Багровое откровение. Исповедь алого генерала

Хёсс сделал глоток воздуха, как человек, ныряющий в ледяную воду. Пальцы сжали пачку сигарет, вытряхнули одну. Спичка трижды скользнула мимо серной головки, прежде чем вспыхнула.

– Нет… – дым вырвался изо рта вместе со словом. – Никого. Ни звука.

Он повернулся. Шаг. Другой. Остановился у распахнутого окна. Тень от ламп падала на измождённое лицо, делая его всё мрачнее. Сигарета в руке описывала в воздухе мелкие круги, выдавая тремор.

Это было хуже, чем партизанская атака и восстание заключённых. Кто-то методично превращал лагерь в собственные охотничьи угодья. А он, комендант, мог только фиксировать потери – как клерк на складе, отмечающий пропажу товара. Если так продолжится, вскоре он сам станет «топливом» для ненасытного конвейера Аушвица.

– Половину роты вы похоронили, а доклады в Берлин почему-то… задерживаются? – Вальтер врезал кулаком в стену. Голос дрожал от злости, но слова звучали ровно. – Это прямая дорога под трибунал!

Хёсс на мгновение замер, глаза сверкнули звериным блеском, но в глубине – усталость и страх. Он улыбнулся – не от радости, а от бессилия.

– Сберегите свои угрозы для допросов, герр… капитан, – тлеющий кончик сигареты осветил его лицо кровавым отсветом. – Ваши бумажки из директората здесь – прах. Я видел, как ломаются такие, как вы: сначала громкие речи, потом мокрые пятна на брюках… – глубокий вдох. – Я думал, что справлюсь. Был…

– Вы не справились! – мой голос сорвался на высокой ноте, поддерживая напор Вальтера. – Вы лгали нам с первой минуты. Все смерти здесь – на вашей совести! – шагнула вперёд. – Где последний раз пропал патруль?

– Восемь километров… юго-западнее… – голос стал тише, будто он боялся, что кто-то услышит.

– «Карл…»

На ум мгновенно пришли его слова. Совпадение, что солдаты без вести пропали всего в нескольких километрах от того места, что он упоминал?

– Понятно, – я резко развернулась к выходу. Подол плаща взметнулся, как крыло. – Немедленно запросите подкрепление! Из ближайших частей, гарнизонов, чёрт возьми, тащите сюда хоть весь берлинский штат!

– Я… – Хёсс замер. Его пальцы сжали фуражку так, что кожа на костяшках побелела. —

Так точно… – в голосе дрогнуло что-то: надежда? Самообман? – А куда направитесь… вы?

Я уже стояла в дверях. Осенний ветер врывался в коридор, неся запах сырой листвы и чего-то ещё – металлического, острого.

– На прогулку, – усмешка скользнула по губам, но до глаз не добралась.

✼✼✼

Ад тянулся сквозь чащу – густой, словно смола, влажный, как дыхание болота, колючий, будто проволока. Каждый шаг отзывался болью в мышцах. Ветки хлестали по лицу, оставляя красные полосы, похожие на следы когтей.

Мы пробирались уже час, а может, вечность – время здесь текло иначе, будто сама земля замедляла наши шаги. Камни под ногами скользили, как кости, вымытые дождём. Корни деревьев цеплялись за сапоги, словно руки утопленников.

Вальтер шёл впереди – плечи напряглись, как тетива. Я видела, как капли пота стекают по его шее, оставляя мокрые дорожки на воротнике. Он не жаловался на усталость, но пальцы нервно проверяли запасной магазин. Страх и предчувствие опасности сжимали грудь, не давая расслабиться.

Мы оба были на грани. Но после бессонных ночей, моргов, пропитанных запахом формалина и тления, где трупы смотрели пустыми глазницами, и допроса в директорате… Отступать? Нет. Теперь только вперёд – даже если бездна разверзнется под ногами.

Наконец преграды остались позади. Каменные выступы, покрытые мхом, напоминали спящих зверей. Я прижалась к холодной поверхности – под пальцами что-то шевельнулось. Крошечный паук бежал по руке, будто предупреждая: «Уходите».

А потом мы увидели его. Комплекс – мрачный, словно выросший из самой земли. Стены покрывали трещины, будто шрамы на штукатурке. Окна, – тёмные и пустые, – смотрели на нас, как слепые глаза. И тишина – мёртвая, как в склепе.

– Странно… – прошептал Вальтер, напряжённо озираясь. Его пальцы барабанили по рукояти пистолета. – Почему периметр без охраны? Будто солдаты… испарились.

Я нахмурилась. Территория действительно выглядела пустынной – ни криков дозорных, ни привычного лязга оружия. Трава у входа была небрежно примята, мелкие обрывки бумаги валялись, как следы внезапного бегства. Вдали темнел танк в капонире, его сетка едва колыхалась. Чуть поодаль стояли несколько машин. И ни пятна крови, ни следов борьбы.

– Почему техника осталась, а солдаты – нет? – прошептала, стараясь скрыть напряжение. – Это не похоже на обычный бой.

– Может, их эвакуировали в спешке? – предположил Вальтер, но в голосе звучала неуверенность, словно сам не верил в это.

– Нет, мы бы уже знали об этом из докладов, – по спине пробежал ледяной холодок, словно предвестник чего-то дурного. – Здесь что-то не так. Но именно поэтому мы должны проверить.

– Нет, – сказал Вальтер тихо, но твёрдо, схватив мою руку. Его пальцы сжались без боли. В глазах мелькнула тревога, но голос оставался ровным, будто боролся с собой. – Мы не можем идти дальше. Нужно вернуться и взять подкрепление.

– Подкрепление? – я резко вырвала руку, голос предательски дрожал. – Те, кто мог помочь, уже исчезли. Без вести. Или ты хочешь, чтобы ещё кто-то попал в эти списки? Мы должны действовать. Сами.

– Но если там те твари, о которых говорил Карл… Если…

– Если они там, – перебила я. Взгляд упал на землю. У самых ворот лежал погон – чёрный, с серебряной нитью – знак эсэсовца. – То каждую минуту промедления кто-то умирает, – посмотрела на Вальтера. – Ты видел тела в морге. Нельзя позволить, чтобы Краков превратился в фабрику трупов.

Он сжал кулаки до хруста – боролся с собой. Страх, острый как бритва, говорил ему бежать. Но долг и принципы оказались сильнее.

– Чёрт… – резко выдохнул. Камень под ногой медленно скатился вниз, раздаваясь глухим эхом по пустому лесу – словно отражая тяжесть его решения. – Хорошо. Но при малейшей опасности – отступаем.

Я кивнула, хотя прекрасно знала – отступать не будем. Гордость, словно невидимая цепь, туго сжимала горло. На кону было не просто дело – репутация. Честь детектива. Пальцы сами потянулись к кобуре, холод металла успокаивал.

– Тогда пошли. И помни – тишина наш лучший союзник.

Вальтер глухо вздохнул, но шагнул вперёд. Мы двинулись к комплексу, где нас ждали ответы – или смерть.

✼✼✼

Комплекс – чудовище из бетона и стали – бесконечные коридоры расходились в темноте, как артерии в теле гиганта. Мы напоминали слепых котят – без плана и информации о возможных противниках. Каждый шаг осторожный, дыхание приглушённое. Пальцы не отпускали холодную сталь оружия, готовые в любой миг ответить на угрозу.

Худшие опасения подтвердились за порогом второго сектора. Тела – мёртвые солдаты лежали в неестественных позах – словно куклы, брошенные разгневанным ребёнком. Лица застыли в гримасе чистого, животного понимания – спасения нет. Раны – не просто следы насилия. Будто кто-то изучал, как далеко можно растянуть человеческую плоть прежде, чем она порвётся.

