Сердце Бога

Демиан ел молча и отчужденно, словно завтракал не с родными, а с дипломатами на переговорах. Я краем глаза наблюдала за мамой. Она всё ещё молчала, но в этом молчании было напряжение – как у натянутой струны. Одно слово – и она лопнет, но она не говорила. Наверное, в этом утре мы все боялись одного – сказать лишнее и разрушить этот хрупкий фарфор псевдомира, который склеивали не клеем, а утренним вареньем и тёплым хлебом.

И всё же, пусть и на несколько мгновений, это было. Пятеро за одним столом, завтрак с семьей. Я не знала, повторится ли это когда нибудь еще, но так наивная часть меня, глубоко внутри, всё ещё цеплялась за мысль, что да – может быть.

Когда завтрак подошёл к концу, тишина – натянутая, почти физическая – так и не рассеялась. Она осталась висеть в воздухе, словно легкий смог, сквозь который свет пробивается тускло и рассеянно. Леон встал первым и, отодвинув стул, собрал свою и мою тарелку.

– Я уберу, – сказал он небрежно, глянув на отца. – Не против помощи?

Демиан молча встал и начал собирать чашки. Они вдвоём молча занялись посудой, действуя так слаженно, будто репетировали заранее. Хотя мы оба знали – это была просто давняя привычка. Мы часто подчищали следы за взрослыми, даже когда те этого не просили. Я уже собиралась помочь, но почувствовала прикосновение к локтю.

– Данелия, милая, – голос матери был тихим, слишком тихим, и в нём не было той жёсткости, которой я привыкла бояться.

Она стояла рядом, почти незаметная, как всегда – в безупречной рубашке и с волосами, уложенными так, будто даже утро подчинено её воле. Но глаза… глаза не соответствовали остальному. В них была тревога и что-то ещё – робкое, болезненное, почти незнакомое.

– Пройдём? – мягко. Без нажима и почти…с просьбой.

Я кивнула, потому что мне правда хотелось выслушать ее. Мы прошли в соседнюю комнату – в библиотеку. Место, которое когда-то было моим укрытием. Где пахло старыми страницами и немного – прошлым, тем, что уже не вернёшь. Мама закрыла за нами дверь.

Она обернулась и вдруг – опустилась на кресло, так по-человечески, будто устала быть образцом, и впервые за много лет я увидела перед собой не идеал, не силу, не мать, которую нужно бояться… а женщину, которая сама не справляется.

– Я… – она на мгновение замолчала, будто проглатывая ком в горле. – Я должна… я хочу попросить у тебя прощения.

Я застыла, мир вокруг меня словно стал глухим. Только сердце застучало гулко, в висках.

– За то, что не увидела, не услышала. За то, что… так боялась потерять контроль, что потеряла самое важное – связь с тобой, с вами обоими.

Она говорила неуверенно, как человек, давно не произносивший слов на языке любви.

– Ты… ты выросла, Данелия и я всё пропустила.

Она подняла на меня взгляд.

– Я знала, что у тебя будет сила. Знала с самого рождения знала и, может, именно поэтому… слишком старалась удержать её в тебе. Еще когда я была там, появилось пророчество, в котором говорилось о девочке с божественной силой, которая ценой своей жизни уничтожит Кса’аров. – она замолчала, словно каждое слово весило тонну. – О временных рамках не идет речи, но после вашего рождения, я как будто знала, что речь идет о тебе. Точнее, я точно знала, что речь идет о тебе. Я замаскировала твою силу, как могла и молила богов, что бы никто ни о чем не узнал. А еще… Мне страшно… Страшно, что ты уже не та девочка, которую я могу защитить. Что ты живёшь жизнью, в которую я больше не вхожу.

Она улыбнулась – слабо, уставшей улыбкой человека, который только начал понимать, что любовь – это не контроль.

– Я не знаю, смогу ли я всё исправить. Но если ты… дашь мне шанс, я хочу попробовать.

Она протянула мне робко свою руку, как будто сама не была уверена, что я её приму. Я смотрела на неё и в душе медленно что-то оттаивало. Я сделала шаг вперёд. Я взяла её за руку, а обняла. Этого мне не хватало…

Мы сидели так некоторое время, а затем мы отстранились друг от дружки. Мама сложила руки на коленях и смотрела вперёд, поверх книжных полок, поверх лет и ошибок. А потом вдруг тихо заговорила – как будто не мне, а самой себе, обращаясь в прошлое.

