Между светом и тьмой

Подойдя ближе к картине, Лиррик заметил небольшую тарелку, до краёв наполненную дневными ягодами. Стоявшие вокруг неё старики пристально следили за её передвижениями по карте, расстеленной на столе, по которому он час назад отбивал ритмичные удары пальцами. Блюдце остановилось на территории какого-то поселения, расположенного далеко на северо-западе от школы. Последующий удар огненным посохом великого магистра Хенрика Орхонского испепелил все ягоды, сплавив их в единую массу и рассыпав столп ослепительных искр, прожигающих старинную карту.

Вьющиеся струны, отбрасывающие изумрудное свечение, тянулись к месту соприкосновения с посохом, освещая сосредоточенные лица всех участников. Их руки, сотрясаемые мощной вибрацией, в какой-то миг остановились, усилив льющееся из кончиков пальцев свечение. Комната озарилась белым светом, который нескончаемым потоком смывал жалкие островки безмолвной тени, рождённой дождливой ночью. За блеском ощущаемой победы пришла непроницаемая мгла.

Незримые нити вырвались из центра изрыгаемого потока света, окутывая трёх волшебников. Их судорожные подёргивания, переходящие в уродливые содрогания, заставили Лиррика поморщиться. В попытке скрыть свой позор Хенрик в последний раз вскинул руку в направлении картины, выбрасывая огненную струю молочного цвета. Густой мрак окутал истощённые тела некогда великих людей, затягивая их в сочащуюся тьмой бездну.

Голос Хенрика Орхонского, ползущий по сознанию, нашёптывал о принятии тьмы. Лиррик сжал кулаки, вновь ощущая тревожное покалывание в груди.

Его взгляд упал на следующий участок картины – и вот уже в её потемневших красках вырисовывался Кай, кубарем влетающий в тёмное помещение.

– Что ж, я вернулся туда, где всё началось и история этой комнаты описывает настоящее – пробормотал Лиррик, но даже сам себе не смог дать ответа. – Но понимания того, что мне нужно сделать, всё нет…

Отдалённый заливистый смех становился всё ближе. Гиганты, не знающие усталости, снова появились в проёме, толкая друг друга, словно два неповоротливых скальных медведя, борющихся за право быть впереди. Мак, воспользовавшись замешательством Кая, ловко перехватил булаву из его рук и отбросил её назад, тем самым обеспечив себе преимущество. Тяжело зашагав вперёд, он с достоинством приблизился к Лиррику, закинув топор на плечо, и горделиво вскинул голову. Но, сделав шаг, вдруг оступился, а затем замер, выставив вперёд ручку оружия.

Топор, словно ключ, вошёл в выемку на полу. Очертания этого места, едва различимые, всё же указывали на точку, куда когда-то ударил посох Хенрик.

– Вернись в то место, откуда тьма приходит, – тихо выдохнул Лиррик, вглядываясь то в обугленный участок стола, то в ритуальное изображение на картине.

На его лице мелькнула усмешка.

– Да как же я вас обожаю, камнеголовые вы мои братья! – пророкотал он, поочерёдно хлопая Мака и Кая по спинам. – А теперь – в библиотеку. Нам нужна карта. Причём побольше!

Глава 13. Седой Гигант

Земля, насытив свои вены и артерии живительной влагой, податливо хлюпала под ногами шестерых путников. Грязь цеплялась за сапоги, жадно втягивая их в себя, будто пыталась удержать. Глубокие отпечатки шагов исчезали под неспешным натиском новой воды, будто и не существовали вовсе. Позади остались изуродованные тела галингов – их застывшие взгляды, обращённые в пустоту, словно ждали ответа от тех, кто отправил их в этот бой.

Тяжесть недавнего сражения ещё не спала с плеч, но дорога не позволяла остановиться. Они шагали молча, как будто дали друг другу безмолвную клятву сохранить произошедшее в тайне. Лишь взгляды пересекались изредка – тревога сменялась облегчением, задумчивость уступала место печали.

Дана украдкой поглядывала на Эола. В её взгляде читался вопрос, которому не находилось слов. Он заметил это, оторвавшись от тревожных мыслей о младшей сестре. Перед глазами всё ещё стояло её испуганное лицо, затмевая даже тот страх, что он испытал в схватке с невиданными чудовищами. Поравнявшись с Даной, Эол открыл было рот, но вместо приветствия выдавил невнятное бормотание.

Дана улыбнулась.

