Северный крест

скачать книгу бесплатно

Слышались: нем?рно вспыхивающiе стоны, вскрики, прор?зающiе м?рность неумолимыхъ ударовъ, претворяющихъ спину Акая въ кровяное м?сиво.

Чувствовался – чрезъ н?сколько времени: запахъ гор?лаго мяса.

Акаю думалось: «Близится посл?днiй часъ; я потерп?лъ пораженiе: не по вол? собственной и не въ силу собственныхъ ошибокъ, но потому лишь, что пов?рилъ въ т?хъ, въ кого в?рить было нельзя. Однако д?ло мое не сгинетъ – да не сгинетъ! – въ прорв? в?ковъ, даже ежли имя мое будетъ забыто в?ками, ибо я разбудилъ ихъ ото сна».

Зрима была: отаями смысловъ ниспадавшая лазурь…

Видн?лся на тверди небесной: облакъ, походившiй на Лабрисъ: посреди кристально-голубого неба.

Когда св?тъ жизни исшелъ изъ Акая, Атана произнесла:

– Во имя богинь. И всего пуще: во имя Матери!

Посл? же, со взоромъ, бол?е подобающимъ эринiи во время злод?янiй ея, нежели смертной, Атана произнесла н?кiя таинственныя не то заклинанiя, не то и вовсе полубезсмысленныя слова, словно глаголя нар?чiемъ мiра подземнаго.

Ликъ помертв?вшiй – Акая – видн?лся посередь пыточнаго заст?нка. А за нимъ – опуст?лая т?мъ временемъ площадь съ истоптанною землею, съ засохшею кровью, съ разбросанными то тутъ, то тамъ оборванными рубахами, площадь, на которой видн?лись: обезображенныя т?ла погибшихъ, которыхъ безпорядочно складывали (по недостатку опыта въ подобныхъ д?лахъ), съ застывшими, окамен?вшими ужасомъ лицами: масками Смерти; лица, на которыя взгляни – и самъ погибнешь: ужасъ отъ встр?чи съ Нею перешелъ бы и на самого взиравшаго; иные – со скрюченными пальцами, словно тянущимися къ хл?бамъ земнымъ. Кровь засыпали песочкомъ – прочь отъ страшнаго: засыпалъ – и не было ничего. – Главное правило не только критскаго искусства, но и всего критскаго бытiя было: не изображать, но утаивать наиважн?йшее, почитавшееся священнымъ: рожденiе, соитiе, смерть; боговъ (кром? Великой Матери); царя и царицу.

Свинцовая полутьма нависала надъ Критомъ. Курносая и оплывшая харя на него наступала: носомъ, – восл?дъ сплоченному стаду тучъ-бычковъ, неложныхъ в?стниковъ великихъ грозъ. Тишина, сгустившаяся надъ землями добрыхъ, – какъ оглушенность, какъ молотъ. Громы зыблемой въ пропасть эпохи до времени зр?ли незримо, пучась: смертью минойскаго Крита. – Молнiя уже бродила по упадающему Криту: съ мечомъ.

