скачать книгу бесплатно
С несчастными». Учителя речами
Я успокоен был и шел туда,
Где бледные, с потухшими очами,
Сидели тени. Слезы никогда
На лицах их в Аду не высыхали.
Чтоб жгучий дождь не сделал им вреда,
Они руками тощими махали,
Отбрасывая пламенный песок:
Так иногда, язвимый комарами
И осами, усталых псов кружок
То мечется, то лапами сгоняет
Несносных мух… Я оторвать не мог
Своих очей от призраков: смущает
Меня их скорбь под огненным дождем,
Который, как и прежде, не смолкает.
Но кто они? Их образ незнаком
Был для меня: ни разу я не встретил
Их на земле в дни прежние. Потом
На каждой шее призрака заметил
Я сумки разных красок. Украшал
Те сумки знак особенный[97 - Украшал / Те сумки знак особенный. – Поэт пересчитывает гербы разных ростовщиков.]. И светел
Дух каждый становился и дрожал
От радости, когда с особым знаком
Свою суму глазами пожирал.
Я подошел поближе, чтоб под мраком
Их рассмотреть, и на одной суме,
Которая желта была, под лаком
Льва синего я разглядел во тьме.
Затем я не оставил обозренья:
На красной сумке видно стало мне
Гусыни небольшой изображенье,
Которая, как снег, была бела.
Вот далее явилось привиденье,
И белая сума его была
Украшена свиньею голубою,
И эта тень тогда произнесла:
«Скажи, зачем ты занесен судьбою
Сюда и в эту яму погружен?
И знаешь ли, кто рядом здесь с тобою
Появится? Я вижу, смертный сон
На голову твою не опустился,
Так знай, что Витальяно[98 - Витальяно дель Денте – известный ростовщик того времени в Падуе.] осужден,
И хоть в Аду пока он не явился,
Но вечно здесь он осужден страдать.
Так уходи ж отсюда!.. Поселился
Как Падуанец, здесь я, чтобы внимать
Такие флорентинцев восклицанья:
«О, рыцарь полновластный! Будем ждать,
Что он сойдет в мир вечного страданья
С той сумкой, где три клева он носил…»
И призрак, кончив горькое сказанье,
В одну минуту рот свой искривил
И высунул язык свой он; так точно
Облизываться бык иной любил.
Меж тем, боясь, чтобы меня заочно
За медленность учитель не корил,
Я поспешил назад к нему нарочно
И за тенями больше не следил.
Учитель мой уже сидел в то время
На раменах чудовища и был
Готов лететь. «Садись, двойное бремя
Ему легко; будь тверд теперь и смел.
Отсюда спуск, – скалы отлого темя, —
Опасен нам, и ты бы оробел
Без помощи чудовища спускаться.
Хочу, чтоб в середине ты сидел,
Иначе хвост, что очень может статься,
Тебе дорогой может повредить».
Как человек, успевший растеряться,
Когда его в ознобе станет бить
Лихая лихорадка и, синея,
Захолодеет тело, – может быть,
Таков был я. От ужаса бледнея,
Учителя слова я услыхал,
Но, увещанья слыша, стал бодрее,
Как раб, который возле увидал
Бесстрашного владыку. Поместился
Я на плечах чудовища, желал
Просить певца, но только не решился
Ему сказать: «Ах, обними меня!»
Но мысль мою он понял, наклонился,
Привлек к себе, руками охраня,
И крикнул так: «Ну, Герион, в дорогу!
Ты, ношу непривычную ценя,
Спускайся вниз кругами понемногу:
Пусть будет тих могучий твой полет».
Я затаил в себе души тревогу,
Прильнув к путеводителю, – и вот,
Как челн, с песчаной отмели сходящий
И тихо выплывающий вперед,
Так двигался наш кормчий настоящий;
Махая грозно лапами во тьме,
И с нами быстро в воздухе летящий…
Боюсь сказать, как страшно стало мне:
Не так смутилось сердце Фаэтона,
Когда, поводья бросив в вышине,
Зажег он небеса во время оно, —
Не так Икар несчастный был смущен,
Когда под жарким солнцем небосклона
Воск на крылах его был растоплен
И услыхал отца он восклицанье:
