Багровое откровение. Исповедь алого генерала

– Похоже… – он с раздражением вытер кровь, уголок губ дернулся в подобие усмешки. – Перед нами… генерал.

– Ты… шутишь? – по телу пробежала ледяная дрожь, в горле застыл ком. Голос превратился в жалкий шёпот:

Он молча покачал головой. И в тот же миг разум отчаянно крикнул: «Беги! Беги и не оглядывайся!». Но тело не слушалось – словно невидимые цепи страха впились в каждую мышцу. И если он прав и это действительно генерал… вскоре мы присоединимся к мертвецам…

✼✼✼

Мир – это скрипучие половицы в тёмном коридоре науки, где каждое объяснение сверхъестественного звучит скупо, неохотно – будто стыдясь собственного бессилия.

Одни списывают мистические проявления на галлюцинации – шёпот воспалённого сознания, который легко объяснить и забыть. Другие крестятся, вспоминая старые проклятия, выцарапанные на стенах забытых часовен – словно пытаясь защититься от того, что не поддаётся разуму. А третьи… третьи знают правду, но молчат. Потому что правда – гораздо опаснее легенд.

Иные – тени, живущие на грани. Ни живые, ни мёртвые. Чудовища, чей облик обманчиво напоминает человеческий. По ночам они скользят меж могил, ищут живую плоть и кровь. А все, кто их встретит – исчезают во мраке.

Говорят, их не берёт ни пуля, ни яд – легенды, передаваемые шёпотом в тёмных переулках. Но ходят слухи о серебре – холодном и чистом, что оставляет на их коже едва заметные царапины, разрастающиеся в гниющие раны. Кол в сердце или топор, рассекающий шею одним ударом… Правда ли это? Никто не знает наверняка – те, кто пытался, не возвращались, чтобы подтвердить.

Церковь веками клеймила их, но священники шептали молитвы слишком тихо – будто боялись, что мертвецы услышат. Крестьяне забивали окна досками, а дети замирали под одеялами, услышав, как по стеклу скребётся что-то… слишком жуткое, чтобы быть человеческой рукой.

Писатели подхватили мрачную эстафету, создали сцены, от которых кровь стынет в жилах. Режиссёры довершили дело, запечатлев на плёнке этих «других» – вечных джентльменов в истлевших камзолах, которые бродят по бесконечным туманным улицам старого города, выслеживая прелестных и невинных красавиц, обрекая их души на вечные муки.

В итоге одни уверены, что мы щеголяем в викторианских одеждах, живём в старых замках, заросших паутиной и мхом. А под ними – промозглые темницы и пыточные. Другие клянутся, что днём мы лежим в гробах, наполненных землёй родной могилы, а по ночам выползаем, как черви после дождя. Третьи воображают нас оборотнями, сливающимися с тенями, чтобы красть дыхание спящих. Чушь. Безумие. Но какое увлекательное.

Люди столетиями боялись нас. Религиозные фанатики, уверенные в присутствии зла, устраивали «божественную охоту» на: «Бесовское отродье и прочих тварей дьявола».12 Сжигали малые города и сёла.

Да… Интересное было время. Но «весёлое» Средневековье кануло в небытие – современные люди почти перестали верить, а то и вовсе забыли старые легенды и предостережения. И зря…

Иные – реальны, но правда, как обычно, менее интересна, чем кричащие заголовки бульварных сенсаций. Кресты? Красивые безделушки. Солнечный свет? Прогулки по Лазурному берегу в полдень – одно наслаждение. Святая вода? Просто вода с привкусом меди из старых труб. Причастие? Пустой ритуал. Христианские реликвии? Бездушное украшение интерьера.

Забудьте о плащах и истлевших камзолах – эти образы живут только в старых книгах и фильмах. Сегодня мы носим дорогие костюмы от лучших дизайнеров, живём в лофтах с панорамными окнами, где солнечный свет играет на хромированных поверхностях.

Мы – ваши соседи. Любовники. Врачи. Не удивляйтесь, если встретите хирурга с немного… странной улыбкой или политика, чья карьера развивается с пугающей точностью. А возможно, банкира, чьи холодные пальцы никогда не дрожат при подписании контрактов. И всё это – лишь одна из множества масок тех, кто веками скрывался в тени.

Мы служим в армии. Возглавляем корпорации. Сидим в парламентах. Наши паспорта – не подделка, преданность странам – не игра. Разве что… сроки нашей службы несколько… длиннее обычного.

А дьявольские силы, которые приписывают поехавшие церковники и сектанты? Пустые домыслы. Сказки. Практически.

Мы не превращаемся в летучих мышей, не растворяемся в клубах дыма и не подчиняем мёртвых своей воле. Наши тени падают на землю, как у всех. Иммунитет к болезням и ядам? Не гарантия вечной жизни. Граната и мина разорвёт так же легко, как и смертного. Истечь кровью от ран? Не сразу. Выстрел в голову? Сердце? Без шансов. Стать жертвой несчастного случая? «Счастливчик».

Но есть нюанс, который рушит все иллюзии – кровь. Вот главная слабость. Даже капля, потерянная по неосторожности – и ты дикий зверь. Любовь всей твоей вечности? Случайный прохожий? Без разницы. В такие моменты важен лишь пульс под тонкой кожей – трепещущий, как пойманная птица.

А люди – беззащитные овечки, покорно склоняющие голову перед жестокой смертью? Как бы ни так… Среди них ходят охотники. И нет, это не фанатики с осиновыми кольями, не безумные прихожане местных церквей, которые в науке видят волю дьявола. Эти ребята – страшнее…

Они – современные тамплиеры в бронежилетах – мастера дальнего и ближнего боя, прошедшие усиленную физическую и психологическую подготовку. Вместо крестов – острые клинки, пистолеты и снайперские винтовки. Вместо молитв – знания анатомии и приёмы, способные за секунду уложить на лопатки спецназовца.

Но самые опасные – наши же. Те, кто прожил слишком долго, растеряв последние остатки человечности. Они «тёмные», заблудшие убийцы. Настоящие садисты. Для них охота – не выживание, а извращённое искусство. Растягивают агонию жертв на часы, наслаждаются каждым стоном. Кровь? Ерунда. Их интересуют – страдания.

Но существуют чудовища, перед которыми даже иные – бледные тени. Генералы. Не существа – воплощения ярости, где каждая клетка жаждет насилия. Мораль? Смешные человеческие выдумки. Они – сама суть безумия, воплощённого в плоть. После них остаётся только шлейф крови и страха.

Им всё равно, кого рвать на части: возлюбленного или товарища, смертного или иного, союзника или врага. Они прирождённые мясники. Сильные. Безжалостные. Даже опытные охотники редко, очень редко могут справиться с генералом.

Что же помогает им выживать? Холодный расчёт, железная воля и тёмные тайны. Одна из них – фамильяры: звериная тень, которая живёт в материальном мире за счёт своего хозяина – поглощает его, капля за каплей. С генералом ещё можно попытаться говорить – бесполезно, но можно. С тенью – нет.

Но главный секрет… Эти чудовища могут лишить свободы воли. Достаточно одной капли крови. Щелчок пальцев – и ваше тело больше не ваше. Сознание – наизнанку. Собственные руки сомкнутся на шее. Ноги приведут на край пропасти, а голос выдаст все секреты. Окружающие для них – покорные марионетки.

✼✼✼

Офицер был воплощением слепой ярости. Каждый удар оставлял ощутимый след – рвал плоть, ломал кости. Мы с Авелем едва держались на ногах – израненные, избитые, слабые. Кровь сочилась сквозь пальцы, прижатые к ранам. Оставляла липкие следы на одежде, капала на бетонный пол.

Шансов? Ноль. Ни на победу. Ни даже на достойную смерть. Очередной выпад – сильный, стремительный – мы оба отлетели в глубину коридора. Пыль взметнулась в воздух, смешавшись с запахом гнили и железа.

Офицер повернулся – горящий взгляд метнулся к оставшимся «противникам». Фридрих, превозмогая слабость, поднялся на ноги. Но сопротивление – жалкое. Миг – враг уже рядом. Его бледные пальцы вцепились в ворот кителя. Майор… Нет, тряпичная кукла отлетела в сторону.

Вальтер был обречён. Его спина глухо ударилась о стену – боль электрическим током пронзила позвоночник. Ноги оторвались от пола. Ледяные пальцы офицера сдавили шею. Он пытался вырваться, но что может обычный человек против демона?

– N-nein… (Н-нет…) – прерывистые хрипы вырвались из сжатого горла. – Lass… los… (От…пусти…)

Страх сковал разум – в голове мелькали молитвы, тихие, едва слышимые, словно последние нити надежды. Вальтер взывал к святым, к Богу. Но вместо огненного ангела, что должен был спуститься с небес, на помощь пришёл – Фридрих.

Впереди мелькнуло движение. Сквозь пелену боли и слабости он с трудом поднялся на ноги. Мир плыл и мерцал, но в глубине сознания вспыхнул инстинкт. Рука нащупала кортик на поясе. Внезапный рывок – и воздух наполнился – острым, горьковатым – запахом свежей крови.

Офицер замер – ноздри глубоко вдохнули опьяняющий аромат. Глаза расширились в предвкушении. Он разжал пальцы – Вальтер, хрипя, рухнул на холодный бетон, словно обессиленный манекен. Разворот. Шаг. Ещё шаг – и вдруг – тело перестало слушаться.

Мы с Авелем переглянулись – в глазах обоих смесь ужаса и неверия. Руки дрожали, дыхание сбивалось. Сердце колотилось так громко, что казалось – его слышат даже стены.

Увиденное не поддавалось объяснению: кровь Фридриха, словно заколдованная, ожила. Она извивалась по полу. Поднимаясь по ногам офицера, туго обвивала их, как невидимые змеи. Тот дёрнулся – жилы на шее натянулись, как канаты – но невидимые путы сжимались крепче.

– Быстрее… – хриплый голос Фридриха прорывался, каждый вдох давался с болью. – Я… не выдержу… долго!

Мир вокруг плыл, но я знала – другого шанса нет. Рука, дрожа от слабости, нашла опору на холодной стене. Оставила кровавый отпечаток. Сердце колотилось, словно пыталось вырваться из груди. Ладони покрывались холодным потом. В голове метались противоречивые мысли:

– «Нет… Слишком слаба… Цепь смерти может поглотить и тебя…»

Страх и решимость боролись за верх. Но отступать – поздно. Собрав последние силы, рванулась к офицеру и, словно зверь, впилась зубами в его шею. Кровь обожгла губы, связывая невидимым контрактом. Он взревел, напрягая каждую мышцу, пытаясь вырваться, но баланс сил изменился.

– Цепь… смерти… – тихо прошептала, отстранившись.

Тело офицера судорожно дёрнулось, словно ожившее проклятие разрывало изнутри. Его движения стали чужими, навязанными – спина выгнулась дугой. Кости треснули. Сухожилия рвались с глухим щелчком, словно тросы под грузом.

Крики эхом отражались в коридоре – последние звуки безумия и боли. Кровь хлынула изо рта алым потоком. Последний вопль сорвал голосовые связки – и наступила тишина. Тяжёлая, как свинец. Тело обмякло, глаза остекленели, отражая мерцающие блики ламп.

✼✼✼

Жизнь Фридриха стремительно утекала сквозь пальцы – губы посинели, словно тронутые инеем, кожа приобрела восковой оттенок, а взгляд стал мутным, как запотевшее окно в зимнюю стужу.

Авель метался в тисках противоречий. Грудь вздымалась частыми, сбивчивыми толчками, пальцы непроизвольно сжимались и разжимались. В глазах боролись два демона – первобытный страх смерти, сжимающий горло, и долг военного врача, тянущий к пропасти.

– Проклятье… – он тихо выругался, обнажая клыки. Кожа на запястье поддалась с тихим хрустом, будто ломалась тонкая ледяная корка. Острая боль пронзила израненное тело, заставив зажмуриться. Сердце отдавалось глухими толчками в висках. Но в следующую секунду уже прижимал кровоточащую рану к губам Фридриха. – Пей, – его голос звучал чужим, точно доносился из тоннеля.

Он не питал иллюзий. Кровь иного – не спасение, не эликсир бессмертия, не яд – всего лишь мост через пропасть, хрупкий, как паутина, но способный удержать жизнь на краю бездны. Если фортуна улыбнётся, у Фридриха будет несколько драгоценных часов, чтобы добраться до спасения.

А пока он вёл свою тихую битву со смертью, я приблизилась к убитому офицеру. Его лицо – восковая маска, губы исказила немая агония, но в остальном… ни рогов, венчающих череп, ни лишних пар глаз. Лишь клыки, слишком длинные, острые. Но сейчас, в мертвенном покое, даже они казались почти… естественными.

Я присела на корточки, обыскала труп. Пальцы наткнулись на смятый клочок бумаги в левом кармане. Рисунок издали напоминал не то древнее копьё, не то ритуальный кинжал. Но ни документов. Ни ценностей. И даже одежда осталась безмолвным свидетелем – обычная тёмно-синяя форма охраны, пропитанная мёртвой кровью.

Но главная загадка крылась – в сущности. Он сокрушил Авеля – опытного и опасного противника – с пугающей лёгкостью, едва не отправил меня следом за ним. И всё же я сомневалась, что это был генерал.

Обезумевший генерал – это берсеркер на поле боя. Охваченный слепой яростью, он не различает друзей и врагов. Не чувствует боль и даже страх смерти. Но когда контроль ещё сдерживает звериную сущность, они предпочитают холодный расчёт: наносят удар в спину, используют смертоносные когти фамильяра или цепь – проклятие, способное вывернуть врага наизнанку. Буквально.

Но офицер… Его атаки были, как шторм, но лишены стратегии – только звериная ярость. Имея возможность убить нас с помощью одной мысли, он был пленником собственной сущности – слепо бросался вперёд, точно одержимый безумием. А его кровь…

Я провела языком по губам, ощущая странный нектар: приторно-сладкий, с послевкусием горечи. Нечто одновременно знакомое и чуждое:

– «Ни человек, ни иной, ни генерал, но вобравшее в себя черты всех… троих. Что попросту… невозможно!» – за всю свою долгую жизнь я не встречала смертного, способного влиять на разум иных. Но сила этого существа превосходила возможности даже опытного иного. – «Господи…» – пальцы сжали клочок бумаги с рисунком копья, смяв его в дрожащем кулаке. – «Неужели этот офицер… творение чьих-то безумных экспериментов? А те тела в лазарете – лишь неудачные попытки?»

Мысли кружились в голове, как ядовитый туман. Тело охватила тяжесть, будто кто-то ворочал нож в моих внутренностях. Сама идея подобных игр в «Бога» шокировала: неужели кто-то опустился до такой мерзости, противоречащей самой природе? Это низко. Подло. Но если подумать…

Среди иных генералы, своего рода, «ошибки» – несчастные души, лишённые выбора, брошенные на потеху судьбе. Они проходят через те же муки обращения, что и все, но исход – лотерея. Умрёт смертный? Станет иным? Или на свет появится кровожадный зверь? Неизвестно.

Сердце пропустило удар, замерло на мгновение, будто пытаясь скрыться от ужасающей истины. Ноги подкосились. Слишком много смертей, слишком жестокие раны – один убийца, даже самый сильный, физически не мог навести столько шума.

– «А что, если нам уже некуда возвращаться?» – мысль леденила кровь, превращая её в вязкий поток страха. Я резко повернулась. В висках стучало – «Надо предупредить остальных».

Шаг. И вдруг – увидела бледное лицо Вальтера, а в его руках – пистолет, направленный прямо в лицо.

– Чудовища! – его голос дрожал от страха, но в нём слышалось и другое – решимость. Пальцы впились в рукоять, костяшки побелели, будто выточенные из мрамора. – Вы… вы такие же твари, как и тот офицер! – ствол резко дёрнулся в сторону Авеля. – Назад! Немедленно! Я не позволю убить его!

– Убить…? – Авель замер, медленно поднял окровавленные ладони. Брови сошлись в резкой складке. Губы дрогнули, едва не обнажив оскал. – Ты что несёшь? Я ему жизнь спасаю!

Сопротивление только подлило масла в огонь. После всех ужасов Вальтер был на грани. Он видел слишком много: длинные и острые клыки, кровь. Его разум метался в тисках противоречий: инстинкт велел бежать, но гордость полицейского приказывала защитить товарища.

– Я сказал отойти! – повторил он угрозу. Затвор щёлкнул с сухим металлическим звуком. Шаг вперёд. Зрачки сузились. – Прочь, демон!

В этот момент он напоминал паука, загнанного в угол – дрожащего, но с поднятыми в последней угрозе лапками. Стремление – похвально. Шансы на победу? Смешно. Даже с пистолетом – просто таракан, которого Авель раздавит и не заметит. Но если курок дрогнет…

✼✼✼

Воздух сгустился, словно пропитанный свинцовой тяжестью. Напряжение нарастало с непредсказуемой силой. Но вдруг – Фридрих заслонил собой дуло пистолета.

– Тише… Вальтер. Всё… хорошо… – он пришёл в себя, шатаясь, опёрся на стену, выставил ладонь. Рука дрожала, голос звучал хрипло, прерываясь тяжёлым дыханием. Попытался сделать шаг – едва не упал. Ещё один. Закрыл Авеля и меня спиной. – Опусти пистолет. Они… – глубокий вдох. – Ты всё… не так… понял.

Вальтер застыл, превратившись в мраморное изваяние с живыми глазами. Сердце забилось чаще. Глаза метались между нами, не находя опоры.

– Вы… – голос сорвался, как натянутая струна. Дрожащие пальцы сжали рукоять. Дуло пистолета описывало мелкие круги, словно компас, потерявший север. – Вы видели их! Они же…

Горло сжал спазм – не страх, нет, что-то хуже – ощущение, будто почва уходит из-под ног. Для него было непостижимо – как можно защищать таких чудовищ, как мы? Но главный кошмар ждал впереди.

Тень скользнула на краю зрения. Авель рванулся вперёд – движение резкое, как удар хлыста. Хруст запястья – звук, словно щелчок сломавшегося карандаша. Вальтер вскрикнул. Пистолет глухо стукнул о пол, отскочив в сторону.

Авель не дал опомниться. Его пальцы впились в китель, как когти хищника. Шаг – и Вальтер ударился спиной о стену. Ноги беспомощно повисли в воздухе.

– Жалкое ничтожество! – голос прозвучал как раскат грома. – Вздумал мне угрожать? – губы дрогнули, обнажив острые клыки, готовые разорвать горло. – Да кем ты себя возомнил?!

Вальтер сжался. Глаза расширились от ужаса, лицо – бледное, как мрамор. Казалось, ещё секунда – и он закричит.

– Авель, – шёпотом окликнула я. Рука легла ему на плечо. Мышцы под пальцами были напряжены, словно стальная пружина. – Отпусти. Ты… пугаешь его.

В ответ – тихое рычание. Он практически не слышал слов. В висках пульсировал ядовитый коктейль из усталости, ран и жажды крови. Руки сжались сильнее, мышцы напряглись, будто готовясь к последнему броску. Миг – и мы получим новый труп.

Как быть? Уговаривать – равносильно спорить с цунами. Альтернативные варианты? Пустая затея. Что оставалось? Грубая физическая сила.

Мы с Фридрихом переглянулись. Краткий кивок головой. Он рванулся вперёд, отвлекая взгляд Авеля. Секунда. Две. Я ударила ему под колени. Он рухнул, с глухим звуком ударился об пол. Мы скрутили ему руки за спиной. Наручники щёлкнули на запястьях.

А дальше началось настоящее «представление»: ругательства, гневные тирады, обещания разорвать нас на куски, если не отпустим.

– Отведи Вальтера в лагерь, – я посмотрела на Фридриха. Плечо Авеля под моими пальцами горело от напряжения. – Я разберусь с этим… «гением».

– Я не… – голос Авеля сорвался, словно он проглотил стекло. – Отпустите! Сейчас же!

– Уверены? – Фридрих неохотно привстал. – Вам… точно не нужна помощь?

– Я справлюсь, – твёрдо сказала, бросив взгляд на дрожащего Вальтера. Он беспомощно прижался к стене, дрожал, как лист под ледяным ветром. – Ты займись капитаном.

✼✼✼

Лагерь дышал призрачным подобием порядка. У ворот нас встретил заместитель коменданта – за его спиной тянулся вооружённый патруль. Резервисты из Кракова – недавно мобилизованные, ещё не привыкшие к лагерной дисциплине – стояли с оружием наперевес.

Утреннее солнце, бледное, как выцветшая акварель, скользило по их штыкам. В глазах – то особое напряжение, с каким сторожат дикого зверя в клетке.

Заключённые двигались между бараков с неестественной осторожностью, словно боялись разбить хрупкое перемирие. Ни вздохов, ни случайных стуков – только приглушённый шелест подошв по утрамбованной земле.

В лазарете пахло карболкой и свежими бинтами. Фридрих выглядел лучше – сидел на койке рядом с Вальтером, что-то тихо говорил. Тот кратко кивал, слушал, постепенно переставая напоминать затравленного зверька: плечи распрямились, дыхание выровнялось. Но руки всё ещё дрожали.

Убедившись, что худшее позади, мы направились к коменданту. Хёсс, увидев нас в дверях, вскочил так резко, что стул с грохотом опрокинулся.

– Ради всего святого! – глаза округлились, будто перед ним стояли не люди, а выходцы с того света. – Вы что, пытались остановить ураган голыми руками?!

– Ну… – Авель, прихрамывая, подошёл к столу. Усмешка напоминала оскал. – В каком-то смысле можно сказать и так.

Мы опустили детали ночного кошмара, перейдя к главному: были ли новые жертвы? Слышал ли Хёсс о происшествии на границе? Его голова закачалась с механической точностью маятника:

– Нет, – протараторил он. – В пределах лагеря и окрестностях всё спокойно.

Авель тяжело оперся о край стола, дерево под его ладонью заскрипело.

– Понятно, – фраза далась с усилием, но в словах чувствовалась закалённая сталь. – Но не расслабляйтесь. Враг не дремлет.

Хёсс кивнул с неестественной быстротой. Страх перед Берлином читался в каждом жесте – бегающем взгляде, напряжённых плечах. Он был готов на всё, лишь бы мы не открыли рот перед начальством.

– Если позволите, – окликнул нас у дверей, – в северной части лагеря – баня, – взгляд скользнул по нашим мундирам. – Вам необходимо привести себя в… порядок.

Совет был как нельзя кстати. Статные офицеры? Идеал «великой» нации? Куда там… Скорее жертвы нападения бешеных собак.

Авель, продолжая злиться за «предательство», держался впереди. Усталость вцепилась мёртвой хваткой в мышцы – боль устроила шумный пир на израненном теле. Его ноги едва волочились по гравию, оставляя за собой противный шоркающий звук.

Внешний вид был особенно живописен: светлые волосы, – забранные в аккуратный хвост, – торчали в разные стороны, будто пытался перекусить электрический кабель под высоким напряжением. Лицо – мрачная палитра из синяков и ссадин: кровоподтёки под глазами, жёлтые пятна на скулах, перебитый нос. Мундир на помойку. Офицерский плащ – жалкие лоскуты, болтающиеся, как флаги на разгромленном поле боя.

Он напоминал побитого жизнью арлекина, который допил последнюю бутылку и понял – всё. Конец спектаклю.

– Ты похож на грустного клоуна, достигшего последней стадии алкоголизма, – я не удержалась от желания – опасно, опрометчиво, безрассудно – пошутить.

Он резко развернулся – в этот момент луч солнца отразился в его глазах. Они вспыхнули холодным блеском, точно отполированная сталь, предвещая бурю.

– На себя посмотри! – грозный голос прокатился ледяной волной по спине. – Ты вылитая лесная ведьма после неудачного шабаша!

– Не сомневаюсь! – я рассмеялась – слишком громко, резко, словно пытаясь заглушить абсурдность ситуации. В этот момент рядом проходил патруль. Солдаты замерли, переглянулись. В глазах – пятьдесят оттенков шока. – Мы друг друга стоим!

Мой вид был на порядок хуже: грязный мундир изорван в местах, где стыдно признаться. От пуговиц на кителе – одни нитки. Плащ и рукава – паутина из окровавленных лоскутов. Тело горело от ссадин, кровоподтёков и переломов. Волосы напоминали воронье гнездо.

Появись мы в таком виде перед берлинским начальством – прямая дорога в отдел нравов, лечебницу или на… кладбище. Но радовало, что есть время отдохнуть.

Фридрих оправился быстрее всех. Переливание крови и крепкий организм сделали своё дело – уже на следующий день он твёрдо стоял на ногах. Врачи, наложив повязки, скрипели зубами: «Без подвигов!».

Вальтер? Пережитое оставило глубокие трещины на его психике – вздрагивал от шелеста листьев, шарахался собственной тени. Даже сигарету не мог удержать – пальцы дрожали без остановки. Только Фридрих находил в себе силы подойти к нему. Остальные… предпочитали не встречаться с живым напоминанием о пережитом кошмаре.

Итог? Двойственный, как удар ножом в спину: на границе и в городе воцарилось зыбкое спокойствие – жестокие убийства прекратились. Но в лагере… продолжался тотальный геноцид.

Хёсс тогда избежал расплаты. Вернувшись в Берлин, мы не стали упоминать о его «ошибках». Но судьба оказалась не столь… снисходительна.

Правосудие настигло его после войны – по решению Польского Верховного Трибунала он был приговорён к повешению. Ирония? Его земной путь оборвался там же, где лично похоронил тысячи узников. А его жена, улыбаясь, называла жизнь в Аушвице – пристанище смерти и жестокости – «раем на земле».

ЭХО ПРОШЛОГО

Польские убийства остались в тени страха и бумажной волокиты. Улики против Аненербе, доказательства их бесчеловечных зверств – фотографии, отчёты, показания свидетелей – всё разбивалось в прах при упоминании одного имени: Генрих Гиммлер – второй по влиянию человек в государстве и бессменный руководитель института.

Тень рейхсфюрера накрывала все департаменты чёрным саваном, порождая только один вопрос: как обвинить тех, кто сам вершит правосудие? Мы знали истинные лица палачей. Но сказать вслух – подписать себе приговор. Кто поверит, что те, кто выдавал себя за спасителей, на деле – исчадия ада?

Но была и другая проблема – Вальтер. После возвращения его стали мучить ночные кошмары, выедающие изнутри, оставляя после себя только дрожащие руки и пустые глаза. Он вздрагивал от скрипа половиц. Стал подозрительным и замкнутым. И даже среди товарищей держался обособленно.