Глава 2. Посл? смерти Акая, или на чуждыхъ брегахъ

Satis sunt mihi pauci, satis est unus, satis est nullus

    Сенека

Procul este, profani

    Вергилiй

Адъ – это другiе

    Сартръ

Акай былъ пробудившимъ народъ. – Можно вести споры, благо ли сiе или же зло, но онъ сод?ялъ это: самолично и вопреки. То была задача многотрудная; многотруднымъ было и положенiе новаго предводителя, весьма юнаго по сравненiю съ л?тами Акая: ибо хотя народъ и былъ разбуженъ, усилился не токмо народъ, но въ м?р? большей братья критскiе, получившiе подкр?пленiе. Несмотря на смерть Акая, на мигъ затихшее было возстанiе, вспыхнуло съ силою новою, съ новымъ напоромъ; не смолкло оно, но множилось и ширилось. И множилось и ширилось оно милостью М. (такъ звали героя юнаго). М. отличiе отъ Акая, бывшаго и зачинщикомъ возстанiя, и его мозгомъ, и полководцемъ, воеводою, сражался въ первыхъ рядахъ – не изъ долга, но по собственному манiю: пров?ряя поистин? безграничные пред?лы своихъ силъ: такова была воля его. Такимъ образомъ, для М. возстанiе, къ которому присоединился онъ посл? пораженiя при Кносс?, было пров?ркою себя и испытанiемъ, но никакъ не д?ломъ жизни, какъ то было въ случа? Акая.

* * *

Р?чи напыщенныя и горделиво-надменныя произносилъ новый глава братьевъ критскихъ. Во глав? критскаго воинства стоялъ н?кто Аретавонъ, недавно поставленный по вол? Самого (какъ то было принято говорить тогда на Крит?), любое волеизъявленiе котораго почиталось священнымъ, и вотъ что онъ говорилъ, полнясь мощью грозною:

– Я исполняю волю Касато Мудраго, Сына Земли. Онъ глаголетъ – я д?ю. Онъ много мудр?е и мощн?е Предыдущаго. Это во-первыхъ. Насъ въ разы больше, нежели возставшихъ: в?сь Критъ благородный станетъ ст?ною супротивъ презр?нныхъ рабовъ, взбунтовавшихся по вол? одного – Акая. Но Акай мертвъ, и во глав? возставшихъ уже не онъ, – сказалъ онъ, сплюнувъ съ презр?ньемъ, – полководецъ мудрый, но юноша. Юноша, слышите ли? Пов?рьте услышанному и возьмите въ руц? мечи: того проситъ святый Престолъ и держава, отчизна наша. Это два и три. На сей разъ мы должны поб?дить. Это четыре. Пять: ежель кто изъ васъ, – в?щалъ онъ громогласно и съ огнемъ въ очахъ, обводя вс?хъ, кого могъ вид?ть изъ братьевъ критскихъ, – посм?етъ уб?жать, какъ то сплошь и рядомъ встр?чалось ран?е…

– Не посм?емъ, о повелитель! – громогласно вопiяли братья критскiе.

– Молчать! Не перебивать и внимать!

Воцарилось молчанiе, невиданное для критской п?хоты. Огляд?въ многихъ изъ собравшихся, выдерживая гнетущую солдатъ паузу, зависшею тишиною мертвою въ расплавленномъ аэр?, усиливая тяжесть посл?дняго, предводитель продолжалъ, луча пламень, что долженъ былъ, по его мн?нiю, вселить мужество въ трусливыхъ воевъ Крита:

– Ежель кто изъ васъ посм?етъ вновь б?жать съ поля брани, – вамъ сл?дуетъ пов?дать, что сiе есть безчестiе и что сiе – Смерти хуже, – того настигнетъ м?дь всеразящая созади. Впереди будете сражаться вы, а созади будутъ стоять мои люди, съ луками и мечами наизготове. Посему помните въ нелегкiй часъ: вы падете въ любомъ случа?! Но падете въ руц? Матери, если не дрогнете. Я заставлю васъ понять, что такое честь воинская и воинская доблесть.

– Слава Криту! – слышалось изъ вс?хъ устъ воевъ.

– Криту Слава! – отв?тствовалъ ихъ предводитель. – Такъ падите же съ честiю въ бою яростномъ: смертью храбрыхъ. И падите въ руц? Матери всего сущаго. Обрушимся на отступниковъ отъ священныхъ нашихъ обычаевъ: р?кою, лавиною. И поглядимъ, какъ устоитъ нарицаемый «непоб?димымъ» юнецъ.