– Я хотела поблагодарить тебя, – сказала она мягко. – Ты поступил очень храбро. Спасибо!

– Храбро? Это было глупо, – резко отозвался Ардан. – Безрассудство! Прыгать на тварь, которая могла разорвать тебя в клочья? Тебе просто повезло!

– В чём-то ты прав, Ардан, – задумчиво произнёс Ниомир, взглядом скользя по кустам дикого винограда, колышущимся на ветру. – Нельзя бросаться в бой сломя голову. Но будь его порыв слабее, кто знает, чем бы всё закончилось?

– Везение здесь ни при чём, – внезапно подал голос песчаник. В его словах звучало спокойствие, но и уважение. – Он поступил храбро. И если бы погиб, боги встретили бы его с честью.

Эол поднял на него глаза.

– Спасибо, – кивнул он, испытывающе глядя на пленника.

– Илиф Отино, – представился тот, пытаясь протянуть руку.

– Так что же ты делаешь в наших краях, Илиф Отино? От кого бежишь? – спросил Ниомир, останавливаясь и поворачиваясь к пленнику.

– Тебе я отвечу, великий король.

– Не называй меня так, – голос Ниомира вдруг стал холодным, словно сталь. – Я никогда не был королём!

– О нет, друг мой. Ты им стал в тот момент, когда твой отец отдал приказ зажечь фитили. Помнишь шум той роковой ночи?

– Кто ты на самом деле, Илиф Отино? – спросил Ниомир, остановив жестом всю группу. Его голос звучал как сталь, холодно и остро.

– Надеюсь, твой друг, – тихо ответил песчаник, пристально вглядываясь в широко открытые глаза Ниомира.

– Никакой магии до места нашего назначения, и, возможно, мы с тобой поладим.

– Ох, я не хотел причинить вред твоему другу, – усмехнулся Илиф. – Это была защитная реакция на камень, угодивший мне в голову. Я не знал, кто меня схватил и связал.

Эол молча шагнул ближе к Дане, делая вид, что не услышал последнюю фразу.

Лёгкая тень улыбки мелькнула на лице Ниомира, но тут же исчезла. Он взмахнул рукой, указывая на возвышающегося на горизонте исполина. Путники молча продолжили путь.

Хрустальный бурундук, увязавшийся за Даной, продолжал беспокойно носиться среди гигантских корней, оплетающих землю вокруг гигантского дерева, словно сеть древних жил, напоенных соками жизни. Его тонкие лапки легко скользили по мшистым уступам, а переливчатый блеск, отражавшийся в его прозрачной шкурке, оставлял позади искрящиеся блики, растворяющиеся среди теней. Он выглядел как призрачный отблеск давно забытой магии, оживший в этом величественном лесу.

Бурундук сновал между толстыми побегами кедра, пробивавшимися сквозь сочный, изумрудно-зелёный ковёр мха. В его глазах мелькал азарт охотника, а в движениях – неутомимая жажда исследования. Насекомые, переполнившие пространство у подножия дерева, в панике разлетались в стороны, стоит только его крохотным лапкам коснуться земли. Но охота на упитанного жука закончилась поражением: тот, замешкавшись на краю корня, внезапно расправил блестящие надкрылья и взмыл в воздух, оставив незадачливого преследователя недовольно фыркать в траве. Разочарованно опустив ушки, бурундук вынужденно переключился на более доступную добычу – юные, ещё не до конца раскрывшиеся грибочки, робко выглядывающие из мха. Однако его внимание всё время металось между едой и Даной, так что, балансируя между выбором, он предпочёл первое, доставая из-за щёк ранее запасённые лакомства.

Его лёгкое свечение продолжало пленять взор Эола, который то и дело пробовал приманить зверька, насвистывая мелодии. Стоило только звуку коснуться кристальных граней бурундука, как его свет начинал разгораться ярче, заставляя окружающих задерживать на нём взгляды. Но, заметив повышенное внимание, зверёк тут же испуганно попятился, пискнул с явным возмущением и бросил взгляд в поисках поддержки. Его бусинки-глаза замерли на Дане, чья мягкая улыбка внушала доверие. Она протянула ладонь, на которой лежало несколько ароматных кедровых орешков. Бурундук не устоял перед искушением. Вскочив на её руку, он проворно схватил угощение, а затем, покрутившись на месте, свернулся калачиком. Перед тем как юркнуть в нагрудный карман Даны, он едва слышно позвякал своими кристальными лапками, будто маленький живой колокольчик.