– Господи… Кто способен на такое? – Вальтер опёрся на стену. Дыхание сбилось, ноги подкашивались. Его руки дрожали, пальцы бессознательно сжимали холодную поверхность. Сердце колотилось, как бешеное, в горле пересохло. – Это… зверство…

– Карл предупреждал нас… – я склонилась над одним из тел в конце коридора. Взгляд скользнул в сторону, избегая пустых глаз мертвеца. – С ними не церемонились.

– Нам надо уходить, – голос Вальтера дрожал. – Прямо сейчас!

– Нет, – я глубоко вздохнула, сжала кулаки, собирая волю. Взгляд стал твёрдым, но в нём пряталась усталость. – Мы не можем просто уйти. Нужно…

– Но… – начал Вальтер.

– Возьми себя в руки! – перебила я. – Мне тоже страшно, но, если мы уйдём сейчас, все их мучения будут напрасны. Ты готов так просто отступить? Когда мы близки к разгадке?!

Вальтер замер. Дыхание сбилось, руки непроизвольно сжались в кулаки. Ногти впились в ладони, оставляя кровавые полумесяцы.

В его глазах отражались не просто трупы – целые истории мучительных смертей. Он узнавал эту картину – те же стеклянные глаза, перекошенные рты, что видел на фронте. Но здесь было хуже: не хаос боя, а методичное, почти хирургическое насилие.

– Нет… – сжал зубы, пытаясь подавить дрожь в голосе. Внутри разгорался конфликт – желание бежать и долг перед товарищами. Его глаза метались, но в конце он кивнул, словно сдерживая себя от побега. – Вы правы. Что… дальше?

Я провела рукой по холодной стене, ощущая под пальцами шероховатость бетона. Истина где-то здесь, спрятана среди кошмаров.

– Архив, – слово повисло в воздухе, тяжёлое, как приговор. – В таких местах всегда ведут записи. Каждый шприц, скальпель… – взгляд скользнул по истерзанным телам, – эксперимент. Всё должно быть задокументировано.

Второй блок встретил тем же ледяным безмолвием: сектора, забитые ящиками с боеприпасами, источали терпкий запах пороха, смешанный с затхлостью заброшенного подвала.

Но настоящий «сюрприз» ждал дальше – в лазарете, – койки стояли ровными рядами, как на параде. На них – пациенты. Вернее, то, что от них осталось. Их кожа напоминала бледный мрамор, изрезанный тонкими кровавыми линиями – карта чужой, забытой страны, где каждая вена след агонии.

Я остановилась, взгляд скользнул по картине преступления. Увиденное не было похоже на хаотичную бойню в коридорах: ни выпущенных наружу внутренностей, ни перерезанного острыми когтями горла. Здесь смерть пировала методично, оставив крошечные следы от иглы на шее. Идеально. У каждого.

– Это… – Вальтер застыл над телом молодого солдата – на вид лет двадцать. – Они же… они свои… – голос сорвался в шёпот, полный ужаса. Затем глаза вспыхнули яростью: – Кто… кому… зачем…?!

Шок. Усталость. Мы оба были в таком состоянии – на грани. В голове, словно заезженная пластинка, крутилась мысль:

– «Мог ли кто-то из верхов отдать такой приказ?» – Но сердце шептало. – «Нет, это не может быть правдой. Но тогда что?»

– Пошли, – я повернулась к выходу. Шаги эхом отдавались в пустых коридорах, словно отголоски приговора. – Найдём архив. Их смерть не должна быть напрасна.

Возможно, покажется странным, но не все из нас были бездушными садистами и убийцами. Даже среди хаоса и грязи военного времени остались те, кто ещё мог сострадать, сочувствовать другим. А беспощадность? Только к тем, кто в прошлом издевался, порочил.

Предатели – были пятном позора на репутации империи. Они развращали, уничтожали её долгие годы. Но вместо них в лазарете лежали наши товарищи. Это не позволило остаться равнодушными.