– Мне было восемнадцать, когда я сбежала из Аэтериона, – начала она. – Столько же, сколько сейчас твоему старшему брату и чуть больше, чем вам с Демианом.

Я повернула к ней голову, но не перебивала. Она не смотрела на меня, но я чувствовала, как в ней что-то трещит – не от злости, а от тяжести воспоминаний, которые она слишком долго прятала.

– Я не хотела быть принцессой, Данелия. Никогда. С самого детства эта корона была для меня была, как петля. Меня учили улыбаться, говорить, двигаться – всё, как должно. Как велит протокол, долг, кровь и чертов этикет. Единственный свет в моей той жизни – была моя старшая сестра Даяна. Мы были дружны, сбегали с балов и поддерживали друг дружку. Я я училась дома, а не в академии, потому что у меня не было магии, а Даяна обладала магией Кристалов, и с отличием окончила учебу. Я жила мирно, надеясь остаться тенью в этой империи, но потом случилось страшное. Совет и родители отняли у меня и сестру, когда впервые назвали меня «наследницей».

Она вздохнула, и её плечи, всегда прямые, чуть опустились.

– До моих 16 лет никто никогда не поднимали вопросов о престолонаследии, и мы ошибочно гадали, что ею будет моя страшная сестра – сильная, умная и блистательная. Ей было как раз уже 20 лет, отличный возраст, для провозглашения наследника империи.

Голос её дрогнул.

– Она была в таком гневе и ярости, она кричала на меня и обвиняла. Такой я никогда ее не видела, а затем, она нашла сторонников и попыталась захватить трон. Переворот, предательство и покушение. Всё рухнуло в одно мгновение, все с чем я жила раньше : семья, доверие, будущее – всё. Я до сих пор помню её глаза в ту ночь. Они были чужими, отстраненными и дикими. Как у хищницы, которая больше не видит в тебе сестру, родную кровь, а только препятствие.

Мама замолчала. Лишь дыхание выдавало, как тяжело ей это говорить.

– Ее упрятали под землю, в одну из самых страшных тюрем, какие только существуют в том мире. А я… Когда мне исполнилось 18 – я сбежала. Оставила титул, долг, друзей и даже родителей… Я уже слышала про Землю, от путешественников между мирами. Это казалось… выходом тогда.

Она слабо усмехнулась.

– Тогда мне казалось, что если уеду достаточно далеко, всё исчезнет. Я стану другой, не принцессой с кучей обязанностей, а просто женщиной. Просто… собой. А еще, я безумно хотела, что бы вас не ждала та же участь.

Она на мгновение опустила взгляд, и только теперь её пальцы чуть дрожали.

– Я не обладала магией. У меня никогда её не было и, может, это тоже спасло меня – Совет не держал меня в железных рамках, как наследника со способностями. Я была «чистой», пустой в их глазах. Поэтому я надеялась… что и вы будете такими, что унаследуете простую, земную кровь.

Она посмотрела на меня, и во взгляде не было высокомерия. Только тревога и искреннее сожаление.

– Но когда ты родилась… я почувствовала, но не сразу. Сначала – лёгкое дуновение, потом были – странные сны. И когда ты в полтора года прижала ладони к окну , а там стала возрастать буря… я поняла.

Я замерла, ощутив где-то внутри – в самом глубоком, ранимом месте – эта правда будто всегда жила. Но услышать её было всё равно больно.

– Я испугалась, Данелия. До дрожи, до ужаса, потому что магия – это не дар. Это клеймо, особенно для девочек из нашей крови. Если бы они узнали, что у тебя есть магия, они бы отняли тебя у меня. Ты бы просто принадлежала бы им.

Она выдохнула.

– Тогда я и заказала тайно браслет, специальный, сдерживающий. Наши предки использовали такие, чтобы усыпить силу у сильных детей до совершеннолетия или лишить силу противника. Я надеялась… глупо надеялась, что он скроет всё. Что ты никогда не узнаешь, кем ты родилась. Что твоя жизнь будет другой, спокойной и настоящей.

Она протянула руку к моему запястью – дотрагиваясь до браслета, с треснувшим камнем.

– Я не знала, что в тебе – такая сила. Что камень треснет и все обернется так. Что это произойдет сейчас.

Она наконец подняла взгляд, в котором блестели слёзы.

– Прости, я очень виновата. Я не хотела предать тебя, я просто… так сильно хотела уберечь.