– Он ей понравился, – хмыкнул Илиф, наблюдая за сценой с лёгкой усмешкой.

– Да, моя сестра всегда ладила с животными, – спокойно ответил Тин, не отрывая внимательного взгляда от тропы.

Но Илиф лишь усмехнулся шире, блеснув ослепительно белыми зубами.

– Нет-нет, я о другом. Я про того парня, – пояснил он, кивнув в сторону Эола.

Тин нахмурился, бросил на сестру оценивающий взгляд, но ответил без особой эмоции:

– Главное, чтобы этот парень никому больше не приглянулся у нас дома.

На лице Илифа появилось недоумение.

– Это почему же?

– Ей придётся драться за его внимание. У нас так принято. Это зрелище одновременно восхитительное и устрашающее.

Песчаник задумчиво потеребил браслет из шёлковых нитей, сверкающий на его запястье, затем согласно кивнул:

– Традиции нужно чтить.

Дальнейший путь лежал сквозь густые переплетения корней, образующие настоящий лабиринт. Тин уверенно вёл группу, двигаясь по запутанным тропам, проложенным природой среди выступающих древесных жил. Корни, уходящие вглубь почвы, вздымались узловатыми гребнями, поглощая большую часть солнечного света, так что лишь редкие его полосы пробирались сквозь кроны, создавая иллюзию танцующих теней. Здесь, в этом полумраке, время словно замедляло ход, а путники ступали осторожнее, прислушиваясь к каждому шороху.

Под их ногами, где-то далеко внизу, бурлила Лихая. Её рёв, глухой и тягучий, словно дыхание самого леса, разносился эхом среди древесных гигантов, напоминая о своём постоянном движении. Вода с яростью вгрызалась в каменистые берега, обнажая древние корни и унося с собой куски земли. Казалось, ещё немного – и этот гул вырвется наружу, окатит их, поглотит, затянет в свою вечную гонку к Восточному океану. Но стоило Тину свернуть в сторону, как шум вдруг стих, уступая место новым звукам.

Здесь, на небольшой прогалине, путники замерли. С высоты верхнего яруса им открылась завораживающая картина: витающее над ними разноцветное облако бабочек, которые кружились между цветущими ветвями. Бархатистые лепестки, трепещущие высоко в небе, испускали мягкое, еле слышное пение, а ветер, гуляющий по лабиринту древесных корней, уносил его дальше, смешивая с ароматом влажной земли и смолистого кедра. Бабочки поднимались выше, выше, пока не исчезали в сиянии далёкого неба, оставляя за собой волшебное ощущение эфемерности.

Ближе к центру прогалины Тин приметил странное существо, греющее своё поросшее мхом пузо. Подёргивая задними лапами от удовольствия, он то и дело задевал своего собрата, который, как заметил Тин, представлял собой небольшой холмик, усыпанный белыми цветами камнеломки. Торчащие из этого холмика лапы периодически выхватывали из воздуха летающих насекомых, пленённых сладковатым запахом цветов, разносимым по всей округе. Поймав жирного жука, зверёк встал на свои короткие ноги и побежал в направлении зарослей плюща, овивающих крупную ниспадающую ветку. Вскарабкавшись по ним наверх, он принялся жадно поедать добычу, подставляя солнцу свою мордочку-маску, украшенную тёмно-зелёными полосками, идущими от лба до кончика носа и вниз от глаз к щекам. Острая морда маленького хищника, окаймлённая короткой травой изумрудного цвета, отчётливо выделялась на фоне ярко-голубого неба. Закончив трапезу, он принялся умываться, но, заметив смотрящую на него толпу людей, скрылся в близлежащих зарослях, оставив на произвол судьбы своего собрата.

Дана тихонько подозвала Эола, едва заметно кивнув в сторону одного из корней, утонувшего в мягком изумрудном ковре мха. Там, в тени раскидистых ветвей, покоился странный зверёк, будто сошедший со страниц давних сказаний. Его пушистые бакенбарды, густые и длинные, словно пучки дикого шёлка, были усыпаны крохотными незабудками, придавая ему вид мифического существа, родившегося прямо из этого древнего леса. Цветы сплелись с его шерстью, будто он провёл долгие часы в покое, став частью окружающей природы.

Зверёк дремал, не подозревая, что за ним наблюдают. Его дыхание было ровным, размеренным, грудь едва заметно поднималась и опускалась. Время от времени его широкие, округлые уши вздрагивали, улавливая звуки леса – треск ломающейся под ногами листвы, отдалённый шёпот воды, лёгкий шелест ветра, пробирающегося сквозь плотные кроны деревьев.

Но вдруг в высокой траве раздался резкий звук – с сухого стебля сорвался тяжёлый жук, неловко задевая крыльями ближайшую ветку. Это едва уловимое потревоженное движение пробудило зверька. Его уши сначала лишь дрогнули, но затем настороженно распахнулись, словно две чашечки, улавливающие малейшие изменения в окружающем мире. Веки дрогнули, а потом резко распахнулись, обнажая большие, тёмные, глубоко посаженные глаза.

Реакция была молниеносной. Зверёк подскочил, всё ещё наполовину в объятиях сна, и, следуя инстинкту, бросился вперёд… прямиком в ногу Эола. Их столкновение было столь неожиданным, что оба на мгновение застыли, словно замороженные во времени. Глаза зверька и глаза Эола встретились – тёмный, наполненный сонным недоумением взгляд против полных удивления глаз путника.

Однако тишина длилась недолго. Спустя мгновение зверёк издал возмущённый писк, смешавшийся с коротким вздохом Эола, а затем, резко развернувшись, отвесил ему звонкий удар своим широким, пушистым хвостом. Взметнулись лёгкие пылинки, слетели несколько незабудок, и вот уже шустрый обитатель леса скрылся в зарослях, оставив после себя лишь тонкий аромат лесных трав и ощущение чего-то странно волшебного.

– Это были манящие еноты, – сказала с улыбкой Дана, предвосхищая вопрос Эола.

Оказавшись так близко, Эол вдруг уловил лёгкий аромат луговых цветов, исходящий от её волос – тонкий, свежий, с ноткой чего-то тёплого, напоминающего о доме. Он задержал дыхание, на мгновение застыл, словно не хотел разрушать это мгновение, но его тут же выдернул из размышлений голос Тина.

– Мы почти пришли, – уверенно сказал он, пронзая Эола взглядом, будто видел, какие тоскливые тени бродят в его мыслях. – Все за мной.

Слова Тина, твёрдые, как камень, отрезали любые сожаления, любые попытки вновь окунуться в тревожные воспоминания, которые Эол так отчаянно пытался заглушить. Он кивнул, глубоко вдохнул и последовал за проводником, шаг за шагом оставляя позади беспокойные мысли.

– Господин Ниомир, – вдруг раздался голос Эола, – вы сказали, что хорошо знаете тех людей, которые вытащили мою сестру из реки.

Он старался говорить спокойно, но лёгкая дрожь в голосе выдавала его нетерпение.

– Да, Эол, – кивнул Ниомир, отводя взгляд к далёкому горизонту, за которым простиралась беспокойная гладь Восточного океана. – Я знаю их всю свою жизнь. Они люди слова и чести. Скорее всего, она уже дома.

Ниомир похлопал Эола по плечу – этот жест должен был успокоить его, но вместо этого лишь заставил сердце сжаться ещё сильнее.

– Не волнуйся, скоро ты её увидишь.

Эол крепче сжал кулаки. Он хотел бы поверить в эти слова, хотел бы ощущать ту же уверенность, что звучала в голосе закалённого в боях воина. Но пока перед глазами стоял лишь беспокойный образ сестры, уплывающей в темнеющей воде.

Путь продолжался.

Пройдя несколько плавных поворотов, путники внезапно упёрлись в сплошную стену из корней – толстых, скрученных в тугие узлы, переплетённых так густо, что они казались монолитной преградой. Эти корни, словно сплетённые величественными руками, уходили высоко вверх, теряясь в солнечном свете, пробивающемся сквозь листву. Но Тин, не останавливаясь, уверенно ступил вперёд, и тут же открылся путь – в сводах корней обнаружились естественные уступы, образующие подобие лестницы, созданной самой природой.

Поднимаясь по этим жёстким, шероховатым ступеням, усеянным прядями мха и крошечными цветками, путники чувствовали, как воздух вокруг постепенно меняется. Он становился гуще, насыщеннее, напоенный солёной свежестью океана. С каждым шагом ветер крепчал, его порывы становились всё резче, пока, наконец, они не выбрались наверх – туда, где перед ними предстало самое огромное дерево из всех, что они когда-либо видели.

Оно вздымалось ввысь, заслоняя собой часть неба, его могучие ветви раскинулись на сотни метров вокруг, образуя природный купол, под которым можно было спрятаться даже от ливня. Кора была испещрена тысячами глубоких трещин, каждая из которых могла бы рассказать свою историю, если бы деревья умели говорить. Здесь, на верхнем ярусе, ветер бил сильнее, насыщенный терпким запахом морской соли и невидимого горизонта.

Тин остановился и огляделся, его взгляд стал серьёзнее.

– Мы пришли, – спокойно, но твёрдо объявил он. – Вам всем стоит сдать оружие.

Слова прозвучали не как просьба, а как неизбежное требование.

Тишину разорвал резкий голос Ардана.

– О чём это ты говоришь? – он резко обернулся, его рука уже крепко сжимала рукоять меча. – Не много ли ты на себя берёшь, мальчишка?

В его голосе кипело раздражение, словно само предположение о том, что он должен расстаться со своим клинком, было оскорблением.

– Поступай, как он велел, сын, – вдруг раздался голос Ниомира. Он говорил спокойно, но его тон был таким, что спорить не имело смысла. – Мы ведь всё-таки здесь гости.

– Прости меня, великий король, – вдруг вмешался Илиф, его голос прозвучал чуть громче, но при этом он оставался удивительно невозмутимым. – Но разве гостей встречают несколько десятков людей, целящихся прямо в сердце?

В его словах слышалась лёгкая ирония, но в глазах застыла внимательная, настороженная бдительность.

Ардан напрягся, инстинктивно сжав меч ещё крепче.

– Да, встречают, – неожиданно жёстко ответил Ниомир.

Он медленно повёл головой, внимательно осматривая окрестности. Его глаза слегка сузились, словно он видел нечто, недоступное остальным.

– Иначе мы были бы уже мертвы.

Эол непонимающе нахмурился.

– О чём вы говорите? – он оглянулся, но не заметил ничего, кроме древних корней, ветвей и пустоты, простирающейся за пределами дерева. – Здесь, кроме нас, никого нет.

Илиф тихо усмехнулся, как человек, услышавший наивный вопрос. Он шагнул вперёд, повернув голову в сторону густых переплетений древесных стволов, за которыми клубился полумрак.

– Разве? – его голос прозвучал едва слышно, но в нём проскользнул холодок!

Глава 14. Тени академии

Тревожить пёстрых сов у Лиррика не было ни малейшего желания. Эти птицы, скрытые в тенях, наблюдали за всем, что происходило в замке, и их гулкие уханья могли легко привлечь ненужное внимание. Поэтому он решил пройти в библиотеку другим путём.

Проскользнув сквозь большую дыру, из которой пару часов назад выбежала стайка бурых енотов, Лиррик оказался в одной из гостевых спален. Здесь время тоже оставило свой след. Жидкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь многочисленные щели заколоченных окон, высвечивали дрожащие пылинки, кружащиеся в застывшем воздухе. Они падали на разбитые осколки некогда огромного зеркала, разбросанные по полу подобно осколкам прошлого. Рама, в которой когда-то отражался мир, теперь покрылась тонкой паутиной трещин, но всё ещё висела на стене, как немой свидетель былого величия.

Посреди комнаты, наполовину утонув в зелёном ковре мха, пророс молодой кедр, устремившийся вверх, к потолку. Его ветви касались хрустальной люстры, украшенной яркими стеклянными цветами, которые, казалось, застыли в вечном танце. Еноты, облюбовавшие её, затащили наверх часть прикроватной тумбы, превратив хрупкую конструкцию в уютное, но явно ненадёжное жилище.

Лёгкий ветерок, задувавший сквозь пролом в двустворчатой двери, щекотал лицо Лиррика, словно приветствуя его возвращение. Он глубоко вдохнул влажный воздух старого замка, в котором смешались запахи древесной смолы, заплесневелых страниц и чего-то далёкого, почти забытого.

Провернув дверную ручку, он очутился в главном зале.

Там, в центре, возвышался массивный круглый камин из чёрного мрамора. Его гладкая поверхность отсвечивала дрожащими бликами пламени, которое весело потрескивало, пожирая толстые поленья. Кто-то аккуратно уложил их в топку, а возле огня сидела фигура, почти сливающаяся с сумраком зала.

Неся оборону в забытой части замка, рыцарь немного пожелтел от времени. Он сидел на корточках, аккуратно переворачивая кочергой не до конца прогоревшие дрова, поднимая сноп искр в воздух. Увидев перед собой создателя, он резко подскочил, закинув на плечо сверкающий остротой меч.

Лиррик нахмурился, пытаясь вспомнить, какое именно задание давал этому стражу, но тщетно. В груди шевельнулось лёгкое чувство вины.

– Ты хорошо служил, – тихо произнёс он, подходя ближе. – Отправляйся в лабораторию, отдохни. А потом вернись, но прихвати несколько помощников.

Рыцарь безмолвно кивнул, отбросив меч в ножны. Он поклонился и поспешил к выходу, ведущему в запутанные коридоры, соединяющие весь замок.

Лиррик, оставшись один в ожидании Кая и Мака, оглядел главный зал.

Пространство, несмотря на время, выглядело ухоженным. Стены всех трёх этажей были увешаны картинами, каждая из которых рассказывала свою историю: короли и богини, боги и чудовища, войны и пиршества. Иногда казалось, что персонажи шевелятся, двигаются, перешёптываются, но стоило присмотреться – и они вновь становились статичными.

Возле дверей в коридоры стояли скульптуры, вырезанные из камня с такой тщательностью, что казались живыми. Некоторые из них действительно были таковыми. Время от времени они перешёптывались, обсуждая былые эпохи.

Пол, сверкающий чистотой, отражал солнечный свет, пробивающийся сквозь витражи. Многоцветные лучи ложились на мрамор радужным ковром, создавая иллюзию, будто сам зал впитал в себя кусочки неба.

Спустя пару минут в зал вошли Кай и Мак. Их массивные фигуры отбрасывали длинные тени, когда они, не колеблясь, направились прямо к камину. Лиррик ждал их.

Когда они опустились у огня, он легко стукнул посохом о пол, заставляя языки пламени вспыхнуть ярче. Огоньки в камине закружились в вихре, принимая фантастические формы: то взмывал ввысь огненный дракон, то возникали силуэты танцующих людей, то мелькала призрачная птица с крыльями, сотканными из пламени.

Кай и Мак, затаив дыхание, следили за движением огненных теней, словно дети, впервые увидевшие волшебство. Их застывшие каменные лица не могли выразить эмоций, но их позы говорили о многом – они были зачарованы.

Выдержав небольшую паузу, Лиррик начал отбивать замысловатый ритм ногой, а затем, тихо, но уверенно, запел:

Я видел солнце и луну,Деливших небо по утру.И стал невольным свидетелем я,Как свет и тьма делили меня!Я тысячи раз по просторам мировОт них убегал, избегая оков.И стал невольным свидетелем я,Как эти двое забыли меня!Забрел однажды на пир я богов,И стал флиртовать с владычицей снов.И вновь свидетелем сделался я,Как боги без спроса женили меня!Опять пришлось мне убегать,И тысячи раз своё имя менять.Хотя я и спал на голых камнях,Я всё же решил оставаться в бегах!Но вот однажды забрёл я на ферму,В которой случайно гостевала царевна.Невольным свидетелем сделался я,Как эта царевна влюбилась в меня!Устав убегать и вечно бродить,Невольным свидетелем жизнь волочить,Я руку и сердце отдал той царевне,В беззвёздную ночь, в той самой деревне!Несите все вилки и все ножи,Тащите во двор дорогие столы.Сегодня мы будем все пировать,Да про богов не забывать!

Голос Лиррика наполнял зал, отдаваясь в высоких сводах лёгким эхом. Огонь в камине плясал, будто откликаясь на мелодию, а его братья, неподвижные, как древние статуи, внимали каждому слову.

Мир за стенами замка затаился, словно сам слушал эту историю.

Лиррик ещё не успел закончить песню, как Кай и Мак, охваченные азартом, пустились в пляс. Их тяжёлые шаги сотрясали мраморный пол, а вихрь движений поднимал в воздух золотую пыль веков. Они схватили Лиррика за руки, закружив его в бешеном ритме, будто участвовали в древнем ритуале, о котором никто не помнил, но который жил в их крови.

Замок откликнулся на их веселье: картины на стенах дрожали, витражи тихонько звенели, а скульптуры, казалось, переглядывались между собой, недоумевая, что за безумие творится в большом зале.

Ритм их танца разносился далеко за пределы комнаты, прокатываясь гулким эхом по длинным коридорам. Этот шум оказался настолько мощным, что заглушил даже грохот ввалившейся стражи – несколько десятков железных рыцарей, привлечённых тревожными звуками, поспешили в зал с мечами наготове. Но стоило им увидеть, что происходит, как боевое построение мгновенно рассыпалось.