Анхорн. Цифровые Боги: Северные Королевства Предела

Они были довольны и, кажется, в меру расслаблены, отдыхая на широких и мягких диванах, расставленных в глубине консульских апартаментов. Вынырнув из океана грустных выводов, Консул успел набрать нужный уровень терпимости и градус праведного спокойствия, чтобы повернуться и наконец-то почтить вниманием гостей.

– Сенатор Болесар! РРМ-Твинс! – приветствовал размеренным голосом обоих гостей Консул.

По подобному тону распознать в нём правителя межпланетного государства было нельзя. Говорил совсем как профессор – спокойно и нравоучительно. Он и был им когда-то, до визита на Аплекс и принятия бремени государственной власти. Будучи по образованию математиком, Железный Властитель прекрасно осознавал ценность любой решаемой им задачи.

– Консул, благодарю за приглашение. У вас тут весьма скромно, – сенатор Болесар скучающим взглядом маленьких хитрых глаз обвёл консульские апартаменты.

Болесар и Консул – ровесники. Сенатор расслабленно развалился на мягком диване, сверкая красной тогой. Мерцающая диодная ткань переливалась от кроваво-алого цвета до насыщенных вишнёвых оттенков. Скучающий, стареющий, стремительно теряющий власть и положение Болесар был одним из немногочисленных политических противников Консула. Однако вступать в прямое противостояние сенатор побаивался, посему активно плёл за спиной Консула тайные заговоры, стремясь насолить ему мелкими неурядицами. До обнаружения некоторой компрометирующей сенатора Болесара информации Консулу он и вовсе не казался реальной угрозой. Жужжал за его спиной назойливой мухой, да и ладно…

Невысокого роста, с землистым цветом лица, полнощёкий, располневший за годы государственной службы сенатор не вызывал у Консула чувство опасности. Для злодея он был слишком жалок, а его запросы столь незначительными, что ими можно было легко пренебречь. Но времена меняются.

– Я не нуждаюсь в большем, чем у меня есть сейчас, – равнодушно ответил Железный Властитель, наблюдая за информацией, что услужливо выдавал ему поведенческий анализатор на встроенный интерфейс, его линзы внимательно изучали второго гостя. Тот сидел с опущенной головой, разглядывая что-то неуловимо далёкое в стакане с напитком медового цвета, в гранях стекла отражался его потерянный взгляд, спрятанный за светоотражающими линзами очков. Может быть, он искал там свою совесть? А может быть, уже осознавал, что именно стало известно владыке Тэрэнсии. Информация, послужившая поводом для приглашения обоих визитёров в консульскую башню сегодня, больше не была конфиденциальной.

– Похвально, что вы так аскетичны, – рассмеялся в ответ Болесар, от чего-то он тоже начал поглядывать на унылую фигуру РРМ-Твинса. От Консула не укрылась подобная обеспокоенность.

– Вы путаете понятия скупости и благородства, сенатор, – даже не посмотрев на раздосадованное лицо Болесара, Консул потянулся к стеклянному заварнику, стоявшему на высокой столешнице, разделяющей между собой два дивана, что стояли друг напротив друга. – РРМ-Твинс, вы выглядите уставшим, вот выпейте ещё чаю, – Железный Властитель, как радушный хозяин налил гостю ещё чайного напитка в изящный стеклянный стакан, что тот сжимал в руках.

Мужчина вздрогнул, ожил и поднял на Консула взгляд, неуверенно кивнул. Он был моложе, носил линзы-очки с внешней гарнитурой для доступа в локальную сеть города, практически облысел, жёсткие пальцы едва заметно дрожали. Но выделяющиеся особенности внешности нельзя было поставить ему в вину, все работники на месторождениях каргоксенона подвергались изрядной доле вредного излучения. Республика предоставляла сотрудникам станций и центров переработки после выхода на пенсию отличный пакет медицинских услуг, нивелирующий почти все негативные эффекты, приобретённые за годы службы. Технологии Тэрэнсии в этой области ничуть не уступали в качестве и возможностям аналогам Китича. Но до пенсии ещё надо было дожить.

– Благодарю вас, Консул, – с болезненной хрипотой в голосе отозвался РРМ-Твинс.