Я смотрела на неё – и вдруг вспомнила ту ночь, когда браслет треснул. Холод в груди, непрошеный голос в голове, белую тень в углу комнаты. Тогда я подумала, что схожу с ума и была одна. Я не знала, что сказать. В груди будто сливались сто чувств – обида, горечь, сострадание, растерянность, тёплая нежность и тогда я накрыла её руку своей.

Мы долго молчали, каждая в своих мыслях, запутанных, как сорванные с веток листья. Я чувствовала, как медленно во мне что-то оседает – не боль, нет. Скорее, горечь, что за столько лет ни одна из нас не решилась на этот разговор раньше. Мама всё ещё держала мою руку – аккуратно, почти с благоговением, будто боялась, что я исчезну, если сожмёт сильнее. Я тихо выдохнула и, не глядя ей в глаза, задала вопрос, который давно сидел комком у горла:

– Мама… ты когда-нибудь сталкивалась с божественной силе?

Тишина вытянулась между нами, как тонкая нить, готовая лопнуть. Мама чуть повернулась ко мне, на лице – искренняя растерянность.

– Нет, я помню только легенды и фрески о Святых девах… но они были слишком старыми, туманными. Я… я никогда не думала, что это может быть о тебе и никто из Совета не говорил мне об этом.

Она покачала головой, и её голос стал тише.

– Если бы я знала, Дани… я бы сделала всё иначе. Искала бы ответы за ранее, книги… может учителей. Я бы… я бы осталась там, ради тебя.

Я слабо кивнула, понимая что мама говорит искренне, а это значило для меня сейчас много. Потом мама вдруг заговорила вновь, мягко, с той осторожностью, с какой говорят о чём-то очень хрупком:

– Ты скучаешь по тому миру?

Моё сердце дрогнуло. Я не сразу нашла в себе силы ответить, а лишь после короткой паузы, полувздоха, полуболи, прошептала:

–Да… – И вдруг горло сжалось. – По академии, по утрам с запахом лаванды в воздухе, по пыльной библиотеке и по ветру над башнями, где я тренировалась. По Лавинии, по Эйдену и Дилану, по тому, когда мы там были настоящими друзьями. И даже по Кристал немного… мы почти успели подружиться. По тому, кем я стала или хотя бы… кем почти стала.

Слова хлынули, как слёзы, и я не могла их остановить. Всё, что копилось эти недолгие дни, наконец прорвалось наружу: тоска по тем, кто стал мне близок, боль от разрыва и предательства, ощущение, что меня выдернули с корнями из мира, где я начала расцветать. Я не успела скрыть слёз и мама молча наклонилась ко мне и обняла. Она сжала меня в объятиях так, как не делала уже много лет. Не как родитель, которого боишься, а как та женщина, которая была рядом, когда я делала первые шаги, падала, училась читать… и впервые называла её “мама” с детской гордостью.

– Прости, – прошептала она, поглаживая мои волосы. – Прости за то, что ты должна была взрослеть одна.

Её голос дрожал.

– Если ты так этого хочешь… если сердце твоё там – я помогу тебе вернуться, я обещаю тебе.

Все происходящее со мной сейчас, казалось мне какой то сказкой и чем то нереальным. Это был один из тех редких, почти мифических дней, когда всё, казалось, замирало – даже время. Ни спешки, ни криков, ни тайных разговоров шёпотом в коридоре. После разговора с мамой, зашел отец и предложил прогулку в старом парке неподалёку, где в детстве Демиан однажды упал с качели, а я плакала громче него, потому что испугалась. Леон хохотал, вспоминая, как однажды прятался здесь от уроков и почти заснул под деревом, а мама с папой носились по округе, думая, что его похитили.

Солнце пробивалось сквозь листву, мягко играя в волосах и на щеках. Мы смеялись, ели мороженое на скамеечке у пруда и спорили, кто из нас выиграл бы в магической дуэли – если бы, конечно, у всех были силы. И пусть смеялись мы наигранно, с привкусом чего-то уже утерянного, но всё равно это было хорошо.

Вечером, когда дом погрузился в уютный полумрак, наполненный запахом корицы и какао, мы с Демианом тихо спускались по лестнице, направляясь в кухню за печеньем, когда услышали отца. Он разговаривал у входной двери с двумя мужчинами в плащах – высокими, выправленными. В них мы узнали двух главных героев Страж – Теневик и Глациор.

– Джон, – произнёс один из них с хрипловатой чёткостью. – Сейчас ситуация нестабильна, вы нам нужны.