* * *

Вдали видн?лися нищiе, стонущiе, грязные, смердящiе, жившiе при торжищ?, гд? Гр?хъ виталъ незримо, но при томъ всеотравляюще, или же т?нью стелился онъ. Тоска смертная разлита была по бытiю, и надо вс?мъ реяло лишенiе. Можно было увидать одного изъ смотрителей рынка: тотъ отнималъ украденную кость. Нищiй съ кирпичнаго цв?та кожей кричалъ:

– Не отдамъ! Не отдамъ! Душу возьми, не отдамъ.

И билъ онъ себя по груди, кость потерявши и рыдая: силился онъ молвить н?что призывное, н?что бунтовщическое, но былъ для того слишкомъ слабъ. Иные изъ проходившихъ плевали въ его сторону. Однакожъ онъ возопилъ – но тихо, межъ своими, отвернувшись отъ торжища:

– Матушка-Родительнца, помози намъ, б?днымъ, нагимъ, хромымъ. Обездоленные, мы не требуемъ: мы просимъ. Сiи, – говорилъ онъ, указывая въ сторону рынка, – боговъ забыли. Ты имъ ниспошли б?дъ, да знаютъ богинь, милостивыхъ нашихъ заступницъ. Обидь обидящихъ и низвергни низвергающихъ, о Ты, Мати всего сущаго, Д?ва Премудрая, Чистая, Высочайшая. Вступись за насъ, о, вступись.

Иные изъ нищихъ лицами озлобленными гляд?ли на площадь рыночную, и выдвигали носы, и тыкали пальцами въ сторону обидчиковъ. Иные попрошайничали во имя Великой Матери. – Ничто не напоминало адъ лучше, ч?мъ сiя пародiя на рай, ибо раемъ кажется минойскiй Критъ т?мъ, кто во времена оны тамъ не жилъ.

Въ это же время проходилъ по площади и М. Онъ направился прочь отъ суеты, удаляясь отъ мiра и мира, – ближе къ немолчношумящему лазурному морю. Возл? дома н?коего видн?лася: собака, больная и злая, воющая порою отъ неизбывной боли собственнаго существованья. Возл? хозяйка, вышедши изъ дому, выплескивала помои, бранясь и причитая. И слышались стенанiя челов?ческiя, стенанiя вечностраждущихъ исчадiй дольнихъ сферъ. Кр?пчали жары, рожденные жестокимъ Солнцемъ.

Шедши, М. думалъ: «Всегда, всегда былъ стенающiй, горестный и гореродный сей людъ, всегда; всегда было горе, разлитое по челов?ческимъ судьбамъ, и безъ того скор?е горькимъ, нежели сладкимъ; и печали, и нищета, и вс? гнусныя сiи лица. Всё повторялося, верт?лось возл? точки незримой. Всё повторялося…и будетъ повторяться вов?къ…О поступь дней и годинъ! Гнетъ – и зд?сь, и тамъ: везд?. Пройдетъ десятокъ круговертей Колеса Бытiя – и всё то же: ложь, словно язвящая чадъ рода людского, повязанныхъ между собою, да б?дность крайняя, жестокая въ сил? своей, облаченная въ ризы ложныя…всё – прахъ. О духъ мой! Обезличили меня б?дные духомъ, но нын? я таковъ, каковъ я есмь: благодаря себ? самому и Ей».

Скорбь и боль исходила отъ лика его. Темнолонный Критъ щерился бездною, оскаломъ зв?ринымъ. Казалось ему: пространство вперило очи: въ него.

