скачать книгу бесплатно
Ударъ копья.
А.Б?лый, 1911
5. Ея милый профиль ярко вырисовывался на фон? ясно-голубой, зв?здной ночи.
6. Въ полуоткрытомъ рт? и въ печальныхъ синихъ глазахъ трепетали зарницы откровенiй.
7. Иногда она низко склонялась, покорная и вся б?лая, и вновь подымался ея силуэтъ надъ голубымъ, вечернимъ мiромъ.
8. Такъ она молилась. Надъ ней сiялъ серебряный полум?сяцъ.
А.Б?лый
Въ Бездну
Безвременья
Падай,—
– Изъ бездны
Безвременья,—
– Неперем?нною см?ной,—
Кольцо
Бытiя!
Прядай,
С?дая
Струя —
– Изъ безвременья —
На бытiе мое!
Ты, – незнакомое
Время,
Обдай мн? лицо
Своей
П?ною!
Мертвенный н?мень,—
Рыдая,
Я
Падаю!
Времени
Н?тъ уже…
Падаю
Въ эту же —
– Бездну
Безвременья.
А.Б?лый, 1929
Изъ зыбей зыблемой лазури,
Когда отв?яна лазурь, —
Сверкай въ незыблемыя хмури,
О, м?сяцъ, одуванчикъ бурь!
Тамъ – обезславленные боги
Исчезли въ явленную ширь:
Туда серебряные роги,
Туда, о м?сяцъ, протопырь!
Взирай оттуда, мертвый взоричъ,
Взирай, пов?шенный, и стынь, —
О, злая, б?шеная горечь,
О, оскорбленная ледынь!
О, т?нь моя: о тихiй братецъ,
У ногъ ты – вотъ, какъ черный котъ:
Обманешь взрывами невнятицъ;
Возстанешь взрывами пустотъ.
А.Б?лый, 1921
Бриллiантовые узоры созв?здiй неподвижны въ
черномъ, мiровомъ бреду, гд? всё несется и гд? н?тъ ничего, что есть.
Земля кружится вокругъ Солнца, мчащагося къ созв?здiю Геркулеса!
А куда мчится созв?здiе Геркулеса?
– Сумасшедшая пляска бездоннаго мiра.
А.Б?лый, 1910
Нашъ мiръ – Творца ошибка, плохой прiютъ на часъ…
О.Хайямъ
Прологъ
Громъ необорный – въ рань с?дую временъ – сотрясалъ небесную твердь, не щадя живота своего, вперяя себя въ твердь земную и яряся безъ м?ры; сыпались зв?зды и капли, пред?ловъ не в?дая; треволненiя множились; яркожалая молнiя била нещадно. И Солнце, затмившись, меркло днями, и рушились скалы, глыбы свои роняя во прахъ; море, волнуясь, яростною п?ною волнъ накатывало себя на брега, словно тщась размолоть, поглотить дрожащую твердь, яростью кипя, злобою судьбы бросало себя на брега, и сушь погребалась волнами; всё колеблемо было Судьбою. Окоемъ, словно В?чности святой необъятность, изошелъ мракомъ священнымъ. Твердь небесная сотрясалася во страх?, Критъ трепеталъ, и дрожала Матерь-Земля въ родовыхъ своихъ мукахъ; древа ярилися и порою сгорали до тла; лепестки пламени были зримы…
И надъ просторомъ Земли послышался плачъ – сквозь шумы и громы – на древ?: отъ отца и отъ брата сокрытый младенецъ, Криторожденный, возступалъ: въ жизнь; и ею низвергся: въ нее. И слышенъ былъ подъ блеянье козы въ лугахъ разнотравныхъ, ов?ваемыхъ в?тромъ знойнымъ, сухимъ, предв?щавшимъ еще большiя, вящiя бури, грозы и б?ды, – гласъ. И гласъ непокорный, несытый, дерзновенный, алчущiй власти, начальствовать алчущiй, – буйствовалъ, мятежась, будучи скованъ шумомъ окрестнымъ, но вторьемъ раздавался окрестъ: вопреки гневамъ природы. Безсилела злоба стихiи, умолкала, и – ея, не дитяти – гласъ умолкалъ, спокоясь, н?м?я: словно подавала надежду, милость рождая, потухая, – природа, и изс?ченье ея затухало; и покой снисходилъ долгожданный. Зыблема рокомъ, отдыхала природа, ободряясь покоемъ, зал?чивая прободенные свои покровы: несм?тныя жертвы дарила – счастливо схороненному младенцу-отцу…
Се – слышно припаденье устъ младенца, мокровласаго, беззащитн?йшаго къ щедродарному вымени, жадное въ страсти своей. И Солнце, дотол? тьмою словно за руку держимое, зыблемое, – впервые – ярчело. И зиждилось пресуществленiе младенца, отъ отца матерью прячемаго, – въ Громовержца-отца.