Мы с братом замерли на ступенях, дыхание перехватило. Отец долго молчал, затем ответил медленно, почти лениво – но в голосе звенела сталь.

– Нет. – Он сложил руки на груди. – Мои дети – дома и у нас с Дианой, впервые за три года, отпуск. Три дня, может быть пять – но мы имеем на это право.

Он чуть наклонился вперёд.

– А значит, вы уйдёте. Сейчас и без сцен.

Стражи обменялись взглядами, затем, молча, ушли в темноту. Дверь закрылась тихо и отец не повернулся – только на миг опёрся лбом о дерево косяка, будто сдерживал что-то, что рвалось изнутри. Я впервые видела, как отец отказался от работы и настоял на семье. Мы с Демианом молча вернулись наверх, ничего не сказав друг другу, решая не тревожить сейчас родителя.

И вроде бы, все начало тут налаживаться, но я все равно ощущала себя плохо. Днем все хорошо и солнечно, я провожу время с семьей, чего не было уже достаточно давно, а ночью…Я просто не сплю уже третью ночь подряд. И если вначале, меня донимали кошмары и Аэлин, то потом меня начинали мучать воспоминания, но это было бы слишком поэтично. Никаких мучений, а просто дыры в груди, в голове, в памяти. Пустые, зияющие провалы, из которых временами поднималась боль – резкая, обжигающая, как ожог, полученный задолго до того, как ты его заметил.

Я сидела в своей комнате, обхватив руками колени, закутанная в старую толстовку старшего брата. За окном плескался холодный дождь, бивший по подоконнику, как чьи-то сдерживаемые слёзы. Он всё никак не прекращался – будто мир тоже не знал, как отпустить.

Демиан как раз ушел в ванную, пока Леон сидел на полу у стены, растянувшись в своей привычной ленивой позе, с чашкой кофе в руке. Они, почему то, не хотели оставлять меня одну, ни на миг. Брат не перебивал мое шептание под нос, не жалел меня и не кивал из жалости. Просто слушал. Он умел слушать так, как никто другой.

– Ты бы видел, как они на меня смотрели, все эти три дня игнорирования, – продолжила я, голосом, который дрожал, хотя я изо всех сил старалась казаться спокойной. – Словно я враг, страшный преступник, предатель. Я… я не врала им. Просто… я не могла рассказать им тогда. Не могла…

Я посмотрела на него – на старшего брата, единственного, кто остался сейчас со мной. Он должен был понять.

– Скажи, я ведь не… не заслужила этого? – прошептала я. – Не заслужила быть изгнанной, вычеркнутой из того мира? Я ведь не сделала ничего плохого?

Леон наконец поднял взгляд. Его глаза были спокойными, но в них сквозила та взрослая усталость, которая появляется, когда ты видишь слишком много, слишком рано.

– Ты не заслужила, чтобы тебя вычёркивали, – сказал он спокойно. – Но ты и не невинна, Дани.

Я напряглась. Его голос звучал ровно, без укора, но каждое слово – как удар.

– Я не обвиняю тебя, – добавил он, видя, как я вжалась в себя. – Я на вашей стороне всегда был, есть и буду, не важно какие обстоятельства и кто идет против вас. Но это не значит, что я должен вам врать и не говорить вам свое виденье со стороны. Послушай… ты сейчас очень злишься, очень обижена и это нормально. Но твоя обида – детская.

Я резко повернулась к нему.

– Детская? Я потеряла всё, Леон. Эта академия нужна была мне, что бы я научилась пользоваться своей силой. Мне вновь снятся кошмары тут! Я впервые обрела там смысл своего существования и настоящих друзей. Как я думала, настоящих… А ты говоришь, что моя обида детская?

– Да, – мягко, но твёрдо произнёс он. – Потому что ты видишь только свою боль, а теперь встань на их место. Представь: ты живёшь с уверенностью, что рядом с тобой – подруга, обычная девочка, такая же, как ты. А потом узнаёшь, что всё это время она была кем-то другим, врала о себе, не говорила правду. Скажи честно, ты бы не почувствовала себя обманутой?

Я открыла рот, чтобы возразить и тут же закрыла, потому что ответ был очевиден – да, почувствовала бы.

– Они не дали тебе объясниться, – продолжил Леон. – Да, это неправильно, но они тоже были ранены. Ты хранила тайну, Дани и не просто маленькую тайну или секретик, а целую жизнь. А они делились с тобой всем, доверяли тебе. Ты была с ними в одном отряде, за одним столом, в одной комнате, а теперь оказалось, что ты… чужая, а не просто «своя».