✼✼✼

Архив спрятался в тени пятого сектора, как скелет в шкафу маньяка. Стальная дверь с потёртой табличкой приоткрылась со скрипом – нехотя впуская нас в свои тайны. Контраст резко бросался в глаза: ни крови, ни трупов. Абсолютная чистота. Словно все прошлые комнаты – декорации к дешёвому ужастику.

Вальтер вскинул пистолет, палец лежал на спусковой скобе – белый от напряжения. Осторожно заглянул внутрь.

– Осмотрите… ближние стеллажи, – голос дрогнул, слова прерывались, словно страх сковывал горло. – Я… пойду вперёд. И будьте… осторожны.

Тишина внутри царила особого рода – густая, приторная, словно само время застыло. Каждый шаг гулко отдавался по бетонному полу, смешиваясь с учащённым дыханием. Раз. Два. Три. И вдруг – слух уловил едва различимый шорох бумаги, переворачиваемой нетерпеливыми пальцами.

В полумраке между стеллажами вырисовалась фигура: чёрный плащ, фуражка. Мужчина лихорадочно перебирал документы, движения – резкие, нервные. Он схватил папку, замер, плечи напряглись – затем небрежно швырнул её в сторону. Бумаги рассыпались по полу.

– Руки вверх! – мой голос прозвучал резко, эхом отразившись от металлических шкафов. – Имя и подразделение! Живо!

Фигура вздрогнула, затем быстро и осторожно подняла руки, стараясь не спровоцировать выстрел.

– Полковник СС Авель Оберхофт, – он медленно повернулся, голос был холоден, без тени страха, но с железной решимостью. – Имперский Криминальный Директорат. Шестой отдел.

Я узнала его по первому слову, характерной интонации, показной учтивости, за которой – лезвие.

– Авель… – губы сами собой растянулись в улыбке, лишённой теплоты. Взгляд выхватил знакомые резкие скулы и мертвенную бледность лица. – Какими судьбами? – ехидный смешок нарушил тишину. – Ты теперь личный пёс… Гиммлера?

– И тебе… добрый вечер, – его руки оставались в поднятом положении. Губы изогнулись в театрально-учтивой улыбке, но глаза холодно сверлили меня, словно пытаясь прочесть мысли. Мышцы напряглись, готовые к действию. – О чём ты?

– Об убийствах Аненербе. Скажешь… не ты?

Он медленно выдохнул:

– Увы, должен… разочаровать. Нет. Это дело рук других… – улыбка стала шире, обнажив слишком острые клыки для человека, – монстров.

Ядовитые насмешки приводили в бешенство. Пальцы сжали рукоять, сердце бешено колотилось, в висках стучало:

– «Пристрели этого проклятого ублюдка».

Кто он? Цепной пёс Генриха Мюллера – «Палач в кровавом мундире», как называли сослуживцы. Обязанности? Формально – пресекать акты предательства, вычислять диссидентов и шпионов. На деле – ломать тех, в чьих глазах ещё теплилась искра сомнения, кто сохранил совесть и человечность.

Что связывало меня и этого хладнокровного изверга, продавшего остатки извращённой души дьяволу? Когда-то – тесная дружба и близкие отношения. Сейчас? Ненависть. Почему не избавилась? Этот маньяк – гений с безупречной репутацией преданного палача.

– Монстров? – мои губы искривились в усмешке, похожей на оскал. – Кроме тебя…

В этот момент вдалеке послышался приглушённый грохот, словно что-то упало, а затем – резкое, гулкое ругательство. И вдруг – выстрел, эхом отразившийся между стеллажами.

Сердце застучало чаще. Мы переглянулись – и мгновенно кинулись в сторону звука.

Картина предстала как в дурном сне: Вальтер, прижатый к полу, с бешено блестящими глазами, судорожно сжимал в окровавленной руке пистолет. Его противник – коренастый мужчина в испачканной форме майора СС, – пытался вырвать оружие, избегая смертельного дула.

– Вмешаемся? – голос Авеля звучал с фальшивым беспокойством. Он стиснул зубы, но не шелохнулся – слишком важна была игра, чтобы портить её преждевременно. – А-то ненароком прикончат друг друга…

Я замерла на мгновение, наблюдая, как переплелись их тела в смертельном танце. Любопытство боролось с холодным расчётом – хотелось посмотреть, кто выйдет победителем. Но интуиция подсказывала: исход этой схватки будет трагичен. Для обоих.

Пока майор был скован борьбой с Вальтером, я стремительно зашла ему за спину. Пальцы впились в ворот, грубая ткань плаща хрустнула под ногтями. Рывок – он отлетел в сторону. Стеллаж рухнул, грохот смешался с тихим стоном.

Но пауза продлилась недолго. Минута. Две. Он с трудом поднялся на ноги, прижимая левый бок. В глазах – ненависть, что придавала сил. Мотнул головой. Шаг. Поддался вперёд. Хотел взять реванш. Но я заслонила Вальтера спиной, давая понять: «Только попробуй и ты – покойник, просто ещё не понял этого».

– Шаг – и отправишься в ад. Вне очереди, – направила пистолет прямо ему в лоб.

Он замер. Гнев уступил место холодному пониманию. Ладони медленно поднялись в умиротворяющем жесте.

– Постойте! – голос сорвался на хрип, словно боролся с паникой, пряча её за отчаянной решимостью. – Мы не враги! – короткий вдох, попытка взять себя в руки. – Майор СС, Фридрих Даммер. Я…

– Я знаю, кто вы, – пальцы крепче сжали рукоять. – Вашу наглую физиономию запомнила ещё в поезде, – уголки губ дёрнулись в отвращении. – И уж точно мы не друзья, герр… Фридрих.

Вот так встреча… Тот самый офицер – наглый взгляд, скользивший по нам в вагоне-ресторане, теперь бегал по стволу моего пистолета. Вальтер за моей спиной медленно поднимался, стирая кровь с подбородка.

– Пусть так, – он проглотил ком в горле, – но мы здесь, чтобы помочь.

– Вам лучше подумать, как помочь себе, – я резко развернулась, пистолет посмотрел на Авеля, застывшего в двух шагах. Его лицо было каменным, но уголок рта дёрнулся. – Вы оба арестованы по подозрению в серийных убийствах. Руки за голову!

– Подожди! – он попятился, раскрытые ладони взметнулись в умиротворяющем жесте. – Мы тут…

– Молчать! – мой крик эхом разнёсся по архиву. – В вашем любимом… директорате поговорим, заодно выясним, что вы тут натворили.

Наручники щёлкнули на их запястьях с неумолимым звуком. Авель попытался сопротивляться, но, понимая всю безысходность ситуации, уступил. Фридрих? Пришлось применить силу, чтобы его успокоить. И едва не сломать плечо… Но это сработало.

А пока они «отдыхали» у стола, мы с Вальтером перевернули архив вверх дном. Но ни следов экспериментов, ни зашифрованных отчётов – лишь рутина. По бумагам – простой военный комплекс. Таких десятки – разбросаны по всей Европе для защиты «оккупированных» территорий.

– Ловко вы замели следы, – я швырнула папку через плечо. Бумаги рассыпались в воздухе. Присев перед Авелем на корточки, впилась взглядом в его холодные глаза. – Может, поиграем в твои садистские игры прямо… здесь? Причиню тебе такую боль, которую ещё не испытывал. Сэкономим время трибуналу?

Внутри теплилась непоколебимая уверенность – именно они виновны в царящем кошмаре. Всё было очевидно, настолько, что даже Вальтер не стал защищать «товарищей».

– Да послушайте вы! – Фридрих дёрнулся, наручники впились в запястья. – Здесь есть нечто… нечеловеческое! – голос сорвался на шёпот, бросил взгляд на дверь. – Эти тела… разве вы не видите? Ни один человек не способен на такое!

Настойчивый. Слишком. Но фанатичная убеждённость, что в комплексе водятся «настоящие чудовища», лишь подливала масло в огонь гнева.

– Очередные бредни! – осадил его Вальтер, едва сдерживаясь от желания ударить. – Мы уже слышали это от одного психа-альбиноса в главном управлении директората!

– Психа-альбиноса? – глаза Авеля забегали, словно перебирал в голове варианты. – Карл… – посмотрел на меня. – Так ты знаешь об экспериментальном отряде СС-13?

– О.… ком? – переспросила я, вскинув бровь. – Экспериментальный… отряд?

Едва он попытался объяснить – погас свет – резко, без предупреждения, словно кто-то намеренно перерезал провод. И абсолютная тьма поглотила архив. Десять секунд. Двадцать… И загудели аварийные генераторы.

✼✼✼

Тусклые коридоры мерцали раздражающим жёлтым светом – будто готовились стать прелюдией к кошмарному спектаклю. Тени от мёртвых тел застыли на стенах в конвульсиях, неестественных, словно их вылепили чужие руки. Кровь легла чёрными пятнами – как масло, нарочно разлитое на камне.

По соседству с основным электрощитом притаился изолятор для нарушителей дисциплины. Его стальные двери, – прежде грозившие смертельным током, – были распахнуты – забытый вход в ад без охраны. Но опасность здесь крылась не в электричестве, а в том, что таилось внутри.

Запах ударил в нос раньше, чем глаза разглядели ужас – сладковатая гниль, смешанная с медным привкусом крови. В груди сжалось. Стены камеры… Нет. Вся она, от потолка до пола, вымазана в алой жиже. Под койкой торчали обрывки плоти – бесформенные, словно их рвали не руки, а нечто более… чудовищное.

В двух шагах от входа лежало то, что когда-то было солдатами. Их тела… Нет, эти груды мяса и костей уже нельзя было назвать телами. Будто кто-то играл с ними, как с куклами – выкручивал конечности, растягивал кожу, пока она не лопалась. Один «экземпляр» выделялся особенно – грудная клетка раскрыта наружу, рёбра торчали, как лепестки демонического цветка.

– Хорошо… – мой голос предательски дрогнул. Пальцы сжали ключи от наручников, металл впился в кожу. Я повернулась – встретила ледяной взгляд Фридриха. – Теперь верю. Это… не вы.

Задерживаться в этом проклятом театре смерти не хотелось. Мы бежали по коридорам. Но как только половина пути осталась позади – шаги. Тихие. Заставляющие руки похолодеть.

– Похоже… – Авель замер, сердце пропустило удар. – Мы здесь не одни…

Из мерцающего полумрака вышла фигура. Тёмно-синий мундир был в свежей крови, капли падали с рукавов на бетон с глухими хлопками. Лицо скрывала тень фуражки, но то, что было видно… Кожа неестественно белая, почти прозрачная, с синеватыми прожилками.

Он шёл медленно, почти небрежно – будто знал: времени целая вечность. Остановился. Губы растянулись в пародию на улыбку, широкую, – как у клоуна, забывшего, как выглядит человеческая радость.

Вальтер замер, дыхание сбилось, сердце застучало в висках. Рука метнулась к кобуре, выхватила пистолет – ствол нацелился в центр немой насмешки. Инстинкт кричал: «Это не человек!».

– Кто ты? – голос прозвучал резко, ударив по нервам. – Немедленно назовись!

Офицер рассмеялся – беззвучно, только плечи слегка затряслись. Его глаза, блеснувшие из-под козырька, словно говорили: «Как мило, что ты ещё пытаешься…».

– Последнее предупреждение, – Вальтер взвёл затвор, но рука дрогнула – хладнокровие дало трещину.

Провокация едва не стала фатальной. Внезапно офицер рванулся вперёд. Его движения слились в серую полосу – как в размытом кадре киноплёнки, слишком быстрые, чтобы быть человеческими. Но Авель, стоявший рядом, сработал быстрее. Пальцы впились в воротник мундира. Рывок. Вальтер отлетел на два шага назад.