Мраморно-бл?дная скорбь въ грязно-с?ро-б?ломъ своемъ од?янiи и понурая ея т?нь лежали на вс?мъ, что только видно было глазу, и м?рно п?ло сердце скорби; везд?, везд? царила несвобода, черная – какъ ночь, в?чная – какъ тьма; тоска была разлита по бытiю, и, предавшiйся печалямъ многимъ, хмуро взиралъ на М. день…

Изнеможенный, сн?даемый скорбями, заточенный въ печаль, герой младой прис?лъ и возрыдалъ, истомленный мыслями такого рода. И былъ онъ вдали отъ нечестиваго дыханья неистовствующей въ своемъ безсилiи черни и жрецовъ пустословящихъ: жрецовъ божествъ земныхъ, служащихъ богу сл?пому. Былъ онъ вдали отъ сильныхъ мiра сего, богатыхъ, знатныхъ, ибо и ихъ в?янiя были герою чистому непрiемлемы: в?янiя съ припахомъ алканья лишняго злата и сребра, ?имiама и амброзiи, камней драгоц?нныхъ, малыхъ и большихъ. Окинувъ зракомъ гордымъ пространства окрестныя, изрекъ:

– Надежда моя, казалося, во прахъ низложена; и мечта едва жива. Я не творилъ зла, не созидалъ боли: я чистъ, я чистъ, я чистъ. Но да буду я не чистъ во в?ки в?ковъ: для прислужниковъ божествъ сл?пыхъ и рабовъ, – я, скиталецъ, тронъ чей – небеса вечнолазурные, а не земля. Важн?йшее д?ется вдали отъ суеты, въ тиши, и се – гряду тамо.

Темной и жестокой казалася М. критская жизнь. Уходилъ онъ прочь отъ смрадныхъ сихъ м?стъ, но еще долго слышалъ онъ «Богиня-Мать, рождающая вс?хъ и вся, вс?хъ и вся прiемлющая въ лоно свое, заступница, отжени…помози…» да звуки ударовъ плетьми да палками; и нев?д?ньемъ сл?пымъ полнилося пространство. Всё словно просило его проснуться ото сна именемъ жизнь. Ежели онъ бы прислушался къ вел?нiю т?ла, онъ бы б?жалъ: въ л?са, поля, къ морю, въ море, на гору, подъ гору. Но въ это время онъ по вол? собственной дозволилъ себ? впасть въ руц? если не т?ла, то души: шелъ онъ куда глаза глядятъ: прочь отъ мiра. Увидавши далече море, сл?пящую его б?лизну, онъ вспомнилъ и, глядя на Востокъ, воскликнулъ:

– Тамъ, тамъ было еще хуже. Если зд?сь скотство, покорное и смирившееся (ибо сбросивъ ц?пи плоти, они не сбросили ц?пи духовныя: они возстали плотью на плоть, но духъ ихъ скованъ, какъ и прежде, ибо въ нихъ н?тъ духа), то тамъ – адъ. Если зд?сь Жизнь претворилась въ торжище, то тамъ она помои огненные. О усталое многохраброе мое сердце, скоро, скоро вернешься ты въ землю об?тованную: въ небесную обитель. О, нестерпимо, нестерпимо, Отче, всеведающiй, неузр?нный, неизглаголанный, яви, яви Св?ты всепронзающiе; ниспошли мн? силу величайшую сообразно твоему величеству. Ибо н?тъ силъ, н?тъ силъ для вящаго.

Единственное, что удерживало М., съ позволенiя сказать, зд?сь, былъ онъ самъ, его любовь не къ себ?, но къ своему Я, первому изъ рожденныхъ Я на св?т?, самоуваженiе и н?коего рода любопытство, ничего общаго съ любопытствомъ базарной бабы не им?ющее: ему было важно для себя в?дать: что возможетъ онъ сод?ять, что ему по плечу, а что выше силъ его.

Стремительно шелъ онъ, р?жа пространства окрестныя. Быстро добрался онъ до т?хъ м?стъ, съ коихъ можно наблюдать ширь морскую сверху. Но п?ло море: волнами: «Безъ-вре-ме-нье!». Словно въ теченiи времени не отражалась В?чность бол?. Словно время бол?е не было влекомо судьбою – ни къ концу своему, ни къ началу. Словно лазурь стала отнын? бездомною.