Рождался иной близъ Иды-горы, кто ежель уд?лъ свой им?етъ, то уд?лъ его – повел?вать, сл?дить за порядкомъ божественнымъ и его водворять. Бездны Хаоса гляд?ли въ сл?пое его лицо. Гордо взиралъ на окрестное божественный юнецъ.
День возставалъ ото сна, и множились т?ни. Дитя тайнорожденное улыбалося новому дню, играясь съ куретами, его забавляющими плясками, Великой Матери слугами, которые, случись дитят? всплакнуть, бряцали шеломами да щитами: таково было козы повел?нье, нянчившей юнаго бога, милостью чуда оставшагося въ живыхъ, матерью отъ отца спасеннаго: отца, в?дающаго судьбу свою и потому страшащагося разящаго превосходства сына, что долженъ родиться; судьбы изб?гнуть тщился отецъ, пожирая дитятъ своихъ, ужасн?йшiй, свиреп?йшiй, кровоалчный. Когда – незадолго до сего – рождалося дитя – куреты подняли шумъ небывалый, всеоглушающiй, безмерномощный, дабы заглушить крики бога рождающагося, отводя отъ него гибель грозящую: быть заживо пожраннымъ собственнымъ отцомъ и найти смерть во чрев? отчемъ; нын? въ толикомъ шум? нужды не было: изб?гнувъ Судьбы, взросл?ло дитя и плакало всё р?же. Но дитят? много, много поздн?е суждено быть низверженнымъ сыномъ своимъ, какъ низвергнетъ и самое дитя – отца своего: и дитя, и отецъ его, и отецъ отца – вс? низвержены собственными же сынами. Коза была повзросл?вшимъ премного одарена: служившаго до самой ея кончины пса златого въ даръ ей принесъ ею вскормленный, ею спасенный; посл? смерти своей будетъ вознесена она на небо, претворившись въ зв?зду, рогъ ея претворится въ рогъ изобилiя, а шкура – въ эгиду: обтянутый ею щитъ поможетъ еще юному богу посл? въ сечахъ съ титанами, щитъ, изъ-за котораго нарекутъ люди ея обладателя Эгiохомъ: Эгидодержцемъ.
Въ тотъ достопамятный день – когда рождалося дитя – не св?тъ явилъ себя тьмою, но тьма – св?томъ.
Часть I
Картины изъ жизни позднеминойскаго Крита. Къ исторiи одного заката
Островъ есть Критъ посреди виноцв?тнаго моря, прекрасный,
Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;
Тамъ девяносто они городовъ населяютъ великихъ.
Разные слышатся тамъ языки: тамъ находишь ахеянъ
Съ первоплеменной породой воинственныхъ критянъ; кидоны
Тамъ обитаютъ, дорiйцы кудрявые, племя пеласговъ,
Въ город? Кносс? живущихъ. Миносъ управлялъ имъ въ то время,
Въ девятил?тiе разъ общаясь съ великимъ Зевесомъ…
Гомеръ
Ми?ы ловятъ боговъ, какъ с?ти – рыбу. Люди плохiе рыбаки: боги уходятъ отъ нихъ. Но и пустой ми?ъ всё еще пахнетъ Богомъ, какъ пустая с?ть – рыбою.
Средиземное море, связующее три части св?та, Европу, Азiю, Африку, есть въ самомъ д?л? середина, сердце земли. Въ немолчномъ ропот? волнъ его бьется сердце челов?чества. В?ка и народы, т?снясь, обступаютъ его, окружаютъ круговою пляскою, какъ хоръ Нереидъ, и п?нится «темно-лиловая соль» его, какъ амброзiя въ чаш? боговъ. Если провести дв? линiи, одну отъ Мемфиса до Константинополя, другую – отъ Вавилона до Рима, то получается крестъ, какъ бы т?нь Креста Голго?скаго. Всемiрная исторiя и совершается подъ этимъ крестнымъ знаменiемъ.