– Verdammt! (Черт!) Шульц! Совсем рехнулся?! – он закрыл его спиной. В полумраке блеснуло лезвие кортика. – Бросаешься в бой, не зная, с чем имеешь дело?

Вальтер, – бледный как мел, – не смог вымолвить ни слова. Мы все были шокированы. Движения офицера выходили за рамки привычного понимания – слишком быстрые, неестественные.

Его выпады напоминали удары молнии – резкие, не оставляющие времени на раздумья. Но Авель оказался достойным противником: тело двигалось с пугающей грацией. Он не уклонялся – будто заранее знал, куда придётся следующий удар. Глаза высчитывали каждый миллиметр.

Но одной ловкости для победы над драконом – мало. Я видела, как ему тяжело: дыхание сбилось, движения замедлялись. Шаг навстречу – и Фридрих преградил путь.

– Защитите его! – указал на Вальтера.

Наглость ошеломила. Я открыла рот, чтобы возразить, но прежде, чем успела хоть что-то сказать, его силуэт мелькнул рядом с Авелем. Но…

«Помощь» оказалась хуже бездействия. Навыки Фридриха – мягко говоря, не на высоте. Движения – уверенные, реакции – запоздалые. Авелю пришлось прикрывать его, рискуя собой.

Враг не упустил шанса. Обманный манёвр. Резкий удар в грудь – Авель согнулся пополам, пальцы впились в рёбра. Колени ощутили холод бетона, лёгкие наполнились свинцом. Лицо исказила гримаса боли, но в глазах ещё теплилась ярость.

Фридрих остался один на один с угрозой. Офицер повернулся к нему с неестественной плавностью. Зрачки сузились – как у хищника перед убийством.

Ещё секунда – и он пополнил бы коллекцию трупов, но мои пальцы вцепились в его плащ, швырнули к Вальтеру. Ткань хрустнула в кулаке, под ногтями остались чёрные нитки.

Офицер замер, оскалился. Дыхание стало тяжёлым, в глазах вспыхнуло что-то первобытное. Шаг вперёд. Резкий выпад. Но уверенность – подвела.

Удар сапогом пришёлся точно в его солнечное сплетение. Воздух со свистом вырвался из лёгких – он отлетел вглубь коридора. Глухой удар о пол смешался со стоном – низким, похожим на рычание.

– Что ты за невиданное чудовище? – мои губы растянулись в злорадной усмешке, рука сильнее сжала офицерский кортик. – Порождение безумных экспериментов Аненербе? Или игра с богами, обернувшаяся кошмаром?

Слова сработали как плеть по открытой ране. Услышав оскорбление, офицер взбесился: поднялся с пола неестественно плавно, рванулся вперёд. Физическая сила была запредельной – каждый удар отдавался глухой болью, вперемешку с агрессией и чистой злостью.

Я едва успела среагировать. Шаг назад. Уклонилась и вдруг – за спиной послышались хриплые стоны – Авель пришёл в себя. С трудом поднялся, ладонь оставила на стене кровавый отпечаток. Каждая мышца дрожала от усталости и напряжения. Взгляд заметил движение – Вальтер сделал шаг.

– Не смей! – голос сорвался в гневный хрип. – Это чудовище с лёгкостью убьёт тебя! – он резко махнул рукой в сторону Фридриха, брызги крови оставили на стене короткий мазок. – Помоги ему! Это приказ!

Вальтер замер, челюсти сжались до боли. Внутри разгоралась битва – гордость, не желавшая признавать слабость, и долг, требующий подчинения. Но железная дисциплина взяла верх. Тяжёлый вздох. Подавил сомнения и бросился к Фридриху.

Авель, тем временем, ринулся ко мне. Его обычно безупречные движения были скованы болью. Мы стояли плечом к плечу, но противник двигался с пугающей точностью, будто читал наши мысли за секунду до действия.