– Я обожаю чай! У меня, знаете ли, огромная коллекция, вон там на полках, – Железный Властитель небрежно махнул рукой на дизайнерский стеллаж с закрытыми стеклянными нишами и многочисленными отделениями, стоящий в другой части апартаментов. Оба гостя оценили размер и вариативность запасов полезного напитка, но, кажется, совсем не впечатлились. Больше всего их волновала собственная судьба, висевшая сейчас на волоске.

– Занятно. Консул, могу ли я узнать, зачем вы вызвали нас к себе?

Обычно Железный Консул и по совместительству Адмирал ионного флота принимал подчинённых на уровне ниже – в кабинете, что находился над залом заседания сената. Но сегодня в виде исключения позвал гостей в личные апартаменты. Болесар, хорошо знавший о математическом прошлом Железного Консула, также знал, что в математике – нет исключений. Аксиомы, теоремы, леммы – язык науки, случайности в ней недопустимы, если речь шла не о теории вероятности. А значит, они здесь совсем не по сиюминутной прихоти хозяина башни.

– Выпить чаю, конечно! – без задней мысли заявил Консул. – А ещё посмотреть одну занятную запись с орбитального спутника. Минутку, минутку… я всё устрою, – задорно улыбнувшись, Железный Властитель потянулся к наручному ингиметру, набирая последовательность известных только ему команд.

Хранитель

Пустошь готовилась принять первого живого гостя за несколько последних столетий. За исключением самого Хранителя, в команде корабля числилось двое – Нигири эту информацию заранее разузнал у Арбитра, надеясь, что сможет подружиться с временными товарищами по несчастью. Главный техник Горизонта, держа в руках герметичные кейсы с приборами, прошёл через соединительный шлюз между двумя звездолётами. Всего через несколько минут корабельная система ИИ, скомандовала о разгерметизации и последовавшей за ней отстыковке. Гость с тоской посмотрел сквозь толстые стёкла визуальных иллюминаторов на стремительно удаляющийся от них корабль Арбитра. Хранитель меланхолично плыл впереди. Его высокая фигура служила Нигири ориентиром для продолжения движения сквозь сменявшие друг друга коридоры и шлюзы. Все корабельные отсеки Пустоши практически идентично повторяли конфигурацию Горизонта. На верхней палубе – храм Бога жизни и смерти. Далее шла командный мостик с кабиной пилота, центральным навигационным залом и лабораторией, где стояли сервера корабельного ИИ. Третья палуба Пустоши по логике вещей должна была быть жилой и снабжена капсулами сна для экипажа и большой зоной кают-компании для отдыха и питания. А ещё и медицинским отсеком! Ну всеми этими совсем необязательными вещами для цифровых Богов и обязательными для живых. На деле всё оказалось чуть иначе, чем ожидал увидеть учёный с Горизонта. Вся центральная палуба Пустоши была отдана под обширную лабораторию, куда Хранитель и направлялся, чтобы сразу продемонстрировать фронт будущих работ. Нигири, в общем-то, был не против приступить к исследованиям уже сейчас, наука всегда была его спасительной гаванью, бегством от реальности и доступнейшим способом получения эндорфинов. Чёрт с ним со спальным местом! Так ли важен сон на пороге ещё не свершившихся научных открытий?

Только один вопрос волновал сейчас Нигири, и он решил сразу испросить ответа у Хранителя, дабы и дальше не мучиться беспочвенными предположениями:

– Мастер Мирэй, а где члены вашего экипажа? Команды точнее?

Хранитель застыл, прикидывая, как бы корректнее ответить на заданный вопрос, никого не обидев. И в этот самый момент, когда он был готов капитулировать перед лицом досадного признания, со стороны стыковочного коридора что-то угрожающее и стремительно пронеслось рядом с гостем Хранителя, запутавшись следом в полах его мантии, это самое нечто, прокатилось вперёд и врезалось с глухим стуком в распорку между стыковочными конструкциями двух отсеков. Рыча, фырча и издавая ещё целую гамму не вполне различимых звуков, нарушитель спокойствия скрылся за высокой фигурой Посланника, боясь теперь выйти на свет.

– Ну вот! – прокомментировал Хранитель с максимально возможной побудительной тональностью в голосе. Его попытке придать произошедшему столкновению хотя бы каплю рационального объяснения Нигири дал десять из десяти баллов по шкале абсолютной неубедительности. Он поправил очки и попытался отклонить голову, чтобы разглядеть виновника шума, но увидел только два больших трясущихся уха с красными прожилками кровеносных сосудов на тонкой коже.