Мережковскiй
Глава 1. Ира, или критское свиданiе
Ира, д?ва пришлая, свободная д?вушка критская, родомъ изъ дикаго народа, впосл?дствiи ставшаго вс?мъ изв?стными греками, изъ Ахейской земли, многогорной и юной, суровой, шла по лугамъ критскимъ, по неогляднымъ «землямъ добрыхъ» (какъ тогда говорили о Крит? сами критяне, которые, впрочемъ, всегда лгутъ, какъ ув?ряетъ насъ Эпименидъ-старецъ), погруженная въ печали, н?жно-опаленная дыханьемъ Іюлiя Іюньевича, и грустно было лицо ея; в?теръ разв?валъ непокорно-вьющiяся, роскошно-густыя ея кудри, подобныя шерсти лучшаго барана изъ царской кошары; огромные, льдяные, но вм?ст? съ т?мъ и внемлющiе всему глаза ея были словно по-куриному широко отверсты; они уже не удивлялись всему что ни есть, но были они еще полны желанiй и мечтъ: о жизни новой. День былъ прекрасенъ, божественъ: воля, раздолье! – Безмятежный Критъ, обитель красы юга; покой безмолвный – какъ пустыня. О, эт? золотящiяся, точно колышемая нива, критскiя дали, ов?ваемыя поц?луями природы: морскими в?трами, безсмертно-юными и в?чно-св?жими, – чаекъ лётъ да м?рное торжественно-величавое п?нье неумолимаго моря – любим?йшая изъ п?сенъ Солнца; того и гляди – заслушается сей п?снею не устающее вседневно бросать прямые лучи, св?тящее въ полною силу Св?тило, и безъ того предолго гостящее на небосвод? въ безконечно-яркiе т? дни, – да забудетъ вовремя окунуться за окоемъ, гд? ширь небесная сливается съ ширью земною…О, это небо: не небо, но безкрайняя пустыня неба; воленъ аэръ на Крит? и широка душа. На тверди небесной ни облачка, полною грудью дышало всё живое, а луга упирались въ бросавшiе длинныя, властныя т?ни дерева да кусты, полные дивной тайны и н?ги: оливковые да виноградные, о коихъ знавали и въ ту пору по всему Средиземноморью; были т? не всегда н?жно ц?луемыя в?трами дерева подлинными царями да царицами Солнцемъ обильнаго Крита. Золото листвы ихъ сл?пило глаза, и были листья ихъ – какъ луны. Вдали видн?лся и кипарисъ: священное древо. Луговыя благоуханiя обволакивали всё бол?е и бол?е хмел?вшую Иру, купавшуюся въ нихъ подобно птиц?, разс?кающей, р?жущей э?иръ въ жест? восторга. Подобно тому какъ гады морскiе р?зали твердь водную, ласточки, р?звясь, темными вздрагивающими крестами безпорядочно прор?зали, словно купаясь въ мр?ющихъ аэрахъ, необъятную твердь небесную, то нисходя до самой тверди земной, то уносясь въ безпред?льныя выси, къ н?драмъ небесъ. Исполненныя визгливаго восторга созданiя природы вносили иное изм?ренье къ видамъ критскимъ, обогащая ихъ не только молнiеносною хаотичностью движенiй, но и своими криками. Была зрима и одиноко зависшая въ аэрахъ н?кая хищная птица, медленно кружащая вкругъ точки незримой, м?няющей, однако, м?стоположенiе свое въ пространств?. Но вотъ уже и она скрылась изъ виду, пропала въ безконечности небесъ – м?рный взмахъ крыла подымалъ её всё выше. – Всюду бiенiе жизни, и всё зыблемо въ зыбь: полнотою жизни. Вотъ откуда лiетъ себя воля критская, вотъ сердце Крита; пусть говорятъ, державный Кноссъ – сердце его: стоитъ лишь взглянуть на пространства сiи, чтобы отдать и свое сердце подлинному сердцу Крита.
Но лишь отр?шившiйся отъ чувственнаго возмогъ бы осознать: за вн?шнею безбрежною безпорядочностью природы скрывается внутренняя ея м?рность, которую можно принимать, её познавая или же въ ней растворяясь, а можно – ея отвращаться, ею тяготясь. Поверхъ поверхности – красокъ и формъ – таилися смыслы, слагающiе сущность. И м?рность была однимъ изъ нихъ. – Природа молилась создавшему: п?ньемъ птицъ, игривымъ в?тромъ, шумомъ волнъ морскихъ, шелестомъ листьевъ, теченьемъ р?дкихъ облакъ.
