длине моего органа.
Петрялова. Его демонстрацию ты для меня проведешь?
Глухов. Не откажусь.
Петрялова. Мне готовиться к чему-то, что мое воображение поразит? А то глядеть на короткие члены – скука смертная.
Глухов. Мужчин без всего ты перевидала?
Петрялова. До первой влюбленности никого, а после нее снежным комом нарастало. Удайся она у меня, я бы остановилась, но она, как и полагается первой, вышла комом. И начался ком уже снежный.
Глухов. У всех своя история.
Петрялова. К тридцати годам я убедилась, что и мужчины с большими членами немного из себя представляют. Из моих шестерых, чьи фаллосы обрубки не напоминали, пятеро были совсем бездуховны, а у одного, который читал Бунина и водил меня на концерт якутских скрипичных виртуозов, его орган не работал. Если у тебя он время от времени действует, нагни меня и потыркайся.
Глухов. Ширинку расстегнуть?
Петрялова. Упирающимся в молнию, он от тесноты, я думаю, скорее возбудится. Ощутишь эрекцию – выпускай.
Глухов. (встав за женщиной) Мне тебя наклонить?
Петрялова. Ох… я сама нагнусь. Так пойдет?
Глухов. Наклон приемлемый.
Петрялова. Когда ты войдешь в тонус, я лишнее с себя сниму.
Глухов. Это будет скоро.
Петрялова. Похоже… да, похоже, ты прав.
Действие седьмое.
У стола и за столом главной залы Лукинский, Полыгалов и Малышев. А также Кобова, Жмудина и Денисова.
Полыгалов. К сексу на открытых пространствах антипатию я не преодолел.
Лукинский. Это позорное пятно на твоей репутации.
Полыгалов. На школьном дворе я хотел себя утвердить. Около полуночи в нем пусто, и я сказал Насте: «лезь за мной». Через забор перелезть – не в квартиру войти. И под деревом отдаться – не в постели ноги раздвинуть. Если она на это пойдет, я смогу сделать вывод, что я ее действительно завоевал. А кто на такое способен? Лишь самый классный мужик.
Лукинский. Твои мысли и поступки во взаимосвязи передо мной предстали. Просто залезать среди ночи в школьный двор – тупость, но проникнуть туда вместе с девушкой для того, чтобы она своим согласием на секс подняла твое самомнение – принимается. Но я слышал, что ты заявил об антипатии. Это вынуждает меня предположить, что твой замысел, к которому не придерешься, почему-то исполнен не был. Рядом с вами кто-то объявился?
Полыгалов. Когда я уже собирался ей вставить, на территорию школы, ломая ворота, пожарная машина ворвалась.
Жмудина. А школа не горела?
Полыгалов. Мы не видели.
Лукинский. Естественно, вас же поглотила похоть. Близкое присутствие пожара замечаться на подобном взводе и не должно.
Полыгалов. Пожар отсутствовал.
Лукинский. Не вам говорить.
Полыгалов. Пожарная машина на пятачке перед школой развернулась и с включенной сиреной из ворот вылетела! Ее моментальный отъезд для тебя аргумент? Или продолжишь на пожаре настаивать?
Денисова. Пожарники, наверно, получили неверный адрес.
Малышев. Для уверенности школу бы они объехали. Поглядеть, нет ли огня с обратной стороны.
Денисова. Тогда смысл тут… скрытый. Такой, что в него не проникнуть.
Полыгалов. Водитель без команды бригадира ворота бы не вынес. О пьянстве или невменяемости одного водителя здесь говорить нельзя.
Лукинский. При резком переклине направление движения не запрашиваешь и куда едешь, не видишь. К большому твоему сожалению.
Полыгалов. К буквально огромному.
Денисова. Девушку устроенный пожарными переполох спугнул?
Полыгалов. Ее возвращение из замешательства она сопроводила потоками брани. Оставленные у меня кремы для лица так и не забрала. Ни дневной, ни ночной. Они простояли у меня в ванной, пока я совершенно не уверился в том, что она не придет.
Жмудина. Выбрасывал ты их с почестями?
Полыгалов. Я отдал их мерзнувшей на улице девице, откровенно стрелявшей у прохожих на героин.
Кобова. В каком это было районе?
Полыгалов. На Вернадского. Свою приятельницу в ней заподозрила?
Кобова. Знакомые истаивают, деформируются, когда встречаются, не узнаются, постоянство форм и образов разбалтывается миксером переменчивости, и я кричу под его вращение: «наконец-то прогресс! наша закостенелость врачуется вихревым разносом!». Гегемония незыблемости не по мне. Фамилия в моем паспорте карандашом написана.
Жмудина. В общегражданском?
Кобова. Для меня он заграничный. Я вещаю не о книжечке, выдаваемой нам для укоренения нас в наших именах, а об удостоверении наших ничем не ограниченных личностей, летающих по своим делам за границы открытой для глаз видимости. Мои перемещения в ту даль вам не обнулить. Я там побывала! В недосягаемости, в кайфовом возвышении над вашим надоедливым гавканьем и кваканьем…
Голос. Человека это меняет.
Лукинский. Новое сознание по цене нескольких доз героина не приобретешь.
Голос. Я не говорю об улучшенной модели. Применительно к ней я говорю о потере даже того, что в ней было.
Кобова. Ты на меня накатываешь? Да пожалуйста. Могла бы я тебя видеть, презрительным взглядом тебя бы смерила. Несчастного порнографа, у которого ни на что уже не стоит. Те пары, что сексом ушли заниматься, какую-нибудь жизнь в твою морковку вдохнули?
Голос. Из тыловых частей подмога к ней прибыла.
Кобова. Ты в задницу что ли палец засовывал? Так к возбуждению приходил?
Голос. Мои руки лежали на столе. А тыловые части – это резервы. Самому мне их не вызвать, но наблюдаемое мною, если оно подчеркнуто нетривиально, приказывает им выдвинуться на передовую. Вы скажете, что происходил обычный секс, но для меня он обычен, когда он красив. Ваши товарищи механической красотой телодвижений меня не расстроили.