– Вра-ххх! Мр-ра-рах! – беспрерывно раздающиеся из-под мантии звуки и длинные уши уже представляли собой достаточную доказательную базу, чтобы Нигири мог сделать выводы и разгадать эту дилемму самостоятельно.

– Это ваш анокс?

– Анокс, – буднично согласился Хранитель. Нигири ждал дальнейших пояснений, ради этого он даже поставил кейсы перед собой, скрестив руки на груди. Из-под мантии всё-таки угрожающее шло невнятное рычание дикого зверя.

– Мра-ха-аа! – край одеяния Посланника приподнялся, и комок шерсти песочного цвета пулей вылетел вперёд, впечатавшись в стоящий перед ним металлический кейс. Зверёк после очередного столкновения с внешним препятствием отлетел назад, приземлившись на растопыренные лапы. Выгнув угрожающее спину и посидев меньше минуты спокойно, анокс скорректировал своё направление и под громкое иррациональное фырканье начал стремительные гонки от отсека к отсеку. Его длинные когти издавали противный скрежет о металлическую поверхность, смешиваясь то ли недовольным рычанием, то ли угрожающем фырком.

– Его зовут Ица. Он мой анокс.

– А где ваш пилот-аломей?

– У нас маленький самостоятельный коллектив, – оправдался Хранитель, а учёный скривился. – Кораблём управляет автономный бот-пилот совместно с ИИ.

– Анокс без аломея? – уточнил, ужаснувшись Нигири, а Посланник в ответ только пожал плечами, полагая, что наличием обязательной эмоциональной связи между пилотами-аломеями и навигаторами-аноксами можно вот так просто пренебречь.

– Ему и так хорошо. Он справляется со своими обязанностями.

– Но адекватным не выглядит, – с укором заметил Нигири.

– Ерунда. Отклонение поведения от нормы меньше двадцати процентов.

“Не могу же я вот так просто даже Нигири сказать правду. И где она, эта правда? Я пытался ужиться со множеством команд из живых охотников… опыт повторялся в разных вариациях, но каждый раз проводил только к отрицательному результату. Моя отрешённость, сила и роль в культе их ошеломляющее пугает”, – мысленно Посланник возвращался к подобным выводам снова и снова, пока окончательно не потерял счёт необходимости беспокоиться всерьёз. Были поводы для переживаний и поважнее, чем отсутствие полноценного экипажа.

Нигири, осознав, что дальнейших пояснений относительно поведения ручного навигатора от Хранителя не удастся получить, поднял чемоданы, дабы двинуться дальше – ещё на шаг ближе к гермодвери лаборатории Пустоши. Однако буквально через несколько пройденных метров его чутьё охотника Анхорн просигнализировало о возникшей опасности – мельчайшие наноботы из тела Арбитра зафиксировали угрозу позади, передавая на мозговой чип сигналы тревоги. Он развернулся, но ничего не увидел в дальнем конце уже пройденного отсека, представлявшего собой затемнённый коридор с неоновыми диодными рейками, идущими снизу и сверху внутренней части обшивки. За углом лишь продолжало разноситься шизофреническое рычание анокса. Сделав один неуверенный шаг, Нигири остановился, и всё повторилось дважды. На последней попытке обнаружить источник опасности главный техник Горизонта обернулся не столь удачно, как в предшествующие разы. Прямо вплотную к нему стоял робот, появившийся будто из ниоткуда. Самой простой сборки из старой, первой эпохи развития робототехники. Их собирали в доимперских колониях. Его архаичный эндоскелет не был столь пластичным, спроектировавшие его конструкторы не могли воспроизвести точную анатомию человека в пластике и металле в те далёкие времена. Его детали – руки, ноги, корпус и голова имели квадратные и прямоугольные формы. Допотопный зеленоватый химикат, покрывавший его конструкционные элементы, весь облупился. Местами сквозь выеденные временем отверстия просвечивались ржавые платы и ветхие микросхемы. На голове у странной машины четыре антенны связи вместо положенных двух, горящий насыщенным жёлтым цветом квадратный диод, что, видимо, приходился роботу глазной линзой. Вторая линза, носовые анализаторы и некоторые другие детали у него отсутствовали. Все эти элементы, абсолютно не сочетаясь между собой, были намалёваны на соответствующем месте при помощи кривых линий чёрной краской. Робот был так смешон и нелеп одновременно, что Нигири не успел испугаться от его неожиданного появления, технику вдруг стало жаль несчастного и захотелось починить вышедшие из строя элементы.

