Между светом и тьмой

Один из гигант поднял булаву, металлическая рукоять которой была украшена бронзовым навершием с выступами, напоминающими перья. Каждый такой выступ издавал царапающий звук, как скрежет стали по камню, что эхом отдавался в пустоте, наполняя атмосферу напряжённой тишиной. Второй же, ворчливо пробормотав что-то, как настоящий наставник, дал первому сильный подзатыльник, заставив его поднять оружие. Удостоверившись, что булава на месте, он схватил тяжёлый двусторонний топор, который был покрыт следами сражений и многочисленными вмятинами. Торец его рукояти украшала акулья голова, чьи острые зубы, как в поисках добычи, вгрызались в пол, оставляя глубокий след, что служил напоминанием о мощи этого оружия

– Мак, подними топор, и не думай, что кто-то другой за тебя всё починит, – произнёс Лиррик, прыгая на третью ступеньку винтовой лестницы. Ступени были выложены из аккуратно составленных кип книг, чьи переплёты пахли старой кожей и чернилами, и вели они в узкий коридор, соединяющий лабораторию с парадной столовой. – Возьми Кая и отправляйтесь в башню обсерватории, к покоям магистра Хенрика. Мы будем ломать его дверь! – добавил он с улыбкой, в которой скрывалась не просто решимость, а некое злорадство, переплетающееся с удовлетворением от предстоящей мести

Он шмыгнул в тёмный коридор, где воздух был пропитан запахом влажного пергамента и тяжёлых тайн, от которых не могли скрыться даже стены. В этом месте каждое дыхание Лиррика становилось глубже, а каждый шаг – увереннее

Парадная столовая, которую он помнил с юности, была как музей живых воспоминаний, где каждое дерево, каждый камень, каждый предмет хранил следы великих событий и не менее великих людей. Стены, украшенные панелями из красного клёна, мозаики из золота и платины, вплетённые в древесные волокна, рассказывали удивительные истории о блюдах, которые когда-то готовили для величайших магистров. Янтарные буквы, слезшие с этих панелей, перетекали в ковёр из изумрудных травинок, что блестели каплями утренней росы даже в полдень

Полки, тянувшиеся вдоль всего зала, ломились от сервизов: фарфоровые тарелки для мясных пиршеств с узорами из виноградных лоз, хрустальные блюда для рыбных деликатесов, украшенные чешуйчатыми драконами, золотые подносы с гравировками созвездий. В дубовых шкатулках с резными рунами покоились столовые приборы – ножи с рукоятями из оленьих рогов, вилки с зубцами, закрученными в спирали, ложки, что напоминали распустившиеся лилии

Над всем этим, словно небесная река, тянулась гигантская фреска. Её краски переливались, словно живая вода, изображая историю школы: первые магистры, возводящие башни из лунного света, ученики, спорящие у карт звёздного неба, драконы, заключившие пакт с основателями. Каждый, кто входил в зал, видел на стене собственное отражение – крошечную фигурку, бредущую вдоль этого вечного потока времени

Потолок обсерватории был живым, дышащим существом, пропитанным самой сутью магии. Лепнина, тонкая и воздушная, менялась, как погода в этих местах. Она меняла свои оттенки: серебристо-серые, как тучи перед дождём, иссиня-мрачные, когда небо грохотало от грозы, и ослепительно белые, когда снег заполнял мир тишиной. Интересно, мог ли кто-нибудь из тех, кто стоял под этим потолком, представить, что каждый уголок этого магического пространства – это отражение их собственных чувств и мыслей? Иногда с потолка падали настоящие снежинки, лёгкие и хрупкие, как мечты, тая в воздухе, едва касаясь гладких столов с корневыми ножками, вросшими в пол, как древние дубы, пережившие века. Ростки, пробивавшиеся из столешниц, становились частью этого чудо-мира, и их тщательно пересаживали в южный сад. Теперь же в том саду шумел настоящий лес, создавая ощущение волшебства и вечности

Тёплые воспоминания Лиррика прервало громкое «уху-уху» сов, что устроились на месте исчезнувших сервизов. Пёстрые пернатые, выглядевшие как ожившие ковры из перьев, недовольно зашевелились, когда свист Лиррика разрезал тишину, нарушив её спокойствие. Он вдыхал воздух, наполняя лёгкие, и, сложив губы трубочкой, выдал пронзительный звук – точь-в-точь как боевой клич рыжего ястреба. Этот звук был острым, рвущим тишину, как нож, разрезающий бархатную ткань. Совы замолчали, распушив перья, словно поражённые чем-то невидимым, а самые пугливые даже прикрыли глаза круглыми веками, пытаясь скрыться от неожиданного вторжения в их мир

Лиррик прошёл оставшийся путь, не забывая насвистывать мелодию «Танца лунных фей», сопровождаемую сверкающими совиными глазами, которые следили за каждым его шагом, и робким уханьем птенцов, выглядывавших из-под крыльев матерей

Когда он дошёл до обсерватории, уютный полумрак комнаты дрожал от свечей, стоящих в подсвечниках из лазурита латуни. Их мягкие огоньки танцевали на стенах, отбрасывая причудливые тени, играя на витках резных узоров и старинных панелях, словно живые существа, игриво скрывающиеся в тенях. Тёплый свет обвивал всё вокруг, а в воздухе витал запах воска, пряный и слегка горьковатый, как воспоминания о забытых временах. Через старые деревянные двери, украшенные барельефами дерущихся львов и окантовкой из медных рыб проникал сквозняк. Он ворвался с диким, неукротимым напором, пронзая тишину обсерватории, с гулким эхом катясь по пустым стенам и заставляя лёгкие шторы дрожать в своём непослушном танце

Гул шагов каменных великанов сотрясал пространство, их поступь была настолько тяжёлой, что даже пыль на старых телескопах вздрогнула и сыпалась вниз, как тёмный дождь

Бурый енот, случайно оказавшийся в этих древних чертогах, беспокойно метался среди лежащих на полу штор. Лиррик не мог удержать лёгкую, почти невидимую улыбку, глядя на суету этого маленького авантюриста, который в поисках укрытия прятался под складками ткани. Маленькое создание с блестящими глазами явно не понимало, что его присутствие нарушает не только порядок, но и тишину этого места, которое изначально было так спокойно и безмятежно

– Как же ты сюда забрёл, дружище? – сказал Лиррик, аккуратно вытаскивая из глубокого кармана своей мантии маленький свёрток. Запах орехов и мёда привлек внимание зверька, и тот, не раздумывая, схватил лакомство, едва ли не забывая про всё вокруг. – Держи, и беги отсюда, да побыстрее, иначе мои обалдуи совсем тебя запугают! – добавил он с полусерьёзной улыбкой, указывая взглядом в сторону своих каменных спутников!

Зверёк, схватив свою награду, с уморительным видом, подскакивая на двух лапах, бросился к дыре в стене, скрывающей один из выходов. Лиррик успел заметить десятки светящихся глаз, мерцавших из темноты, когда за енотом устремилась вся его стайка. Эти небольшие, пушистые создания явно понимали друг друга без слов. Лиррик, приподняв бровь, произнёс, едва сдерживая улыбку

– Вот тебе и раз, да вас тут целая армия! Что ж, приглашаю всех на ужин в лабораторию! Она вон там, – кивнул он в сторону каменных великанов, не скрывая искреннего веселья

Енот, кажется, понял, что ему предложили, и вся стайка, как молниеносный поток, ринулась в указанном направлении, немедля ни секунды. Их маленькие лапки цокали по камням, создавая звуки, будто тысячи маленьких ручейков неслись в одном направлении. Этот шум, похожий на урчание небольшой бури, не остался незамеченным для каменных воинов, которые с любопытством повернули головы, следя за быстрыми движениями пушистых тел. Кай, пытаясь наблюдать за самым шустрым и мелким енотом, невольно задел своей булавой лоб Мака, что привело к очередному взаимному обмену «любезностями». После обмена ударов и бурных фырканий, оба гиганта наконец-таки подошли к двери, пытаясь втиснуться в узкий дверной проём одновременно, не желая уступать друг другу ни сантиметра

Лиррик, наблюдавший эту сцену с широко распахнутыми глазами и сдерживаемым смехом, молча потянул обоих к себе за плащи, пытаясь развернуть их друг к другу, будто они были маленькими, неугомонными щенками. Он затянул их в просторную комнату, и, глядя на их усилия, произнёс с явным облегчением

– Ну что ж, друзья мои упрямые, – сказал он, указывая на дверь с выщербленным замком, – приступим к тому, о чём я говорил раньше, а именно – будем ломать её! – в его голосе звенела искренняя решимость!

Эхо его слов ещё вибрировало в воздухе, когда раздался первый удар. Булава Кая вгрызлась в дверь, высекая сноп искр, будто высекали огонь древние великаны. Топор Мака довершил аккорд – грохот покатился по коридорам, срывая вековую пыль с потолочных балок. Полчаса адской какофонии оставили на двери лишь две тонкие царапины, сверкавшие свежей медной подложкой под слоем краски

Лиррик, не теряя надежды, снова полез в свой глубокий карман и достал небольшой флакон с ювенисом – жидкостью, ещё недавно исцелившей его и вернувшей былую силу. В мягком тусклом свете жидкость переливалась всеми оттенками зелени, словно сама природа была заключена внутри неё

– Если ювенис омолодил меня, а также этот четырёхсотлетний дуб, возможно, он сможет обратить вспять и заклятие, наложенное на эту дверь, – Лиррик с решимостью в голосе сказал, расталкивая своих каменных спутников в стороны. – А ну, ребята, посторонитесь, – произнёс он, выливая содержимое флакона на дверь. – Бей, Кай!

Гигант размахнулся в прыжке, будто разверзлась сама грозовая туча, и с сокрушительной силой обрушился на дверь. Металл взвыл протяжным воплем, пронзая тишину комнаты, а затем, с дребезжащим грохотом, уступил натиску. Дверь рухнула внутрь, словно сломанный хребет древнего великана, увлекая за собой Кая, который, не удержав равновесие, покатился кубарем по полу, прижимая булаву к груди, точно ребёнок, цепляющийся за игрушку во время ночного кошмара. За ним в образовавшийся проём хлынул воздух – густой, с затхлой терпкостью времени, сладковато-горький, будто вздох давно запечатанного саркофага

Комната встретила их торжественным величием прошлого, застывшего во мраке забвения. Высокие своды тонули в тени, их очертания терялись среди рваных готических штор из паутины, что свисали с потолка, словно знамёна поверженного королевства. Лиррик на мгновение замер, ощущая, как память отбрасывает его назад, в тот роковой день: ссадины на костяшках, пронзительный крик Хенрика – «Троих хватит!», алхимик, швыряющий реторту, запах озона и гари. Здесь всё ещё жили отголоски той схватки – в глубоком шраме на дубовых панелях, похожих на разбитые щиты, в клочьях тиснёной кожи, облепившей стены, в застывших осколках плит, вобравших в себя боль и ярость

– Что же ты прятал, старый лис? – пробормотал Лиррик, отодвигая массивный стул с глухим скрипом. Перед ним простирался стол, на поверхности которого сиял резной солнечно-лунный барельеф, пылая контрастами света и тьмы. Щелчок пальцев – и в комнате ожили огни: люстры из оленьих рогов вспыхнули, загораясь в своих ветвистых изгибах, отбрасывая на стены пляшущие тени, похожие на таинственные руны

Когда-то этот кабинет блистал роскошью. Серебряные блюда с чеканными звёздами стояли здесь, точно артефакты из легенд. Камин, в чьей утробе некогда мерцала грицея – цветок вечной юности, теперь был холоден и мёртв. Под ногами расстилались ковры из шерсти облачных баранов, их некогда мягкий ворс покрыла вековая пыль. Шкафы, стоявшие вдоль стен, напоминали скелеты знаний – угрюмые, набитые прахом заброшенных фолиантов. Яркие лоскутья занавесок, как последние бунтари времени, ещё держались за потемневшие кольца карнизов, тогда как их собратья давно истлели, оставив после себя лишь тень воспоминания

Лиррик провёл пальцами по столешнице. Чёрно-золотой узор мерцал под его ладонью, словно скрывая недосказанные истины. За его спиной каменные братья вновь затеяли суетливую толкотню, но на этот раз – с причудливым трепетом. Они тыкали массивными пальцами в старую фреску, опоясывающую стены. На левой стороне изображённый магистр Вакси Норман восседал на троне, сотканном из лунных лучей. Но напротив…

Там, где должно было быть второе изображение, раскинулась тёмная, будто поглотившая свет, сажа. Её неровные края, словно следы когтей, казались чужеродными в этой застывшей картине

– Мак, Кай! – Лиррик указал в сторону предыдущего помещения, где на полу валялись обрывки когда-то пурпурных занавесей. – Возьмите эти тряпки и сотрите эту мерзость. Хочу увидеть, что так отчаянно пытался скрыть наш «добрый» Хенрик

Тени на стенах дрогнули, когда гиганты, не мешкая, принялись за работу. Сажа сыпалась густыми хлопьями, цепляясь за ткань и обнажая краски, укрытые десятилетиями тьмы. С каждым круговым движением узор поддавался, выныривая из забвения, будто древний корабль, всплывающий из морской пучины. Лиррик замер, сердце гулко стучало в груди. В воздухе повисло напряжение, как перед раскрытием давно запечатанной истины.

Глава 10. Лесная буря

Землистый запах, впитавшийся в траву и кору деревьев после ночного дождя, висел в воздухе, смешиваясь с ароматами влажной листвы и древесного сока. Убежище, скрытое под громадными корнями, всё ещё таило в себе прохладу ночи, но утренний воздух, наполненный живительной свежестью, пробирался внутрь, словно проникающий сквозь щели свет, пробуждая уставшие тела и проясняя мысли.

Где-то неподалёку с мягким стуком об землю упала ореховая шляпка, перекатившись по мху. Едва слышное потрескивание ветвей сопровождало неспешные шаги наступающего рассвета. Лучи солнца, пробиваясь сквозь густую листву, цеплялись за влажные капли, превращая их в мельчайшие радуги, которые дрожали на тонких нитях паутины.

У входа в убежище выстроились хрустальные бурундуки. Их прозрачные, переливающиеся в свете спины мерцали, как драгоценные камни, а крошечные лапки осторожно ступали по мху, не оставляя следов, но создавая тонкие, едва уловимые линии, словно древние письмена.

Но вот первая капля дождя, сорвавшись с листвы, упала на землю. Затем вторая. Третья.

Туча, словно уставший путник, медленно протискивалась сквозь крону лесного колосса, задевая его ветви, цепляясь за мох, и наконец разразилась сверкающими каплями. Дождь зашуршал, побежал тонкими струями по извилистым тропинкам древесной коры, пробежал по листве, испугав бурундуков. Они мгновенно разбежались, исчезая в укромных норах и трещинах корней.

Только один остался.

Светящийся.

Он не убегал, а, напротив, делал плавные кульбиты, выписывая в воздухе завораживающие узоры. Его тело мерцало, как пульсирующая звезда, то вспыхивая, то угасая.

Дана, затаив дыхание, наблюдала за ним, не в силах отвести взгляд. В её голове шумели вопросы, требующие ответов, но когда она обернулась к спутникам, то увидела лишь привычную суету сборов.

– Ардан, поднимай песчаника, пора выдвигаться, – раздался голос Ниомира. Он ловко закинул через плечо походную сумку и протянул руку Тину. – Эол, помоги Дане.

Эол шагнул вперёд, но Дана резко отстранилась.

– Неужели только я одна видела то, что сейчас произошло? – её голос прозвучал громче, чем хотелось бы.

Эол замялся, но всё же ответил:

– Думаю, мы все это видели…

– Тогда почему никто не говорит об этом? Почему все делают вид, будто ничего не произошло?

– Может, это он? – Эол кивнул в сторону пленника, чьи запястья были крепко связаны грубой верёвкой.

– Магия песчаников на это не способна, – сдержанно ответил Ниомир. – Их стихия – тьма. Им чужд свет.

Эол нахмурился, покосившись на песчаника, чьи руки, скрытые тканью, всё ещё едва заметно светились.

– Это и предстоит выяснить, – Ниомир жёстким движением прервал дальнейшие расспросы. Он повернулся к Тину: – Где ваше поселение и как далеко оно отсюда?

– Юго-восточнее Арна, куда вы направлялись. Прибрежный Страж – такое же гигантское дерево, как это, – Тин кивнул на зелёного исполина, раскинувшего над ними свои необъятные ветви. – До него порядка восьми часов ходьбы.

– Хорошо. Выдвигаемся немедля!

Ниомир похлопал Ардана по плечу. Тот возился с узлом, затянутым вокруг ног пленника, и едва заметно чертыхался. Ниомир протянул сыну копьё, заботливо завернутое в клетчатую ткань. Листовидный наконечник засиял едва заметным ядовито-зелёным светом, реагируя на едва слышное бормотание, доносившееся из-под мешка, скрывавшего голову пленника.

Но стоило песчанику встать, как в воздухе повисло напряжение.

Он не сопротивлялся. Напротив, двигался легко и бесшумно, словно принял свою судьбу. Он шагал аккуратно, следя за тем, чтобы не наступить на корень или камень.

Эол не мог оторвать от него взгляда.

Однако внезапно копьё, сиявшее ядовито-зелёным светом, будто взбесилось. По его поверхности пробежали зловещие кроваво-красные узоры, и в тот же миг пленник замер.

Он не делал попыток сбежать.

Но его дыхание участилось.

Грудь под мешком вздымалась всё быстрее.

Голова дёрнулась в одну сторону, затем в другую.

Он будто что-то чуял.

Ноздри расширялись, вбирая в себя влажный воздух. Тяжёлый, напитанный лесной сыростью, он был полон множества запахов, но песчаник искал что-то особенное.

Внезапно его язык коротко щёлкнул, словно он пробовал воздух на вкус.

– Что с ним? – спросил Эол, сжимая рукоять кинжала.

– Он кого-то учуял, – тихо ответила Дана.

Песчаник остановился, его спина напряглась, будто он ощутил что-то, недоступное остальным. Ветер донёс едва уловимый запах – кислый, прелый, с нотками сырой плоти.

– Мы не пройдём и тысячи шагов, как они настигнут нас, – сказал он, повернув голову к Ниомиру. Голос его был ровным, но в глубине зрачков таилась тревога. – Ты знаешь это лучше меня.

– Скажи своему мальчишке достать из моей сумки красный свёрток, – спокойно ответил Ниомир. – В нём лежит Юзкулькская пыль. Она на время скроет нас от тех тварей, что идут за нами. Она заглушит наш шум.

Тин настороженно повёл ухом.

– Очередные кабаны, да? – пробормотал он, вспоминая, как они отбивались от предыдущего. – Ничего, в этот раз мы будем готовы. Дана, доставай все свои запасы красной смолы.

Песчаник издал низкий смешок, который в тусклом свете леса прозвучал зловеще.

– Ха-ха-ха… нет, это не просто жалкий разведчик, случайно наткнувшийся на двух детишек, – его улыбка исчезла, губы исказились в мрачной гримасе. – Это те твари, которые приходят в ночных кошмарах, мальчик.

Тин резко вскинул голову, кулаки его сжались.

– Я не мальчик! – выпалил он, но голос дрогнул.

Песчаник склонил голову набок, наблюдая за ним с лёгким любопытством, но ничего не сказал.

– Времени становится всё меньше, – тихо напомнил он, глядя сквозь мешок на Ниомира. – Каково твоё решение?

Ниомир молча посмотрел на него, затем кивнул.

– Ардан, сними с него мешок и сделай, как он сказал, – велел он, вытаскивая из ножен два клинка.

При свете просачивающегося сквозь кроны лесного гиганта солнца их узоры переливались, словно бушующий океан. Чёрные линии сменялись серебристыми сполохами, будто предчувствуя бурю.

Песчаник вздрогнул, когда увидел оружие. Его дыхание стало прерывистым.

– Дуум’ор… – выдохнул он. – Значит, это не сказки.

Он смотрел на клинки, и в глазах его плескалась смесь страха и восхищения.

– Клинки из сердец Шокхола, врага моего народа, – продолжил он дрожащим голосом. – Так ты и есть тот самый король, пришедший из далёких земель.

Ниомир слегка усмехнулся.

– Сын, развяжи его и отдай ему копьё, – сказал он.

– Отец? – переспросил Ардан, снимая с песчаника мешок.

– Делай, как я велел, – твёрдо произнёс Ниомир. – Сейчас он не охотник. Он жертва. И те твари идут не за нами, а за ним.

Ардан недовольно стиснул зубы, но всё же наклонился и одним движением разрезал путы. Верёвка с глухим звуком упала на влажную землю.

Песчаник пошевелил затёкшими запястьями, но даже не думал нападать.

Ардан же, насупившись, схватил копьё и с силой бросил его освобождённому пленнику, так что тот едва успел поймать древко.

– Сделаешь хотя бы одно резкое движение – и я прерву твоё существование, – процедил он.

Песчаник неожиданно рассмеялся.

– Ахахаха! Ты мне нравишься, мальчик, – он ухмыльнулся, проверяя баланс копья. – Будь ты хоть наполовину как твой отец, у тебя был бы шанс.

Он резко вскинул руку, указывая в сторону горизонта.

– Но сейчас это не важно. Потому что вон там, – его голос вдруг стал холодным, – приближается настоящая смерть.

Все обернулись.

Из-за деревьев уже виднелось густое облако пыли, медленно поднимающееся в утренний воздух.

Ардан ещё раз взглянул на отца, затем, сжав губы, полез в сумку и вытащил красный свёрток.

Он бросил его песчанику, и тот немедленно принялся посыпать содержимым всех, кроме себя.

– Почему ты не используешь её? – хмуро спросил Эол.

– Потому что узоры на моей коже уже содержат ту же пыль, – небрежно ответил песчаник.

Но, поймав тяжёлый взгляд Ниомира, он молча кивнул и высыпал остатки на голову, размазывая по лицу, словно ритуальной краской.

– Что это за тварь? – спросил Эол, вглядываясь в его лицо.

Песчаник усмехнулся.

– Думаю, галинги.

Тишина.

Кто-то судорожно сглотнул.

– Они всегда следуют за кабаном, – пояснил он, скользя взглядом по лицам спутников.

– Сколько их? – голос Ардана стал резким.

Песчаник чуть склонил голову, прислушиваясь к едва слышным звукам, несущимся с ветром.

– Две… может, три особи.

– Этого достаточно, чтобы разорить целую деревню, – тихо сказал Ниомир.

В воздухе повисло тяжёлое молчание.

Наконец, Ниомир выдохнул:

– Слушайте меня внимательно.

Он оглядел их, давая время осознать серьёзность момента.

– У этих тварей никудышное обоняние, но слух отменный.

– А ещё они жутко воняют, – добавил песчаник с кривой ухмылкой. – Так сильно, что вам захочется блевать. А если вас стошнит – вы поднимете шум. А если поднимете шум…

Он не закончил, но и так было ясно, что случится дальше.

– Верно, – кивнул Ниомир. – Поэтому всем заткнуть носы…

Он поднял палец к губам.

– И не издавать ни звука.

Тишина накрыла их, словно тяжёлый саван.

И в этой тишине они услышали, как вдалеке, сквозь чащу, приближаются первые шаги хищников.

Спустя пару минут привычный шум леса исчез.

Пение птиц оборвалось, будто невидимая рука сдавила им горло. Треск кузнечиков стих. Даже порывы ветра стали осторожными, словно сам воздух боялся потревожить приходящую тьму. Лишь глухой скрежет деревьев, чьи стволы надломило время, да шелест сухой листвы под ногами путников напоминали, что мир всё ещё движется.

На верхушках деревьев затаились красные лисицы – безмолвные, словно призраки. Их сверкающие глаза напряжённо следили за землёй, изредка поскуливая, предупреждая о грядущем ужасе.

Напасть не заставила себя долго ждать.

Из клубов пыльной дымки показались уродливые силуэты. Бледная, почти прозрачная кожа их тел выглядела неестественно натянутой, будто высохшая пергаментная бумага, готовая лопнуть от малейшего прикосновения. Воспалённые язвы и бурлящие наросты покрывали их плоть, источая густую, смрадную вонь. От этого запаха казалось, что сама земля разлагается у них под ногами.

Одна из тварей сделала шаг вперёд. Голова её сидела на длинной, хищно вытянутой шее. Она судорожно втягивала воздух через ноздри-щели, но безрезультатно – нюх у галингов был слабым. Гораздо страшнее был её рот. Два ряда крупных ромбовидных зубов блеснули в отблеске солнца, создавая иллюзию нечестивой ухмылки. Глухое рокотание, вырвавшееся из её пасти, было похоже на скрип старых ворот, открывающихся в саму бездну.

Она шагнула вперёд.

Длинные, серповидные когти вонзились в землю, будто тварь намеревалась разорвать саму почву.

В этот миг Ниомир, не колеблясь ни секунды, одним движением клинка отсёк ей голову.

Секунду галинг ещё стоял, будто не осознавая, что его жизнь уже оборвалась. Затем тело задрожало, и из перерезанного горла хлынула чёрная, дымящаяся кровь. Когда она коснулась земли, та зашипела, как раскалённый металл, погружённый в воду.

Вторая тварь, стоявшая чуть позади, замерла, а затем издала протяжный визг. Её безгубая пасть раскрылась, издав звук, от которого свело зубы. В следующую секунду её грудь пронзили три стрелы – быстрые, смертоносные.

Ардан, стоя на возвышении, натянул тетиву ещё раз.

Но галинг, несмотря на стрелы, не упал.

Словно взбешённый зверь, он прыгнул вперёд, преодолевая за одно движение несколько метров.

Он оказался перед Даной.

Дана попыталась прицелиться, но руки её дрогнули. Она выпустила стрелу, но та прошла мимо, лишь задев плечо чудовища.

И тут огромный коготь взметнулся в воздух.

Мгновение – и старый вяз, росший позади девушки, разлетелся в щепки. Один удар, и ствол дерева, толщиной в два обхвата, оказался разрублен на треть.