Подходя къ родному селенiю, съ Ирой завела бес?ду казалось бы одна изъ т?хъ неприм?чательныхъ и малоотличныхъ межъ собою критскихъ матушекъ, которыхъ можно было встр?тить въ любой изъ критскихъ деревушекъ, въ которыхъ он? если и не царицы, то управительницы и люди почитаемые на сел?, отъ которыхъ немногое да зависитъ; та, знаете ли, середина, гд? рождается пошлость, а, родившись, царствуетъ: та пошлость, что сперва отрицаетъ, а посл? ср?заетъ вс? вершины, случись этимъ вершинамъ быть не дольними, а, скажемъ, горними, не зд?шними, а тамошними; та пошлость, которая родомъ изъ царства количества и знать не желающая о царств? качества. Эта же критская матушка, женщина зр?лыхъ л?тъ, од?тая если и не въ колоколоподобную юбку съ преузкой талiей и преглубокимъ декольте (подобалась она только жрицамъ и придворнымъ дамамъ: женщинамъ высшаго св?та), то од?тую всё же въ одежды не безъ намека на колоколоподобность, узость талiи и декольте (какъ знакъ ея достоинства), – отличалася отъ прочихъ не только болтливостью неуемной, которая была въ частности сл?дствiемъ ея любопытства, и сп?шностью говора, что вообще не было свойственно людямъ т?хъ, крайне отдаленныхъ отъ насъ эпохъ, невозвратимыхъ, но и близостью къ одному изъ критскихъ дворцовъ, гд? порою вид?лась и со знатью. Стоитъ ли удивляться, что она и начала разговоръ, только завид?въ д?ву младую:
– Почто рыдаеши? Почто сердцемъ кручинишься, радость моя?
– Сплошныя мысли въ голов?, но мыслями сытъ не будешь, мысли – хуже обморока: была жизнь, а нынче – обморокъ. Я чувствую, стало быть, жива я. Также и: меня ищутъ, стало быть, жива. Но кто ищетъ меня нынче? Кому нужна я? – говорила Ира, а посл? добавила, подавляя слезы: – Ахъ, тетушка, отвергли меня!
– Внов??
– Внов?, кормилица. Внов?! Травы льнутъ къ т?лу, пасть бы въ лоно природы, забывшись, но мiръ сердечный покоя не даетъ, терзаетъ. Гибель ждетъ меня!
– О Мати преблагая! – широко раскрывъ глаза и размахивая порою руками, испрашивала названная кормилицею. – Да ты жъ первая д?вка въ селенiяхъ окрестныхъ; да о теб? полъ-Крита в?даетъ, в?дь вторымъ Солнцемъ себя лучишь, не иначе! Кто жъ отвергъ?
– Къ чему обликъ мой, ежель я вся – печаль, и боль, и страданiе? Словно Мать меня покинула, ушла изъ сердца.
– Мать съ тобой! Да какъ такое быть-то можетъ! Я тебя спрашиваю: кто отвергъ? Кто сей безумецъ, иль сл?пецъ, иль то и другое вкуп??
– Господинъ, – опустивъ очи долу, молвила Ира.
– Оно ясно, что господинъ, а не слуга, хотя и господа Отцу великому слуги суть. Такъ кто? Кто?
– Касато самъ, – отв?тствовала д?ва и разрыдалась.
Утишая её и прижавъ къ себ?, матушка приговаривала:
– Ты потише-то произноси всеблагое его имя, дурена: людъ ходитъ тута, не одн?, чай. Охъ, куды д?вка-то м?титъ: въ небо. Милая, всё жъ знать свое м?сто, богинями да богами намъ дарованное, надобно. Знать и не забываться. Ты, однакожъ, успокой сердце свое. Ужели и въ наложницы не взялъ онъ? Д?вы – дщери Матери, земныя богини, намъ коли быть въ услуженiи, то у самыхъ вящихъ.
– А я суженою его хочу быти. Сердцу не прикажешь, полонилъ меня Самъ безъ остатку, а онъ…
И посл? сего разрыдалася пуще прежняго.
– О Мати! – приговаривала кормилица. – Ой возгордилася д?вка паче м?ры всяческой, ой возгордилася. Нехорошо: богини прогн?ваются. Ишь куда м?тишь: говорю же: въ небо. Да не м?тишь, а свалить его на землю желаешь. Нехорошо. Это жъ когда оно видано было, чтобъ перв?йшiй изъ слугъ Самого снисходилъ къ простой? Коли бы такое было, то людъ запомнилъ бъ и изъ устъ въ уста передавалъ.
– Я не простая, не простая я: золотая. Потому хочу въ палатахъ каменныхъ сид?ти, чертоги мраморные вид?ти вседневно.
– Царевна ты, что ль? Уязвлена она, ишь ты, аки благородная. Смотри у меня. Вся б?да отъ того, что въ д?вкахъ ты засид?лася, глава вся – въ мечтахъ, аки въ омут?, – не по-критски посп?шно изливала р?чи старшая. – Такъ, пора теб? дурь изъ башки-то повыбить. Иди работать, золотая. Работа бо – средство лучшее противу страстей пагубныхъ, противу бурленья крови, младой, юной, противу вздоховъ души, слезъ, горестей, сердца излишне трепетнаго. Мало ль теб? любви своего любовника?
– Сердце горячее им?ю, хотя обликомъ хладна, – говорило дитя земли.
– И о Маломъ лучше не забывай; ей, вспомяни, како любитъ тебя, эхъ, како любитъ-то! Еще Мудроватый, изобр?татель, мужъ ученый, души въ теб? не чаетъ.
– Что вы всё о Маломъ да о Маломъ! Его и отродясь, и понынь Малымъ кличутъ: всё не выросъ. Не любъ онъ мн?, а Мудроватый – чудакъ, кому до него какое д?ло? У него, быть можетъ, и сердце золотое-презолотое, но и до сего никому на Крит? д?ла н?тъ: сердце – не подв?ска златая. А Касату никто изъ сердца не выт?снитъ! – сокрушалась д?ва юная.
– А что? Первый молодецъ, хоть и росточкомъ и не вышелъ: кто жъ еще писцомъ служитъ во Дворц? изъ нашего сословья? Ой молодецъ Малой, ой молодецъ. Говорю теб? снова: души въ теб? не чаетъ. Да и что одной-то по мiру шляться – и краса меркнетъ д?вичья и заправлять нек?мъ; въ твои, душенька, руц? муженекъ пойдетъ, аки бычокъ на закланье. Прибылей-то сколько – не счесть: всё, всё жъ д?ять будетъ, всю работу и грязную, и чистую.
– В?дать в?даю, что не чаетъ. И в?даю, что пойдетъ, аки бычокъ на закланье. И не пойдетъ, а поб?житъ. Но къ чему? Къ чему? Теперь мн? жизнь вся опостыл?ла.
– Да я в?дь тожъ много годинъ тому назадъ была красавица писаная. Такъ что жъ: взяла себ? мужа – и рада. Мужи в?дь – безхребетны, н?жны, травоядны. Не то мы, д?вы да жены: съ норовомъ, священно-жестоки, хищны. Доброд?тель ихъ – послушанiе, смиренiе, сокрушенiе сердечное, рождающiя умиленiе; наша доброд?тель – ум?нiе повел?вать, властвовать, первенствовать.
– В?даю, что скромность и покорность – главная ихъ доброд?тель. Но…
– У насъ работа одна – быть краше вс?хъ, корить, хулить, бранить мужей: во имя Матери!
– Да, то ихъ доль! – словно приходя въ себя и оживляясь, сказала Ира и топнула ножкой.
– Недоль!
– Пусть такъ.
– Хоть и грошь имъ ц?на, возьми себ? ты мужа.
– Но ты не разум?ешь: люблю я его, Касату, – и снова разрыдалась Ира, какъ прежде.
– Д?ловъ-то: иди въ наложницы.
– А я чистой быти хочу. Подъ в?нецъ хочу. Н?што достойна я со своею красою, коей и на всёмъ св?т? не сыщешь, ублажать господина своего наравн? съ д?вами прочими? Не такая я.
– Ты ужъ извини, дорогая: чистыя въ домахъ обитаютъ, а не во дворц? – наложницами. Ты зд?сь царица, а тамъ – рабыня. Ишь, что выдумала!
– Да ужъ лучше тамъ быти хоть к?мъ, а не зд?сь: царицею селенiя; только вотъ не наложницею, н?тъ. Ахъ, какъ л?по-то тамъ, ахъ, какъ л?по: всё въ камняхъ, всюду злато, тишь, треножники…Влечетъ меня туда душенька моя, великол?пiе несказанно манитъ – такъ и снится, и грезится день и ночь. А зд?сь, зд?сь – всё невыносимо. Б?дность вперем?шку съ нищетою. Не для того богини меня толикою красою над?лили, не для того.
– Эка д?вка! Какъ будто одна ты Касату любишь: это жъ каждая д?вица о нёмъ мечтаетъ, а вотъ возьметъ себ? мужа прислуживать, такъ сразу и забываетъ Касату. Смекаешь? Ты пойми: будь ты еще трижды краше, толку отъ того не будетъ: обычаи не перепрыгнешь: обычаи хранить должно: святы они. Я теб? всё сказала, ты иди, иди.