И гляд?лъ М. на гору; въ сн?жное убранство од?янная на вершинахъ своихъ, была она сл?пительно-б?лою, яко Солнце; прор?зали верхи ея облаки темные, иные черные; и были т? облаки – какъ надгробья: прежняго мiра; и слышенъ былъ далекiй громъ. – И казалося М., что нын?, нын? уже началася брань межъ Добромъ и Зломъ, между горячо любимыми имъ Небесами и презр?нною Землею. Чуялъ онъ сердцемъ дыханье надвигающагося; надвигающееся пылаетъ огнемъ, но огнь – огнь зорь: зорь новаго, небывалаго; но сiе новое, небывалое – кто знаетъ? – просверки, всполохи тамошняго. Но вскор? ему думалось иное: «Едва ль она, с?ча, окончится, ибо всё по кругу незримому шло, идетъ и будетъ идти: и Время, и Судьба, злыя, крутятъ Колесо Бытiя, и м?рный его ходъ поглощаетъ всё – часъ за часомъ, день за днемъ, годъ за годомъ: безсл?дно годины ниспадаютъ въ р?ку забвенья, безсл?дно и м?рно».

М?рно билися волны о брегъ, осiянный мр?вшимъ Св?тиломъ, пустынный, раскаленный, – да такъ, что аэры надъ нимъ словно метались въ огнедышащемъ удушь? и мерцали подрагивая. М. подумалось, что Солнце, заливающее всё вокругъ, использовало море въ своихъ ц?ляхъ, а Солнце – въ свою очередь – использовалось Н?кимъ Безымяннымъ, отъ Коего всё, всё зависитъ, рабствуя непробудно, незакатно. Небеса, Св?тило, ширь морская и брегъ – и ничего бол?е! – застилало очи, ихъ сл?пя: В?чность дольняя, и въ самомъ д?л? м?рная отъ в?ка, взирала на М. М?рность прор?залъ суетливый, хаотическiй летъ чаекъ и прочихъ птицъ прибрежныхъ, обогащая описанное словно изм?реньемъ новымъ.

Пыланье аэровъ принуждало не стоять на м?ст? и – пасть въ лоно моря, въ лазурную н?гу водъ, въ в?чно-колеблемую пустыню, казавшуюся междумiрьемъ…Ему подумалось тогда: «Море – загробное царство, и н?тъ зд?сь мнимо-живыхъ; п?нье его – словно шопотъ горней моей любви». И се – стремглавъ несся онъ въ низины, ведущiя къ брегу морскому, и палъ онъ въ плоть морскую. И услышалъ онъ п?снь нем?стную, далекую – какъ Солнце, но вм?ст? съ т?мъ и близкую, могущую быть исполненной лишь однимъ челов?комъ. И душа его дышала п?снью, и стала душа п?снею. И возликовалъ М. въ сердц? своемъ. В?тры билися о многомощную его плоть, но, бiясь объ нее, ее не проницали. М. возгласилъ:

– Я люблю васъ, в?тры, приходящiе изъ морей, люблю, когда вы нашептываете мн?: «Ты – Иной». Благодаря вамъ я лишь ярче разгораюсь; мн? подобаетъ св?тить ярко, либо же не быть вовсе. Въ мигъ сей я не опасаюсь въ сердц? своемъ разъяренной злости Судьбы, яри ея и когтей.

И, поднявшись вновь на гору, сквозь тернiи – къ не казавшимъ еще себя зв?здамъ, всё дал?е и дал?е отъ рода людского, отъ шумовъ и суетъ, поднявши главу къ Солнцу, М. возгласилъ, глядя на разстилающiяся внизу пространства, словно бытующiя подъ пятою его, словно поверженныя:

– Къ закату сего дня…Солнце на Запад? зайдетъ, какъ и во всякiй иной день, и се – заступитъ Нощь…И въ нощи пребываетъ мiръ, покам?стъ не узритъ Св?тъ, им?ющiй придти съ Востока. Азъ есмь тотъ св?тъ…