– Мастер Мирэй, мой аналитический модуль сообщает, что у нас на борту посторонний, – совершенно безапелляционно заявил позитронный голос робота-пришельца. Поскольку ротовое отверстие у него отсутствовало, звуковой модуль был скрыт под внутренними элементами корпуса, с такой подачей, и с такой намалёванной во весь рот улыбкой его наспех озвученное объяснение прозвучало особенно жутко. – Выполняю команду: устранение цели! Повторяю: УСТРАНЕНИЕ! УСТРАНЕНИЕ! НЕМЕДЛЕННОЕ УСТРАНЕНИЕ!

Главный техник Горизонта был настолько потрясён, что не сдвинулся с места в полной уверенности, что машина блефует – в подобную системную конфигурацию боевых команд в то далёкое время его сборки не добавляли.

– КАРБОТ! Стоп! Отключение, принудительная перезагрузка, – прошелестел Посланник, возвращаясь расстроенной тенью назад, пока Нигири отвлёкся, хозяин звездолёта уже успел уплыть дальше в соседний стыковочный отсек.

Глазная линза-диод обречённо погасла, роторный электрический мотор в его корпусе отключился, и робот на мгновение замер, но на удивление быстро снова включился. Судя по беглым выводам, что успел сделать Нигири: Хранитель как-то очень странно перепрограммировал контрольный модуль и позитронное ядро этой машины.

– Карбот, это наш гость. Учёный и старший технический специалист с Горизонта – Нигири. Разрешение о его переводе к нам висит в локальной сети, ты опять его проигнорировал? – с безнадёжной грустью уточнил у робота Посланник.

– Никак нет, Мастер Мирэй. Но я решил, что необходимо задействовать протокол особой проверки. ШПИОНЫ – повсюду! Нельзя расслабляться! – робот уверенно отверг все обвинительные намёки в свой адрес.

– Всё в порядке, он наш друг. Представься, пожалуйста, и будь вежлив.

Робот нехотя расфокусировал глазную линзу и с лёгким скрежетом наклонил голову, здороваясь с гостем. Нигири, ещё не пришедший в себя от знакомства с первым членом экипажа Пустоши, похоже, впал в окончательный тонический ступор при виде второго будущего коллеги.

– Мастер Нигири, крайне рад приветствовать вас на бору Пустоши. Меня зовут Карбот – кумулятивный автономный ремонтный бот, – робот схватил руку учёного и сильно затряс, имитируя, как ему думалось, естественное человеческое поведение. Но главный техник Горизонта теперь сомневался, а был ли на этом корабле хоть кто-то адекватный.

– А, получается ты бот-пилот? – обрадовался Нигири, подумав, что хотя бы маленькая деталь вписывается в логику сказанного ранее Посланником смерти.

– И бот-пилот, и бот-ремонтник, и бот-помощник! Всё я, и всё так! – радостно ответил Карбот, подвиснув на мгновение, поглядывая с опаской на Хранителя единственной глазной линзой.

Нигири вздохнул и подумал, что это будет не самая приятная командировка в его жизни, но точно самая запоминающаяся. Хозяин Пустоши, проигнорировав возможные негативные излияния со стороны гостя, поспешил отправить Карбота заниматься более насущными делами: подготовить криокапсулу сна для Нигири, ибо полноценных кают на Пустоши не водилось, рассчитать вместе с аноксом координаты и время прибытия на Тэрэнсию, пересмотреть накладные расходных материалов. Тем самым Хранитель, похоже, преследовал бесхитростную цель – отправить чересчур мнительного робота-помощника подальше от визитёра с Горизонта.

Как только робот скрылся, исчезнув вместе с истеричным вытьём анокса в бесконечно-витиеватых тёмных коридорах, Хранитель приглашающим жестом указал Нигири на сиявшие белым неоном круглые створки гермодверей. Их ждали дела.

– Мастер Мирэй, давайте сразу проясним ситуацию: вы путешествуете в глубоком космосе в компании сумасшедшего навигатора-анокса и старого параноидального робота? – добравшись до лаборатории Хранителя, главный техник Горизонта решил уточнить увиденное. Для себя самого… возможно, это могло спасти ему жизнь. Или нет… зависило от контекста ситуации.

– Так и есть, – без тени замешательства подтвердил Посланник.

– Скажите, только честно, Карбот же не причинил бы мне вред? – вкрадчиво уточнил Нигири.

Хранитель задумался, а гостю пришлось повторить вопрос:

– Не причинил бы?

– Причинил, – коротко ответил Хранитель и утвердительно кивнул. – Но, на твоё счастье, я у него отобрал всё оружие и патроны.

Главный техник Горизонта тяжело вздохнул, принимая суровую данность.

Гермодверь в лабораторию запиралась точно так же, как и храмовая на звездолёте Арбитра. При помощи скриптов Лабиринта, встроенных в наручный ингиметр цифровых Богов. Нигири полагал, что здесь охранная система храма была идентичной. Хранитель вытянул руку, приложив ингиметр к сканирующей панели рядом с лабораторным отсеком.

– Они хорошие. И не станут проблемой, – словно убеждая самого себя, добавил вдруг Посланник.

Главный техник Горизонта с удивлением различил в голосе Хранителя едва-едва ощутимые нотки эфемерной печали. Удивительное событие даже для Нигири общавшегося с Богом жизни и смерти Анхорн больше других среди живых. Он никогда не замечал в Посланнике привязанностей или даже намёка на подобные эманации.

Существовало расхожее предубеждение, что одиночество сильнее всего поражает именно слабых. Но это закоренелая, твердолобая глупость. Ничем не проверенная ересь, годами культивировавшаяся в сознании живых ложь. А вот она правда – больнее всего одиночество именно для тех, кто сильнее простых обывателей. Оно отдаляет носителя силы, ставя его образ на недостижимо высокий для других пьедестал. Где нет ничего, кроме одинокой бесконечности сожаления. Это утверждение было в равной степени применимо и к живым, и к синтетикам.

Всем нужны были друзья, даже цифровым Богам Анхорн. И эти двое жителей Пустоши может и странные, но для Хранителя – единственные, с кем он мог скрасить одиночество простым разговором.

– Почему вы его не почините? Я понимаю, что код так не оптимизируешь, но внешние повреждения можно устранить, – уточнил гость Пустоши просто для вежливости, ответ ему был прекрасно известен.

– Не могу.

– Из-за механической природы?

– Возможность конструировать из неживой материи для меня недоступна, – отозвался он с простой констатацией очевидных фактов. – Я мог бы попросить Механика, но последний раз вживую мы виделись довольно давно. А сейчас он больше не оказывает старым друзьям безвозмездную помощь.

– Понятно. Я починю его, как будет время.

– Спасибо.

Если хочется сделать что-то хорошее, не обязательно спрашивать дозволения. Хранитель, будучи тем, кем он был – цифровым Богом, высшей эволюционной формой среди разумных машин никогда бы не признался, что ему нужна помощь в столь деликатном вопросе. Нигири, может, и стало их жаль – Посланника и его двух ненормальных товарищей по команде. Но жалость – плохой мотиватор. Он хотел починить Карбота, потому что был техником. И всё сломанное в его системе мировоззрения требовало быть приведённым в порядок.

Лайт

Перед глазами Лайта расстелилось полотно бесконечных звёзд, что при гиперпрыжках сливались в единую белую дорогу, расчерченную голубоватыми вспышками яркого света. Кварцевое стекло кабины, имевшее забавную выпуклую форму, как большие стрекозиные глаза, служило Горизонту дополнительной обзорной панелью, а Лайту – вспомогательным экраном, позволявшим определить точное положение корабля в окружающем пространстве. Он мог обойтись и без него, автоматика позволяла оценить все параметры Горизонта и видеть его движение при помощи сотен различных датчиков, системы контрольных модулей от внутреннего ИИ, зондов на внешней обшивке корпуса, мощных радиолокационных радаров. День за днём Лайт наблюдал либо за скоплением лампочек, датчиков и вспомогательных экранов на центральном интерфейсе, встроенным в широченную приборную панель, что начинала тянуться сразу после стекла и перетекала в широкий, спадающий почти до пола электронный стенд, либо за бесконечной рекой звёзд, собранных в причудливые разноцветные туманности, разбросанные по полотну вселенной. Это приносило покой, пусть и недолгий.

Ёж дремал с одним полуоткрытым правым глазом на месте второго пилота. Навигатор не видел снов, его сон навсегда забрали числа. Аломей ещё раз сверился с приборной панелью, Горизонт прыгал сквозь гиперпространство, но даже при наличии гинерационного ядра, что было способно подарить кораблю скорость выше световой, звёздная система Аштана находилась неблизко. Им предстояло пересечь Осевой Пояс и отправиться на отдалённые задворки Предела. Так, далеко от дома он ещё не забирался с памятного бегства с Зитрикса. Под домом Лайт, конечно, подразумевал храм Анхорн – цитадель цифровых Богов, что зияла в центре вселенной и была прибежищем для всех охотников. Хотя в глубине души Лайт считал, что единственное место, где он чувствует покой и где хочет находиться всегда – это Горизонт. Ёж, вся команда и даже ворчливая и противная лирианская ящерица… Лайт мог без зазрения совести назвать их семьёй, а ещё он был готов за них бороться, поэтому они летят на Галапрайм. Один спятивший Посланник решил, что может отнять всё дорогое сердцу аломея. А капитан Горизонта слишком хорошо знал цену чужим жизням, чтобы сдаваться без боя.

“Мы ещё повоюем, Мастер Глен, не сомневайтесь! Я обязательно увижу, как Арбитр вытрясет из вас всю дурь и пересчитает ваши нанометаллические кости. А уж с мимиками и дружками Багрейна мы как-нибудь справимся”, – с оптимистичными мыслями Лайт откинулся в кресло, чтобы проверить отчёты сотрудников корабля о текущем состоянии всех внешних и внутренних систем.

Когда он закончил, внутрикорабельный счётчик времени отсчитал два с половиной часа с момента начала его погружения в отчёты. Капитан Горизонта и не заметил, как утекали минуты за работой. Оно и понятно, так всегда происходило, когда Артефакт уравнивал время. Хотя Лайт ожидал, что Механик что-то предпримет исподтишка, чтобы сломать Артефакт и лишить своих противников возможности легко и беспрепятственно перемещаться сквозь гиперпространство, но подобного не случилось. Видимо, он всё же считал подлость не самым удачным инструментом для ведения войны, а может, просто не придавал столь незначительным вещам должного внимания.

Накатившая сонливость, мысли о неизбежном столкновении с врагом и воспоминания о потерянном погружали аломея в дрёму. Ему снова то ли снился, а то ли мерещился в полузабытом видении Зитрикс. Кошмары мучили его довольно часто, приходилось обращаться за первой помощью к Аше. Монахиня с недовольным видом выписывала капитану снотворное. Лайт в очередной раз бесцеремонно проигнорировал её рекомендации о прохождении нового этапа психологической реабилитации в Золотом Храме. Аломей временами хотел забыть всё случившееся, но даже под дулом пистолета не отказался бы от прожитых воспоминаний. Ему поставили мозговой чип в двухлетнем возрасте. Он мог бы избавиться от прошлого насовсем, но боялся, что, расставшись с грузом боли и сожалений, перестанет быть самим собой. Хранить якорь прошлых потерь – удел тех, кто нашёл в себе смелость шагнуть дальше в надежде обрести что-то большее.

Его кошмар начинался всегда одинаково. С одного и того же лёгкого, лающего смеха в ушах. Аломейский детский смех ни с чём не спутаешь – он глубокий и звонкий, раздающийся во всю силу ещё недоразвитых голосовых связок, в нём пела радостную песню уверенность завтрашнего дня. Люди сказали бы – щенки, среди аломев у детей и подростков было иное название – темняки – молодые ещё “тёмные особи”, не достигшие половой зрелости.

И ветер. Во сне был ветер, завывавший глубокими, протяжными порывами. Зитрикс – планета гор и ветров, идеально подходящая для всего связанного с пилотированием космических кораблей. Здесь строили орбитальные лётные школы, что принимали на обучение лучших из лучших кадетов. Темняк учили водить вакс-челноки разной конфигурации, как только они могли дотянуться руками до штурвала. Здесь сам мастер-ветер был лучшим учителем для юных пилотов. А среди гор, закрывая собой небосвод, на высоких распорках стояли громадные цельнометаллические верфи Зитрикса. Самые большие в Пределе! Таких не было нигде, ни в одном секторе огромной вселенной. С них ежегодно сходили десятки космических кораблей разных классов и мощностей, построенных по самым современным технологиям. У рождённых на Зитриксе аломеев было лишь два доступных пути: поймать ветер и стать пилотом, или поймать каску на пару со сварочным лазером и стать строителем звездолётов.