скачать книгу бесплатно
Жмудина. По твоему мнению, этого для покорения меня хватит?
Валюжный. Если бы я курил, я бы при тебе сигаретой затягивался. Выпускал бы дым.
Жмудина. И чего?
Валюжный. Выпускал бы и выпускал. Тебя бы не трогал.
Жмудина. Это от того, что привлекательности для тебя лишена?
Валюжный. Твои недостатки я вижу.
Полыгалов. Острой необходимости ее задевать у тебя не было. Почему ты нагрубил непосредственно ей? Чем наши остальные женщины ее лучше?
Валюжный. Они не выступали, и я о них не высказывался. Не они же говорили о подходах… что предполагает ухаживание, уламывание, ей бы на первом, кто ей через силу улыбнется, повиснуть и просить в постель ее тащить, а она на тех красоток, у которых от мужиков отбоя нет, равняется. Без знания подходов к ней не подступиться! Ну и гуляй себе в одиночестве. По береговой полосе. Слегка в воду зайдешь – не останавливайся. Еще пройди и плыви. Пока не утонешь.
Жмудина. Став раздувшейся утопленницей, мне страшнее не стать. Убедился? Я над своей внешностью иронизировать могу. А ты?
Валюжный. В приемлемой для меня форме нападки на меня я стерплю.
Жмудина. Но сам-то над собой пошутишь?
Валюжный. Наклонности у меня к этому не очень, но для вас я… я урод! Я дурак!
Глухов. Попугай кричит, что он дурак.
Лукинский. Когда-то попугай считался посредником между людьми и небесами.
Денисова. Волнистый или какаду?
Лукинский. Моя информация правдива, но детализировать ее мне суметь. Если мы вступим в прения, я не знаю, за кого мне стоять – за какаду или волнистого. У господина тюремщика орнитологической литературы под рукой не имеется?
Голос. Ответ на вопрос о попугае-посреднике нужно искать в эзотерических книгах. Ими я не обложен.
Малышев. А около вас что?
Голос. Мониторы.
Денисова. А ваше расположение, оно… над нами?
Голос. Сбоку от вас.
Глухов. Через какую стену?
Голос. Через непробиваемую. Ее вам не прошибить, а что до двери, то дверь в мою комнату выходит не к вам. Двери, что улавливаются вашим зрением, ведут в жилищные отсеки и комнату любви, куда я вас для ознакомления не впущу. В нее зайдут лишь готовые сношаться.
Лукинский. Посношавшимся вы свободу дадите?
Голос. Гарантирую!
Лукинский. А вас не пугает, что, вырвавшись, они напишут на вас заявление?
Голос. Подобное невозможно. О сношениях и вообще о том, что вы здесь побывали, вы даже не вспомните. Не превышая прежнюю дозу, я вновь обработаю вас газом и выведу на шоссе, откуда вы в условиях неопределенности начнете к себе добираться. Ваше мышление придет в беспорядок, но вы сориентируетесь раньше, чем пройдет вечность. Сейчас свои домашние адреса все помнят? Кто не помнит, пусть скажет. Если все молчок, значит все помнят. Думаю, вы не забудете ваши адреса и после повторного вдыхания газа. Вы люди здоровые! Как и я в мои двадцать лет. На мое двадцатилетие мне полагалось что-нибудь загадать, и когда я это сделал, мой часто болевший друг Витя спросил меня: «Что ты загадал?». А я весь спортивный, упругий, у меня и насморка-то с третьего класса не было… я ответил Вите, что загадал я здоровья. Ну и скрученный массой заболеваний Витя как заорет: «Куда тебя еще здоровья! Хватит уже!».
Действие второе.
В комнате мужчин двухъярусные кровати и женские фотографии – с ними и без них мужчины полеживают и похаживают.
Валюжный. Броуновское движение. Помимо открытия закономерностей этого движения, ботаник Роберт Браун установил различия между голосеменными и покрытосеменными растениями. А чего бы нам не раздеться догола и наших дамочек не покрыть? Их фотографии у нас на кроватях разложены, и нам бы пора определяться, кто из нас кого оприходует. На моей кровати у меня фото женщины с грубыми чертами лица… я готов с кем-то из вас поменяться. Мне же не обязательно спать с той, чью фотографию мне положили. Я вправе завалить ту, что произвела на меня наибольшее впечатление.
Полыгалов. Наименьшее устрашение.
Валюжный. Совершенно верно. Помучившись с выбором, я кого-нибудь себе подберу.
Лукинский. А ее согласие? Если твое предпочтение падет на условную Машу, это не приведет к тому, что и она тебя из всех изберет. Она может склониться ко мне или к мебельщику… или никого из нас не захотеть. И будем мы здесь торчать, как прикованные! Одна, ну две из пяти, чтобы отсюда улизнуть, с нами лягут, и парочка мужчин на волю выберется, а другим чего? За какие шансы цепляться?!
Полыгалов. За мечту, что женщинам здесь настолько осточертеет, что они и с тобой…
Глухов. Героически.
Полыгалов. В предельном состоянии. В нем она тебя не отпихнет.
Валюжный. Мне таких крайностей, знаете… моя женщина должна снимать трусы с радостью.
Глухов. Тебе нелегко.
Валюжный. А вам?
Глухов. И нам. Но мы с парнями в дебилизм не впадаем, а ты в трудную минуту представляешь из себя точную копию идиота.
Валюжный. Ну и чем же я подобную характеристику заслужил? По-вашему, от слияния с вами женщине удовольствия не полагается?
Малышев. Я бы мою без него не оставил.
Лукинский. Не побрезговал бы никакими гнусными ухищрениями, но удовлетворил. И вышел бы от нее с наградной лентой через плечо. Однако здесь наша награда лишь в том, чтобы оказаться не здесь, и относиться к женщинам с учетом их вкусов для нас сейчас неприемлемая роскошь. Я думаю, что и они тонкости своих желаний подомнут решимостью на воздух отсюда выползти. Та, что возляжет со мной, от оргазма не содрогнется, но и мне с ней от блаженства не застонать. Она ко мне прижмется, приобнимет, а воз и ныне там… при том, что виденные нами женщины изучены нами не полностью, я догадываюсь, что они не гурии. Ублажающие праведников в раю.
Глухов. Не в нашем раю.
Лукинский. В мусульманском. О наших райских кущах я с математической точностью скажу, что секса в них нет. Так определено Богом… «Иакова я возлюбил, а Исава возненавидел». Чьим-то чистым душам дозволено совокупляться, чьим-то отведено лишь прогуливаться и на природу глазеть, не нам с вами высочайшие законы устанавливать. Жребий у нас жалкий – что решено свыше, нам не отменить… нам даже роптать предосудительно. Но это все заявления общего характера. Если на нашей следующей встрече какая-нибудь из женщин промолвит, что ей до лампы с кем уединиться, кто из нас стопроцентный кандидат на первую связь? Кому хватит отваги себя показать?
Глухов. Мне.
Лукинский. Ну, иди.
Полыгалов. Когда он сказал, что пойдет, от сердца у тебя отлегло?
Лукинский. Ты составил обо мне неправильное мнение. Вперед всех я не рвусь из-за моей интеллигентности, а не потому, что я побаиваюсь быть с женщиной тет-а-тет. Придет моя очередь, и я слабины не дам.
Малышев. А я без любви не знаю, что смогу.
Полыгалов. Я бы над тобой поглумился, но после твоих слов мысли у меня смешались… зачем тебе любовь?
Малышев. Затем, что она важнее всего.
Глухов. Любовь – галера. Любовь – каторга. Я любил, с фанатичным упорством ее любил, всецело! Мою безалаберную девочку это ни к чему не обязывало. Она жила, как жила – с вечеринками, подружками, да и мужиков не избегала… а для меня альтернативы ей не было. Влюбившись в нее в восемнадцать лет, к девятнадцати я в любви к ней укрепился, и когда она не возражала со мной пересечься, тыкался в нее губами, твердил, что на мои поцелуи ей бы следовало отвечать, она смотрела на меня невозмутимо. Для меня во всей Вселенной существовала только она, а для Мариночки наша Вселенная до размеров меня не сжалась. Мне составляли конкуренцию машины, мода, сессии, круизы… по странам Скандинавии она в него уплыла. Ее увозил теплоход, ну а я мысленно греб за ней на галере моей любви… параллельно с греблей и уму-разуму набирался. Чувства оказали на мозг стимулирующее воздействие, и он постановил, что он с ними справится. Спустя несколько месяцев он меня от нее освободил.
Валюжный. После Марины ты его ни к кому так и не адаптировал?
Глухов. Дальше бесчувственного секса он меня не пускает. За что я на него не в обиде.
Малышев. Дело твое.
Валюжный. Под каблуком высокого безответного чувства он свое отвалялся. Ощущение любви – процесс, конечно, солнечный, но на солнце пятна.
Лукинский. Пятна на солнце разглядел еще Галилей.
Валюжный. С его именем на устах мы на женщин и приляжем.
Действие третье.
Разглядывая фотографии мужчин или ровным счетом ничего не делая, женщины на двухъярусных кроватях сидят по одиночке и попарно.
Жмудина. У этого подбородок легковат.
Борянкина. Ты склонна к мужчинам с квадратными?
Жмудина. Таким я располагала. «Подвинь ножку, а не то я тебе ее отдавлю». Присаживаясь на постель, он сказал.
Петрялова. Любовью собирались заняться?
Жмудина. Рядом со мной он прилег. И пробормотал, что сейчас бы он съел ежик величиной с голову. Ну котлету с рисом. И какой путь мне было избрать? Встать и идти готовить?
Петрялова. У любой женщина собственная линия поведения. Я, скрывать не буду, заявила бы ему, что сначала секс, а потом ежики.
Жмудина. И он бы потянул руку к твоей ноге.
Петрялова. К моей ножке. И хорошо, пусть он ее трогает и заводится, ласкать ногу – это же не всем весом на нее садиться, это чувственно и….
Жмудина. Он бы решал задачу иного порядка: не тебя распалить, а себя накормить. Он бы тебе сказал, что ногу он тебе сожмет и кровь к ступне не пойдет, готовь еду или страдай!
Денисова. Ваши сердца бились не в унисон.
Жмудина. Что понятно тебе, и для меня не за семью печатями. Совместно с ним жила, хозяйство вела и не могла избавиться от ощущения, что петля затягивается… сейчас это уже история.
Борянкина. Да…
Жмудина. Его уход к другой женщине поставил меня в тупик.
Борянкина. Тебе казалось, что ты от этого выиграешь, но ты проиграла?
Жмудина. Мой жалобный вой соседи не слышали. Повстречав меня, спрашивали, что же же у меня все-таки стряслось, и я говорила, что одиночество на меня не давит. Выражение моего лица утверждало обратное. Если бы мне кто-нибудь на это указал, я бы сказала, что это его частное мнение.
Кобова. Помилосердствуйте! У меня пропал к примитиву всякий интерес, и при мне вы об одиночестве не долдоньте – беседам о нем я буду противиться. Снова о нем разговоритесь, прерву не раздумывая! Ох, одиночество! Тяжелый период в личной жизни! Но ко мне не применительно. Я над всем этим без снижения летаю!
Борянкина. А зачем ты разместила анкету на сайте знакомств? Не мужика, скажешь, искала?
Кобова. Меня вбила туда моя товарка по принятию препаратов, что законом запрещены. Без учета моей позиции! Она это сделала, и я стала туда заходить и смотреть, кто же мне пишет. Мозговых недоносков я отметала, а оригиналам начала отвечать. О брачных танцах журавлей мне небанально написали…
Денисова. Пойдемте, как журавли, потанцуем, а после поженимся?
Кобова. Необдуманные слова. Меня бы ими в переписку не вовлекли. Не то что… хммм… написанное им. «Журавли перед свадьбой танцуют! Но какая у журавлей свадьба? Кто к ним придет, кто принесет покурить или выпить, свадьба у них дрянная, а о нашей свадьбе я и не помышляю, но бутылочку бы с тобой раздавил, да и травки бы покурил. Сочтешь возможным отнестись положительно – уведоми». Я сочла.
Петрялова. И у вас завязались отношения.
Кобова. Не безжизненные. В нашем обмене посланиями на чувственности мы не акцентировались – мы ступенчато взбирались на пригорок, откуда на мир смотрится беспечально. Затаскивали на него кресла и вглядывались, растет ли вокруг них ежовник, продолжаются ли победные гуляния откопавших свои головы страусов: как и о журавлях, о страусах он написал. Мозги у этого порнографа не птичьи!
Жмудина. С женщинами, что на наркоманок не смахивают, он общался попроще.
Борянкина. «Пишу вам с надеждой на скорое взаимное счастье…».
Петрялова. «При вашем отказе устремиться ко мне навстречу моя душа будет стремиться испариться…».
Кобова. «Со следующей пенсии по инвалидности я куплю тебе дыню!».
Петрялова. Он тебе расписал, что он инвалид?
Кобова. Из младшей ветви династии Пресненских Шизов. Вместилище серого вещества он от распада не спас, но пробоины и искривления под себя приспособил. На нос спящей кавказской овчарки вы бы ногу поставили?
Петрялова. Мы наше состояние контролируем.
Борянкина. Мне такая овчарка, чтобы она спала, не попадалась. Спящей ее только в собственном доме застанешь.
Жмудина. Можно и за забором участка, на который тебя не приглашали. Он же не своей овчарке на нос наступил?
Борянкина. Спросонья и своя бы тяпнула.
Кобова. За ним метнулась принадлежащая не ему. Она жила у девушки, пригласившей его к ней на дачу и вытолкавшей во двор, поскольку он к ней приставал, а она была еще не готова. Когда он влетел к ней в дом, девушка из его рассказа узнала, что на него набросилась ее кавказская овчарка. Девушка испытала к нему сочувствие, и для них настала пора любви.
Жмудина. Он откровенно тебе сказал, что сношается с какими-то дачными девушками и после этого позвал тебя на свидание?
Кобова. А позвавший вас говорил, что с девушками до вас он ни разу?
Борянкина. Всех нас звал один и тот же. Коварный перевертыш! Войди он к нам, я бы с ним пообщалась, как с моим бывшим мужем. Жестоко мною избитым.
Петрялова. За шашни на стороне?
Борянкина. Против него меня его болезненная утомляемость на работе настроила. Из-за нее он и защищаться нормально не мог. Прикрыть голову сил не оставалось, куда уж супружеские обязанности исполнять. Погнался за деньгами и полностью рассыпался. Постанывающим трупом около меня лежал и долежался.
Жмудина. Деньги-то в семью приносил?