Я молчала, глядя в пол. Где-то глубоко внутри поднималось что-то тяжёлое, что-то похожее на… понимание, и в нём было особенно страшно.

– Я… я не думала об этом. – Голос мой дрогнул. – Я просто… пыталась выжить. Не влезть. Не спалиться. Я так боялась, что если они узнают, всё станет иначе. Что я перестану быть для них своей.

Леон вздохнул, поставил чашку на пол и подошёл ко мне. Он сел рядом со мной и при обнял за плечи.

– Дани, ты всю жизнь жила на грани. Сила, которую ты открыла для себя и которую решила скрывать, родители, которые всё контролируют, строгая учеба. Конечно, ты научилась всё держать в себе. Но вот в чём проблема: ты научилась защищаться, но не научилась открываться, а это – часть дружбы. Ты их не впустила по-настоящему, так что теперь ты не только обиженная, но и одна.

Его слова заставили меня тогда задуматься, и я решила, что наверное, в начале стоило бы с ними поговорить. Раз уж они совершили ошибку в том, что не поговорили со мной, то я не буду следовать их примеру…

Так прошла где то недели две нашего прибывания дома. Родители вышли на работу уже спустя пару дней, ведь их вечно донимали звонками и вопросами, а Леон уехал на свою сьемную квартиру, в которой мы стали так же частыми гостями. Мама сказала, что подумает о том, как можно мне вернутся назад и что она свяжется с директором напрямую, но это займут время и я должна ждать. Несмотря на то, что время шло, в моей голове наконец все стало раскладываться по полочкам и я отдохнула. Отдохнула от зубежки, от стресса и экзаменов, от своей магии и постоянных практик, от тайных вылазок, дабы созвониться с братом, от расследования и посиделок в библиотеке, до поздней ночи. Мы просто могли целыми днями играть в приставку, кушать все что захотим и гулять. Но, вот в тот день к нам неожиданно заглянули гости.

Звонок в дверь раздался так резко, что я аж вздрогнула. Мы с Демианом как раз развалились на диване, играя в очередную, только вышедшую игрушку.

– Откроешь? – лениво спросил брат, не отрываясь от чашки какао.

– Ты, вообще то ближе, – парировала я, но уже вставала.

Когда я открыла дверь, сначала просто застыла. Передо мной стояли три знакомые фигуры – такие родные, что мир на мгновение словно сошел с оси и встал на место одновременно.

Джой – самый старший из компании, ему почти семнадцать лет и он самый высокий. Имеет черные которткие волосы, ровный нос, темные глаза, широкую фигуру и хорошую физическую подготовку. Он супер сильный и имеет очень высокие и двоение прыжки, часто любит подстебывает Демиана на тему супергеройства и нас двоих он любит стебать за наш рост. Лаура – ей уже пол года как шестнадцать лет, и она вторая по старшинству, тоже высокая и стройная девушка. Имеет длинные каштановые волосы, карие глаза и модельную внешность, собственно в модельном бизнесе она и плавает с малых лет. Может драться и обладает самой легкой земной магией: фокусы, гадания на картах, иллюзия. И конечно, мой любимый Вольт или же Волли – высокий, худощавый, рыжий, зеленоглазый парнишка с веснушками. Ему шестнадцать только исполнилось и он обладает супер скоростью, но в тоже время он всегда опаздывает. Как это работает, никто до сих пор не понял. Мы именно с ним мы проводили большую часть нашего детства и именно с ним дружили ближе всех, пока в свои четырнадцать он не пошел в стражи и его свободное время упало на минимум.

– Нууу, глянь, глянь кто выжил! – протянул Джой, раскинув руки, будто собирался объявить всемирный праздник. – А мы уже думали, вас сожрал какой-то британский паук! Или что вы поступили в монастырь – в закрытый, с магическими обетами молчания.

– Очень смешно, – буркнул Демиан, появляясь у меня за спиной. – Леон проболтался, да?

– А ты думал, мы тебя не найдём? – вставила Лаура, с притворной обидой на лице. – Вы исчезли как призраки. Ноль звонков, ноль сообщений и даже сториз не запостили! Это что, была какая-то спецоперация?

– Или вы просто забыли, как выглядят друзья! – Волли появился рядом со мной так быстро, что я вздрогнула. – Мы звонили, писали, сигналили по всем каналам! Даже мем с плачущим котом отправили!

– Три раза, – уточнила Лаура.

– Или у вас было свидание с инопланетянами? – хмыкнул Волли и, не дожидаясь приглашения, шмыгнул внутрь. – Я ставлю на вариант с похищением и тотальным стиранием памяти. Ну, кроме памяти про нас, потому что, камон – как нас можно забыть?

– Заходите, – сказала я засмеявшись, делая шаг в сторону. – Только предупреждаю: мы слегка изменились.

– Что, у вас теперь суперспособности выросли? – фыркнул Джой, проходя внутрь. – Или хотя бы нормальный рост? Не то чтобы я жаловался, но я уже начинаю чувствовать себя вашим телохранителем.

– О, всё тот же Джой, – усмехнулся Демиан. – Рад, что ты всё ещё вынашиваешь мечту подрасти за наш счёт.

– Мечта – это когда у тебя есть хоть какая-то суперспособность, дружок, – Джой ткнул его в плечо. – А вы, два несчастных земных подростка, живущих среди богов… вы хоть что-то из себя теперь представляете, а?

– Я хотя бы юг и восток местами не путаю и знаю как пользоваться головой, в то время как ты, только на супер силе и зациклен.

Я посмотрела на брата, и наши взгляды встретились. Они не знал и ни о чем, что мы пережили за эти пол года и мы не до конца понимали, говорить нам обо всем этом или все же не стоит?

– Давайте наверх, – предложил Волли. – Я достал как раз новую настолку. С монстрами, заклинаниями и проклятыми артефактами.

– Идеально, – сказал Демиан. – У нас как раз накопилось опыта по этой теме.

Джой обернулся через плечо и кивнул мне.

– Серьёзно, Данелия… хорошо, что вы вернулись. Без вас тут так скучно было… эти зануды даже шутки мои не понимали.

– Никогда не думала, что скажу это, но… – я усмехнулась. – Я тоже по ним скучала.

И пока мы поднимались наверх, слыша, как Волли в сотый раз спорит с Джоем, а Лаура достаёт что-то из рюкзака, я поймала себя на мысли: в этом доме наконец снова звучит смех. Мы решили расположиться в комнате брата, позволяя ребятам занять диван, а сами сели напротив.

– Окей, стоп, стоп, – Волли откинулся на подушки, раскинув руки. – Это уже не смешно.

– Согласен, – Джой обвёл комнату взглядом, щурясь, как будто искал скрытые камеры. – Вы какие-то… не такие. Вы стали как то тише, страннее может… почти как эти взрослы или как монахи после вылазки в Тибет.

– Может, они просто выросли, чего вам не помешало бы.– добавила Лаура мягко. – Или что-то случилось?

Мы с Демианом переглянулись. Сколько раз мы репетировали этот разговор? Ни разу. Сколько раз хотели всё рассказать? Ни одного. Но сейчас, в этой комнате, с запахом настольной игры, чипсов и ароматом настоящего дома – молчать казалось… предательством.

– Ну… – начал Демиан. – На самом деле, кое-что действительно случилось.

– Ага, – сказала я. – Только обещайте… не смеяться.

– Звучит как история на миллион, – ухмыльнулся Джой. – Давай, я весь во внимании.

Мы пересказали им всё. Ну, почти всё – как только могли. Сначала о поездке в Англию, потом – о странностях, о том, как я стала чувствовать энергию, разнося общежитие в Англии, о призраке и ее зову, о трещине на моём браслете, о магии и о шестимировой академии, о моей учебе там и изгнании из нее. Сначала они слушали… терпеливо, потом – начали переглядываться и потом…

– Подождите, подождите, – Джой вдруг хлопнул себя по коленям и с видом гениального аналитика воскликнул. – Всё понятно. В Англии начали продавать чай с коноплёй. Вы вдарили по чашке – и вуаля, ваши подростковые умы выдали нам новое королевство, академию, магию и светящиеся браслеты.

– А может, вас там всё же похитили инопланетяне? – добавил Волли. – У вас сто процентов стерли воспоминания и вживили фэнтези-галлюцинации. Это как Netflix вживую!

– Вы не верите, – спокойно сказала я. Ни обиды, ни злости – только факт. На самом деле, если бы мне год назад рассказали такую же историю, я бы стала беспокоиться за этого человека и искать ему специалиста.

– Дани, – Лаура нахмурилась. – Это… просто звучит как бред.

Я встала и подошла к двери. Сердце било в горле, но внутри уже не было страха использовать эту магию. Я подняла ладонь, и тихо сказала: